Познакомившись в самых общих чертах с основами церковного строя, мы должны теперь перейти к рассмотрению конкретных явлений церковной смуты 1923 года. Мы уже констатировали тот факт, что живоцерковная смута к концу 1922 года пошла на убыль; во всяком случае она к этому времени изжила свою поступательную силу и начала- склоняться "долу". События 1923 года с еще большей очевидностью свидетельствуют об этом.

Живоцерковники в своем первом воззвании, еще до захвата церковного аппарата, заявили себя горячими сторонниками соборности и до принятия синодальных дел обратились к гражданской власти с просьбой о разрешении собрать церковный собор по неотложным церковным вопросам. Однако, в ближайшее время осуществить это им не удалось, да, по-видимому, они и сами не особенно торопились с этим после захвата власти. Первый живоцерковный собор собрался только 2-го мая 1923 года, т. е. почти через год после того, как они захватили власть.

На собор явились только живоцерковники и их союзники, представители родственных им церковных группировок (СОДАЦ и Возрождения). Произошло это по целому ряду причин. Прежде всего мы знаем, что Патриарший Синод, в полном соответствии с церковной практикой, высказался против участия верных членов Патриаршей церкви на этом соборе, как лже-соборе, собираемом помимо церковной власти захватчиками, полномочия которых, с церковной точки зрения, едва ли превышали значение архивариусов и делопроизводителей, да и то временны, которым Св. Патриархом, как мы видели, было поручено принять синодальные дела для передачи их заместителю. Однако, были случаи участия на избирательных собраниях членов патриаршей церкви. На некоторых из собраний они даже составляли большинство, но при том бесцеремонном отношении и насилии, с какими руководители вели эти собрания, было ясно, что на собор будут допущены только элементы желательные для тогдашних фактических руководителей церковного аппарата. Фильтр был необходим, так как живоцерковники ясно видели, что при сколько-нибудь объективном ведении дела они не смогут опереться на собор: они даже боялись голоса церкви. Подбор членов собора был вопросом их бытия, как организации; выпустить же из рук церковную власть во имя соборности было столь же неприемлемым для захватчиков, как и наложить на себя руки. Собор созывался не для того, чтобы сдать власть, а укрепить пошатнувшееся к этому времени положение руководителей "живой церкви". Естественно, что при таких условиях живоцерковный собор стал орудием соответствующих группировок. Выбирая членов президиума уже на самом соборе, лица, предлагавшие тех или других кандидатов, всегда мотивировали свое предложение заслугами лица перед "живой церковью". Ясно, что это собрание ничем не отличалось от живоцерковного съезда.

Деятельность этого собора связана с выявлением отношения живоцерковников к находившемуся тогда в заключении Патриарху Тихону. Политический подход к делу Патриарха Тихона ясен из самой постановки вопроса. На втором заседании, 3-го мая, был заслушан доклад А. И. Введенского, посвященный одновременно вопросам: о Православной церкви, социальной революции, советской власти и Патриархе Тихоне. Организация русской церкви, как мы видели, не была чужда крупных недостатков, но А. И. Введенский готов на дореволюционную церковность возложить ответственность за промахи отдельных лиц. Подобная постановка вопроса могла быть достойна только такого собрания, каким явился Живоцерковный собор. Можно разно расценивать тот или другой государственный и общественный строй, но ставить знак равенства между христианством и социализмом не значит ли смешивать человеческое с Божеским. После подобных утверждений оставалось только одно, что и выполнил соратник А. И. Введенского, Калиновский, сделавшись противорелигиозным агитатором. На такой шаг, однако, не решился докладчик. С исключительной злобой напал А. И. Введенский и на Поместный собор 1917-18 гг., главным образом, за восстановление патриаршества; но только в вопросе о патриархе Тихоне злоба докладчика достигла своего наибольшего напряжения. Главное обвинение А. Введенского сводилось к тому, что Патриарх непримиримый и активный враг советской власти. Для доказательства этого собраны все штрихи, а крупные факты противоположного характера (например, послание Патриарха от сентября 1919 года) совершенно опущены. Речь А. И. Введенского - это не обвинительный акт и не речь прокурора, а самая беззастенчивая агитация. Выступал по этому вопросу и Красницкий. В заключение была оглашена резолюция "епископского собора" , происходившего под председательством живоцерковного митрополита Антонина. Из нескольких слов председателя этого собора, предпосланных им оглашению самой резолюции, ясно, что в основу резолюции были положены предложения председателя архиерейского совещания. Не постеснялся председатель в этот момент упомянуть о тех утеснениях, которые он лично перетерпел от Патриарха. Можно ли после этого сомневаться, что на решение собора живоцерковных епископов оказала влияние нечеловеческая злоба председательствовавшего. А. И. Введенский и В. Д. Красницкий требуют лишения сана, - какого, они, правда, не договаривают, но так как речь идет о патриархе, то можно предполагать, что патриаршего. Собор епископов постановил лишить патриарха Тихона сана (епископского) и звания патриарха. В резолюции общего собрания говорится о лишении сана, монашества и о возвращении в первобытное мирское состояние, несмотря на то, что подобного предложения никем не было сделано. Кроме того принимается особая резолюция, отменяющая патриаршество: "отныне церковь должна управляться соборно" ². И это делается в то время, когда бывший епископ Антонин уже именуется Митрополитом Московским и всея Руси. Какая разница между митрополитом всея Руси и патриархом - составляет неразгаданную тайну живоцерковников, если, конечно, этот титул не пустое название, не имеющее никакого отношения ко всея Руси.

