Человек путешествует по пространству и мечтает свободно путешествовать во времени. «По» в русском языке подразумевает некоторую легковестность. Поверхность становится метафорой поверхностности. Почитывают детектив, вчитываются в документ.
Свободное путешествие во времени кажется мечтой. «Река времён в своём» теченьи уносит Державина, Пушкина и все дела людей. Словно арестанты в воронке мы несвободны, нас везут.
Отсюда, возможно, мечта о свободе как победе над пространством и, особенно, над временем. Больше даже над временем: победа в смысле полного уничтожения. Не время, но вечность. Согласны, что в раю будет пространство, и даже довольно усложнённое пространство, но времени не будет более. Лучше вечность, что бы это ни означало. Отсюда учение Августина о том, что пространство и время не часть творения, а повреждение бытия, результат грехопадения человека. Они словно помочи или оковы, которые не дают человека себя погубить, но помогают ему спастись. Если, конечно, он правильно ими пользуется. Но когда спасётся, они исчезнут, а что будет, мы не можем себе представить, как не может ребёнок представить себе взрослую жизнь.
Идея красивая, видимо, зерно правды в ней есть, но всё-таки точнее простое деревенское — оно же библейское — восхищение тем, что есть мы, есть мир, есть версты и время. «Всякое время благоприятно». «На всяком месте воспою Господа».
Просто пространство бывает разное, и время бывает разное. С пространством понятно, от человека зависит загадить или обустроить. Время кажется нам неподвластным, мы под его властью. Но это неверно. Время как физическая величина — возможно. Но есть, есть и другое время. Время человеческое. Время, которое человек может загадить, а может погубить. Человек живёт во времени, но человек может и путешествовать по времени. Он творит из времени историю, и это может быть история любви, а может быть история ненависти. Если человек ничего не творит из времени, оно плесневеет и превращается в псевдо-историю, в неудобоваримую, ядовитую массу, но оно не исчезает просто так.