Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая историяПомощь
 

Яков Кротов

ПАПСКИЙ РОМ СРЕДИ ГРУЗИНСКИХ ВИН

  Вернуться к оглавлению "Дневника писателя" за 1999 г.

Трудно зваться папой Римским в Грузии, где "папа" будет "мама", "мама" будет "деда", а "дед" — это "папа". К тому же в грузинском все слова кончаются на гласную. Грузин автоматически добавляет гласную к "президент" ("президенти") и парламенту ("парламенти"). Столь же автоматически грузин эту гласную отбрасывает, переходя на русский. Получается "римский пап". По такой же логике русские изобрели слово "зонт", приняв (и отбросив) "ик" за суффикс. А "зонтик" он и на голландском зонтик. Неудивительна, что одна юная грузинка (новое поколение русский знает плохо), в конце концов, запутавшись, стала говорить "папский ром". Так все вернулось к норме, потому что "Рома" — по-итальянски "Рим", и получается, что просто-напросто от Ромы отняли все ту же несчастную гласную.

При взгляде на Папу еще более бросается в глаза то, что заметно даже на телеэкранах и что заставляет всех сочувственно цокать языком. Папа Римский, а похож на преподобного Серафима Саровского, которому лихие люди так искалечили позвоночник, что святой остаток жизни передвигался, словно искал на полу потерянную монету. Так что "простирать руки к небу" во время встречи в аэропорту (как писали "Известия"). Папа не мог просто физически. Так же скептически надо относиться  известию о том, что Патриарх Илия "буквально прослезился" во время этой встречи — то есть, буквально-то он, возможно, и прослезился, но физически — нет.

Вообще то, какой крен дали московские СМИ в освещении визита — примечательно (ср. также бредовую информацию М.Шевченко). Подчеркивали детали, которые в Грузии абсолютно никем не замечаются, например, дикие антиэкуменические эскапады отлученного от Церкви архимандрита. Католикос, действительно, напомнил православным, что они не могут участвовать в таинствах инославных — но это истолковали как призыв "не посещать католическую мессу" (те же "Известия"). Между тем, это был всего лишь призыв не причащаться на мессе (тоже, кстати, основанный не на канонах Вселенских соборов, которые ведь проводились все совместно с католиками, а на традиции всего лишь тысячелетней давности). Посещать же богослужение инославных — пожалуйста, Шеварднадзе присутствовал на папской мессе, когда надо, вставал и стоя произнес трогательную речь (Папа выслушал ее сидя). Президент, правда, не причащался (перед ним демонстративно стоял чай). Но вообще причащались сотни, возможно, тысячи людей, хотя и далеко не все присутствовавшие (всего в Грузии считают пятьдесят тысяч католиков; в Тбилиси два католических храма, еще шесть приходов на юге, так что реально можно говорить о пяти-шести тысячах).

Московское телевидение крупно показывало пустые места во время папской мессы — но это была наглая фальсификация: пустые места были только в секторе за алтарем, куда просто никого не сажали, и среди элитарных кресел, а обычные трибуны были забиты до отказа. Кому не досталось билета, молился снаружи под дождем, и восемь священников с чашами вышли и довольно долго причащали этих героев. Московские газеты подчеркивали, что Папе не дали провести мессу на площади, но надо видеть эту площадь, в центре которой лежит пятиметровый макет бутылки вина. На ней бы не уместилось четырнадцать тысяч человек (столько вместил Дворец спорта), не говоря уже о дожде.

