СЛОВО О ПЪЛКУ ИГОРЕВЕ,

ИГОРЯ СЫНЯ СВЯТЪСЛАВЛЯ ВНУКА ОЛЬГОВА *

64-65. Заря светъ запала, мьгла поля покрыла. Среди исследователей нет единого мнения, о каком времени суток говорится в тексте. Форма глагола «запала» может быть признана аористом 3 л. ед. ч. от «запалати» (зажечь) или перфектом 3 л. ед. ч. от глагола «запасти» (погаснуть): соответственно при одном прочтении речь пойдет об утренней заре, при другом — о вечерней. Судя по тому, что говорится далее: «щекотъ славiи успе, говоръ галичь убудися», здесь описывается картина утренней зари, так как именно перед рассветом поля покрываются туманом, смолкает соловьиное пение и начинают громко кричать галки и вороны (см.: Зарубин Н. Н. Заря утренняя или вечерняя? // ТОДРЛ. М.; Л., 1935. Т. 2. С. 113). 68-69. Съ заранiя въ пятъкъ потъпташя поганыя пълкы половецкыя. Изображается первое столкновение с половцами, в котором русское войско одержало быструю и легкую победу, захватив богатую добычу. «Пятъкъ» — пятница; это слово в такой форме сохранилось в некоторых современных славянских языках. «Поганыя» — слово заимствовано из латинского (paganus — язычник) и не имело в древнерусском языке того отрицательного эмоционально-оценочного значения, которое присуще ему ныне. Здесь, как и в других местах текста, отчетливая аллитерация и ассонанс в словах, начинающихся на «по» («пъ»). 70. Красныя девкы половецкыя. Словосочетание «красная девица», характерное для фольклора, находим и далее, в заключительной части «Слова». 71. Паволокы — шелковая ткань или изделия из нее. Драгыя оксамиты. Оксамит, или аксамит (слово греческого происхождения) — название дорогой ткани, возможно бархата. 71-72. Орьтъмами и япончицями и кожюхы начяшя мосты мостити по болотомъ. «Орьтъма» — покрывало, накидка, слово тюркского происхождения, хотя оно не встречается в других древнерусских текстах и неизвестно в самих тюркских языках. Оно легко объясняется как отглагольное имя на -mä от глагола ört — покрывать (Менгес. С. 124-125). «Япончиця» — накидка, плащ: ср. тур. japynža — род плаща грубой работы (Менгес. С. 186). То, что такой одеждой и тканями русичи «начяшя мосты мостити», подчеркивает богатство доставшейся им добычи. 73. Веяными узорочьи половецкими. «Узорочье» — драгоценности, дорогие предметы. В современных говорах потомков южнорусских переселенцев это слово употребляется как в прямом, так и в переносном метафорическом значениях (Мещерский Н. А. К вопросу о диалектной основе лексики «Слова о полку Игореве» // «Уч. зап. Карело-финского пед. института». Петрозаводск, 1956. Т. 3, вып. 1. С. 79). 74-75. Чьрленъ стягъ, бела хорюговь, чьрлена чолка, сребрено стружiе — храброму Святъславличю. Перечисляются предметы, доставшиеся русскому войску в качестве трофеев. Это могли быть значки каких-то воинских подразделений и штандарты их предводителей или предметы культа. Белый цвет хоругви связан с символическими представлениями монгольских и тюркских народностей — священное знамя монголов было белого цвета (см.: Олядыкова Л. Б. О древнейших монгольско-славянских языковых связях // «Вестник ЛГУ». 1979, № 8. С. 80). Слово «хоругвь» заимствовано из монгольских языков через тюркское посредство (см.: Менгес. С. 157-166). «Стружiе» — древко копья, длинный шест. В данном контексте «стружiе» — это, несомненно, древко одного из захваченных у половцев значков. 76. Дремлеть въ поле Ольгово хороброе гнездо. Все князья, участвовавшие в походе, приходились внуками — Игорь, Всеволод, или правнуками — Владимир Игоревич (1170-1208), Святослав Олегович (1166-после 1191) — князю Черниговскому и Тмутороканскому Олегу Святославичу (ум. 1115). По сообщениям Ипатьевской летописи, после первой удачной битвы Игорь предлагал сразу же возвратиться из степи назад, ибо русские увидели, что «полки половецьии... мнози суть», однако на это не согласился Святослав Олегович, сказав: «Далече есмь гонилъ по половцехъ, а кони мои не могуть, аже ми будеть ныне поехати» (Ипат. лет. Стб. 640). Его поддержал Всеволод, и было решено переночевать в поле. 79. Гза — имя половецкого хана; другие варианты этого имени: Коза, Кза, Гза, Гзя. Более правильная форма имени — Гза — подтверждается большинством источников и этимологическими исследованиями. Конечное «къ», отсутствующее в других источниках, появилось, вероятно, под влиянием ханских имен: Кончакъ, Кобякъ, Бонякъ. Возможно, что форма Гзакъ в тексте «Слова» возникла в результате ошибок в рукописях, предшествующих мусин-пушкинскому списку. 80. Кончякъ ему следъ править. Кончак — половецкий хан, сын хана Отрока, внук Шарукана. «Следъ править» — очевидно: указывает дорогу, ведет за собой. Места, описываемые в «Слове», были лучше знакомы Кончаку, чем Гзе, кочевья которого, насколько можно судить, располагались несколько севернее. Вс. Ф. Миллер и А. С. Орлов полагали, что Кончак идет вслед за Гзой, однако такое предположение не представляется убедительным. 83. Чьрныя тучя — символ вражеского войска. Для поэтики «Слова» очень характерно противопоставление солнца, света и ночи, темноты. 83-84. Хотять прикрыты д сълнця. Имеются в виду русские князья-братья Игорь и Всеволод; сын Игоря Владимир и племянник князей-братьев Святослав Олегович. 84-85. Выти грому великому! Итти дождю стрелами съ Дону Великого. Метафора, возникшая из хорошо известного по древнерусским воинским повестям сравнения: «и стрелы на нихъ летяху яко дождь» (Мещерский. С. 343). 87. На рьцъ на Каяле. Река Каяла несколько раз упоминается в «Слове» как место решающего сражения русских с половцами. Этимология этого слова, географическое приурочение данного топонима и самая его реальность остаются до сих пор проблематичными. Название реки восходит к тюркскому qaja-ly — скалистая — от qaja — скала (Менгес. С. 100). В Ипатьевской летописи форма «Каялы» не склоняется. Согласно тщательно аргументированной гипотезе Н. В. Сибилева и М. Ф. Гетманца, Каяла — это речка Макатиха, впадающая в реку Голая Долина, приток реки Сухой Торец (Гетманец М. Ф. По следам князя Игоря // ТОДРЛ. Л., 1976. Т. 31. С. 305-326), что хорошо согласуется с геологическими и гидрологическими характеристиками указанной местности. В исследовательской литературе существует также традиция, восходящая еще к трудам Е. В. Барсова, согласно которой Каяла — не реальный географический объект, а эпическая «Жаль-река», река печали (см.: Рыбаков. С. 224). В этом случае название реки — Каяла — связывается с глаголом «каяти» — жалеть, оплакивать (см.: Дмитриев Л. А. Глагол «каяти» и река Каяла в «Слове о полку Игореве» // ТОДРЛ. М.; Л., 1953. Т. 9. С. 30-38). 89. Се ветри, Стрибожи внуци. Стрибог — древнее славянское божество, по-видимому покровитель ветров, в числе других богов его имя названо в «Повести временных лет» под 980 г.: «И нача княжити Володимеръ въ Киеве единъ, и постави кумиры на холму вне двора теремнаго: Перуна древяна, а главу его сребрену, а усъ златъ, и Хърса, Дажьбога, и Стрибога и Симарыла, и Мокошь» (см.: Повесть временных лет. М.; Л., 1950. Ч. 1. С. 56). Традиционные этимологические толкования выводят древнерусское Стрибогъ из иранского Sribaγa — возвышенный бог (Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. М., 1971. Т. 3. С. 777; см. также: Булаховский С. 495-497). В новейших работах этот теоним признается славянским отражением индоевропейского *ptr-ei-*deiwo — отец-бог (Иванов Вяч. В., Топоров В. Н. Стрибог // Мифы народов мира. Т. 2. С. 471). «Стрибожи внуци» — характерная для автора «Слова» стилистическая фигура (ср. выше: «Велесовъ внуче» — о Бояне, «Дажьбожи внуци» — о русичах). Язычество для автора «Слова» — не столько реальная система религиозных представлений, сколько дополнительный источник изобразительных средств. 