Небезынтересно отметить некоторые подробности происшедшего голосования. Председатель собора, живоцерковный митрополит Петр, после оглашения резолюции спрашивает разрешения поставить ее на голосование. В это время послышался голос: "Разрешите слово". В протоколе отмечен только этот возглас, но из дальнейшей реплики председателя ясно, что это лицо пыталось говорить с места, так как никому, кроме докладчиков, не было предоставлено право слова. Председатель, сославшись на регламент, что с места нельзя говорить, остановил оратора. Отметим еще одну, не лишенную интереса деталь. После доклада А. И. Введенского раздались голоса, требовавшие перерыва, который, однако, не был дан "до принятия резолюции", как равно и не последовало приглашения председательствующего высказаться по поводу заслушанных докладов. Результаты голосования получились следующие: один голос против резолюции, 5 человек воздержались, остальные голосовали за резолюцию, однако, протокол не указывает их числа, как и вообще в протоколе нет указаний на число лиц, участвовавших в заседании. Сопоставляя все эти детали, легко понять, под каким прессом выжималась угодная для В.Ц.У. резолюция даже в среде отборных живоцерковников. Нужно ли после всего этого говорить о нарушении элементарных условий справедливости: не только не было допущено слово в защиту, но и сам обвиняемый не был спрошен по существу предъявленных обвинений. Игнорирование требований церковных канонов и элементарной справедливости, само по себе, свидетельствует о ничтожности решения, продиктованного исключительной злобой руководителей "живой церкви" против Св. Патриарха Тихона.

Мы уже говорили, что сословные устремления белого клира явились движущей силой живоцерковного раскола. Теперь руководители решили пойти навстречу белому клиру и вторым вопросом поставили вопрос о второбрачии священнослужителей. И этот вопрос встретил, хотя слабую, но все же оппозицию среди членов даже этого собрания. С докладом по этому вопросу вступил профессор протоиерей Н. Г. Попов ³. Доклад этот, полный казуистики, произвел удручающее впечатление. Первый оппонент, протоиерей Иоаннов, сразу поставил вопрос на определенно принципиальную позицию. Два случая второбрачия духовенства в Византии, приведенных докладчиком, скорее опровергали, чем подтверждали основную мысль доклада. Вдовство священнослужителя, хотя и тяжкая вещь, но, как заявил оппонент, должно быть лечимо другим способом. Неудачный второй брак был бы еще большим несчастьем для детей священника и для него самого. Разрешение священнослужителям вступать во второй брак не исключало совершенно вдовства.

