Объективность требует, похвалив вчера церковнославянский, отметить в сегодняшнем тропаре невероятное словосочетание «судище неумытное». Это же прямо Корней Чуковский, никто ведь не заметит суффикса «н», всяк прочтёт «чудище неумытое». Конечно, «Страшный суд» тоже корявое выражение, плеоназм — можно подумать, бывает нестрашный суд («я тебя небольно убью»). Но плеоназм, избыточность — это разновидность удвоения, одного из самых простых риторических приёмов («да-да», «летом, летом»). Кстати, «неумытное» — от слова «мыт», «суд беспристрастный», не берущий денег.
Зато следующая строка не о том, что Бог в торги не вступает — тоже мне, открытие! — а о том, что именно в Боге, а не в самолётах впервые реализована возможность полёта объекта тяжелее воздуха: «Отягченное бремя души моея облегчи». «Отягченное бремя» — это масло масляное, в целом слова просто повторяют «приидите ко Мне, все труждающиеся и обремененные» и «возьмите иго Мое».
Та неподвижность, от которой хочется освободиться, неподвижность покойницкая, это неподвижность-придавленность. Нас что-то гнетёт изнутри, как будто мы космос проглотили. Вроде бы всё есть, а счастья нет, стимула двигаться нет — а счастье и есть то, что побуждает двигаться, вовсе не цель движения.
Спасение не в том, чтобы снять тяжесть с души, а в том, чтобы нагрузить душу Богом. Заменить тяжесть на груз. Для человека тяжело всё бессмысленное, а если груз осмысленный, то... Бог — вот та своя ноша, которая тянет ввысь, с которой начинается подъём духа и которая делает подъём духа бесконечным. Движение в Боге — вертикально, отсюда базовая метафора «неба», «вознесения», «горы», «вершины».
Движение по горизонтали есть обретение одного при потере другого, переезд. Человек переезжает из Парижа в Лондон, теряя Париж. Но человек может взлететь над Парижем достаточно высоко, чтобы видеть одновременно и Монмартр, и Сохо. Чтобы подняться, не надо ничего терять, кроме того «отягченного бремени», которое человек принимает за «самого себя». Чтобы начать двигаться вверх, надо принять на себя Того, Кто легче воздуха и массивнее Солнца, Кто не вступает в торги, зато вступает в реакцию с самым инертным веществом в мире — человеческой бессовестностью, и в ходе реакции рождается совесть, которая не есть дух, но есть мотор духа.
Витраж в католическом соборе Канберры, Канада