91. Пороси — форма мн. ч. от слова «порохъ» (пыль, прах). 90-91. Стязи глаголють. В «Сказании о Мамаевом побоище», вероятно не без воздействия «Слова», появляется развернутая метафора: «И стязи ихъ золоченныя ревуть, простирающеся аки облаци, тихо трепещущи, хотять промолвити» (см.: Дылевский Н. М. Лексические и грамматические свидетельства подлинности «Слова о полку Игореве» по старым и новым данным // «Слово о полку Игореве» — памятник XII века. М.; Л., 1962. С. 183-184). 92-93. Половци идуть отъ Дона и отъ моря и отъ всехъ странъ. Согласно упомянутой выше (см. 87) гипотезе Н. В. Сибилева и М. Ф. Гетманца, «морем» здесь названо несколько озер, расположенных неподалеку от Макатихи, которые во время весеннего половодья сливаются в одно огромное озеро. По военно-исторической реконструкции последнего сражения (Гетманец М. Ф. По следам князя Игоря // ТОДРЛ. М., 1976. Т. 31. С. 313-319) русское войско действительно оказалось окруженным половцами со всех сторон. 93. Русьскыя пълкы оступишя. В первом издании «отступиша», что не дает осмысленного чтения. Скорее всего, издатели неправильно прочитали написание «оступишя», содержащее букву «омега», передав ее как «от», или в самой рукописи буква «от» была употреблена вместо буквы «омега» в значении «о». 94. Дети бесови — половцы. 96. Стоиши на борони. Последнее сражение, описываемое здесь, носило для русских оборонительный характер, поэтому князья должны были уделять внимание защите своих войск от нападавших половцев. «Боронь», таким образом, — оборона, защита. 97. Прыщеши на вои стрелами. Предполагается, что со «Словом» были знакомы иллюстраторы Владимирского летописного свода 1212 г., копии миниатюр которого сохранились в дошедшей до нас Радзивилловской летописи 1487 г. Там на одном из рисунков князь Всеволод изображен с луком и стрелой (Рыбаков. С. 20). 97-98. Гремлеши о шеломы мечи харалужными. Эпитет «харалужный» применительно к мечам и копьям несколько раз встречается в «Слове», но совершенно неизвестен в других древнерусских памятниках. Он появляется лишь однажды в «Задонщине» явно под влиянием «Слова» в бессмысленном контексте: «берега харалужные». Словосочетание «копiя харалужная» встречается в некоторых редакциях «Сказания о Мамаевом побоище», куда оно также попало из «Слова о полку Игореве» (Перетц. С. 39). Предлагалось более десятка этимологий слова «харалуг—харалужный»: от тюрк. qara — черный, вороненый металл (П. М. Мелиоранский, Ф. Е. Корш, Л. Н. Гумилев), от тюркского этнонима qarluq — карлукский (А. Заки Валиди, А. Зайончковский, А. Н. Кирпичников), от араб. harab— гибельный (В. Ф. Ржига), quryluγly — гибельный, qyry-luγ — отточенный, qaruwly — тяжелый, доступный только опытному воину (Н. А. Баскаков), caroling — каролингский (С. А. Гедеонов, Р. О. Якобсон, К. Г. Менгес). Перечисленные этимологии малоправдоподобны. По-видимому, слово «харалуг» или самый эпитет «харалужный» в применении к мечам и копьям заимствованы из индоиранских языков. Ср. санскритские корни khára — твердый, острый и langh — поражать, сверкать, блестеть; соответствующее русскому «харалужный» — kha-ralanghyana, т. е. сверкающий остротой, поражающий остротой (Мещерский Н. А., Бурыкин А. А. Заметки к восточной лексике «Слова о полку Игореве» // «Вестник ЛГУ». 1984, № 14. С. 67-73). 99. Златымъ шеломомъ посвечивая. Об эпитете «золотой» в применении к принадлежащим князю предметам см. выше, 51. 100-101. Поскепаны саблями калеными шеломи оварьскыи. Глагол «поскепати» — рубить в щепки — в применении к шлемам здесь объясняется особенностями их конструкции: шлемы кочевников изготовлялись из деревянных пластин, обтянутых кожей и лишь скрепленных железной окантовкой. Под ударами тяжелых русских мечей такие шлемы действительно разлетались в щепки (см.: Ржига В. Ф. Восток в «Слове о полку Игореве» // «Слово о полку Игореве» / Под ред. И. Г. Клабуновского и В. Д. Кузьминой. М., 1947. С. 179-182). «Оварьскыя» — принадлежащие аварам, т. е. предкам современных аварцев Дагестана. Племена, населявшие Северный Кавказ, часто выступали в союзе с половцами. Этноним «авары» имеет иранское происхождение (Абаев В. И. Историко-этимологический словарь осетинского языка. М.; Л., 1958. Т. 1. С. 26). 102. Кая раны, дорога братiе. По мнению А. И. Соболевского, Г. А. Ильинского, В. Н. Перетца, Л. А. Булаховского, здесь нет необходимости исправлять «раны» на «рана», но, в отличие от названных ученых, в форме «кая» можно видеть не 3 л. аориста от глагола «каяти», а действительное причастие ед. ч. м. р. «презирающий». Некоторые исследователи (М. А. Максимович, А. А. Потебня, А. С. Орлов, Д. С. Лихачев, Л. А. Дмитриев) видят в форме «кая» ж. р. от вопросительного местоимения «кыи». Словосочетание «дорога братiе» встречается в других древнерусских памятниках, в частности в «Сказании о Борисе и Глебе» (Соболевский А. И. Материалы и заметки по древнерусской литературе // «Известия отделения русского языка и словесности». 1916, кн. 2. С. 210-213). 103-104. Своя милыя хоти красныя Глебовны свычяя и обычяя. Ольга Глебовна, дочь князя Глеба Юрьевича (ум. 1171), сестра князя Владимира Глебовича Переяславского, жена Всеволода. В литературе отмечалось, что эти сведения восходят к примеч. первого издания «Слова» и не могут считаться достоверными (Творогов О. В. Некоторые принципиальные вопросы изучения «Слова о полку Игореве» // «Русская литература», 1977, № 4. С. 92-93). Все же эта гипотеза принята практически всеми исследователями (см.: Рыбаков, с. 89, 91) и весьма правдоподобна: этот брак объединял две княжеские ветви — Ольговичей и Мономаховичей, потомков сыновей Ярослава Мудрого. «Хоть» — любимая супруга. Словосочетание «свычяя и обычяя» пока нигде более не обнаружено, но слова «свычаи» и «обычаи» встречались часто, выступая как синонимы (Адрианова-Перетц. С. 98). 105. Были веци Трояни. Троян — см. выше, 34: века Трояновы для автора «Слова» — воплощение глубокой старины. Минула лета Ярославля. Возможно, речь идет не о всем периоде княжения Ярослава Мудрого, а о тех княжеских междоусобицах, которыми сопровождались первые годы его правления, когда Ярослав боролся с князем Святополком, потом — с Мстиславом. 106. Были пълци Ольговы, Ольга Святъславличя. Олег Святославич (ум. 1115) — сын великого князя Киевского Святослава Ярославича, внук Ярослава Мудрого, дед Игоря и Всеволода. Здесь имеются в виду междоусобные войны, которые в течение длительного времени вел этот князь со своими родственниками. Поддерживаемый половцами Олег (в то время князь Тмутороканский) сначала напал на Чернигов, находившийся во владении его дяди Всеволода Ярославича. После победы Олега на реке Сож Всеволод бежал к брату, киевскому князю Изяславу. Последний со своим сыном Ярополком и Всеволод с сыном Владимиром (Мономахом) взяли Чернигов. В то же время к Чернигову подошли Олег и Борис Вячеславич (см. ниже, 111-112). Сражение произошло, как сообщают летописи, под Черниговом «на Нежатине ниве» (1078) неподалеку от ручья Канин. В этой битве погибли Изяслав, великий князь Киевский, и Борис Вячеславич. Олег бежал назад в Тмуторокань; великим князем Киевским стал Всеволод, в Чернигове стал княжить Владимир Мономах. В 1079 г. Олег попал в плен к хазарам и был отправлен в Византию, но четыре года спустя бежал, вернувшись в Тмуторокань. В 1094 г. Олег в союзе с половцами снова выступил в поход на Чернигов, и Владимир Мономах добровольно уступил ему город. Бурные события последней трети XI в. должны были найти отражение не только в известных летописных повестях, но и в других видах книжной словесности и в фольклоре. Еще А. А. Потебня предположил, что весь отрывок от слов «были пълци Ольговы» до слов «а сицеи рати не слышяно» заимствован из не дошедшего до нас сочинения, посвященного этим событиям (Потебня. С. 51). В самом деле, этот отрывок демонстрирует некоторые стилистические и синтаксические отличия от остального текста «Слова» — в нем часто встречается дистантное расположение подлежащего и сказуемого с тяготением последнего к концу синтагмы, единственное исключение: «Святополкъ полелея отца своего». 