28 декабря 1719 года в Праге умер еврей Элиас Бакофен.
Старик пользовался огромным уважением — например, 9 февраля 1713 года он первым из полутораста иудейских старейшин подписал протокол об избрании верховного раввина Чехии. Почему уважали Бакофена? А вот через полгода, осенью 1713-го, в Чехии началась Великая Чума, и Бакофен, рискуя жизнью, хоронил погибших, совершая положенный обряд очищения, «тахара».
На еврейском кладбище сохранилось небольшое надгробие Бакофена, однако подлинным памятником ему является огромный крест на Карловом мосту. Крест привлекает внимание туристов не столько размерами, сколько огромными золотыми буквами, окружающими его, — еврейскими буквами! Нигде больше нет креста с надписью на иврите из книги пророка Исайи: «Свят, свят, свят…». Под крестом подпись, Бакофен не упоминается, но именно на деньги Бакофена изготовлена была в 1696 году эта надпись.
В путеводителях и экскурсиях обычно сообщают, что еврея заставили оплатить такую странную надпись за то, что он не снял шляпу, проходя мимо распятия.
Такое объяснение вызывает сплошные вопросы. А что, другие евреи снимали шляпы? И христиане? С каких это пор евреи были обязаны снимать шляпы перед крестом? Перед любым крестом или только перед этим?
Бакофен родился не позднее 1650 года — в 1667 году он впервые участвовал в Лейпцигской ярмарке. Фамилия от чешского городка Баков, семья богатая и влиятельная. Отец, Гирш Блох-Бакофен, в 1672 году был избран главой пражской еврейской общины. Сестра Элиаса Сара в то же примерно время вышла замуж за Йосефа Рейсхера, который и сам был раввином, а его сын (племянник Элиаса) стал раввином знаменитым, причём сохранил фамилию матери: Якоб Рейсхер-Бакофен, главный раввин в Вормсе, автор нескольких богословских трактатов.
Бакофен в 1667 году был молодожёном. Тесть, Натан Шимон, был сборщиком налогов с евреев в Вотице, где жил и Бакофен. Впрочем, Бакофен, как и его отец, жил на два дома — один в провинции, другой в Праге. От первого брака было трое детей — Ханеле, Арье и Хирш. После смерти жены Бакофен женился ещё раз, на Эстерль бен Изерл, от этого брака была дочь Фрумет.
В XIX веке в России появилось выражение «еврей при губернаторе». Бакофены были «придворными евреями», это было официально, «хоф юден». Огромные земли вокруг Вотице принадлежали графам фон Вртба — это при их дворце красивейший барочный Вртбовский сад. Дом в столице помогал бизнесу, был своеобразным торговым представительством.
В 1672 году не только отец Элиса занял важную должность, но и он сам был избран одним из администраторов еврейской общины Влтавского края. Был он и одним из делегатов-выборщиков старшин чешского еврейства. Один из этих старшин — Берл Лазарус Табор — стал его близким другом, другой — Абрахам Арон Лихтенштадт — ближайшим врагом.
Лихтенштадт — фамилия отчима Абрахама Арона, по рождению-то он был Абрахам бен Нафтали Хирц Эминген.
Бакофен, Табор и Лихтенштадт были, видимо, ровесниками. Они и умерли в одном возрасте, все в то или иное время входили в число руководителей чешской еврейской общины, похоронены на одном кладбище, но люди они были неодинаковые. Надгробие Лихтенштадта больше и вычурнее, но уважением он, мягко говоря, не пользовался.
В 1670-е годы отношения между всеми тремя были мирные. Правда, все эти годы, начиная с 1672-го, отец Элиаса сидел в тюрьме и в ней умер 9 июня 1679 года. Обвинение было ложным: якобы он вместе с другими еврейскими старшинами в 1666 году нанял киллера убить Симху Виниберга, перешедшего из иудаизма в христианство. Более того, в письме 1674 года Беллы Перльхефтер, описывавшей этот кровавый навет, говорится о том, что причина навета — конфликт среди руководства пражских евреев, причём названы имена Гирша Бакофена, с одной стороны, и Хаима Лихтенштадта. Так что конфликт между двумя партиями уходил в предыдущее поколение.
