Либералы — из тех, своеобразных, которые считают свободу функцией денег, а потому мечтают отобрать право голоса у нищих — уверены, что свобода есть результат договора высоких договаривающихся сторон. Встретились два свободных, зажиточных фермера и договорились быть свободными, уважать права друг друга, а ежели у кого раб сбежит, помочь найти, а к себе отнюдь не принимать.
На самом деле, даже нельзя сказать, что у свободы есть история. История есть только у свободы. Рабство есть факт не истории, а ботаники, зоологии. Пресловутый экологический баланс есть, с точки зрения человека, хорошо организованное рабство, рабство всех у всех, круговое рабство, в котором и самый альфа-самец всё равно раб стаи.
Появление человека есть нарушение баланса рабства. В стае уток вдруг появляется странно ковыляющий персонаж. Он маленький и слабый, хотя сама свобода вовсе не есть удел только слабых. Парадокс в том, что существование рабства пробуждает свободу именно у рабовладельца. О, конечно, не у всякого! На одного Пушкина приходится тысяча салтычих. Другое дело, что люди — включая самого свободного рабовладельца — понимают, что свобода не из рабовладения возникает. Совпадение случайно. Символом свободы становится как раз раб — Эзоп. Гадкий урод. Потому что рабовладение несёт в себе угрозу более страшную, чем рабство — угрозу гордыни, самодовольства и глухоты.
Теоретически все равны. Равны те, кто нанимает на работу, с теми, кто нанимается. Практически равенства тут нет и не предвидится, потому что в основе просвечивает всё та же обезьянья стая, где правит грубая физическая сила. Долог путь от рабовладельца, который не «нанимает», а заковывает в кандалы, к владельцу фабрики, который нанимает. Ни один шаг на этом пути не пройден по доброй воле нанимателя — все шаги от рабства к свободе делались под, мягко скажем, давлением снизу. В любой момент может произойти возвращение к рабовладению — давление должно поддерживаться в обществе, как оно поддерживается в шинах автомобиля. Это не так-то легко.
Надежда стать самцом, который нанимает, повелевает, решает, опекает — вот дырочка, через которую утекает воздух свободы. Психология рабовладельца — у девяти рабов из десяти, вот самая надёжная, питательная основа рабства. То, что свобода всё-таки случается — такое чудо, что цинизм считает свободу всего лишь результатом столкновения рабовладельцев. Когда два триллионера сталкиваются лбами и не могут поделить человечество между собой, рабы получают шанс побузить. Исторически это неверно. Источник свободы не в слабости рабовладельцев, сталкивающихся друг с другом, не в сила рабов, объединившихся ради освобождения. Источник свободы — в человеке, и поскольку неопределим человек, то и свобода неопределима или определима только отрицательно: свобода это не отсутствие рабства, свобода это не добрая воля рабовладельцев, свобода не демократия, свобода не либерализм...
Свобода даже не всеобщее избирательная право, хотя любое ограничение избирательного права — это несвобода. Свобода не есть отсутствие цензуры, хотя любая цензура — это рабовладение. Свобода не есть мир, хотя любая война, от налёта родителей на ребёнка до ковровой бомбёжки Мосула — несвобода, причём несвобода именно налетающих.
Свобода не есть даже свободная страна, потому что свобода делится с другим, но не делима. Нельзя обеспечить свободу себе, отгородившись от другого, как нельзя добиться зачатия с презервативом. Сегодня мир вдруг оказался в движении к несвободе именно потому, что вчера утята возрадовались — ах, мы свободные страны, ах, все страны скоро станут свободными и свобода станет глобальной! От соединения ста презервативов вероятность зачатия не увеличивается. Более того, технический прогресс в любой момент может оказаться орудием всё того же рабства, только в руках у вожака стаи будет уже не палка, а спецслужба и демагогия про то, что собственность свята, богач ответственнее бедняка, а лучший стимул к труду — голод. В общем, всё та же зоология с ботаникой, которые вполне самооправдывающиеся пророчества, потому что можно заморить человека до состояния обезьяны, утки, амёбы. Можно — и это будет очень по-человечески, не по-обезьяньи, это будет не от голода, а от жажды свободы.
Любой рабовладелец, диктатор, просто аппаратчик ужасен именно тем, что он — человек, он рвётся к власти не от жажды воды, а от жажды свободы, но свободу он добывает, ограничивая свободу другого, а не наращивая свою и чужую свободу. Это хорошая новость: нет никакой чёрной дыры, извергающей рабство в мир сей, есть просто свободолюбивые люди, по разным причинам — от страха до эгоизма — превращающие свободу из канала в канализацию. Не изверги-нелюди, Земля остаётся планетой людей, не планетой обезьян, и остаётся быть достойным человека-в-себе и из этого достоинства обращаться к человеку-в-другом.