Политики-диссиденты были одинаковы заступничеством за права человека. О Великой России рассуждали лишь немногие; возможный распад Второй Российской Империи (СССР) был предметом не переживаний, а хладнокровных расчётов. Потом об этом заговорили национал-патриоты, потом личности приличные в своём роде — типа Станкевича. На это можно было внимания не обращать.
Но вот — предвыборные программы блоков в декабре 1993 года. Гайдар и Проханов, «Выбор России» и Либерально-демократическая партия одинаково подчёркнуто выступают за Единую, Неделимую и Великую Россию. Это было впервые. В кратких строках оставлено лишь то, что подчёркивает своеобразие партии (у экологов — экология, у женщин — женщины), и то, что безусловно необходимо для привлечения избирателей — к последнему и относятся заверения о Величии России.
Экологи: «Наши приоритеты — единство и неделимость России при хозяйственной самостоятельности регионов».
Жириновский: «Россия в границах 1900 года, а если не получится — в границах 1977-го».
Гражданский союз: «Мы видим Россию сильным, стабильным, уверенным государством, Федерацией, в которой самостоятельность республик, краев и областей является источником могущества страны и не подрывает ее целостности».
РДДР: «Вместо унитарного государства создать новый федеральный тип демократической республики».
ПРЕС: «Сохранение и укрепление единого и великого многонационального Российского государства».
ДПР: «Наша цель — единое федеративное государство ... Государство, не способное сохранить свою целостность, не может защитить и отдельного гражданина».
Наконец, «Выбор России»: «Мы граждане не того или иного региона, а великой России и признаем право народа на самоопределение в рамках Российской Федерации».
Никто не говорит избирателям, что Россию нужно уменьшить, что величие и величина России — понятия отрицательные, что Русь, раздробленная и неединая — тоже очень была (в древности) симпатичная страна. Все убеждают, что Величие России есть главное в России, без чего России быть не может, без чего все распадётся, начнутся Великие Потрясения.
Народ безмолвствует — значит, правильно рассчитали агитирующие за величие России? Однако бывали и другие ситуации, когда народ молчал только потому, что кто-то не смел первым и от первого лица сказать правду. Так вот: не верю! Не вижу того великолепного, красивого королевского платья, которое видят остальные — не вижу я Величия России, ни в прошлом, ни в настоящем, ни в будущем. Его не было, нет и — Бог с ним, не нужно России никакого величия. Вот что хочется выкрикнуть тем громче, чем чаще на эмблемах и экранах появляется Петр Алексеевич. Хороший был государь, Царство ему Небесное, но вот Великим его прозвали напрасно.
За такие слова придётся, видимо, терпеть унижения и подозрения в измене Родине — все равно, что угодно говорите, а все ж не одному, а десяткам миллионов русских людей совершенно ни к чему Величие России, от которого слишком часто то холодно, то жарко.
Люди нутром чуют, что все эти разговоры — болтовня, червячок на крючке. «Государство, не способное сохранить свою целостность, не может защитить и отдельного гражданина», — звучит красиво, но исполосованная спина наша подсказывает, что именно за счёт отдельного гражданина всегда утверждается целостность государства.
Историку же не только нутро, но и знание твердит: Величие России стоит ровно столько же, сколько Величие Рима, Англии или Германии — то есть, не стоит ничего.
Вот рассуждения Владимира Шумейко в статье «Россия возвеличится»: «С момента зарождения Российского государства его историческое бытие несло в себе накопительный, расширяющийся в пространстве и времени исторический смысл.
Российское государство постоянно приращивало территорию, пространство, расширялось «от моря до моря», вбирало в себя (именно вбирало, а не захватывало) все новые и новые и новые народы, новые культуры, обычаи и традиции.... По сути и СССР унаследовал эту историко-философскую имперскую модель ... Нельзя вместе с водой выплёскивать и ребёнка ... Думающие люди высказывают идею ... о создании единой российской нации (по аналогии с американской), которая вберёт в себя потомков всех народов, населяющих Российскую Федерацию.»
