«Обезьянья игра»: повторять ходы противника. Новояз очень нетворческое явление. Ленин самый базовый и яркий пример, он был мартышка, который бесконечно комбинировал сказанное кем-то другим. Конечно, такие рекомбинации в основе любой речи, но всё же рекомбинации должны складываться во что-то оригинальное, у Ленина же это был чистый троллинг, маскирующий главное: его усилия по созданию кружка ленинопоклонников. Тоталитарная же пропаганда насквозь вторична, она отзеркаливает упрёки: «А у вас негров травят», «а у вас секретность». Самый распространённый ход — приписать другому свои недостатки: «Вы политизированы», «у вас пытки».
Пропагандисты диктатур — да и просто рекламисты — очень себя нахваливают как незаменимых; без них и диктатор никто, и солнце не взойдёт. Их можно понять: самоуважения хочется, а они ведь всего лишь трансляторы, и гениев среди них быть не может. Все их коммуникационные способности задавлены шутовским положением. Диктатура платит гению Маяковскому, а получает бесталанного, тупого Маяковского. Что уж говорить об эренбургах и павлобелковских.
Отзеркаливание неизбежно, потому что собственного «я» у диктаторов и их подданных нет по определению. Где нет свободы, нет нового, а то новое, которое было, истлевает. Остаётся средне-животное, скотское.
В шахматах «обезьянья игра» — путь к быстрому проигрышу. В политике тоже. Диктатуры устойчивы не потому, что их пропаганда эффективна, а потому что опираются на грубую силу и кастрируют людей. Это устойчивость кладбища. Абсолютно неверно считать, что Гитлер умел вести за собой толпу, что пропаганда Геббельса была как-то особенно эффективна. Заявляя так, их противники пытались замаскировать свои грехи, свою ответственность за то, что нацизм стал возможен. То же относится и к Ленину, и к якобы магическому взору Путина. За диктаторами идут от отчаяния, потому что нормальная элита оказалась слишком властолюбивой и эгоистичной, потеряла слух, и тем самым проложила дорогу глухим и немым людоедам.