107-108. Олегъ мечемъ крамолу коваше и стрелы по земли съяше. Словосочетание «крамолу ковати» далее встречается еще несколько раз в составе формулы: «а князи сами на себе крамолу коваху» и др. «Стрелы по земли сеяше» — подобная метафора, основанная на сопоставлении битвы с земледельческим трудом, довольно широко распространена в древнерусской литературе и в разнообразных формах проходит через весь текст «Слова» (Адрианова-Перетц В. П. Очерки поэтического стиля Древней Руси. М., 1947. С. 60 и сл.). 109-110. Тоже звонъ слышя дивныи великыи Ярославль сынъ Всеволодъ. Предложенная в ряде изданий конъектура «тъи же» (вместо «тоже») — избыточна: указательное местоимение «тъ» выступает здесь в краткой форме, поэтому форму 1-го издания следует сохранить. Слово «звонъ» в значении: весть, слух о каком-либо событии, распространяемый молвой, находит наиболее близкую параллель в «Истории Иудейской войны»: «и звенятъ прегрешения наша въ ушию всехъ, мню же яко и по насъ будетъ се звонъ» (Мещерский. С. 459). В понимании того, какое историческое лицо имеется здесь в виду, среди исследователей нет единства, так как в тексте первого издания стоят рядом два притяжательных прилагательных «Ярославь сынъ Всеволожь». Одни, вслед за Н. Ф. Грамматиным и П. Бутковым, прибегая к перестановке следующего далее союза «а», читают: «давныи великыи Ярославъ, а сынъ Всеволожь Владимиръ...» (Н. Ф. Грамматин, П. Бутков, А. А. Потебня, В. Н. Перетц, Д. С. Лихачев). И. М. Снегирев предложил читать: «Ярославль сынъ Всеволодъ» (т. е. Ярославов сын Всеволод), его поддержали Д. Н. Дубенский, М. А. Максимович, П. П. Вяземский, О. М. Огоновский, Вс. Ф. Миллер, Н. С. Тихонравов, Е. В. Барсов, В. А. Яковлев, Ф. Е. Корш, А. С. Орлов, И. П. Еремин, Б. А. Рыбаков, О. В. Творогов. Те, кто считает, что здесь речь идет о Ярославе Мудром, допускают анахронизм — ко времени, описываемому в данном отрывке, Ярослава не было в живых, тогда как княжеские междоусобицы продолжались еще и после вокняжения Всеволода Ярославича. Отметим, что в летописном некрологе («Повесть временных лет» под 1093 г.) он назван великим: «преставися великыи князь Всеволодъ сынъ Ярославль, внукъ Володимерь». Таким образом, в летописной традиции Всеволод Ярославич — второй после Ярослава Мудрого киевский князь, названный великим. 110-111. Владимиръ по вся утра уши закладаше въ Чьрнигове. Д. Д. Мальсагов указал, что речь идет о проушинах городских ворот, которые князь держал на запоре и днем и ночью, опасаясь нападения (Мальсагов Д. Д. О некоторых непонятных местах «Слова о полку Игореве» // «Известия Чечено-Ингушского НИИ истории, языка и литературы». Грозный, 1959. Т. 1, вып. 2. С. 162). Здесь в тексте своеобразная игра слов: с одной стороны, «уши закладаше» связано с предшествующим «звонъ», с другой — он обозначает конкретное действие — запирание городских ворот. Владимир Всеволодович (1053-1125) — впоследствии великий князь Киевский (1113-1125), известный под именем Владимир Мономах, по прозвищу своего деда, византийского императора Константина Мономаха. То, что о Владимире говорится здесь как о рядовом черниговском князе — он упомянут даже без отчества, — аргумент в пользу гипотезы А. А. Потебни о том, что весь отрывок взят из недошедшего до нас сочинения (Потебня. С. 51): у автора этого отрывка иной исторический кругозор — не чувствуется знакомства с историей Киева начала XII в. «Уши» — обозначение узкого прохода: «игольные уши» — выражение, восходящее к евангельскому тексту (Матф., XIX, 24). 111-112. Бориса же Вячеславличя слава на. судъ приводе. Борис Вячеславич — сын Вячеслава Ярославича, внук Ярослава Мудрого. Выступив в союзе с Олегом Святославичем (см. выше, 106), Борис Вячеславич погиб осенью 1078 г. в битве на Нежатиной ниве в возрасте 24 лет (см.: Яценко Б. И. Кто такой Борис Вячеславич в «Слове о полку Игореве» // ТОДРЛ. Л., 1976. Т. 31. С. 296-304). 112-113. На Канину зелену паполому <ему> постла за обиду Ольгову. «Паполома» — плащ; слово заимствовано из древнегреческого языка. Канинъ — по мнению большинства комментаторов, название ручья близ Чернигова, неподалеку от Нежатиной нивы, где происходила битва. Ручей с таким названием упомянут в Лаврентьевской летописи под 1152 г. Форма «на Канину» вместо ожидаемого «на Канине» — скорее всего, форма мест. падежа ед. ч. на «-у», но возможна и описка под влиянием двух последующих форм вин. п. ж. р. на «-у». Текст в первом издании «на Канину зелену паполому постла» не обнаруживает грамматических связей, поэтому необходимы исправления, либо: «на Канину на зелену паполому постла» (т. е. на Канине на зеленый плащ его разостлала), либо: «на Канину зелену паполому ему постла» (т. е. на Канине зеленый плащ ему постлала). Обе конъектуры объясняют искажение текста как результат описок гаплологического характера, вторая конъектура кажется более предпочтительной. 114. Храбра и млада, князя. По-видимому, эти слова относятся к Борису Вячеславичу (см. выше, 111), поскольку сочувственное отношение автора может вызывать погибший в бою юный князь. Съ тоя же Каялы. Упоминание Каялы в данном месте уже давно вызывало недоумение исследователей. М. А. Максимович, а вслед за ним А. И. Попов полагали, что «Каялы» здесь — искаженное «Канины» (Попов А. И. «Каяла» и «Канина» в «Слове о полку Игореве» // «Русская литература». 1967, № 4. С. 217-221). Возможно, «Каялы» — позднейшая помета, принадлежащая одному из читателей какого-то списка «Слова», не понимавшему, о какой именно битве идет речь. О. М. Огоновский считал глоссой всю эту фразу (Перетц. С. 204). Святопълкъ — князь Святополк Изяславич (1050-1113), сын Изяслава Ярославича, внук Ярослава Мудрого. 115. Полелея — в тексте первого издания «повелея». Я. О. Пожарский и М. А. Максимович читали: «повеле ять (яти)». С некоторыми модификациями это чтение принято П. П. Вяземским, Вс. Ф. Миллером, А. И. Смирновым, О. М. Огоновским, С. К. Шамбинаго (Перетц. С. 205); этого чтения придерживается ныне В. В. Колесов (Колосов В. В. Ударение в «Слове о полку Игореве» // ТОДРЛ. Л., 1976. Т. 31. С. 39). Н. М. Карамзин, а позднее Н. Ф. Грамматин и П. В. Владимиров читали: «по сече я». А. А. Потебня предложил читать «полелея»; это чтение поддержали Е. В. Барсов, В. Н. Перетц и большинство современных исследователей. В пользу такой конъектуры говорит распространенность в «Слове» префиксальных и беспрефиксальных форм глагола «лелеяти» (Якобсон. С. 106). Междю угорьскыми иноходьци. Иноходцы использовались для перевозки раненых и павших в бою воинов, что подтверждается миниатюрами Радзивилловской летописи. Кони-иноходцы были более предпочтительными для этого, так как не трясли раненых. Венгерские (угорские) кони высоко ценились на Руси и в Европе. 