В 1681 году, однако, разгорелась настоящая война между Лихтенштадтом и Бакофеном. Она длилась четверть века — «самая длинная еврейская тяжба», по оценке одного историка. Сперва Лихтенштадт добился снятия Бакофена с должности, но в следующем, 1682 году, Бакофен обвинил Лихтенштадта в похищении нескольких тысяч золотых флоринов. 9 января 1693 года суд по иску Лихтенштадта признал Бакофена виновным и приговорил к тюремному заключению на несколько месяцев, но в апреле этого же года Лихтенштадт был арестован в Праге и снят с должности примаса. В 1696 году апелляционный суд оправдал Лихтенштадта, возместил ему уплаченный ранее штраф, а Бакофена опять отправил в тюрьму. Тяжба продолжалась — прежде всего потому, что Бакофен выступил не от себя лично, против Лихтенштадта ополчилась вся верхушка пражского еврейства. Закончилась она победой Лихтенштадта в 1701 году, когда уже личным указом императора Леопольда Бакофен был приговорён к году каторги в цепях. Наказание он отбывал в одном из самых мрачных замков империи с весёлым названием Шпильберг (Брно).
Хотя Лихтенштадт использовал своё влияние в Вене, чтобы держать Бакофена в тюрьме, всё-таки сроки были незначительные, и Элиас продолжал и торговлю, и отправление обязанностей еврейского старшины. Вражда распространилась и на следующее поколение: в июне 1694 года в городке Млада Болеслав за должность главного раввина состязался племянник Бакофена Якоб, но победил Фейш Манес Лихтенштадт.
Пражское еврейство всячески сопротивлялось Лихтенштадту — обычно безуспешно. Каждый раз он апеллировал непосредственно к императору. Но в конце концов случилась более высокая апелляция: 3 декабря 1702 года, когда Бакофен ещё был в тюрьме, его враг умер. Чтобы добиться похорон на пражском еврейском кладбище, родственники были вынуждены истребовать распоряжение пражского префекта — община была против.
Парадоксальным образом, Лихтенштадт добился запрета Бакофену жить в Праге — и Бакофену пришлось пару лет жить в Вене, пока с воцарением нового императора не изменилась ситуация. А вот Лихтенштадту с трудом удалось поселиться в Праге на кладбище…
Судебное дело, завершившееся появление золотых еврейских букв на Карловом мосту, объясняет, за что евреи ненавидели Лихтенштадта. В апреле 1693 года он подал донос, в котором утверждал, что Элиас в зашифрованном письме допустил богохульство против Креста и угрозы против выкрестов. Впрочем, последнее обвинение Лихтенштадт потом снял — таким образом, отпало подозрение в diffidatio, но осталось обвинение в кощунстве, «власфимии»: «Blasphaemiae contra sanctam crucem enthalten». Замечательная смесь немецкого, латыни и греческого («власфимия» — греческое слово).
Ключевое слово — «зашифрованное». Весь процесс сводился к тому, что от Бакофена требовали предоставить код для прочтения письма (выкраденного, натурально, у адресата Лихтенштадтом). Бакофен отвечал, что ключ уничтожен, излагал содержание письма по памяти, ему отвечали, что этого недостаточно и требовали ключа к шифру. Бакофен повторял, что ключ уничтожен был сразу после отправки письма, именно для того, чтобы никто посторонний его прочесть не смог. Адресат письма уничтожил код после расшифровки и тоже мог лишь пересказать содержание.
Юридический абсурд, достойный книги рекордов. Доносчик не мог прочесть зашифрованное письмо, но утверждал, что в нём содержится богохульство. Если не мог прочесть, то откуда знал, что там богохульство?