Понять, что это велеречиво описано платье голого короля, тем легче, что его не России первой шьют. Вавилонская империя — тоже имела смысл, «расширяющийся в пространстве и времени» (хотя как смысл может расширяться, да еще в пространстве — не понимаю!).
Римская империя тоже «постоянно приращивала территории» — и всегда, что особенно мило, исключительно для самообороны — даже Карфаген и Египет. Причём, расширение империи, как расширение пределов науки, лучше всего сравнивать с окружностью: чем больше круг, тем больше, а не меньше, его границы с тем, что вне круга, тем больше жажда втянуть в себя все.
Британская империя, согласно любившим Великую Британию летописцам, тоже «вбирала, а не захватывала» народы — индийские махараджи и негритянские царьки смиренно просили блаженныя памяти королеву Викторию принять их под ея десницу. В XV веке, совершенно одновременно (плюс-минус 10-20 лет) стали выкристаллизовываться колониальные империи Англии, Франции, России — начиная с ярых междоусобиц, когда определялось, какому городу быть пупом земли.
В XX веке совершенно одновременно (плюс-минус те же лета) эти империи рассыпаются. Канада крепче связана с Англией или Татария — с Россией? Что лучше — считаться доминионом, как Австралия, или быть независимой, как Чечня? Уезжать из Алжира, как сделали французы, или пытаться не уезжать из Эстонии, как сделали русские? Вот вопросы к уроку истории для голых королевских детей.
Распад всякой империи уязвляет самолюбие её «хозяев». Но властителей мало — в любом народе большинство составляют нормальные обыватели, которым важно то, что ближе к делу, а не Казахстан или Индия. Мы — мещане — предпочли бы обойтись без империй, но ведь с юных лет нам объясняют, что в одиночку все мы пропадём, подпадём под чьё-нибудь иго. Что поодиночке можно пропасть — ясно. Но ясно и то, что империя «от моря до моря» — это не совсем то же, что «возьмёмся за руки, друзья».
Империя держится на армии, в которой братья за руки запрещено уставом. Государство, действительно, есть мишень — маленькая или большая; в том и парадокс, что в большое государстве легче попасть.
Ковать щит надо, но надо помнить и о том, что есть переход количества в качества и слишком тяжёлый щит раздавит своего обладателя. Наконец, объединяясь для обороны, легко перескочить невидимую границу, легко впасть в самообман, подменив то, что нуждается в защите, тем, что легко защищать.
Российскую империю создавали для защиту русскую народа, а вышло, что защищаем мы «российскую нацию», «русскоязычных». В общем, империя — это та самая исполинская лодка, которую бедный Робинзон Крузо так и не смог доволочь до воды. Это стрела, поражающая не цель — стрелка.
Материалистическое обоснование империализма сознает свою слабость и потому всегда стремится утвердить себя на идеалистических лозунгах, а самое лучшее — на вере. Отсюда «За веру, царя и отечество», отсюда призывы водрузить крест на Святой Софии. Империализм любит выдать величие и величине страны за величие духа, уравнивать «бремя белого человека» с Крестом Христовым, отождествлять самопожертвование и верность присяге, просфору — с казарменными сухарями.
Всякое величие в этом мире есть величие за чей-то счёт, есть нанесение ущерба Богу, природе или людям. Величие России есть частный случай Величия Вавилонской Башни — попытки «сделать себе имя» (Бытие, 11, 4). Самое противное в голом короле — что он, судя по всему, был христианином и шёл не куда-нибудь, а в церковь. Неискренняя вера может быть подчинена искреннему империализму — это просто. Сложнее понять, что вполне искренняя вера в Христа может быть сращена с неискреннейшим империализмом.
Итог всегда один и тот же: Божие отдаётся Кесарю. Вот пишет православный человек:
«На рубеже XV века Россия сделала решающий исторический выбор, всем сердцем почувствовав красоту и духовное величие вселенского идеала, усвоила и ввела в свою жизнь принцип универсализма отказавшись пойти по пути национальных государств Европы. Благоговейно переняв эту идею из рук обессиленной Византии, Россия предпочла эту великую, обрекающую её на жертвы духовную миссию, решению узких национальных задач».