116. Къ святеи Софiи къ Кыеву. Это сообщение о погребении Изяслава не совпадает с известием «Повести временных лет», где под 1078 г. говорится: «убьенъ бысть князь Изяславъ месяца октямбря въ 3 день... и принесше положиша тело его в црькви святыя Богородица, вложивъше и в раку мраморяну». Все комментаторы справедливо полагают, что церковь «святыя Богородица» — Десятинная церковь, построенная еще при Владимире Святославиче. Однако И. М. Кудрявцев Обнаружил, что в Софийской первой летописи и аналогично в Новгородской пятой летописи читается: «И положиша Изяслава в святой Софьи в Кыеве. И бысть княжения его л-Ьтъ 24» (Поли. собр. русских летописей: 2-е изд. Софийская первая летопись. Л., 1925. Т. 55, вып. 1. С. 147; Полн. собр. русских летописей: Ч. 2 Новгородская пятая летопись. Пг., 1917. Т. 4, вып. 1. С. 136). После опубликования этой статьи (Кудрявцев И. М. Заметка к тексту «Слова о полку Игореве» «Съ тоя же Каялы Святоплъкъ» // ТОДРЛ. М.; Л., 1949. Т. 7. С. 407-409) комментаторы «Слова» стали склоняться к мысли, будто в древнерусской историографии существовали две разные версии о месте погребения Изяслава. Известно, однако, что Десятинная церковь до возведения Софийского собора, а возможно, и позднее, иногда называлась Софией (Голубинский Е. Е. История русской церкви: 2-е изд. М., 1901. Т. 1. С. 182, примеч. к С. 181, со ссылкой на немецкого хрониста XI в. Титмара Мерзебургского). Кроме того, уже давно М. Д. Приселков предположил, что автор «Слова» почерпнул сведения  о погребении Изяслава в Софии Киевской из не дошедшего до нас литературно-исторического источника, восходящего к черниговской летописной школе (Приселков М. Д. История русского летописания XI-XV вв. Л., 1940. С. 52). Д. С. Лихачев показал, что Софийская первая летопись и Новгородская пятая летопись, действительно, соотносятся с черниговской летописной традицией и появление их связано с вокняжением Святослава Ольговича — отца Игоря — в Новгороде (Лихачев Д. С. «Софийский временник» и Новгородский политический переворот 1136 г. // «Исторические записки». 1948, № 25. С. 240-261). Можно думать, что в Чернигове по старой традиции называли киевскую Десятинную церковь Софией и в соответствии с собственным черниговским обычаем полагали, что всех князей должны были хоронить в главной княжеской церкви. 116-119. Тъгда при Олзе Гориславличи сеяшется и растяшеть усобицами, погыбашеть жизнь Дажьбожя внука, въ княжихъ крамолахъ веци человекомъ скратишяся. «Гориславлич» — прозвище князя Олега Святославича, известное только по «Слову». Оно имеет или осудительный, или сочувственный характер. Появление такого прозвища после того, как Олег Святославич назван раньше по имени и отчеству, может быть объяснено как художественный прием. Но возможно, что это прозвище или все словосочетание «при Олзе Гориславличи» — глосса, принадлежавшая одному из ранних читателей «Слова», знавшему, о ком именно здесь идет речь. Сквозь осуждение княжеских междоусобиц в пользу сохранения жизни «Дажьбожа внука» прослеживается сострадание к личности самого Олега Святославича. Может быть, мы встречаемся с использованием в «Слове» какого-то текста XI в., повествующего о княжеских междоусобицах 1078 г. Подлинное значение прозвища нуждается в специальном исследовании из-за неясности этимологии. Первый компонент может восходить к корням: горé (вверху) и гóре (горесть). Отчество Гориславлич со столь же неясной этимологией есть в новгородской берестяной грамоте № 262 (Арциховский А. В. и Борковский В. И. Новгородские грамоты на бересте из раскопок 1956-1957 гг. М., 1963. С. 88-89). Это же отчество встречается в Новгородской первой летописи под 1223, 1240 гг. Текст этой фразы частично совпадает с текстом записи на Псковском Апостоле 1307 г. (ГИМ. Синодальное собрание. № 722), открытой К. Ф. Калайдовичем еще в 1813 г.: «при сихъ князехъ сеяшется и ростяше усобицами гыняше жизнь наши въ князехъ которы и веци скоротишася человекомъ» (см.: Срезневский И. И. Древние памятники русского письма и языка Х-XIV вв.: 2-е изд. Спб., 1882. С. 170-171). Начиная с К. Ф. Калайдовича, исследовательская традиция видит в параллелизме этих текстов свидетельство подлинности «Слова» и читательского интереса к нему. Полагают, что делавший запись Домид внёс её из одного из списков «Слова». Высказывались мнения, что текст записи и данный фрагмент «Слова» могут восходить к общему источнику (М. Н. Тихомиров, А. А. Потебня, с некоторыми оговорками). Интересно, что языковые формы в записи на Апостоле 1307 г. архаичнее соответствующих форм в «Слове». Считается, что писец записи имел в распоряжении более древний и исправный экземпляр «Слова» (Якубинский Л. П. История древнерусского языка. М., 1953. С. 323). Однако возможно, что разночтения этих текстов — результат того, что фрагмент неизвестного нам сейчас источника XI в. дошел без изменений в записи на Апостоле и подвергся переработке под пером автора «Слова». Синтаксические связи внутри данной фразы не вполне ясны. Скорее всего, глаголы «сеяшется» и «растяшеть» употреблены безлично, что и отражено в переводе. «Дажьбожь внук» — собирательное  обозначение русичей. Н. С. Тихонравов, Вс. Ф. Миллер, В. Н. Перетц и некоторые другие ученые полагали, что это обозначение князей и их избранной дружины. Даждьбог — славянское языческое божество, связываемое с культом солнца (Иванов Вяч. Вс., Топоров В. Н. Даждьбог // Мифы народов мира. Т. 1. С. 347). Этимологию имени традиционно возводят к славянскому глаголу «дати» в форме повелительного наклонения — «даждь» (Фасмер М. Р. Этимологический словарь русского языка. М., 1964. Т. 1. С. 482; Булаховский. С. 498). Однако связь Даждьбога с солнцем наводит на мысль, что в этом имени содержится тот же корень, что и в готск. dags —день, лит. daga — жара, прус. dagis — лето (Якубинский Л. П. История древнерусского языка. М., 1953. С. 339). Имя Даждьбога встречается в «Повести временных лет» и в тексте «Хроники» Иоанна Малалы: «царствова Египтяномъ сынъ его солнце именемъ, его же наричють Дажьбогъ» (см.: Повесть временных лет / Под ред. В. П. Адриановой-Перетц. М.; Л., 1950. Ч. 1. С. 197-198). В источниках засвидетельствована форма Дажьбогъ, в тексте «Слова»; Дажьбожи, Даждьбожь. 119-122. Тъгда по Русьскои земли редко ратаеве кыкахуть, нъ чясто врани граяхуть, трупiя себе деляче, а галици свою речь говоряхуть. Это место имеет близкую параллель в синодальном списке «Задонщины»: «Въ тоя же время по Резанскои земли ни ратои, ни постух не покличет, нъ тол<ь>ко часто вороны грают, трупу человеческаго чают» (см.: «Слово о полку Игореве» и памятники Куликовского цикла. М.; Л., 1966. С. 554). 123-124. То было въ ты рати и въ ты пълкы, а сицеи рати не слышяно. Здесь заметен переход от одного текста к другому, заканчивается вставка, восходящая к неизвестному источнику XI в. «Сицеи» — род. п. ед. ч. ж. р. древнерусского определительного местоимения «сиции» (такой), редкий случай употребления в тексте памятника полной (членной) формы местоимения. 127-129. Чьрна земля подъ копыты костьми была посеяна, а кръвiю польяна, тугою възыдошя по Русьскои земли. Здесь получает дальнейшее развитие использованная ранее метафора «тъгда при Олзе Гориславличи сеяшется и растяшеть усобицами погыбашеть жизнь Дажьбожя внука». Затем данная метафора встречается еще раз: «Немизе кръвави брезе не бологомъ бяхуть посеяни, посеяни костьми русьскихъ сыновъ». 