В молодости о смерти думаешь как о поездке в экзотическую страну, читаешь Екклесиаста словно пробуешь изысканную еду, которую точно больше никогда есть не будешь — ну типа трюфли за 10 тысяч миллионов штука. Игнатий Лойола был страшно популярен прежде всего среди студентов — и причина, видимо, та, что его духовные упражнения очень мрачные, смерть густо намазана на воскресение Христово. Готы и эмо в одном тексте. Либидо-с! Апокалипсис ровно из этой же темы — подростковая ведь книжка, вроде «Алых парусов», «Чайки по Имени» и Мураками-сутры. Работа на дешёвом контрасте.
В этом и есть двусмысленность Апокалипсиса. Он пугает, но ему не страшно, а кто испугался, тот смешон как борцы с Хэллоуином, Бабой Ягой и Гарри Поттером. Апокалипсис не страшнее парижских баррикад 1968 года. То ли дело парижские баррикады 1848-го... Апокалипсис — такой же конец света, как конец фильма — конец жизни. Взрывы, все погибли, ужас, надпись: «Конец фильма» — зажигается свет, граждане довольно расходятся по домам, напряжение сбросили, попугались, повеселели...
А потом приходит апокалипсис пожилого возраста, выразимся деликатно. Первый пожилой возраст, второй пожилой возраст... Апокалипсис состоит из семи видений словно из семи матрёшек, совершенно одинаковых матрёшек, на которых нарисованы дракон, блудница вавилонская и прочие забавные страшилища, а когда самую маленькую раскроешь — пустота. Вот и старость — она не одна, как минимум семь старостей, и каждая меньше предыдущей и в последней — пустота. Тут уже не до боязни и страхов. Тут тебе не конец сеанса. Сеанс продолжается, это тебе конец. Персональный. Заботливо украшенный болячками большими и маленькими, болями острыми и стелющимися, недомоганиями и, главное, слабостями, слабостями, слабостями, когда рвётся и там, где тонко, и там, где толсто, и уже просто ничего не хочется, потому что всё суета сует и всяческая суета.
Ты выволакивал трупы из газовой камеры, а теперь твой черёд в газовую камеру, и легче ли тебе от того, что ты знаешь, что это именно газовая камера, а не душевая? Или ты думаешь, что Бог, воскресение, вера лёгким движением догмата превращают газовую камеру в душевую кабинку? И не мечтай! Это было бы богохульство и торговля в Храме. Прямо наоборот: вера открывает тебе глаза на жизнь как вхождение в газовую камеру.
Откровение старости приходит, конечно, не только в старости. К тому же Лойоле оно пришло с инвалидностью, обессмыслившей всю его жизнь, перечеркнувшие все планы. Просто старость перечёркивает всё основательнее и сладострастнее любой инвалидности, изнутри выедает.
Горе тем, кто имеет дело с выеденными изнутри стариками, которые у власти. Они не обязательно физически старики. Любой людоед — старик по определению. Людоед тот, кто восполняет дефицит жизни в себе чужой жизнью. Александр Македонский, Наполеон, Ленин, Мао, Че, Путин, Трамп. Водородные старики. Термоядные. Зверь из бездны в сравнении с ними котёнок.
Зато и защитить от этих стариков может лишь старость. Хорошо отрефлектированная, процеженная, выбеленная как ни один белильщик не выбелит. Возможна такая старость, бывает она, и не 144 тысячи таких старцев перед престол вечного Бога, а куда больше, и не только старцы, но и старицессы. Старость простившая, старость благодарная, старость жаждущая не здоровья или покоя, а всего. Вообще всего, не меньше ни на волос. Всего и для всех. Старость, ни перед кем не выпендривающаяся, потому что не перед кем и незачем. Старость, ни на что не рассчитывающая, потому что главное не спротезируешь и по рецепту не получишь. Старость, никому не завидующая, потому что от зависти все показатели ухудшаются. Старость, никому не советующая, потому что от советов одиночество нарастает. Старость, не боящаяся боли и агонии, потому что боль и агония страшны лишь издалека, а когда они приходят, уже не до страха, просто болеешь и агонизируешь, а в промежутках радуешься, что отпустило.
Не надо помнить о смерти. Смерть ничто, невозможно помнить ничего. Вполне достаточно помнить о старости. Она — апокалипсис сейчас, просачивается болезнями в детей и подростков, молодых и зрелых, и если её не замечать, то апокалипсис выйдет разрушительный и вонючий, а если заметить, приветить и пригласить пожить у себя, то апокалипсис будет тихий, мирный и кое-где даже, даст Бог, продуктивный.