Борьба за свободу у одних начинается как борьба со слишком тяжёлыми цепями, у других как борьба со слишком тяжёлыми налогами. Если король устанавливает невысокие налоги, не ведёт убыточных войн, — да здравствует король! Тут разница между свободолюбием и либерализмом. Раб не бывает либералом, а рабовладелец — сплошь и рядом. Он либерально относится к рабам и хочет платить за них поменьше налогов.
Помнить об этом полезно, чтобы понять, что «либерализм» (в кавычках, потому что название прилагается к очень разным взглядам) не случайно есть именно «либерализм», а не «свободизм». Того, кто считает главной свободой свободу не платить за лечение или пропитание другого, можно называть либералом — но точно ли он свободный человек или он раб своих предрассудков?
Скорее, раб. Предрассудок же в том, что заранее принимается за аксиому, что помощь ближнему — дело сугубо добровольное. То ли дело война! Война — это дело серьёзное, которое никак нельзя доверять доброй воле частного лица. К войне надо быть готовым заранее, не дожидаясь нападения! А милостыня — по запросу. Поэтому к войне готовимся вместе, платим налоги неукоснительно. А ребёночку на рак — пусть мамочка пишет бумажечку, а мы выясним, отчего папочка не заработал сам, не лишить ли родительских прав, не поместить ли ребёночка в кадетское училище. От рака умирает, так тем более, пусть хоть перед кончиной кого-нибудь из врагов отечества убьёт.
Этим, кстати, либералы с закрытым кошельком и поднятым забралом отличаются от либертариан, которое и войну в своих фантазиях приватизируют. Каждый сам себя обороняет либо нанимает частную же армию. Разумеется, каждый либертарианин — обычно это усталый клерк, развлекающийся составлением подробных описаний Утопии — видит себя не жертвой частной армии, даже не её солдатом, а её распорядителем.
Либералам же с закрытым кошельком и поднятым забралом хочется предложить: а давайте-ка сами себя защищайте! Каждый сам берёт атомную бомбу и... И волочёт её из Нью-Йорка в Хиросиму. Если бы президенту Трумэну предстоял такой путь, вряд ли бы он приказал бомбить Хиросиму. То есть, приказал бы непременно — но самому себе. И у первой же ступеньки остановился — как её скатить-та, болезную?!
Война — государственное дело, а милосердие — частное? Мир не просто лежит во зле, мир лежит во зле мордой вниз. Всё перевёрнуто. Война — это разрушение, боль, ложь, как можно это делать принудительным для всех жителей какой-то страны? Милосердие же — это жизнь, буквально жизнь. Как можно жизнь оставлять на волю случая? Пока скряга накосит сена, лошадка сдохнет!
Конечно, доброта и у богачей случается — например, её проявляют к богатым людям во времени разных кризисов, ссужая им деньги из государственной казны по их просьбе. Поскольку богатые люди обычно ещё и участвуют в управлении либо дружат с теми, кто управляет, им помогают охотно. Если очень богатый человек разорится, плохо будет многим, кто на него работает. Если бедняк разорится... Но бедняк не может разориться, он же бедняк!
Деньги это власть, причём власть самая опасная, самая развращающая — односторонняя, бесконтрольная. Такая власть омертвляет своего носителя, превращая его в бесчувственное чудовище. Вот для этого и придуманы налоги — которые отбирают часть денег самым механическим, бесчувственным, бездушным способом, и деньги оказываются у бездушного государства. Одно отчуждение лечится другим отчуждением.
Для тех, кому важно христианство, можно заметить, что доброта и вера слабо связаны не случайно. Это условие свободы, а свобода — условие благодати. Бог предусмотрел всё, чтобы индуист или атеист мог быть личностью и любить, не обращаясь в христианство. Иное было бы дешёвый шантаж, и в истории очень много было и есть шантажа со стороны представителей Бога (впрочем, и атеизма): мол, без нас ничего ни у кого не выйдет. Дух дышит где хочет, проказник эдакий! Человек может запрещать государственную благотворительность (он же welfare, он же социальная помощь и пр.): мол, это поощряет иждивенцев и бюрократию. А Евангелие говорит просто: накорми, напои! Вы накормили Меня — молодцы. А как накормили — не сказано. «Вы» вполне можете и через государство покормить-попоить. Как в походе: можно, конечно, каждому свою пайку на привале кушать, отгородившись от других, но друзьям или особо непредусмотрительным отщипывая от бутерброда. А можно — и нужно — вывалить всё и есть вместе. Не «отобрать и поделить», а «скинуться». Делить же будет кто-то другой — и при всех издержках бюрократии, в этом есть свои плюсы. Правая рука не может не знать, что делает левая, так что всё равно будет гордиться своей добротой, а налогоплательщику гордиться особенно нечем. Он заплатил налог – и гуляет. Вот где смирение так смирение!
Как помочь, не превращая человека в иждивенца? Как помочь, сохраняя частную собственность, не превращая государства в тоталитарного монстра, который всё у всех отбирает и перераспределяет по усмотрению чиновников? Как? Как? Как?
Это хорошие, вкусные вопросы, на которые никогда не будет дано единственного ответа даже в границах одной-единственной страны, тем более, всего человечества. Для того и свобода как основа политики, чтобы самые хорошие люди, получившие власть, не доводили до катастроф. А катастрофы случались, очень даже случались! В музее Зальцбурга до сих пор стоит игрушечная виселица, на которой вздёрнута кукла, изображающая епископа — тот во время голода отказался поделиться с горожанами своими запасами зерна. Каждые две минуты виселица содрогается, загорается красный свет, раздаётся сатанинский хохот и фигурка епископа падает в раскрывшийся адский люк. Ничего личного, просто напоминание: налоги и смерть кое-чем похожи, налоги, однако, намного гуманнее и помогают отодвинуть смерть, а разве не в этом смысл жизни.