Кстати, ответ на этот вопрос был, и довольно своеобразный, но об этом чуть позже. Пока надо подчеркнуть, что Лихтенштадт требовал найти экспертов, причём евреев, которые бы смогли расшифровать письмо. Эксперты, однако, найдены не были.
Бакофен был арестован 17 апреля 1693 года и посажен в тюрьму при ратуше. Это сейчас туристы глазеют на знаменитые пражские куранты, а тогда в комнатах рядом с часовым механизмом содержали заключённых. Причём камер было две — верхняя и нижняя, нижняя холодная, а верхняя отапливалась. Посадили в тюрьму и адресата письма.
Ни на одной стадии разбирательства судьи не спросили, как мог доносчик узнать содержание зашифрованного письма.
Для лучшего понимания ситуации следует помнить, что это всё-таки семнадцатое столетие. Судьи выступали в роли и прокуроров, и адвокатов. Да-да, Бакофену не было позволено иметь защитника, потому что защитниками считались судьи.
29 мая 1693 года Бакофена освободили, но 14 июля арестовали вновь по указу из Вены. Однако, 24 сентября Бакофена освободили по личному распоряжению президента Богемской судебной палаты Шлика — так к пользе обвиняемого обернулось соперничество пражского чиновничества с венским. 15 декабря 1693 года Бакофена (и его адресата) арестовали вновь.
5 февраля 1694 года венский суд ещё раз потребовал от обвиняемых предоставить ключ от шифра и, кроме того, назвать адвоката, который помогал им составлять апелляции. Использование юриста суд, стоит подчеркнуть, посчитал противозаконным деянием.
* * *
Теоретически Бакофена могли и оправдать. Но тут на эту драму наложилась настоящая трагедия. 26 февраля в камеру к Бакофену подсадили ещё одного обвиняемого, ещё одного еврея — Лазаря Абеля. Он, подобно отцу Бакофена, был обвинён в убийстве выкреста — собственного сына-подростка.
Шимеле Абель («Шимон Абелес») умер 21 февраля 1694 года. 25 февраля Королевская канцелярия Праги получила анонимный донос о том, что Шимон был «безжалостно убит», отравлен отцом — яд был подмешан в вино — и похоронен ночью, чтобы скрыть убийство.
Немедленно был арестован отец умершего, мачеха и служанка Абелей Хеннеле, которую подвергли пытке. Под пыткой она «признаётся»: «Я скажу правду! Отец дал ему есть, после этого он упал на пол». Что дал отец? «Он дал ему селёдку».
Селёдка или вино — какая разница! Отравление доказано!!
Правда, двое врачей и двое хирургов не находят в теле мальчика следов отравления. Однако, они не осмеливаются заявить, что смерть была естественной, и констатируют на левом виске наличие свежей ранки размером с мелкую монету. Значит, «мальчик, должно быть, умер от сильного удара».
Однако, арестованные и соседи семьи показали, что на виске Шимеле шрам был ещё с восьми лет, след от случайной травмы. Причём показания они давали независимо друг от друга — арестованные содержались в разных тюрьмах, соседи вообще не имели с ними контакта с момента ареста. Тем не менее, судьи постановили, что налицо сговор и ложь для сокрытия правды.
Более того, не нашлось никаких доказательств того, что Шимеле убегал из дому и находился у иезуитов, намереваясь принять крещение. Иезуитов вообще не допрашивали. Судьи просто записали в протокол, что подросток был помещён иезуитами в квартиру — внимание! — некоего выкреста по фамилии Кафка. Однако, этот Кафка лично не появился, и в другом протоколе сказано, что он, напротив, помогал отцу «выкрасть» сына.
Решающим свидетелем — точнее, лжесвидетельницей — стала тринадцатилетняя Сара Урезин, которую судьи назвали «посланной свыше». Показания Сары сочны и детальны: как она годом ранее устроилась служанкой к Абелям, как была свидетельницей побега мальчика, ярости отца, избиений.