129-130. Что ми шюмить, что ми звенить давечя рано предъ зорями? «Ми» — форма дат. пад. личного местоимения 1-го лица ед. ч., только в этом случае во всем тексте памятника встречается авторское «я». Многие комментаторы исправляют текст: вместо «давечя» читают «далече». Однако Л. А. Булаховский убедительно показал, что древнерусское «давечя» могло иметь значение «сегодня утром, рано утром», ссылаясь на факты украинского и словенского языков (Булаховский. С. 484). 132-133. Бишяся день, бишяся другыи, третьяго дни къ полуднiю падошя стязи Игореви. Фраза пронизана традиционной числовой символикой: роковым для русского войска, по мысли автора, оказывается именно третий день. В действительности решающая битва продолжалась полтора дня: в субботу утром войско Игоря было окружено, битва шла всю субботу, ночь на воскресенье и закончилась 12 мая, в воскресенье, к полудню. 133-134. Ту ся брата разлучиста на брезе быстрой Каялы. Существительное «брата» и глагол «разлучиста» стоят в форме двойств. ч. Русские князья, попавшие в плен, были действительно разлучены друг с другом и разведены в разные стороны. Как сообщает Ипатьевская летопись, «Игоря же бяхуть яли Тарголове... а Всеволода, брата его ялъ Роман Кзичь, а Святослава Олговича Елдечюкъ... а Володимера Копти» (Ипат. лет. Стб. 644). 134-135. Ту кръваваго вина не доста, ту пиръ докончяшя храбрiи русичи, сваты попоишя, а сами полегошя за  землю Русьскую. Наряду с традиционными метафорами-символами битва — посев и жатва, в литературе и фольклоре часто встречается метафора: битва — пир, в особенности свадебный (см.: Адрианова-Перетц В. П. Очерки поэтического стиля Древней Руси. М.; Л., 1947. С. 111). Слово «сваты» употреблено в данном контексте не случайно: половецкие ханы и русские князья нередко на самом деле приходились сватами друг другу. Кончак, выдав дочь за Владимира Игоревича, стал сватом Игорю. 137-138. Ничить трава жялощями, а древо ся тугою къ земли приклонило. Образы глубокой скорби и Печали, повторяющиеся еще раз далее. Иллюстрируя их проявление в изобразительном искусстве Древней Руси, Д. С. Лихачев в качестве примера приводит клеймо иконы Богоматерь Одигитрия в Житии XV-XVI вв. (Лихачев Д. С. «Слово о полку Игореве» и культура его времени. Л., 1978. С. 351 и вклейка). «Жялощями» — формы на «-ощи» встречаются, хотя и редко, в древнерусском языке и довольно многочисленны в современном украинском (Булаховский Л. А. С. 455); «жялощями» — твор. п. причины, употребление которого в данном значении широко представлено в «Слове». 140. Уже пустыни силу прикрыла. «Пустыни» — архаическая форма им. п. ед. ч. на «-ни». «Сила» — в данном контексте поэтический синоним слов: дружина, войско. Въстала Обида. Здесь «Обида» — персонифицированное олицетворение несчастья, горя, скорби. Как отмечает Д. С. Лихачев, слово «обида» употребляется в отношении каких-то нарушений княжеских феодальных прав и княжеского достоинства (Лихачев. С. 188). Употребление этого слова в поэтическом контексте освобождает его от обычного присущего ему узкотерминологического значения и дает возможность осознать его как относящееся ко всей Русской земле. В данном случае поэтическая метафора сближает образ «Обиды» с былинно-сказочным образом девы-лебедя (см.: Орлов А. С. Дева-лебедь в «Слове о полку Игореве» // ТОДРЛ. М.; Л., 1936. Т. 3. С. 27-36). 141. На землю Трояню — см. выше, 34. 142. Въсплескала лебедиными крыли на синемъ моръ у Дону. Содержащееся здесь географическое указание на северную часть Азовского моря — устье Дона является довольно точным. Упоминание этих мест может быть намеком на то, что с поражением Игоря цель пробиться к Дону и тем более вернуть Тмуторокань стала недостижимой. 143. Плещучи, упуди жирня времена. Написание первого издания «убуди», защищаемое некоторыми комментаторами (например: «Слово»-БП. С. 494), вызывает сомнения. Перевод «растревожила времена обилия» является недостаточно осмысленным и не соответствует общему контексту. Принимается поправка А. Потебни (Потебня. С. 66), поддержанная В. Н. Перетцем, А. С. Орловым и И. П. Ереминым: «упуди» — прогнала. «Жирня времена» — времена изобилия, богатства. Ср. ранее: «пагыбашеть жизнь». 143-144. Усобиця княземъ на поганыя погибе. «Усобиця» — здесь: военные действия, наступления, походы на неприятеля. Общий донтекст фразы и ее структура необычны: «усобиця... на поганыя, усобиця... погыбе», как и употребление дат. п. для выражения принадлежности, не характерны для других древнерусских памятников. Возможно, что в данном месте — порча текста или пропуск. 144-145. Рекоста бо брать брату: «Се мое, а то мое же». Перифраз юридической формулы, регулирующей княжеское право на удел: «се мое, а то твое» (Лихачев. С. 186). «Рекоста» — форма двойств, ч. 3 л. аориста. Обращает на себя внимание игра формами грамматического числа: «рекоста» (двойств.), «иначяшя князи» (мн.) — в следующей фразе, что оттеняет усиление княжеских раздоров, о которых здесь говорится, не только между двумя, но и между всеми князьями. 145-147. Начяшя князи... сами на себе крамолу ковати — см. выше, 107. 147—148. Поганiи съ всехъ странъ прихождаху. «Поганiи» — здесь не только половцы, но иноверцы, иноплеменники, нападавшие на Русь. 149. О, далече заиде, соколъ, птиць бья, — къ морю. Уподобление князя-воина соколу, преследующему птиц, сопровождается гиперболизацией масштабов похода. Возможно, однако, что в свете средневековых представлений о путешествии за море как о путешествии в потусторонний мир это место следует понимать так: «Игорь, будучи не в силах защитить себя и свою дружину, оказался на грани гибели». 150. Игорева храброго пълку не кресити — формула-рефрен, употребляющаяся и далее. Параллель ей встречается неоднократно в «Повести временных лет» и позднейших летописях (см.: Адрианова-Перетц. С. 116). 150-152. За нимъ кликну Карна, и Жьля поскачи по Русьскои земли. Карна и Жьля — олицетворение ритуальной печали, связанной с погребальным обрядом. Карна, возможно, производное от «карити» — оплакивать умерших, править по ним тризну (Словарь-справочник. Вып. 2. С. 178). Древнерусское жля, желя (т. е. скорбь, печаль) употребляется во многих древнерусских памятниках до XVII в. (Словарь-справочник. Вып. 2. С. 87-88). Близкие по форме и значению слова сохранились в русских говорах: быть в жали — находиться в трауре; жальник — могила, кладбище; жальбище — опустошенное, разоренное место или остатки побоища; жалевой — траурный (Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1955. Т. 1. С 525). Смагу людемъ мычючи въ пламяне розе. По мысли Д. В. Айналова, автор «Слова» сравнивает скорбь и горе, распространяющиеся по Русской земле, с метанием греческого огня — зажигательной смеси, использовавшейся византийцами в морских сражениях и иногда применявшейся половцами на суше (Айналов Д. В. Замечания к тексту «Слова о полку Игореве» // Сб. статей. С. 181-184). Применение греческого огня половцами описывается в Ипатьевской летописи под 1184 г. (см. ниже, 228-229). 153. Жены русьскыя въсплакашяся, а ркучи. Помимо «Слова», плач русских жен по погибшим в битве мужьям встречается в «Задонщине» и других воинских повестях. Однако соответствующий пассаж «Задонщины» содержит несколько плачей, произносимых конкретными женщинами-вдовами. Коллективный плач в «Слове» — уникальное явление в древнерусской литературе. Синтаксический параллелизм этого отрывка характерен для языка фольклора и часто именно в причитаниях, но в них мы нигде не находим той языковой отточенности и завершенности, какую видим здесь. «А ркучи» — в первом издании «Слова» и во многих последующих дается слитное написание союза «а» с причастием от глагола «речи», что не является правомерным. Многочисленные древнерусские тексты подтверждают раздельное функционирование и написание этих речевых элементов.