На голосование было поставлено два вопроса: 1) разрешить второбрачие священнослужителям с благословения епископской власти, 2) допустить к священнослужению тех, кто оставил его лишь вследствие вступления во второй брак. За резолюцию голосовало большинство. Против голосовало: 16 и 7 воздержалось, т. е. были тоже против; следовательно, всего против резолюции было 23 человека. Для такого собрания уже и эта цифра довольно знаменательна. После голосования председательствующий начинает оглашать поправку "епископского совещания". Произошел общий переполох, и поднялся невероятный шум. С места кричат: "это дело собора, а не епископского совещания". Председатель некоторое время безуспешно пытается водворить тишину, и только заявление его, что поправка касается только епископов, водворяет некоторое спокойствие. Священнослужители, получившие только что компенсацию за резолюцию, принятую по делу Патриарха, очевидно, испугались, что епископское совещание хочет своей поправкой ограничить бесстыдно полученное вознаграждение. После некоторого успокоения председатель разъяснил, что второбрачие разрешается священнослужителям, кроме епископов. Мотивируется последняя поправка "серьезностью условий, в которых находится обновленческое движение". В защиту этой поправки выступил протоирей А. И. Боярский, который мотивировал свое предложение просьбой "не навязывать епископам того, чего они не хотят" . Члены собора, уяснивши себя, что эта поправка не касается большинства, облегченно вздохнули и голосовали за поправку. Только 14 человек выдержали принципиальную точку зрения о возможности второбрачия для всего клира. Это еще больше подчеркнуло непринципиальность постановки этого вопроса, как он решался на живоцерковном соборе. Епископам не было дано этого права только потому, что они не хотят этого; следовательно, большинство белого клира получило разрешение на второбрачие, так как это соответствовало его желанию, я бы сказал - социальным устремлениям его, не удовлетворить которых не могли руководители, только что вырвавшие у большинства членов того же собрания беззаконное осуждение Патриарха.

Следующим моментом в деятельности живоцерковного собора должно быть отмечено создание нового органа управления, В.Ц.У. заменялось Высшим Церковным Советом. Живоцерковники поняли, с какой неприязнью относилась масса верующих к В.Ц.У. Это и послужило основанием для создания Высшего Церковного Совета. Этот орган был составлен на коалиционных началах, т. е. в нем были представлены три обновленческие группы, сообразно их значению на соборе: "живая церковь" получила 10 мест, "союз древнеапостольских церквей" - 6, и "Возрождение" - 2. Это до известной степени согласуется с составом живоцерковного собора, как он был указан в "Известиях". Беспартийная группа членов собора (45 человек) в порядке работы примкнула, по-видимому, к группе Возрождения, и тем дала возможность этой группе провести двух представителей в Совете, тогда как сама группа по своему составу (10 человек) едва ли могла претендовать и на одно место. Таким образом, "живая церковь" сохранила за собой руководящую роль, ей принадлежало 10 мест из 18. Союз Древне-апостольских Церквей считался более радикальной группой, чем сама "живая церковь", а союз Возрождения был более умеренным ⁴. Отсюда ясно, что направление дел живоцерковного собора 1923 года определялось более радикальными течениями внутри этого движения.

Собор 1923 года должен был, как мы уже сказали, восстановить пошатнувшееся к этому времени положение "живой церкви". На самом соборе прямо говорили о тяжелом положении, о серьезности положения обновленческого движения. Полоса массовых возвращений в старую церковную организацию прошла еще в конце 1922 года, и это движение не прекращалось за все время вплоть до открытия живоцерковного собора 1923 года.

