«При окончании же поприща своего, Иоанн говорил: за кого почитаете вы меня? я не тот; но вот, идет за мною, у Которого я недостоин развязать обувь на ногах» (Деян 13:25).
Обычно я проповедую энергично, даже горячо, с напором. Как сказал один человек, «вы всё время пытаетесь кому-то что-то доказать, даже когда говорите «здрасьте». Так говорил мой отец. Так говорил отец Александр Мень, только у него эта страстность приобретала какое-то бетховенское звучание. Многим нравится другой стиль — как у митрополита Антония Блума, разговорной речи, спокойной, а многим нужны просто сахары медовичи, слащавые массажисты духовные.
В 2020 году я выложил в интернет запись проповеди 9 сентября, на годовщину убийства отца Александра Меня, и мне написали, что я говорил необычайно мягким голосом.
Причина была проста, хотя для слушателя неочевидна. Я служил литургию не в «большой» комнате, 16 метров, а в маленькой, 9 метров.
То же и отец Александр Мень. На исповеди он же говорил не так, как на стадионе. Это общее психологическое правило.
Есть чудный анекдот про пастор, который приехал в лагерь ковбоев ради воскресной службы, а там один-единственный ковбой. Остальные срочно погнали коров какому-то оптовому покупателю.
«Даже не знаю, говорит пастор, — служить или нет…». «Конечно служить, — говорит ковбой. — Если у меня останется одна-единственная корова, я всё равно буду её кормить».
Пастор отслужил, проповедь загнул на полтора часа. После службы ковбой ему и говорит: «Конечно, я дам сена и одной корове, но я не дам ей всё сено, заготовленное на целое стадо».
Когда Господь объясняет Свои принципы, Он говорит, что бросит целое стадо ради одной овцы. Бог есть Бог не маленького, но единичного. Бог приходит не в Рим и не в Пекин, а в крошечную деревушку в провинциальной стране. Ирод строил мегалитические сооружения, подражавшие римским, но Бог на это не клюнул. Бог пришёл в пустыню, к Иоанну. Тот сам удивился — что за перевёрнутый мир! И выбрал очень странный критерий: я недостоин развязать Ему шнурки.
Вообще-то не «недостоин», а просто невозможно человеку развязать шнурки у Бога на обуви. Там один шнурок с десять вселенных, если говорить в понятных нам образах.
Сказать, что мы маленькие люди, грешные, недостойные люди — это «невротизация»? Унижение?
Только, если мы отождествляем размер с качеством.
Мы недостойные не потому, что маленькие, а потому, что пытаемся раздуться до мыльного пузыря во всю галактику.
А Бог велик не потому, что велик, а потому что сократился до человека, с сандалиями и шнурками. Пришёл креститься — то есть, очиститься от грехов. Не стал говорить «а Я безгрешный».
Это называется щепетильность.
И разумность. Спасатель несёт на спине спасаемого, а не залезает ему на спину. Согнётся и несёт. Люди — крест Божий (наоборот лишь у ханжей).
Да, я недостоин. Недостоин быть президентом, профессором, чемпионом. Это невротизация меня? Лезть в президенты было бы для меня неврозом! Я достоин большего — любить, гулять с любимой, достоин развязать, а иногда завязать. Достоин верить и надеяться. Достоин поднести, подать, почистить. Развязывать Богу сандалии недостоин, а быть рядом с Ним, разговаривать с Ним, дружить с Ним — елы-палы, достоин! Ну точно перевёрнутый мир! Но только мир дважды перевёрнут, и когда Сын Божий приходит, Он переворачивает то, что перевернул человеческий эгоизм, гордыня, властолюбие.
Достоинство человека не в том, чтобы жить большой, крупной жизнью, а в том, чтобы крупно жить в своей жизни. А «своя жизнь» всегда маленькая — сделаешь шаг, протянешь руку и уже рядом другая личность. Ближний! Так Бог устроил человека, что другой всегда ближний, если мы не бежим внутрь себя.
Однажды я видел в магазине для богачей мусорное ведро с теплоэлементом. Поднесёшь руку — крышка открывается, почувствовал тепло руки. Вот — нищета духом! Богачи-то прямо наоборот: поднесёшь руку — закрываются.
Быть человеком означает чувствовать тепло каждого человека. Жить в очень маленьком мире, где всякая беда и меня касается. Но и всякое счастье! Даже воскресение Христово, отстоящее от нас на тысячи километров и тысячи лет. Даже творение мира. Даже Творец.
Иоанн Предтеча не был образцом кротости. Обличал Ирода из-за постельных всяких дел. Учеников держал в ежовых рукавицах, так что ученики подбирались из тех, кому это нравилось. Он жил в большом мире, в психологически большом. Ему до всего было дело. Мы — иное дело. С воскресением Христовым мир очень уменьшился, вселенная стала предметом домашнего обихода. Так и мы не предтечи, мы мечемся по двору как безголовые курицы, и наша голова — ну, Бог… Но мы должны кудахтать!
Кудахтанье безголовой курицы — истинное христианство. Это вам не аплодисменты одной ладонью. Бог говорит — мы уговариваем, заговариваем, подговариваем. Не убий, не убий, не убий… воскресни! Без нас Он не хочет.
Наши болезни для нас смягчающее обстоятельство, объясняющее, почему мы не можем быть добрыми. У меня нога болит, у меня голова болит… Вот я и хмурый, вот я и сердитый. Так наоборот! Болит — следовательно, нет сил сердиться. Болит — следовательно, сочувствую боли другого. Был бы другой, а боль у него всегда найдётся. Болит голова? Значит, есть голова! А вот когда голову отрубят, как Иоанну, или прорубят, как отцу Александру Меню, тогда… Тогда что — жизнь кончена? Тогда и началась для них настоящая жизнь, вечная жизнь, и нам от этой жизни протягивается кусочек — берите, пользуйтесь, завяжите себе на пальчик или куда хотите, и живите, живите, живите в Царстве Христовом.