157-158. Въстона бо, братiе, Кыевъ тугою, а Чьрниговъ напастьми. Употребление тв. п. причины обычно для текста «Слова» и является особенностью авторского слога. 159. Печаль жирна тече. О прилагательном «жирный» (обильный) см. выше, 143. 160-162. Поганiи сами... емляху дань по беле отъ двора. Многие комментаторы переводят: по белке (см., например: Словарь-справочник. Вып. 1. С. 47). Однако «бела» здесь — серебряная монета, а не беличья шкурка как денежная единица. Противопоставление «белы» и «веверицы» (т. е. белки) встречается в «Повести временных лет» (под 859 г.): «А козари... имаху по беле и веверице от дыма». Достаточное число примеров употребления слова «бела» в значении «серебряная монета» дает И. И. Срезневский (Срезневский И. И. Материалы для словаря древнерусского языка. М., 1958. Т. 1. С. 217). Слово «бела» в значении «мелкая серебряная монета» является калькой соответствующего тюркского aqča, означающего серебряную монету. Оборот «отъ двора» как формула обложения данью также встречается в «Повести временных лет» в рассказе о мести Ольги (под 945 г.). 163-164. Тая бо два храбрая Святъславличя... уже лжу убудиста которою. «Храбрая» — прилагательное в форме двойств, ч. м. р. В тексте первого издания: «...лжу убуди, которую то...». «Убуди» исправляется на «убудиста» по порядку согласования глагола в числе с именем «которою». Издатели явно приняли существительное «котора» (междоусобица, распря, раздоры) за местоимение «который», однако в древнерусском языке местоимение «который» имело значение: какой-либо, некоторый. В переводе вместо следующего далее «ту» использовано современное местоимение «который», присоединяющее определительное придаточное предложение. 164-166. Ту бяше успилъ отець ихъ Святъславъ грозный великий Кыевьскыи. «Ту» — указ. местоимение ж. р. ед. ч. в вин. п. Замена местоимения «то» на «ту» — традиционна. «Бяше успилъ» — плюсквамперфект (давнопрошедшее время). Святослав Всеволодович (ок. 1125-1194) — двоюродный брат Игоря и Всеволода. В тексте он назван их отцом, так как в описываемое время он был старшим среди Олеговичей и самым старым среди русских князей, занимая наиболее высокое положение в княжеской иерархии. В 1180 г. Святослав становится великим князем Киевским и сам неоднократно участвует в походах на половцев. 166. Бяшеть притрепеталъ — форма плюсквамперфекта. Предлагалось исправление «притрепеталъ» на «притрепалъ» (Н. С. Тихонравов, Я. Малашев, Вс. Ф. Миллер, А. А. Потебня, П. В. Владимиров, В. А. Яковлев, Ф. Е, Корш, В. Н. Перетц, А. С. Орлов, Д. С. Лихачев), но такое исправление не является необходимым (см.: Словарь-справочник. Вып. 4. С. 209-210, со ссылкой на Л. А. Булаховского). 168-169. Притъпта жълмы и яругы, възмути рекы и озера, иссуши потоки и болота. Здесь уподобление походов Святослава смерчу, проносящемуся над Половецкой землей, развитие метафоры, вызванной ранее многозначным существительным «грозою» и эпитетом Святослава «грозный». 170-171. Поганого Кобяка изъ луку моря отъ железныхъ великыхъ пълковъ половецкыхъ яко вихрь вытърже. Кобяк Карлыевич — половецкий хан. В 1184 г. вместе «со двема сынома» попал в плен к русским во время одного из походов Святослава. «Отъ железныхъ великыхъ пълковъ половецкыхъ» — поэтическая гипербола. «Пълковъ» — редкая для XII в. форма род. п. мн. ч. м. р. с флексией «-овъ». 172-173. Паде ся Кобякъ въ граде Кыеве, въ гриднице Святъславли. «Гридница» — парадный пиршественный зал в княжеском тереме. Сюда, видимо, был приведен к Святославу пленный Кобяк. 173-174. Ту немци и венедици, ту грьци и морава поють славу Святъславлю. «Венедици» — венецианцы, «морава» — жители Моравии. Близкая параллель — перечень народов — имеется и в других древнерусских памятниках: в «Повести временных лет» (под 1111 г.), а также в «Житии Александра Невского», в «Слове о погибели Русской земли» (XIII в.). 174-175. Кають князя Игоря, иже погрузи жиръ во дне Каялы. Территории, занимаемые перечисленными выше народами, располагались к западу или юго-западу от Руси (греческие и венецианские колонии были по всему Черноморскому побережью). Естественно, что эти народы восхваляют удачные походы Святослава, разгромившего их опасных восточных соседей — половцев, и тяжело переживают неудачный поход Игоря, открывший половцам дорогу не только на северо-запад, в русские княжества, но и на запад и юго-запад. Политические взгляды автора «Слова» здесь хорошо согласуются  со взглядами других древнерусских авторов XIII в. (ср. «Слово о погибели Русской земли»). 176-177. Игорь князь высъде изъ седла злата, а въ седло кощiево. «Кощiи» — здесь: невольник, пленник (см.: Мещерский Н. А. За прабългарския принос в общославянския език // България 1300: Статии и изследования на ленинградските българисты. София, 1983. С. 198). О прилагательном «златъ» как постоянном эпитете княжеских атрибутов см. выше (51, 99), в данном случае этот эпитет включен в противопоставление, чем подчеркивается резкий поворот в судьбе героя повествования. 178. Унышя бо градомъ забрала, а веселiе пониче. «Градомъ» — дат. п. мн. ч., дат. локативный, который встречается и далее. «Забралами» называлась часть крепостной стены — крытая галерея, идущая по верху стен с внутренней стороны. Оттуда хорошо просматривались окрестности города. Образ городских стен, пребывающих в унынии и скорби, известен древнерусской книжности (см.: Перетц В. Н. «Слово о полку Игореве» и древнеславянский перевод библейских книг // «Известия по русскому языку и словесности». 1930. Т. 3, кн. 1. С. 304: «забрала споня да изл-еютъ... слезы день и нощь») и фольклору: а тут плакала не душа красна девушка, а тут плакала стена да городовая. Она ведает над Киевом несчастьице, она ведает над Киевом великое. (Былина о Василии Игнатьевиче и Батыге // Гильфердинг А. Ф. Онежские былины. М.; Л., 1949. Т. 1, № 41. С. 987). «Веселiе пониче» — формульное словосочетание, встречающееся и далее. 179. А Святъславъ мутенъ сонъ виде и т. д. Обычно данный фрагмент текста имеет следующую пунктуацию: «А Святъславъ мутенъ сонъ виде въ Кiеве на горахъ. „Си ночь съ вечера одевахуть мя", — рече...». Однако при таком чтении текст «Слова» противоречит летописной повести о походе Игоря по Ипатьевской летописи, согласно которой во время похода Игоря Святослав не находился в Киеве: «Въ то же время великый князь Всеволодичь Святославъ шелъ бяшеть в Корачевъ и сбирашеть от верхнихъ земль вои, хотя ити на половци к Донови на все лето» (Ипат. лет. Стб. 644-645). Принятая здесь пунктуация первого издания устраняет это противоречие. Что касается приурочения погребального обряда, который видит во сне Святослав, к Киеву — великокняжеской резиденции, то надо иметь в виду, что великие князья Киевские, вне зависимости от места их смерти, хоронились в главных церквах Киева (см. выше, 116, сообщение о похоронах Изяслава Ярославича, погибшего под Черниговом). Вещие сны, наполненные загадочными образами-символами, требующими толкований, — традиционный мотив средневековых литературных произведений, хроник, летописей. Его можно встретить и в библейских книгах, и в русском фольклоре (Перетц. С. 238-246). Подробный разбор этого фрагмента. «Слова» сделан акад. М. П. Алексеевым (Алексеев М. П. К «сну Святослава» в «Слове о полку Игореве» // «Слово»-50. С. 226-248). «Мутенъ» — неясный, непонятный, требующий разъяснений. «Въ Кыеве на горахъ» — речевое клише, обозначающее верхнюю часть Киева, где располагались княжеский терем, Десятинная церковь, София. Это выражение встречается в Ипатьевской летописи (под 1198 г.) и в других летописных текстах. 