Деятельность его убедила даже представителей гражданской власти, что все это движение уже не что иное, "как палое и зяблое дерево" . В начале мая состоялся живоцерковный собор, а в середине этого месяца уже пошли слухи о предстоящем освобождении Патриарха. 25 июня состоялось определение распорядительного заседания Верховного Суда об освобождении Патриарха Тихона. 26-го июня он уже был на свободе, 28-го июня обратился с посланием "к архипастырям, пастырям и пасомым Православной церкви" ⁵. Это первое послание имело огромное значение. Св. Патриарх Тихон в нем прежде всего касается живоцерковного суда над собою. Св. Патриарх заявляет, что он не признал предъявленного ему приговора живоцерковного собора по двум основаниям: 1) формально - Патриарх не был позван на суд и даже не был извещен об этом суде, поэтому и самый приговор не может иметь силы; 2) по существу - обвинение в политической контрреволюции неосновательно: с 1919 г. Патриарх дал определенные указания о невмешательстве церкви в политику. "Конечно, я не выдавал себя, - говорится в патриаршем послании, - за такого поклонника советской власти, какими объявляют себя церковные обновленцы". Но однако, когда ему стали известны постановления Карловацкого собора, то он склонился к мнению меньшинства. После обращения Карловацкого В.Ц.У. к Генуэзской Конференции Патриарх закрыл и самое Карловацкое Церковное Управление, возникшее помимо него, с благословения Константинопольского Патриарха. "Отсюда видно, что я, как пишет Патриарх, - уж не такой враг советской власти и не такой контрреволюционер, каким меня представляет собор". Отмечает послание случайный и даже противоканонический состав собора в отношении к архиереям, которым принадлежат судебные функции, а, именно, - из 67 живоцерковных епископов только 10 или 15 являлись архиереями старого посвящения, остальные беззаконно поставлены уже обновленцами. Переходя к вопросу о будущем направлении церковной политики, Патриарх заявляет: "Отныне я определенно заявляю всем тем, (кто будет пытаться восстановить его против советской власти) что их усердие будет совершенно напрасным и бесплодным, ибо я решительно осуждаю всякое посягательство на советскую власть, откуда бы оно ни исходило". Это послание Святейшего воспроизводит в значительной степени его показания, сделанные им во время заключения, и заявление, появившееся в связи с ходатайством об освобождении.

Живоцерковники особенно настаивали на том, что Патриарх и его церковные организации контрреволюционны, что они в своей деятельности инспирируются контрреволюционерами из числа Карловацких деятелей и, следовательно, опасны для существующей власти, как таковой. Св. Патриарх, как мы знаем, давно занял лояльную позицию по отношению к советской власти, теперь же ему пришлось более детально формулировать свое отношение под влиянием тех обвинений, которые были ему предъявлены гражданской властью, поддерживались живоцерковниками и вызваны были безрассудным политиканством Карловацкого собрания 1921 года и Карловацкого В.Ц.У. Заявления, сделанные на следствии, обязывали главу русских епископов повторить их и открыто, и это было сделано Св. Патриархом с величайшим мужеством с единственной целью достигнуть возможного блага для церкви. Положение последней в это время, несмотря на провал живоцерковников в крупных городских центрах, было ужасно. Патриарх 26 июня был освобожден, а 28-го уже выпустил свое первое послание, отвечающее на мучительный для многих верующих вопрос об осуждении его живоцерковным собором. С 26-го июня Св. Патриарх вступил фактически в управление Русской церковью.

В зарубежных кругах карловацкого уклона очень часто подчеркивается, что Св. Патриарх после его освобождения взял в свои руки управление церковью с согласия православного епископата, как сказано в его послании к Сербскому Патриарху. Я боюсь, что этому выражению придается какое-то церковно-правовое значение. Если это так, то нужно сказать, что дело обстояло совершенно иначе. То, что Св. Патриарх скромно называет согласием епископата, на самом деле был "многоболезненный вопль" всех верных чад церкви, в том числе и епископов. Это было не основание для восприятия власти, а самый сильный мотив для этого. Не церковно-правовое значение имело это согласие, а стало моральным побуждением к немедленному вступлению в дела управления, так как фактически никакого центрального Патриаршего управления в это время не существовало. Святейшему с первых же шагов пришлось все создавать снова. Дела и помещение были захвачены живоцерковниками, не было на лицо епископов, членов последнего состава Священного Синода. Тем не менее Святейший 15-го июля имел уже возможность обратиться с новым посланием к церкви ⁶. В этом послании раскрывается захватный характер присвоения "живой церковью" церковной власти и церковного аппарата. Смутные и противоречивые слухи, ходившие в это время в России о событиях, имевших место в мае 1922 года, получили в этом послании определенное разъяснение. Последнее подчеркивает безблагодатность живоцерковного клира и предупреждает мирян от участия в их грехе, входя в молитвенное общение с безблагодатными епископами и священниками. Каково должно было быть настроение Донского узника, когда он оставался в заключении и сознавал всю тяжесть ответственности, которая лежала на нем, за этих совращенных и несознательно отпавших миллионов людей, из этих миллионов тысячи, а, может быть, и десятки тысяч были принуждены обращаться за требами к отщепенцам. При таких обстоятельствах только один Патриарх мог вывести церковь из этого ужасного положения, не потому, что усиливалась "живая церковь", а потому, что патриаршая церковная организация была совершенно разрушена, а также прекратилась и "каноническая преемственность церковной власти": митрополит Агафангел, как мы знаем, был арестован и заместителя себе не оставил. Освобождение Св. Патриарха сразу разрешало все эти вопросы. Св. Патриарх возвращался к управлению не в силу согласия епископов, а под влиянием вопля всей церкви, который прорывался к нему и через массивные стены его заключения.