Только вот никто из домашних, начиная с отца, не помнил такой служанки в доме.
Что ж, 16 марта 1694 года судьи постановили пытать Лазаря Абеля, чтобы выяснить окончательную правду. Его отвели в камеру, а через четыре часа он был найден мёртвым. Он был не первым человеком, который предпочёл страшную смерть через самоудушение — бесконечно более страшной пытке.
Судьи торжествовали, самоубийство было истолковано как признание вины: «его звериное сердце и сознание были так потрясены», что он нашёл в себе силы затянуть ремень на собственном горле.
Суд, похоже, действовал уже не вполне самостоятельно — толпа жаждала крови. Но именно судьи оформили волю толпы. Палач выбросил тело Абеля из окна, его проволокли к эшафоту. Грудную клетку разрубили и вытащили сердце. Дубинкой измолотили рот в наказание за «лживость». После чего тело четвертовали и сожгли.
Жене Абеля не сказали, что муж уже мёртв. Чтобы его спасти, она заявила, что подростка задушил некто Лёбль Курхандл, который уехал из Праги. Через месяц, в конце апреля, Лёбля схватят и приговорят к смерти вообще без суда — а какой может быть суд, если в убийстве уже признали виновным отца? Курцхандл подаёт апелляцию императору, тот строго указывает судьям на нарушение юридического порядка. Судьи отвечают, что приговорённый лишь оттягивает свой конец, и император сдаётся, соглашаясь на казнь, «поскольку она соответствует общественному интересу».
Курцхандла казнят 16 октября 1696 года со вкусом: двухпудовым колесом наносят удары по его телу, привязанному к железной решётке. Ударов должно быть тридцать. При этом рядом стоит священник и призывает его покаяться и стать христианином. После одиннадцатого удара Курцхандл кричит, что согласен — его крестят, нарекают именем «Иоанн». После чего палач ослепляет его и, наконец, наносит последний удар дубинкой по шее. Набожный свидетель казни резюмирует:
«Из его носа и рта хлынула кровь, и после ещё двух ударов он блаженно перешёл к Господу, чему подобающим образом восхитились все присутствующие, которые всячески восхваляли и благодарили руку Божию животворящую и Его безмерное милосердие».
Фраза взята из брошюры, которую в том же году издали иезуиты. Тело мальчика было похоронено в Тынской церкви неподалёку от могилы Тихо Браге, причём архиепископ Пражский Ганс Фридрих фон Вальдштейн объявил, что подросток был «крещён собственною кровью», «in proprio sanguine». То есть, в конечном счёте, его одновременно признали отравленным, убитым отцом и удушенным киллером. Лёбля похоронили в церкви св. Павла как римо-католика Иоанна.
Между прочим, и по сей день «реликвии», связанные с кровавым наветом на Абеля, выставлены в храме, и официально Церковь этого навета не опровергла. Правда, Шимеле хотя бы не канонизировали, в отличие от многих других подобных случаев. Кстати, решение о его захоронении в соборе принимали — и специально это подчёркивали — 25 марта, в день памяти Симона Тридентского, ещё одного мальчика, якобы «жидами убиенного».
* * *
16 марта 1694 года Абель повесился на глазах Бакофена.
18 марта 1694 года совершенно внезапно суд вынес приговор по делу Бакофена. Очень неожиданно вынес, да и приговор вышел неожиданный.
Прежде всего, суд отверг требование самого маркграфа Людвига Вильгельма Баденского: не отпускать Бакофена, пока тот не предоставит ключ от шифра. Маркграф — это была тяжёлая артиллерия, и требование Людвиг предоставил, конечно же, по инициативе своего «придворного еврея» — того же Лихтенштадта. Видимо, Лихтенштадт знал, что суд намерен свернуть процесс — ведь до сих пор именно судьи требовали расшифровки.
Бакофен был приговорён к стоянию у позорного столба и изгнанию из королевства (подразумевалось Чешское королевство, Богемия — поэтому Бакофен мог спокойно жить в Вене, королевстве Австрийском).
