Меня спросили, как я понял, что моя любимая женщина — это моя любимая женщина.
Спросили не случайно. Причина количественная.
Потому что мы с моей любимой женщиной в браке… — наверное, надо считать с 75 года, одна тысяча девятьсот…
Формально мы обвенчались 9 августа 76 года.
Нас отец Александр Мень венчал.
А расписались мы 11 августа того же года.
Отец Александр венчал нас не в храме, без регистрации в книге. Мы оба были студенты, хоть вечернего истфака, но все-таки могли быть оргвыводы…
Рисковал он или нет? Бывает, что люди после первой брачной ночи говорят, что они несовместимы.
Наверное, немножко рисковал.
Я вслед за ним всю жизнь рисковал. Несколько раз я венчал. И в общем… всегда риск...
Когда нас регистрировали, мы только хихикали. Хотя всё было так, как было принято тогда, в 1976 году.
Но реально я считаю, что мы действительно стали мужем и женой с момента первого поцелуя. Это было около Храма Покровского в Медведкове в октябре 75 года. И это было как-то молниеносно. Мы до этого были знакомы порядка года. Познакомились мы в исторической библиотеке. Я туда устроился работать, когда не поступил на дневной исторический. (Меня завалили. Еврей. И отец в концлагере.)
А на вечерний пропустили. Чтобы поступать на вечерний, надо было иметь бумажку, что я работаю по специальности. И жена моя уже тогда училась на этом же самом вечернем, но постарше. Она вообще меня старше… Насколько — говорить не буду. Потому что она, может быть, старше меня по дню рождения, а душевно она, конечно, совсем молоденькая девочка… ...В отличие от меня... Я — старец…
Так вот. Как я понял, что моя любовь настоящая?..
А я не понял!
Однажды я разговаривал с замечательным ученым-географом Владимиром Каганским. Желая его похвалить, я сказал: «Вы — русский Паганель!»
Он… не то чтобы обиделся... Человек исходил десятки тысяч километров — не автостопом, а как ученый. И был в таких местах, куда полиция не сунется (в тайге). Такие не обижаются по пустякам, да и вообще не обижаются.
Эн на меня посмотрел… орлиным взором и сказал: «Паганель знал, а я понимаю!»
Это была святая правда.
Паганель был в этом смысле накопитель сведений.
Современные географы, начиная, наверное, с Элизе Реклю, понимают. Они понимают Землю как единое целое.
В любви прямо наоборот. Любовь не дает понимания.
Мужчина и женщина познают друг друга.
Они познают, что они — одно существо.
То же самое с Богом. Бог не понятен. По-церковнославянски мы говорим: «Бог непознаваем». Но я бы сказал: «Бог не понятен».
Он открывает Себя, но всё равно не понятен.
Как непонятен родной отец, как непонятна родная мать, вообще самые близкие родственники... Мы о них всё знаем, но чем больше знаем, тем больше не понимаем…
То же относится и к любимой женщине. Но я знаю, что она — часть меня, а я — часть её…
Бывали искушения? Бывали сбои в этом знании?
Конечно, бывали. Но какие-то второстепенные.
Я знаю, конечно, многих людей: и которые разводились, и которые не разводились.
Моя любимая кузина в браке уже больше полувека.
Я был знаком, имел честь брать несколько раз интервью у Нобелевского лауреата, замечательного физика Виталия Гинзбурга, который прожил в браке, кажется, больше шестидесяти лет, очень счастливо со своей женой. Некоторые из моих очень близких родственников разводились, и не раз. Многие мои друзья по приходу разводились, да как разводились! А у скольких священников дети с грохотом разводятся, да какой мелкой пташечкой.
Прежде всего, мой отец… И моя мать узнала о том, что у моего отца не одна была жена была в прошлом, и не один ребенок и не от одного брака только после того, что как они очень романтически поженились. Бывает очень и очень по-разному.
Но это именно — одномоментное знание. Как вспышка откровения.
И меня спросили (уже другой человек): «Какое для вас доказательство существования Бога?»