Папа Римский Иоанн Павел II передвигается медленнее Брежнева в его худшие годы. Он кажется марионеткой в руках секретаря и свиты — пока не заговорит. Тогда вспоминается анекдот про компьютерный перевод евангельских слов: "Дух бодр, плоть же немощна" (Мф. 26, 41) — "спирт отличный, а мясо протухло". Папский ром крепок, как и его голос. В Мцхетском соборе Светицховели ("Живый столп") вечером 8 ноября была торжественная его встреча с грузинским патриархом Илией, тоже, кстати, вторым (в клуб "вторых" входят и патриарх Алексий, и новый армянский католикос Гарегин). Патриарх был свеж, бодр и обаятелен, папа казался просто Тортиллой. Патриарх усадил Папу одесную себя на троне перед солеей собора и зачитал речь, полную одряхлевших слов и искусственных зубов. Там было и про суверенитет Грузии, который нарушает Абхазия ("сепаратизм и терроризм"), и про разработку "такого механизма безопасности, который обеспечит охраны территориальной целостности..." — в общем, дайте атомную бомбу. На что Папа ответил элегантно: "Господь ... может делать неизмеримо больше, нежели мы просим или думаем".

Физическое сходство с Брежневым и прочими геронтократами лишь подчеркивает, что энтузиазм вокруг Папы есть энтузиазм не вокруг власти, а вокруг именно Христа. Если бы папа говорил о сексе, насилии, деньгах, его бы слушали меньше, а шпыняли больше — примерно как Билла Гейтса. В Грузии, однако, Папа смотрится очень на месте уже по тому, что это классическая страна геронтократии. Уже в московском аэропорту бросается в глаза, что молодые грузины похожи на проколотые шины, старики — на дирижабли. Юность надо проводить в Париже, зрелость в Нью-Йорке, но старость — в Грузии. Правда, и старость тут начинается раньше, ведь к ней стремятся, и длится она дольше.

Видимо, из-за геронтократии в Тбилиси преобладает эстетика позднего Хрущева и раннего Брежнева: тогда к власти пришло поколение, которое правит и сейчас, хотя ничего произвести уже не в состоянии. Даже фрески в главном городском соборе Сиони — в стиле шестидесятых годов, хотя созданы чуть позже. Жизнь — как заевшая пластинка. Город невероятно — для не совсем восточного места — захламлен (в оба дня папского визита к тому же установилась по московски дождливая и серая погода). Московскому глазу не кажется, что Тбилиси лежит в горной котловине: складка, внутри которой Кура и город, лишена пиков и потому сразу кажется теми же Воробьевыми горами. Соответственно, уменьшается весь масштаб восприятия, столица Грузии начинает напоминать игрушечный городок. Только не в табакерке, скорее, в какой-нибудь анатомической модели.

Может быть, серость тому причина, может быть, запущенность, а только сразу вспоминается, что полтора тысячелетия назад город этот называли просто "крепость" — "Кали или Тбилиси". Если еще учесть, что гласную на конце при передаче на русский надо откинуть, что Кура движется с юга на север, а город, как изящно выразился историк Тенгиз Квирквелия, "неудержимо растет"  в том же направлении. Первоначальная столица Грузии, Мцхета, находится, естественно, выше по течению. В общем, легче всего ориентироваться в Тбилиси, приняв (и полюбив) этот город как довольно прямую кишку. Между прочим, из всех внутренностей только эту Господь в Евангелии выделил, чтобы подчеркнуть, что нечистота не в ней, а в сердце. Вот Москва, действительно, похожа на сердце, а гордиться нечем.