20 марта 1694 года суд внезапно пересмотрел своё решение — стояние у позорного столба было заменено штрафом в 1000 золотых флоринов, которые следовало направить на благотворительные цели.
Это был мягкий приговор — вообще-то за кощунство полагалась смертная казнь.
В целом, приговор воспринимается, как отметил историк Александр Путик, восстановивший ход процесса, как желание судей искупить свою вину. Совесть заговорила. Единственное известное обстоятельство, которое могло возыметь такое действие, — это трагедия Абеля. Бакофена предпочли выпустить, лишь бы не рисковать и его гибелью от рук толпы.
Приговор заканчивался трагикомическими словами:
«Сделать суровый выговор и предупредить, что если они хотят избегнуть более сурового наказания, то должны в будущем не употреблять бранных слов против христиан и католической религии, а также избегать сочинения зашифрованных писем».
Судьи хотели сказать, что они обоснованно рассмотрели идиотский донос. А вышло — что и впредь всякая шифровка, исходящая от иудея, будет рассматриваться как богохульство.
Апофеозом стало заявление судей о том, что сам Бог открыл им богохульное содержание зашифрованного письма: «Durch absonderliches Offenbahren des Allerhochsten». Заявление это содержится в обращении судей к архиепископу Пражскому с просьбой высказать мнение о деле.
Фон Вальдштейн не ответил на письмо. Из этого не следует, что он был добрее или умнее судей. Он, скорее всего, обиделся, что к нему не обратились за содействием ранее, ведь дело-то было по религиозной части. К тому же он был сильно занят шабашем вокруг торжественных похорон «убиенного от жидов» еврея.
Без чуткого теологического руководства судьи, очевидно, и додумались до такого экстравагантного жеста как оплата еврейской надписи на кресте и нелепых досок с маловразумительными надписями о «кощунстве». Распятие украшало Карлов мост с XV века, оно ничем не виновато.
Бакофен даже не пытался подать апелляцию — во всяком случае, сразу. К тому же Лихтенштадт не оставлял его в покое: в 1696 году на Бакофена опять был подан донос, обвинявший его в богохульстве. На этот раз поводом послужила речь Бакофена в 1694 году, когда того торжественно чествовало еврейство города Млада Болеслав. В этой речи был помянут скульптор, возомнивший себя выше Бога, потому что он изготовил изображение божества — традиционная издёвка над идолопоклонниками, включая христиан. Но христиан-то не было на банкете, свой донёс — таких награждали позорной кличкой «малшин», «предатель».
Суд приговорил Бакофена к шести неделям тюрьмы, хотя постановил, что формального кощунства в его словах не было («keine formal Blasphemia»). Осужденному сообщили, что надо учитывать, что его речи могут ввести людей в соблазн. К тому же неприлично, постановили судьи, говорить о Боге вперемешку с непристойностями и жонглёрством, «den Gott in Schimpff und Schartz».
Бакофен отсидел срок и перешёл в нападение: 29 апреля 1697 года подал апелляцию по приговору о зашифрованном кощунстве. Апелляцию поддержал один из пражских ведомственных судов, причём некоторые пражские юристы её поддержали, заявив, что они «скандализированы» процессом. Так было отчего! Благоразумные венские судьи, однако, наотрез отказались рассекречивать материалы.
16 декабря 1698 года император изволил вынести соломоново решение. Он заявил, что приговор Бакофену был вынесен «contra omnem formam et normam». Однако, приговор отменён не был — император лишь запретил в будущем беспокоить свою персону этим казусом. Потому что даже император не мог себе представить, как — в случае отмены приговора — слесари полезут снимать золотые «свят, свят, свят» с распятия на Карловом мосту. А спустя триста лет это и вообще памятник истории. Другое дело, что, может, стоит за счёт венского суда установить рядом с крестом какое-нибудь электронное устройство, которое будет рассказывать туристам подлинную историю распятия Элиаса Бакофена.