Гордость иногда противопоставляют гордыне, но «гордыня» это всего лишь из хейт-новояза. Моя гордость — хорошо, чужая гордость — гордыня. Интереснее другое: можно сказать «горжусь», но невозможно сказать «самоуважаюсь». Гордость всегда чем-то или кем-то внешним. Экзо-уважение, однако с подковыркой: горжусь, следовательно, причастен. Типичное идолопоклонство, паразитизм. Хорошо, если предмет гордости какая-нибудь мертвечина, но так ведь редко бывает. Весь смысл гордости как экзоскелета, протеза, помогающего себе, любимому — поднабраться жизни от другого, внешнего. Горжусь отечеством — ох, бедное отечество... Другое дело самоуважение. Творческое качество!
Только самое большое страдание в жизни — бессмыслица. Человеческое страдание, зубы-то и у обезьяны болят, голод он и амёбе не тётка. Гордость — гордость за внешний, общий, коллективный смысл. Самоуважение — смысл внутренний, личный. Не отечеству заплатили, мне заплатили. Не семью похвалили, меня похвалили.
«Похвалили», потому что самоуважение обычно эхо успеха, востребованности, нужности. Так что оно тоже «экзо», только гордыня — «экзо» в кубе, а тут просто эхо.
Самоуважение мастера, таланта, гения, самоуважение, знающее себе цену, — это замечательно. Только всё-таки рано или поздно наступает — у нормального человека пресловутое «свободное время». Свободное время по горизонтали: ты никому ничего не должен. Свободное время по вертикали: ты ничего не можешь. Свободное время в глубину: ты ничего не хочешь. Не просто безволие, «всё обрыдло», а активно хочется ничего не делать. Это нормально именно для делового человека, ведь самопознание тоже дело, и требующее большой хватки. Надо отслоить себя от своих способностей и достижений, и чем больше достижений, тем это труднее, а если достижений нет, то это вообще невозможно. Самопознание постоянно оборачивается самообманом.
Вот тогда высшая потребность человека — потребность в смысле — реализуется через лишение смысла. Блаженны потерявшие смысл, ибо они найдут настоящий смысл.
Жизнь обессмысливается по-разному. Конечно, высший обессмысливатель смерть, но в силу некоторых обстоятельств смерть — слишком сильный удар, который не осмыслить. Но есть, к счастью, болезни, увольнения, безработица, старость. На худой конец, сойдёт ссора с кем-нибудь близким и ценимым, который бросит тебе в лицо, что ты нуль, все твои занятия нуль, и ты по жизни лузер, которого звать никак.
Полная ненужность. Не просто нет обратной связи с человечеством, а обратная связь просигналила тебе, что ты прах. Не просто оставил наследство и его промотали, а оставил наследство, а от него отказались — на помойку, на помойку, и можно не рассортировывать, всё в бак с надписью «ничто».
Самое глупое — хотя часто самое правильное в этой ситуации — это продолжать рыпаться. Как безголовая курица бегает по двору, как конвульсивно содрогается отрезанная лягушачья лапка, так высокоотставленный муж госсовета продолжает рефлекторно писать проекты преобразований. Пенсионер каждое утро по-прежнему встаёт, завтракает, едет на работу, и только у дверей её вспоминает, что он уже пенсионер.
Жизнь кончилась, началось дожитие. Агония. Масса свободного времени, всё время свободное. Свободное — и бессмысленное. Конечно, можно дойти до того, чтобы научиться наслаждаться бессмыслицей, но это недостойно мыслящего тростника. Можно удариться в религию, но это ещё недостойнее, религия не для этого. Кстати, царь Соломон, хотя и построил Соломонов Храм, сокрушается о том, что всё суета сует, не делая исключения для Храма. И правильно делает: кому нужен Храм, который всего лишь достойное завершение дороги.
Свободное время делает человека похожим на Бога, на Творца, и тут обнаруживается, что эта похожесть совершенно бесполезная штука. Ну, творчество... Раз творец — твори? Значит, я — всего лишь инструмент для творчества? Вроде дыры в стене аэропорта, откуда выезжают чемоданы и сумки? Очень интересно быть выезжающей дырой! Жить, чтобы кто-то подбирал твои жёлуди, означает всего лишь быть дубом. Дать дуба. Тут и открывается страшная правда: быть творцом великое дело, но всего лишь дело. Всегда будет пропасть между тобой и твоими творениями. Люди, сознающие себя творением, недовольны Творцом, но творец всегда недоволен творением ещё больше, потому что он-то хочет создать не творение. Хочется быть собой. Избавиться от долга быть, от гениальности избавиться, и просто быть. Когда же это «просто быть» осуществляется, хочет завыть от тоски. Вместе тесно, врозь скучно. Быть богом нетрудно. Трудно быть никем ни для кого и одновременно всем для всех и каждого.
Ключевое слово — «одновременно». Во времени. Никакого свободного времени не хватит, чтобы научиться быть.
Зато вечность свободна. Она безработнее любого безработного, место жительства её неопределённее местожительства любого бомжа, она вне времени и потому не может иметь долгов, но при этом в ней достаточно времени, чтобы поговорить с каждым в краткие промежутки между разговорами с самим собой, медитациями-шмедитациями и всем-всем-всем. Вечность настолько свободна, что она есть даже во времени, когда ей хочется, а вот времени в вечности нет. Вечность настолько человечна, что и человек может быть вечным, если, конечно, перестанет искать вечности в себе, в любви, в творчестве, в свободе, и даст вечности найти себя в свободе, в творчестве, в любви, в себе.