"Вместе с тем мы призываем всех епископов и иереев и верных чад церкви, которые в сознании своего долга мужественно стояли за Богоустановленный порядок церковной жизни, и просим их оказать нам содействие в деле умиротворения церкви... Тех же, которые волею или неволею, или неведением поползнулись в настоящем веке лукавствия и, признав незаконную власть, отпали от церковного единства и благодати Божией, умоляем сознать свой грех, очистить себя покаянием и возвратиться в спасительное лоно Единой Вселенской Церкви". Так заканчивалось второе послание Святейшего Патриарха. Какая разница в отношении живоцерковников к Патриарху - с одной стороны, и Патриарха к ушедшим "в живую церковь", - с другой.

Освобождение Св. Патриарха было встречено верными, как избавление. В Москве и других крупных центрах как бы вторично справляли в этом году Пасху: такая была радость. Патриаршее служение, служения верных Патриарху епископов сопровождались огромным стечением народа и таким духовным подъемом, который был величайшим утешением и ободрением для верных, исстрадавшихся за год заключения Патриарха.

Живоцерковники были потрясены в самых своих основаниях. Многие из епископов, совершив грех отпадения, принесли и "достойные плоды покаяния", были любовно приняты в церковное общение Святейшим и восстановлены во всех своих правах. В числе первых из покаявшихся был и митрополит Сергий, занимавший тогда Владимирскую кафедру. В это время Русская церковь изобиловала исповедниками, а теперь в ее среде появились и великие, в своем покаянии, сыны без всяких условий и сговоров принесшие это покаяние. Священнослужители в значительном числе стали возвращаться в Патриаршую церковь.

Не мог бесследно пройти факт освобождения Патриарха и для живоцерковной организации в целом. Под давлением всех этих обстоятельств живоцерковники созвали свой съезд в августе месяце этого года. Этот съезд произвел внутренний переворот в самой "живой церкви". Был ликвидирован Церковный Совет и на его место создан новый орган - Священный Синод. Сама церковная организация присвоила себе новое наименование "Православной Российской Церкви". Радикальные решения собора 1923 года были приостановлены в их исполнении "по тактическим соображениям". Живоцерковство заменялось обновленчеством. Радикальные элементы отошли на второй план или изменили своему радикализму и руководство оказалось в руках более умеренных элементов, располагавших, как мы видели, на майском соборе ничтожным количеством голосов. Если живоцерковный переворот 1922 года профессор Титлинов считает церковной революцией, то перемены, произведенные августовским съездом 1923 г., с гораздо большим основанием могут быть названы внутренней обновленческой контрреволюцией.

Придавая огромное значение церковному единомыслию, Св. Патриарх уже в июле 1923 года собрал совещание верных епископов. Это совещание признало обновленцев раскольниками и в связи с выраженным Патриархом желанием удалиться от дел, обратилось к Святейшему Тихону с просьбой "быть кормчим до того момента, когда Господу Богу угодно будет даровать мир церкви голосом Всероссийского Поместного Собора". Единодушие среди русского епископата послужило прочным фундаментом для дальнейшей организационной работы.

---

Часть 2