Зато в Тбилиси отчетливее видна суть советской и постсоветской эпохи. Ведь партии Брежнева, Андропова, Горбачева, Ельцина, — все с успехом тянул и тянет соло один и тот же Шеварднадзе. В грузинском многоголосии ведь нет ни грамма полифонии. К тому же Шеварднадзе предпочитал растить эстетов, а не экономистов, так что тут нет ни аналога Гайдара с Чубайсом и их поклонников, ни аналогов противоположной стороны. И здесь страну поставили на рубеж голода и холода, так что теперешняя жизнь кажется счастьем. Но здесь хотя бы обошлось без демагогии о том, что это "счастье" и есть реформированная экономика, что все остальное было бы хуже. Цены успешно приближаются к московским (кроме как на вино, которое дешевле и лучше). Правда, с уличных торговцев официально берут 50 тетри в день — шесть рублей по-нашему, цена пары тбилисских газет. В 1979 году Шеварднадзе гордо писал, что средняя зарплата в Грузии — 230 рублей . За двадцать лет она выросла вдвое — рублей пятьсот, сорок лари. Лари — полдоллара; может быть, и само слово есть "дол-лар", усеченный и снабженный непременной гласной на конце. Впрочем, зарплаты не очень платят, как и пенсии, за что Шеварднадзе как раз в день папского визита очень кого-то ругал —не себя, что вызвало у моих знакомых грузин такой же истерический хохоток, какой часто слышишь в Москве.

К приезду Папы тбилисскому мэру поручили "обеспечить бесперебойную подачу воды и электроэнергии в места пребывания представителей Ватикана".  Папа поселился в небольшом доме, который выстроен на ватиканские же деньги для ордена матери Тереза, — в сущности, это полу-госпиталь, полу-приют. С папой исчезнет и вода, и свет. Грузинская разруха, видимо, связана с патриархатом. Только в стране, где правят мужчины, столица может спокойно жить без горячей воды, да и без холодной: баба наносит, вскипятит и выстирает. Тут Папу не донимали вопросами о женском священстве. При этом русскому глазу все грузинки сперва кажутся очень красивыми из-за четкой правильности черт, а все грузины — очень умными из-за слегка выпуклых глаз. Но какая-то неправильность беспокоит, и вскоре понимаешь, что все наоборот: грузинки намного умнее грузин (угнетение идет на пользу тому, кого угнетают), а грузины не умнее, но намного красивее русских мужчин. Возможно, с этим связана своеобразная (и совершенно незаслуженная, конечно) репутация грузин в русском фольклоре.

Ум грузинских женщин — христианский, он прежде всего в искусстве не выделяться умом, естественно казаться глупее, чем ты есть. Может, поэтому только от женщин я слышал сравнение Шеварднадзе с Господом Иисусом Христом: мудро и страдающе взирают оба на своих врагов, один на парламент, другой на синедрион. Впрочем, на новый состав парламента Шеварднадзе уже не будет стольких врагов — его партия победила аккурат к приезду Папы. Конечно, Шеварднадзе не замедлил заявить, что у Папы "и раньше не было сомнений в том, как завершатся выборы".  Если бы выборы завершились иначе, президент бы сказал, что Папа специально приехал его утешить. Конечно, Шеварднадзе не из распинаемых, но он хотя бы не идиот, а именно так — на дипломатическом языке, конечно — президент Грузии назвал российского премьера за идею ввести визовый режим с Грузией. Все грузины терпеть не могут чеченцев за помощь абхазам, но ведь главными помощниками абхазов были и остаются русские генералы.

Ясно, что наш энный Дзержинский, говоря о визах, просто не подумал, как быть в этом случае с Абхазией. Если Россия введет визы только для грузин, не для абхазов, то Грузия будет вынуждена начать войну с Россией за Абхазию. Если визы введут и для Грузии, и для Абхазии, то Грузия будет вынуждена начать войну с Абхазией. А воевать в Грузии не хочет никто. Память об абхазской войне, о гражданской войне тем сильнее, что загнана в подсознание, скорее удастся взять у грузина интервью о его сексуальной жизни, чем о Смуте и самозванце Гамсахурдиа. Впрочем, Путин сумел смертельно оскорбить не только грузин, но и Папу, заявив — именно во время визита Иоанна Павла в Тбилиси — что Басаев может жаловаться "хоть Папе Римскому". Лучше бы уж послал, как Аушева, в лигу сексуальных меньшинств.