180—181. Си ночь съ вечера одевахуть мя, — рече, — чьрною паполомою на кровати тисове. «Си ночь» — наречие времени, образованное соединением указательного местоимения «съ»  с вин. п. существительного. Подобная модель была широко распространена в русском языке во все периоды его истории и постоянно встречается в говорах. В первом издании «одевахъте» — скорее всего, смешение форм 2 и 3 л. мн. ч. Исправление, предложенное А. Глаголевым («одевахуть»), является общепризнанным, так как согласуется со стоящими далее формами «чьрпахуть» и «сыпахуть». «Одевати» в значении: покрывать одеялом, тулупом — обычно для говоров. «Кровать» — слово греческого происхождения, в эпоху создания памятника было, по всей вероятности, заметным, ярким и экзотичным; на кровати могли лежать либо знатные, либо больные. «Тисовый» — из тисового дерева; по-видимому, традиционный эпитет, подвергшийся в фольклоре переосмыслению: «кровать тесовая». В «Слове» упоминание о «кровати тисовой» могло быть символом смерти и гроба. 182. Чьрпахуть ми синее вино съ трудомъ смешено. «Синее вино» — символ скорби и печали. В русском фольклоре выразительно противопоставление «зеленого вина» (молодого виноградного вина), непременного атрибута пиров, и «синего вина» (крепкой водки или спирта), которое могло быть ритуальным питьем при похоронном обряде или употребляться при бальзамировании умершего. Символическое значение цвета вин в XVIII в. служит темой ст-ния Г. Р. Державина «Разные вина» (1782). 183-184. Сыпахуть ми тъщими тулы поганыхъ тълковинъ великыи женчюеъ на лоно. «Тъщими тулы» — пустыми колчанами. По смыслу это словосочетание перекликается с содержащимися выше в тексте фразами: «итти дождю стрелами», «прыщеши на вои стрелами». Подробный комментарий к слову «тълковинъ» — переводчик — дает К. Г. Менгес (Менгес. С. 146-150). По народным поверьям, видеть во сне жемчуг означает: горько плакать, лить крупные слезы. В качестве параллели ко сну Святослава исследователи часто приводят сон князя Мала из «Повести временных лет» по тексту летописца Переяславля-Суздальского: «и сонъ часто зряше Малъ князь: се бо пришедъ Олга дааше ему пръты многоценьны червены вей жемчюгомъ иссаждены и одеяла чръны съ зелеными узоры» (Лихачев. С. 229-231). Однако отличие сна князя Мала от сна Святослава заключается в том, что Мал видит во сне события, предвещающие его смерть, а Святослав — собственные похороны. 184. Негують мя. А. А. Потебня, а вслед за ним и многие другие комментаторы, унифицируя временные формы глагола в данном предложении, исправляли «негують» на «неговахуть», однако это исправление излишне, так как завершение цепочки имперфектных сказуемых формой настоящего времени может нести определенную стилистическую нагрузку. 184-185. Уже дъскы безъ кнеса въ моемъ тереме златовьрсемъ. «Кнесъ» — верхний продольный брус кровли. Здесь отразились существовавшие до недавнего времени представления о том, что для облегчения страданий умирающего необходимо приподнять или убрать конек крыши (или матицу), отчего будто бы ускоряется смерть. Вообще эта примета считается предвестием беды. Сложносоставной эпитет «златоверхий» является традиционным и для книжности, и для фольклора (Перетц В. Н. К изучению «Слова о полку Игореве»: Отд. отт. Л., 1926. С. 109-110). 186. Бусови врачи възграяху. В первом издании: «босуви». Исправление предложено В. Макушевым и поддержано подавляющим большинством последующих комментаторов, однако в понимании этого прилагательного существуют различия. Согласно традиции, восходящей к Я. О. Пожарскому и А. Ф. Вельтману и развитой О. М. Огоновским и А. И. Смирновым, «Бусови» — притяжательное прилагательное от имени антского вождя VI в. Бус (Воз). Связывать это прилагательное с диалектным «бусый» (серый), подобно многим толкователям, неправомерно, так как неясно, почему подобное прилагательное, обозначающее цвет, в данном случае получает суффикс «-ов», для него не характерный (см. ниже «время Бусово», 202). «Възграяху» — имперфект многократного вида. 186-187. У Плесньска на болони. Топоним «Плесньскъ» приурочивается к пойме Днепра в окрестностях Киева. «Болонь» — заливной луг в пойме реки: по-видимому, географически точное указание на местность выше Киева по правому берегу Днепра (ср. современное название Оболонь — один из районов в Киеве). 187. Бешя дебри Кыяне — место очень темное, до сих пор не получившее окончательного истолкования. В тексте первого издания здесь читается: «дебрь кисаню», в Екатерининской копии: «дебрьскы сани». Принимаем исправление А. А. Потебни «дебри кияне» (Потебня. С. 81), аргументированное географически в специальной статье (Шарлемань Н. В. «Дебрь кисаню» — «Дебрь киянь» в «Слове о полку Игореве» // «Слово»-50. С. 209-211). Чтение самого Шарлеманя «дебрь киянь» принято быть не может, так как глагольная форма «бешя» требует существительного во мн. ч. Из других объяснений заслуживают упоминания интерпретации В. Н. Перетца, А. С. Орлова и М. В. Щепкиной: «дебрьски сани» — лесные змеи (Перетц. С. 254-259; Орлов А. С. Слово о полку Игореве. М.; Л., 1946, с. 117; Щепкина М. В. К вопросу о неясных местах «Слова о полку Игореве» // «Слово»-50. С. 195). Несошяся к. синему морю. В первом издании: «не сошлю», что не дает смысла. Уже А. Ф. Вельтман, М. А. Максимович и А. Ф. Гильфердинг исправили это место на «несошясь — несошяся». При подобном толковании текста смысл его таков: овраги, располагающиеся севернее Киева, выше по течению Днепра, подступают к городу и простираются дальше на юг, к синему морю. «Синее море» — обозначение Черного моря, как географическое название. Оно встречается в памятнике неоднократно, причем иногда в контекстах, не оставляющих сомнения в географической точности: «обида... въсплескала лебедиными крылы на сине море», «се бо готьскiя красныя девы вспеша на брезе синему морю», «лелеючи корабли на сине море». Топоним «синее море», возможно, является калькой иранского названия Черного моря (ср. авестийское axšaena — темноцветный; персидское xasin — темно-синий), которое было заимствовано греками и сохранено в греческом названии Черного моря Πόντος Εΰξεινος (см.: Фрейман А. А. Название Черного моря в домусульманской Персии // «3аписки коллегии востоковедов при Азиатском музее АН СССР». Л., 1930. Т. 5. С. 647-651). 188. Рькошя бояре князю. Отрывок из поэмы до слов: «а мы уже дружина жядни веселiя» излагает ранее известное читателю содержание, но в совершенно иной словесной форме иносказания: реальные персонажи заменены символами. По поэтике и способу включения в текст этот отрывок близок стихотворным вставкам-висам исландских саг, которые также в иной форме излагают уже известные читателю события (см. об этом: Стеблин-Каменский М. И. Мир саги: Становление литературы. Л., 1984. С. 64). Интересной языковой особенностью отрывка является чередование глагольных форм перфекта с формами аориста при преобладании первых: известно, что перфект в устной разговорной речи употреблялся значительно чаще, чем другие формы прошедшего времени, это придает менее книжный характер тексту. 189. Два сокола слетеста съ отня стола. Уподобление князя соколу встречается в тексте постоянно. «Слетеста» — форма 3 л. дв. ч. аориста. 190. Поискати града Тьмутороканя — см. выше, 57. 