В этих словах — ничего о Боге, эти слова есть простое бурчание исторической плоти, совершенно подобное словоизвержению Шумейко, или проповедям Гитлера, Киплинга и прочих певцов «бремени белого человека».
Империализм подминает под себя то, что найдёт в душе человека — если это душа христианин, то он сделает из христианских слов основу для империализма:
«Государственное устройство, в основе которого лежала не столько сила оружия, сколько сила духа, требовало от русских непрестанного подвижничества и преданности. «За Веру, Царя и Отечество» — так понимали русские свой патриотизм. Собранная из многих народов и земель, русская вселенная, конечно, носила в себе потенциальную угрозу распада. Ослабление идей Православия и монархизма, искушение безверием и государственным нигилизмом в начале XX века подорвали духовные основы русской ойкумены. В условиях распада русские оказались единственным народом, начисто лишённым национализма, зачатки которого они и теперь по инерции подавляют во имя несуществующего более единства».
«Патриотизм», «национализм», «монархизм», — все это, как теперь принято выражаться, «приблуды». Мысль блудит империализмом и одновременно приблуживает патриотизмом с монархизмом. Христианин восхищается платьем короля. Просто восхищается — ведь не сказано ничего, что следовало бы опровергать логически или исторически. Да, христианство в какие-то века шло одной дорогой с империализмом — но ведь только для того, чтобы спасти людей от империализма. Так храмы воздвигали рядом с княжескими теремами, чтобы князьям было удобнее ходить в церковь, а не чтобы священникам было удобнее прислуживать князьям. После семидесяти лет империализма без короны и креста повторять «За Веру, Царя и Отечество» — значит восхищаться даже не платьем короля, а животом скелета.
Весть о Величии России — противоположна Благой Вести о смирении Бога до Рождества, Распятия и Воскресения. Это частный случай противоположности всякого величия — спасению через милосердие, через прощение, через отказ от силы. Блудословие вокруг Величия открывает нам лишь грех — грех гордыни, желания «сделать себе имя», «быть как боги», властвовать над человеком и всем миром, словно над поленницей дров. Не будем обманываться словами о «бремени», а «самоотверженности», а в случае с ВР — о том, что русские беднее тех, кем они управляют. Весь парадокс грехопадения именно в том, что ради удовлетворения гордыни человек тоже готов пожертвовать практически всем: раем, жизнью с Богом, счастьем брака, детьми, блаженством. В пределе — в аду — человек жертвует самим собой, только не ради ближних, не ради Бога, а ради самого себя. Власть и гордость — наркота и дурман, ведущие к саморазрушению через самовозвеличение.
Великая Россия и великие потрясения — не противоположности, а причина и следствие. Только Бог выдерживает любую славу и любое величие — человек и всякое создание человеческое имеет очень маленький запас прочности. Российские сани давно перегружены и стоят они — на асфальте, не на снегу. Всем нам и нашей стране необходимо не величие, а смирение. Многие боятся национального смирения и понимают его превратно — как превратно понимают смирение личное. Смириться — не означает отказаться от борьбы со злом, от ответственности за ближнего, от труда в поте лица, превратиться в грязного опустившегося нищего. Смириться — значит понять, что нельзя одновременно выступать против пролития русской крови и за нерушимость «державы», что надо жертвовать державой ради тех, на ком она держится и из кого давит последние капли. Личное и национальное смирение есть удвоенное противостояние злу — удвоенное, потому что противостояние нравственное, а не силовое; удвоенная ответственность — без посягательства на ближнего и ближнее; утроенный труд, на который идут силы, ранее расходовавшиеся на выделку позументов и труб. В удвоении и утроении того, что мы имеем, а не того, на что лукавый подстрекает посягать — будущее величие России и благословение смиренным от Бога и людей.