Так проявилась специфика русской жестокости, бессмысленной и беспощадной. Грузинская жестокость безусловно — ласковая, это отлично демонстрировала охрана во время папского визита. С нежнейшими улыбками (совсем у чекистов из фильма "Абуладзе") раздвигали толпу, которая отодвигалась от этой нежности подальше. Нежность сталинщины еще недооценена, а ведь не случайно мы выбрали именно ее. Впрочем, в конечном счете, во время встречи в Мцхетском соборе толпа обступила Папу и Патриарха так близко (зазор оставался метра в полтора), как никогда не бывает во время папских поездок. И ничего, обошлось — только над толпой взлетали, словно кобры, руки с черными головками фотоаппаратов.

Речи, произнесенные во время визита Папы в Грузию, в историю не войдут. Впрочем, ведь не так важно, что сказал Папа в Тбилиси, сколько то, что он там был, как не так важно, что говорил Бог на кресте, сколько то, что Бог на крест был. Грузия — тоже Голгофа, не на все шипы уселась Россия. Если бы Папа приехал в Москву, ажиотажа, наверное, было бы больше — для многих интеллектуалов он является символом западной системы ценностей, хотя и напрасно.  В Грузии интеллектуалов меньше, западничества меньше, усталости и нищеты больше. Может быть, это наше прошлое, может быть — наше будущее. В конце концов, интерес к Папе важен как признак интереса к жизни вообще. Вот этого интереса было мало, к разочарованию многих. Да, Дворец спорта был забит, но он же в городе, не надо тратить лари на поездку в аэропорт, куда пришло, кроме официальных лиц, несколько десятков человек, из них четверть, кажется, москвичи. От Московской Патриархии — никого, если не считать автора этих строк, лица совершенно неофициального, и одного официального богослова-мирянина, но не из Отдела внешних церковных сношений.

Какие были проводы Папы — увы, неизвестно, пришлось улетать раньше, чтобы эта статья поспела в номер. В аэропорту Тбилиси, чтобы купить обратный билет, надо дать взятку примерно в треть цены билета — обращаться в окошко которое сразу справа от входа. Впрочем, можно сунуться в любое окно, там скажут, что билетов нет и нужно ждать конца регистрации, а через две минуты к вам подойдет человек и проведет к кому надо. Будьте готовы к тому, что, принимая взятку и выписывая билет, вас одновременно начнут готовить к взятке полицейскому, спросив, почему у вас нет в паспорте вкладыша о российском гражданстве. Вас минут пять оставят потомиться из-за этого вкладыша, потом билет все-таки выпишут, но на регистрации очередная дама скажет, что без вкладыша — никуда, но все-таки зарегистрирует, и, наконец, волнующий момент — паспортистка на контроле вызывает полицейского. Передо мной пассажирка отделалась двадцатью долларами. Вопрос о вкладыше отпадает, если у вас вдруг с собой заграничный паспорт. Тогда будет, как было со мной 9-го ноября в два часа дня (это если Шеварднадзе захочет побороться с коррупцией): милиционер повертит паспорт и скажет, что у него явно новая обложка, значит, кто-то вынимал из него скрепки, подменял какие-то страницы...

Считайте, вам повезло, если в это время в Тбилиси будет Папа Римский и на вопрос милиционера, что вы, собственно, тут делаете, можно будет честно сказать: "Освещаю визит Папы". Советский страх перед прессой силен, вас отпустят, хотя и не с такой помпой, с какой отпускали Папу. Это и ясно: отъезду Папы радуются больше, наконец-то люди могут остаться наедине со своими винами. 