Я говорю: «Какие могут быть доказательства?»
«Ну, как вы ощутили, поняли?..»
У меня даже есть небольшой очерк, я его написал тогда же, году в 75, наверное — об истории моего обращения. Но я его как-то даже не очень вытаскиваю, потому что история — очень типичная. С эмоциональной точки зрения. 19-летний человек в поиске правды, смысла, жизни, и вдруг — Бог. И мир таков, что в этом мире есть Бог.
Это понимание ко мне пришло? Я искал смысл жизни. Я нашел смысл жизни? Нет. Но я нашел жизнь. И в каком-то смысле успокоился.
Мне было 19 лет. Я два-три года читал подряд всё. Это было начало семидесятых. Все было в спецхранах. Библию достать было трудно. Но я ходил в библиотеку института археологии, где было всё, что угодно… Полный комплект серии «Литературные памятники». Евангелие я выменял на сборник романов Ивлина Во. Я читал Вивекананду, Кришнамурти, Льва Толстого, расстригу Черткова про Пасху, я читал много атеистической литературы. Но первое ощущение того, что в храме не только мрак, это как раз из брошюры бывшего священника, который описывал пасхальное богослужение, и вдруг, видимо, что-то в нем заговорило, и он сумел передать эмоцию… Эмоцию. Не более того.
Я заходил в церковь на Воробьёвых горах, по дороге из Дворца Пионеров, куда я ходил в археологический кружок… Но честное слово, это всё это не вело к встрече с Богом.
Я знаю множество людей: моего возраста, моего уровня образования, которые прошли точно такой же путь — стали верующими, и многих из них крестил тот же отец Александр Мень, а потом… фьюить!.. — и они потеряли веру. Они стали опять неверующими… Кто-то внезапно, кто-то очень постепенно.
Я по себе знаю, что такой риск, такая возможность — она всегда есть. Как возможность разлюбить любимого человека, изменить ему...
Есть разница между изменить и разлюбить. Например, ты любишь, но изменяешь. (Хотя бы умственно… На уровне похоти.)
А можно разлюбить, не изменяя. Тут тоже разные варианты.
Я не знаю, какой лучше, какой хуже. Оба трагичны…
Только в одном случае ты как бы получаешь новый старт, а в другом нет, ты возвращаешься.
С точно такими же исходными посылками — такое же равенство старта — у многих людей произошел отход: или от любви к человеку, или от веры в Бога. Но дело в том, что вера в Бога без любви к Богу — она не существует. Как собственно, любовь к любимому человеку — это вера в любимого человека. Он непонятен, и он даже более опасен, чем человек, которого ты не любишь. Потому что ты соприкасаешься какой-то своей страшно нежной частью с его нежной частью… Тут мало ли что может выйти! Лопнём и разольемся…
Тут нужна вера в то, что наша любовь выдержит это соприкосновение — как материя и антиматерия, что не взорвемся.
Мне повезло. Меня Бог благословил. У меня не было очень больших искушений.
Тем, у кого они есть, я говорю: они преодолимы. Тысяча разных приёмов! Но приемы разные, а смысл один: держаться. Вера есть, любовь есть, вы держитесь. Не говорите себе, что веры нет! Если действительно, нет, если что-то хрустнуло, тогда я не знаю, что делать — прямо скажу. Но по возможности: держаться до последнего. И до после-последнего. И до после-после-последнего. А вот тогда уж… Но по моим наблюдениям огромное количество проблем в любви и в вере, что люди сходятся друг с другом или с Богом на полу-любви, на полу-вере…
На надежде, что оно как-то всосётся…
Вот этого я бы очень не советовал делать. Прямо по Чехову. «Хочешь жениться? Ты сумасшедший! Я тебе справки не дам, что ты можешь жениться!»
Сознавать, что мы пускаемся в океан… в дырявом решете… с любимым человеком, с любимым Богом…
Сознавать это. И если можно не пускаться в этот путь, не пускаемся.
Но с другой стороны, когда приходит такая точка… надо пускаться!