«Иисус сказал ему: иди, вера твоя спасла тебя. И он тотчас прозрел и пошел за Иисусом по дороге» (Мк 10:52).
Иисус хвалит веру слепого, попросившего об исцелении. Но в чём, собственно, была эта вера?
Это же был не абстрактный слепой, это был ещё и нищий. У него не было, очевидно, семьи, которая могла бы о нём заботиться — или, что вполне вероятно, родные его попросили попрошайничать, потому что жизнь была скудная, каждый паразит в тягость. Могли и попросту выгнать. Евангелист ведь подчёркивает в других случаях, что Иисус помогает не вообще женщине, а вдове, женщину в очень отчаянном материальном положении.
В сериале «Мессия» 2000 года, где пытались показать, каким был бы Христос в наши дни, к возможному спасителю приходят больные, глядят в глаза по-собачьи. Не на кого больше надеяться! Они надеются, что вот он-то им поможет. Это вера? Скорее, надежда, а если и вера, то не та, о которой хочет сказать евангелист.
«Сын Давидов», — кричит слепой. Во что он поверил? «Сын Давидов» — не «сын Гиппократов». Это не вера в великого врача, это вера в великого царя. Посланец Божий, помазанник, сын Божий, полубог, Бог, — неважно, важно, что это не подстанция скорой помощи, а Кремль.
«Сын Давидов» — значит, профессия не спасение больных, не просвещение неграмотных, а реставрация Израильского царства. Социальная задача, даже — по психологии той эпохи — космическая задача, потому своя страна была тогда для людей всем космосом, буквально «вселенной», «селом». А оккупировали — живём, выходит, на обочине чужой дороги.
«Сын Давидов» — значит, ты видишь президента страны, а не президента академии наук. И просишь на мороженое. Ну, на своё удовольствие. Несопоставимые величины — Израиль, царство, Бог — и моё зрение. Не спрашивай, что Царство Божие сделало для тебя, спрашивай, что ты сделал для Царства Божия. Зрения нет? Вслепую собирай снаряды! Минируй поля! Топчи посевы оккупантов!
Наша вера — это личная вера. Моя вера. Эгоизм. Моя нужда. Мои проблемы. Так Иисус не возражает! Он включается в игру. Да, моя нужда маленькая, временная, но она реальная. А космос — фикция, и общество фикция. Моя маленькая нужда — червячок. Но это червячок на крючке, а крючок на лесочке, а лесочка на удочке, а рыбак-то Творец мира, и иначе Ему меня не вытащить. На патриотизме в Царство Божие не въехать, только в земное царство. А на жажде видеть, быть здоровым — вполне. Потому что Бог сотворил не страны, а человеков. С ручками, ножками, глазками.
Нам очень хочется в детстве — смысла, в юности — успехов, в зрелом возрасте — благополучия и спокойствия с запасом на многие годы, потом уже приходит, хочется надеяться, желание того же другим людям. Но точкой отсчёта остаётся своя нужда.
Вера же в Спасителя это коперниканский переворот. Вдруг понимаешь, что твоя нужда — сущая мелочь в сравнении со счастьем мира. Ты лишь пылинка. Ты это твёрдо знаешь. И вот этому знания и противостоит вера — вера иррациональная — в то, что эта мелочь важна для Бога, для Творца космоса. Царь земной пройдёт — не заметит, но Царь Небесный — остановится.
Точно так же в послании, которое читается за литургией перед этим рассказом — «я первый из грешников». Я первый с отрицательной стороны шкалы. Абсолютный ноль. Бог — Просто Абсолют. Но именно тут и открывается надежда. Вера в Абсолют превращает любое относительное, любую ничтожность — в часть абсолютного. Абсолют и не может быть холодным стеклянным шаром, он потому Абсолют, что он тёплое золотое солнце. Именно в то мгновение, когда я сознаю себя дырочкой в носке вселенной, я понимаю, что интересен и важен Творцу вселенной. Маленькая дырочка, но важная-то не кому-то там, а Ему!
Именно вера в Бога как Великого, Высшего оборачивается надеждой на то, что Ему интересен я, ничтожный. Ему часто важно то во мне, что я сам считаю мелочью. Потому что Он умнее, у Него кругозор, мягко говоря, шире. Для меня моя болячка — моя, а для Него — космическая проблема. И поэтому мы говорим Ему:
Господи, я верую, что с моей смертью мир не исчезнет, что не моими усилиями, сколь угодно сверхчеловеческими, поддерживается жизнь дорогих мне людей, мир, благополучие. Они живут не потому, что я жив, они видят не потому, что я вижу. Но именно поэтому, Господи, посмотри на меня и помоги мне. Я верю, что Ты настолько велик, настолько стратег, настолько наш мир не наш, а Твой, и Ты им озабочен и в нём понимаешь всё, именно поэтому я верую, что у Тебя на меня найдётся время, которого не находится у политиков, у великих мыслителей, у великих, но высокооплачиваемых врачей. У них частные задачи, а у Тебя задача номер один: спасти всех и навсегда. Поэтому у Тебя для каждого есть решение, самое великое, самое мудрое, точное и доброе, осуществляется в самом маленьком — во мне. Я прошу тогда: на сердце у меня словно какая-то корочка, плёночка, словно что-то затуманивает душевное зрение, потому что моя боль маленькая, но побеждает меня, сворачивает меня в какой-то рулон словно истёртый дырявый коврик, и я уже ни на что не способен. Дай мне, дай нам зрение, чтобы и через свою боль, слабость, эгоизм мы видели мир. Я понимаю — уничтожить мой эгоизм это чересчур, я, может, весь тогда исчезну, но дай мне сквозь него, сквозь мои слабости не то чтобы действовать, но хотя бы видеть, каков мир на самом деле — мир, окружённый Твоей бесконечной любовью, заботой и светом, и благодарить за это, и радоваться. Пусть мне больно, но слава Тебе за великолепие, красоту и жизненность этого творения и людей, которых Ты всех посещаешь, жить не в мире своей боли, а в мире Твоей любви, видеть дальше своей боли, как Ты всех сопровождаешь, вдохновляешь, и помнить, какой ценой, через что Тебе пришлось пройти в Твоём Сыне, каких усилий Твоему Духу стоит пробиваться к нам, и подымать нас к вечной жизни уже здесь, сейчас и всегда.
[По проповеди в воскресенье 26 января 2020 года]