А это отдельно для "Света Евангелия":

Визит Папы в Грузию интересен, помимо прочего, как модель возможного визита Папы в Россию. Как и Россия, Грузия страна, считающаяся православной, прошедшая за последние годы от коммунизма к разрухе (разрухи, усталости, грязи намного больше в Тбилиси, нежели в Москве). У России — Чечня, у Грузии — Абхазия, там и тут в католичестве видят угрозу национальной религии. Впрочем, неприятие визита грузинским патриархом Илией сильно преувеличивалось московскими СМИ. Говорили даже, что католикос запретил посещать мессу, которую Папа отслужил во Дворце спорта, но католикос выразился намного мягче и корректнее: напомнил, что православные не имеют права участвовать в таинствах инославных. То есть, Шеварднадзе, который на мессе присутствовал от начала до конца, когда нужно было, вставал, когда нужно было — садился, греха не совершил даже с точки зрения католикоса. Он, правда, не причащался (православный!), но речь сказал — стоя рядом с Папой, а Папа сидел.

Во Дворец спорта пришло более десяти тысяч человек (зал был набит), причащались, конечно, далеко не все, многие пришли без билетов, молились на улице, священники вышли и причащали их здесь, дробя Евхаристический Хлеб на совсем уже маленькие частицы. В Тбилиси два католических прихода (и новооткрытый госпиталь сестер матери Терезы, где Папа и останавливался), еще в стране есть шесть приходов — но нищета такая, что доехать до столицы многим непосильно. Да и два лари (доллар), чтобы доехать от города до аэропорта — серьезные для многих деньги. Так что в аэропорту Папу встречало несколько десятков человек, — большая и очень шумная группа детей из неокатехумената, которых сперва все принимали за кришнаитов (очень уж похоже звучали бубенчики). Бурный интерес окружающих вызвал плакат "Московские католики приветствуют Папу Римского!" — огромное трехцветное полотнище, вокруг которого было совсем мало московских католиков, увы. По просьбе собратьев по вере я лично изрезал наш дорогой триколор ножом — чтобы лозунг было легче держать и читать, прорези уменьшили парусность.

Папа ехал в автомобиле с затененными стеклами, его видно не было. Но зрелище почтенных священников и епископов, которые вдруг совсем несолидно заподпрыгивали и замахали руками, стоило долгого стояния на ветру (погода, увы, испортилась аккурат к началу визита). Из русских православных был  только один сотрудник отдела по религиозному образованию и катехизации, да я, худший из всех возможных образчиков христианства вообще и православия в частности. Мы оба были не уполномочены произносить какие-либо приветствия (да и мою личную поездку финансировал журнал "Итоги", а не какое-либо религиозное учреждение).

Более-менее открыты для публики были два события: упомянутая месса и встреча Папы с католикосом Илией II в Мцхета (древняя столица Грузии, немного выше Тбилиси по течению Куры). На мессе Папа был очень далеко, а вот в соборе возобладал грузинский дух, сгрудились вокруг него невероятно плотно, вопреки всем усилиям охраны. Но обошлось без инцидентов. Личный взгляд на Папу (у меня — первый, и не только у меня) вызывал два шока: на удивление медленно двигается — и на удивление бодро и молодо говорит. Если церковные власти Грузии что-то и имели против этого визита, то Шеварднадзе правит достаточно жесткой рукой, чтобы этого не было заметно. Состоялась даже 10-го числа, после мессы, одна незапланированная встреча Папы, католикоса, Шеварднадзе.

В общем, было бы риторическим преувеличением сказать, что в холодном и темном царстве (в Тбилиси прочно нет горячей воды, электричество не всюду и всюду не всегда, холодная вода — с перебоями) стало теплее и светлее от визита Папы.


Неиспользованный текст:

