«и вот, зачнешь во чреве, и родишь Сына, и наречешь Ему имя: Иисус» (Лк. 1, 31).
Была в ХХ веке традиция называть укрепленные линии разными именами — «линия Мажино», «линия Маннергейма». Тогда же верующие устроили такую линию обороны против неверующих, что её впору было назвать «линия Бога». Есть Бог! ЕстьБог!! Естьбог, естьбог, естьбог!!! Давно уже пора остановиться и держать оборону по другой линии: есть человек! Потому что в чём смысл веровать, что Бог стал человеком, если одновременно мы как бы знаем, что человек — условное и не слишком научное обозначение одного из видов приматов, что никакого качественного отличия человека от прочих прямоходящих нет, — ну, кроме разве что, того, что человек способен прямо ходить по кривым дорожкам и пресмыкаться перед такими пресмыкающимися, которые Бюффону в страшном сне не приснились бы. А ведь наука лишь на свой лад повторяет то, что веками твердили проповедники: человек — единственный источник бесчеловечности в мире. Нет никакой «человеческой истории», лишь история бесчеловечности, вполне подобная истории межвидовой и внутривидовой конкуренции у разных прочих белковых тел.
Линия обороны человека проходит по таким вопросам, как допустимость абортов, эвтаназии, самоубийства. Всё это вопросы, связанные с определением того, что такое человек. И христианин не говорит: «О, я знаю! И поэтому аборты недопустимы!!!» Мы говорим: «Я знаю, что я ничего не знаю ни о Боге, ни о человеке. Не могу определить ни Одного, ни одного из миллиардов. И поскольку не могу, постольку — против абортов, самоубийств и эвтаназии. Запрещать не буду, а в голос вопить «не надо» — буду! Потому что не знаем! Что такое боль и нищета — знаем, а что такое небытие — нет».
Учёные говорят: «Я знаю!» Они думают, что, проведя параллель между человеком и животным, определили человека. Но сам-то учёный, проводя параллель, остаётся человеком, а не превращается в животное, которое параллелей не проводит. Параллели чудесные, но параллели и в биологии не пересекаются, как ни гни.
Современные учёные забывают, что наука — игра. Как всякая игра, она покоится на нескольких совершенно произвольных допущениях. Наука покоится на негативном допущении, что у человеческой жизни нет смысла. Расти же науки помогает второе, позитивное допущение — что в природе есть смысл, что вообще есть «природа», «законы природы», что повторяемость не случайна, а осмысленна. Только ведь в реальности всё наоборот — что человек имеет смысл, это самоочевидно, это простейший факт, обнаруживаемый в лаборатории, где проходит великий эксперимент — жизнь человеческая. Этот факт каждый наблюдает изнутри и, если не совсем на своём пупе помешался, извне — в жизни окружающих людей. А вот «законы природы» — такая же мечта, как единая теория поля, и чем дальше наука научничает, тем меньше законности в природе. Зато жизни больше!
Вновь и вновь мы спрашиваем, как спрашивал древний пророк: Господи, что такое человек, что мы Тебе интересны и Ты к нам приходишь? А ответ даёт Евангелие, даёт Мария. Вот к ней пришёл Бог — зачем? Поинтересоваться ею? Бог и так всё о Марии знал, как знает о каждом. Ему не нужно ставить на нас эксперименты, чтобы знать нас. Бог приходит к Марии — и ко всем — чтобы в ней зародилась жизнь, и жизнь человеческая. Зародилась не в силу законов природы, а потому что Бог сказал «буду!» Вот ответ на то, что такое человечность — человечность есть бесстыдная любовь Бога к человеку, человечность есть сила Божия, прорывающая любой барьер, даже барьер между Творцом и творением.
Мы не знаем, что Бог сказал Марии. Мы знаем, что Мария рассказала об этом. Мы веруем, что рассказ об этом передает смысл происшедшего — а форму происшедшего передать и невозможно, и ненужно, как невозможно и ненужно описывать формы любви. Мы знаем, что произошло таинство человечности: человек появляется не от инстинктов, не от гормонов, не от размножения, а от единичности, от уникальности любви. Правы не те, кто режут лягушек, чтобы познать человека, а те, кто останавливается перед человеком, когда рука занесена со злости на грех и тупость человеческие, и слышит голос Божий: «Стой! Это — человек! Брат! Сестра! И не твои, а Мои!»
Это — стой. А затем — иди. Иди и носи. Носи в себе Иисуса, как носила Его Мария. Взращивай Его, оберегай Его, улыбайся Ему. Конечно, на самом деле Он нас выращивает, как любой ребёнок выращивает из людей своих родителей. Конечно, беременность — это тяжело, это тягота и тяжесть. Более того, беременность — риск, она пахнет смертью. Как Марии сказал старец — что оружие пронзит всю её жизнь, всю её существо — так и жизнь в Боге есть жизнь вечная, в которой есть великий мрак, великий страх, великая тяжесть, потому что Христос — распят. Воскрес, но — распят. И мы, когда хотим уязвить другого, немножечко убить другого — как сказала одна убийца, «я его убила, чтобы научить жить» — мы останавливаемся и обращаем смерть на себя, а на другого — прощение, надежду, что Бог всесилен и всё нужное сделает, и веру, что и нам останется кусочек Царства Божия.