«Смертию смерть поправ» означает прежде всего веру в то, что смерть есть. Есть, что побеждать. С точки зрения современного человека, смерти нет, как нет и жизни. Дикарь считал, что отличается от макаки, но это суеверный эгоцентризм. Точно так же глупо видеть качественную разницу между камнем и растением, камнем и человеком.
Неживая материя, живая материя — да какая разница. Вирус — это что? Неживая материя с напылением из живого белка? Это несерьёзный разговор и игра словами! Кванты есть, а жизни нет и смерти нет. Субъективные ощущения, формируемые в мозгу — к тому же, далеко не всяком — очень важны для обладателя мозга, но совершенно ничтожны с точки зрения...
Вера в Бога начинается с веры в существование человека, в особость человека, и с веры в свободу человека. Неосознанная вера, легко испаряющаяся вера, но испаряться испаряется, а осадок остаётся. Смерть тогда — это несвобода. Именно об этом говорил апостол Пётр в первой христианской проповеди: Иисус разорвал верёвки, которыми связала его смерть.
При этом тот же Пётр использует и совершенно другой образ — тоже метафору — Иисус утонул. Иисус — второй Ной. Только Ной проповедовал тем, кто предпочёл утонуть, а Иисус проповедовал тем, кто утонул. Смерть — это наводнение. Образ, который и в псалмах есть. Евреи люди сухопутные, страшно завидовали филистимлянам, жившим на побережье и купавшимся в богатстве от морской торговли, но одновременно и страшно боялись моря. Эта же метафора смерти как утопания у Иисуса, сравнившего Своё пребывание в гробнице с пребыванием пророка Ионы во чреве кита.
Перестать быть мёртвым означает перестать не быть. Провести границу между бытием и небытием. Создать эту границу. Вот — победа. Не завоевание царства смерти. Нельзя завоевать то, чего нет. Небытия нет, небытие не бытийствует. Смерти, действительно, нет, но она от этого не перестаёт быть мучением, она именно поэтому мучение — человек не может не быть. Нет выбора — быть или не быть. Выбор между быть в бытии и быть в небытии. Отнюдь не сон. Как это? Да тому не нужно смерти искать, у кого смерть за плечами. Небытие среди нас, людей. Небытие как ржавчина разъедает мою душу, мою любовь, мои творческие силы. Паразитирует на мне очень аккуратно, стараясь продлить моё существование, потому что без меня смерти нет.
Иисус не принадлежал смерти при жизни, не принадлежал ей в смерти. Как это — мы не знаем. Но в тот единственный день, когда, сопровождая мысленно Иисуса, мы свалились в ничто и падаем с ним, как в кинофильмах люди медленно опускаются на дно, в этот нехороший день стоит схватиться за себя и ощупать себя: есть ли я. Вижу ли я себя, вижу ли я ржавчину на себе и вижу ли я Того, в Ком нет ни крошечки ржавчины, а есть Он. Вижу ли я мир, в котором я решительно живой и одушевлённый, в котором смерть реальное небытие, а не языковая условность, и в котором Бог реально погрузился в это небытие, как миллионы до Него и миллионы после, и вижу ли я это снаружи или изнутри.