На паспортном контроле величественные мужские и женские профили двигаются вперед тебя — не как в русской очереди, из боязни не успеть, а просто потому, что они не замечают ненадменных. Царственное достоинство, которого бы с избытком хватило на десяток Ахматовых, дюжину Юдиных и еще бы осталось достаточно, чтобы оделить Мадлен Олбрайт, оказывается на практике простой невежливостью. Конечно, это невежливость по отношению к тебе — тот же чеканный профиль почитает своим долгом пропустить вперед себя (и меня, конечно, стоявшего впереди их всех) не только свою даму, но и своего если не лакея, то подчиненного или бедного родственника. Но не чужого. Чужого обогреют, накормят и зальют вином попозже, у себя дома. Поэтому восточное гостеприимство самое негостеприимное — оно демонтрирует эгоизм. Даже библейская попытка немножко исправить дело и оказывать гостеприимство из памяти о том, как ты сам был чужаком в земле Египетской, не сказать, чтобы очень удалась. Еврейское гостеприимство в пословицу не вошло — в отличие, кстати, от грузинского. И это, может быть, к лучшему. Если бы Спаситель родился не в стойле, а в благоустроенном доме, под восторженные охи и ахи хозяев — ничего себе было бы у нас Рождество. Вроде праздника Октябрьской революции.

Если с бытовой точки зрения восточность можно измерять как нарастание хамств, то с научной — как убывание информационных потоков. Защитник неодушевленной природы приходит, наверное, в ярость от килограммовых глянцевых буклетом авиакомпаний, которые преподносит Запад. Можно придти в изумление от настойчивости, с которой западные стюардессы объясняют не слушающим пассажирам правила поведения в случае аварии. Можно поразиться тому, что запрещено пользоваться компьютером во время взлета и посадки, как будто его микротоки могут на что-либо повлиять. Все можно — до путешествия на восточном самолете. Хорошо, у меня оказался билет в девятнадцатый ряд, хотя в самолете было восемнадцать — это может быть вина кассира, хотя сомневаюсь. Стюардесса пустила меня искать это место, а когда я к ней вернулся с известием, что его нет, предложила занять любое место в последнем ряду — это где нет иллюминаторов. Я сел все-таки у окошка и согнан не был. Если бы в девятнадцатый ряд продали еще хотя бы пару билетов, кого-то пришлось бы на всю дорогу сажать в сортир. Стюардессы не объясняли ничего, журналов и газет не было вообще никаких, информация сводится к трем кратким объявлениям по радиосети — наверное, запись. Личный контакт с пассажирами, видимо, считают унижающим личность — не пассажира, конечно.

Информационный спад еще ощутимее в тбилисском аэропорту, который светлее, чище, современнее московского, кажется, и новее. Но эта новизна не переходит в западную модерность, потому что информация отсутствует начисто. Отсутствуют указатели на что-либо, и если где-то в недрах аэропорта есть телефон или пункт обмена валюты, то обнаружить их невозможно. В Москве тоже тщательно скрывают, где останавливаются рейсовые автобусы, но все остальное нехотя демонстрируют. Здесь скрыто все. На вопрос, где меняют доллары, каждый встречный отвечает "Здесь!" и называет свой курс. Наконец я обнаружил окно с надписью "Информация". На вопрос о том, где меняют доллары, я получил стандартный ответ, на вопрос о телефоне — "Заходите, звоните". Информацию как таковую — просто сведения о том, где что происходит — я так и не получил. Зато я получил местные деньги и возможность позвонить бесплатно позвонить. Точнее, оказавшись внутри, я оказался уже гостем, и был облит нежностью и заботливостью, так что и номер мне набирали сами. Курс, правда, все равно оказался именно такой, какого следует ждать чужаку поздно ночью в незнакомой стране. Шоферы наотрез отказывались сообщать, сколько стоит поездка, пока мы не приедем.

Впрочем, пока мы ехали, а особенно когда пришел час расплаты, на меня обрушился поток абсолютно ненужной информации: имена шофера и его друга, который поехал с нами (как отметил бы американец, за мой счет — но я не американец, я лишь отмечаю, что отметил бы американец), экономическое положение Грузии вообще и босса моего шофера в частности. Но можно ли считать слова, произносимые при базарной торговле, информацией? Это информация разве что для ученого, который пишет диссертацию о герменевтических и риторических особенностей монологов, сопровождающий базарный шум.


 

 

 
Ко входу в Библиотеку Якова Кротова