В XIX веке появилась идея, что государство не должно пытаться сделать жизнь на земле раем, оно лишь должно не дать ей стать адом.
Мысль антимонархическая, антифеодальная, да и антирабовладельческая. Начиная с первых текстов, описывающих государство, всегда описывается власть земная, исходящая от власти небесной. Властитель — это удивительное ведь изобретение, это не просто альфа-самец. Это некая точка опоры, пуповина, связывающая людей с чем-то высшим. Проследить истоки этого изобретения невозможно из-за отсутствия текстов, но можно осторожно предположить, что появление «цивилизации», «города» ошарашило тех самых людей, которые эти города создавали и в них объединялись. Это ведь было чудо в сравнении с прежней жизнью, и мы живём в этом чуде.
Создание города, этой первой формы государства, не было чем-то отрицательным — не воспринималось таковым. Это был творческий акт. Шаг вперёд, улучшение жизни. Цена улучшения обнаружилась потом, и сколько ни говорили, что лучше вернуться в леса, а как-то не очень спешим возвратиться.
Вот здесь религия и была использована для выражения и закрепления этого новосозданного объединения людей. Что-то божественное, могучее есть в объединении людей. Государство не плод тупого насилия. Оно всегда воспринималось если не как дорога в рай, не как рай на земле, то как некоторая победа над хаосом дикости, над адом первобытности.
И в христианские Средние века оставалась двойственность в отношении к государству и к жизни в целом. С одной стороны, государство это святое, с другой — это нечто временное, обречённое исчезнуть. Поэтому гуманистов-атеистов обвиняли в попытке построить рай на земле. Если забыли про Бога, значит, рая хотят здесь. Хотят взять от жизни всё, не сдержаны страхом смерти, значит, безнравственны и подлы.
Это была клевета, и сегодня большинство людей живёт в государстве, не идеализируя его, не видя в нём ни подобия рая, ни победы над адом.
Государство сегодня настолько могуче, что спокойно относится к отрицателям государства. Их много — людей, считающих государство избыточным, ненужным злом. Не нужно создавать вертикальных структур, достаточно горизонтальных, добровольных.
В спорах о том, возможна ли такая жизнь, родился вопрос-мем: «Без государства где гарантия, что булочник не будет продавать отравленный хлеб?»
На что историк и философ Пётр Рябов остроумно заметил: «До какой же степени надо не верить в человека, чтобы так плохо думать о булочнике…».
Человек о себе, значит, думает, что без государства он воплотит свои затаённые мечты и всех отравит.
Христос на Тайной вечере сказал: ешьте этот хлеб в воспоминание о Моих страданиях, это Моё Тело.
Сколько же людей хотели и хотят, чтобы государство проверяло правильность того, как вспоминают Христа. Запрещало «неправильное причащение», поощряло правильное.
Как же надо не доверять… Нет, не другим — себе. Но другим, конечно, тоже. Какой-то ад, в котором умирают от вечного голода, потому что боятся, что всякий хлеб отравлен.
Государство и не для того, чтобы сделать жизнь раем по Ленину, и не для того, чтобы бороться с адом по Путину. Оно вообще не вертикаль, одним концом упирающаяся в рай, а другим в ад. Государство это горизонталь, та самая горизонталь, о которой мечтают отрицающие вертикальное государство. История и есть история превращения множества вертикальных государств, усеивающих планету как распятия, в планетарную горизонталь.