[По проповеди 22 декабря 2019 года]
Человек отличается от животного тем, что способен подражать сразу всем животным. Человек делает себе когти и клыки — меч, ножи. Человек делает себе панцирь — щит, доспехи. Яд? Пожалуйста, фосген, скунсы нервно отбегают. Перья, раскраска? Парчовые платья и облачения, бриллианты и татуировки, причёски любых цветов и форм, пирсинги и татуировки.
Только рано или поздно, как сказал Андерсен, «позолота вся сотрётся, свиная кожа остаётся».
И тут оказывается, даже вера — всего лишь позолота. Вот апостол Павел призывает взять «щит веры, которым вы можете угасить раскалённые стрелы лукавого» (Еф 6:16). Тут очень изящно он обзывает слушателей проповеди чучелами — раскалённые стрела поджигает солому, так что ты соломой набит, дорогой друг, легко вспыхиваешь… Отлично, взяли щит веры. Десять бедолаг поверили, что Иисус может их исцелить, и крепко поверили — они пошли приносить жертву, благодаря за выздоровление, а выздоровели только по дороге ( Лк 17:14). Один вернулся. Прямо хоть сочиняй песню типа «десять негритят», «десять енотов». Десять прокажённых повстречали Иисуса, один из них сказал «мерси», и их осталось девять…
Иисус говорит «вера твоя спасла тебя». Но ведь остальные-то девять тоже поверили? Да, и их вера их исцелила. Исцелила, а не спасла! Тело чистое, душа набожная, впереди возвращение к нормальной социальной жизни, — разве это не спасение? А разве это спасение?
Вера одна, а действия разные. Для одних вера — щит, оборона, безопасность, защита от людей и мира. За верой-щитом и не видно ничего, кроме внутренней стороны щита. Она красивая, эта сторона — «Троица» Рублёва, Микеланджело, халкидонский догмат, добротолюбие многотомное. Только спасение в другой вере — в той вере, которая не строит защиту, а снимает защиту, в той вере, которая способна увидеть Бога, Его любовь, Его силу — в невзрачном человеке. Он исцелил? Ну, кто знает! Может, совпадение? Да хоть бы и исцелил — Он сказал, но исцеление-то от Бога, так? Так, да не так. Тут вера порождает жаркую, непреодолимую благодарность к Богу именно в этом человеке. Вот чудо любви — чудо Богоявления в другом.
Этот рассказ, конечно, ещё и притча, как про милосердного самарянина. Почему национальность имеет значение? Потому что этот самарянин среди евреев того времени был как еврей среди немцев известно какого времени. Он был лишён того, что самая главная одежда для человека — солидарности, участия. Болезнь в кубе. Он знал, что такое остракизм психологический, когда тебя бойкотируют не потому, что ты заразный, а потому что иной. Только за то, что ты неправильной национальности. Проказу можно исцелить-излечить, а национальность не лечится, потому что национальность это фикция, условность. Условность во имя соединения, говорят националисты, только это соединение ценой отъединения. А значит — гибель душевная, пусть и очень-очень медленная.
Девятерых вера исцелила от только проказы, а десятого вера исцелила от ожесточения, от озлобленности, от взгляда исподлобья на окружающих. Исцелила от ненависти, от непрощения. Он — спасён! Он может теперь любить, он уже любит. Это больше веры, вера как первая ступень взлетающей ракеты, не прошла, но летит вниз, а ракета летит вверх — в человеке подымается любовь, а человек подымается любовью выше человеческого, к Богу.
Самарянин вернулся, потому что вдруг увидел: его любят! Иисус его любит, потому и лечит. Благодарность и есть первый признак ответной любви, обоюдной любви. Благодарность за то, что другой есть, вообще есть, просто есть. Даже если потом опять болезнь и смерть — неважно, они не вытащат из любви. Главное — сам не уходи.
Мы не должны ходить голыми. Мы должны нарядно одеваться на богослужение, мы должны иметь и галстук веры, и подтяжки правды, и свитер святости, и кроссовки миссионерства, и сотовый со Словом Божьим, но всё это — костюм. Как бы нам и одетыми не оказаться нагими, как выразился апостол Павел — как бы не быть пустотой в костюме, как у Булгакова в «Мастере и Маргарите», где костюм и резолюции ставил, и сердился, и повелевал. Главное — под костюмом: узнавание в другом Бога, радость от того, что Бог тебя заметил и полюбил, такая радость, что она перевешивает любую серость и ненависть вокруг, и ответная любовь к Богу и человеку — бессмертная не потому, что неубиваемая, а потому что воскресающая.