191-193. Уже соколома крыльця припешали поганыхъ саблями, а самою опуташя въ путины железны. «Соколома» — форма  двойств, ч. дат. п. «Припешали» — подрезали крылья, сделали «пешим». неспособным летать (Словарь-справочник. Вып. 4, с. 206). В Екатерининской копии: «самого», что выпадает из ряда форм двойств. ч., согласующихся друг с другом. «Самою» — форма вин. п. двойств, ч. местоимения «самъ». Метафора «князь-сокол» распространяется: способы ее развертывания говорят о знакомстве автора с приемами соколиной охоты (Адрианова-Перетц. С. 131). 193. Тьмно бо бе в г (3-й) день. Именно на третий день завершились военные действия. Два сълнця — князи Игорь и Всеволод. 196. Молодая месяця, Олегъ и Святъславъ. Имена княжичей, включенные в текст, представляют трудности для объяснения. Олег, младший сын Игоря, не мог принимать участия в походе, так как был еще слишком юн. Правдоподобно мнение тех исследователей (А. А. Потебня, С. К. Шамбинаго, А. С. Орлов, И. П. Еремин, Л. А. Творогов, Р. О. Якобсон), которые видят здесь интерполяцию, восходящую к одному из позднейших списков «Слова», когда имена его персонажей уже не были широко известны. Этим объясняется ошибка: Олег вместо правильного Владимир (сын Игоря). Под вторым месяцем, видимо, подразумевается князь Святослав Рыльский. 195-197. Въ море погрузиста, и великое буйство подаст хынови... тьмою ся поволокоста. В первом издании «Слова»: «и въ море погрузиста и великое буйство подасть хинови» — эта фраза стоит после слов «аки пардуже гнездо». Перестановка, необходимость которой обосновывается согласованием глагола по двойств. ч., является общепринятой. Возможно, что эти слова попали не на свое место из-за того, что в одном из протографов мусин-пушкинской рукописи «Слова» они составляли целую строку и были при переписке пропущены, а потом, примерно через две строки, вставлены. Со времен М. А. Максимовича (см.: Перетц. С. 112, примеч.) этот отрывок текста помещается после слова «поволокоста». Однако, принимая во внимание объем строки рукописи (42-43 знака), при переписке которой произошла перестановка, можно думать, что перенесенная строка располагалась после слова «погасоста» и была вписана ровно тремя строками ниже. Но возможна и иная интерпретация: Р. О. Якобсон предлагает читать так: «два солнца пом-еркоста, оба багряная стлъпа погасоста и въ море погрузиста, и съ нима молодая месяця тьмою ся поволокоста. На реце на Каяле тьма светъ покрыла, по Русьскои земли прострошяся половци аки пардуже гнездо, и великое буйство подасть хынови» (Якобсон. С. 119). Этноним «хынови» нигде, кроме «Слова», не встречается — в «Задонщину» он попал из «Слова». Исследователи (А. И. Соболевский, В. Р. Кипарский, Д. Моравчик, К. Г. Менгес) видят в этом этнониме обозначение гуннов и убедительно полагают, что впоследствии этим словом стали называть венгров (см.: Менгес. С. 168-170). Смысл этой реплики таков: победа половцев над войском Игоря заставила беспокоиться венгров о безопасности своих земель, так как путь половцам на запад был открыт (см. выше, 174-175). «Буйство» — здесь: беспокойство, страх, ужас (ср. дальше «буесть» — ярость, неистовство). 198. Прострошяся половци аки пардуже гнездо. «Пардуже» — притяжательное прилагательное от «пардусъ». Н. В. Шарлемань, а вслед за ним и другие комментаторы истолковывают древнерусское «пардусъ» как «гепард», отмечая, что гепарды использовались как ловчие звери на охоте (Шарлемань. С. 119-121). То, что гепарды охотятся обычно выводком — «гнездом», наблюдали специалисты-зоологи (Воробьев К. А. Заметки орнитолога. М., 1973. С. 44). Трудно, однако, судить, что именно отразилось в сравнении половцев с пардужьим гнездом — использование гепардов на охоте или личные наблюдения автора над тем, как охотятся в природных условиях хищники семейства кошачьих — гепарды и барсы. Изображение трёх гепардов, поваливших на землю дикого коня или онарга, встречается во фресках Софии Киевской (см.: Шарлемань Н.В. Сергей Парамонов о «Слове о полку Игореве» // ТОДРЛ. М.; Л., 1960. Т.16. С.614). С.К.Шамбинаго, В.Ф.Ржига считали, что пардусы «Слова» — это барсы. В древнерусских апокрифических памятниках половцы (куманы) сравниваются с гепардами и отождествляются с ними: «куманинъ пардусъ есть, угринъ рысь есть…», «куманинъ пардусъ, българинъ быкъ, сръбинъ вълкъ» (см.: Перетц. С.263). 199. Снесеся хула на хвалу, уже тресну нужда на волю. Персонификация абстрактных понятий, характерная для авторского стиля «Слова» (см. выше о слове «обида», 140). 200. Уже вьржеся Дивъ на землю. Это месте нелегко поддается истолкованию. Связь его с пассажем «Дивъ кличет върху древа» трудно объяснить. Кроме того, в обоих случаях неясно, кому покровительствует Див — русским или половцам. Поражение русских символизируется в тексте через низвержение кумиров; божество, чисто условно понимаемое, низринутое на землю, усиливает трагизм изображаемого положения. 200-201. Готьскыя красныя девы въспеша на брезе синему морю. Речь идет о крымских готах, или готах-тетракситах, которые жили в Крыму до XVIII в. В эпоху «Слова» готы поддерживали торговые отношения с половцами и, вероятно, имели с ними политический союз. Совсем недавно Д.С.Лихачев выдвинул новое предположение: готские девы — это северные готы, жители Готского берега — острова Готланд в Балтийском море (Лихачев Д.С. Новгородские черты в «Слове о полку Игореве» // ТОДРЛ. Л., 1985. Т.38. С.511-512). 201-202. Звоня Русьскымъ златомъ. Очевидно, часть добычи, захваченной половцами, попала в руки готам. 202. Поють время Бусово — вспоминают победы своего вождя Винитара над славянами и их предводителем Бозом (см.: Иордан. О происхождении и деяниях гетов. М., 1960. С.115). По мнению других ученых (И.П.Еремин, О.В.Творогов), здесь речь идет о каком-то половецком хане XI в., который мог прославиться походами на Русь. Лелеють месть Шароканю. Шарукан — половецкий хан, дед Кончака. Он упоминается в Лаврентьевской и Ипатьевской летописях под 1107 г., в Ипатьевской летописи — под 1111 г. и в Новгородской первой летописи. Походы с участием Шарукана на Русь почти всегда оканчивались неудачей, один раз он «едва утече», а в другой раз попал в плен. В данном случае «девы готские» радуются отмщению за поражения прямого предка Кончакаю Налицо композиционный параллелизм: потенциальные союзники Руси «поютъ славу Святъславлю, кають князя Игоря», «девы готские» — союзники половцев — «поють время Бусово, лелеють месть Шароканю». Политический кругозор автора «Слова», отмечающего значение описываемых событий для соседей и союзников русских и половцев, выходит за пределы враждующих сторон. 203. Мы уже дружина жядни веселiя. Заключительная фраза речи бояр, непосредственно следующая за описанием ликующих по поводу поражения Игоря готов, приобретает следующий смысл: дружина Святослава призывает его возглавить объединенный поход русских князей с целью окончательно разгромить половцев и положить конец их набегам. 204. Тъгда великыи Святъслав изрони злато слово. По поводу того, где заканчивается «золотое слово» — речь Святослава, обращенная к русским князьям, существуют разные мнения. Трудность этого вопроса заключается в том, что тот текст, который можно было бы считать «золотым словом» Святослава, сложен по композиции. Он включает обращение Святослава к Игорю и Всеволоду, призыв к русским князьям — «загородите полю ворота» — и рассказ-воспоминание о полоцких князьях. Подробное композиционное членение текста в отношении к «золотому слову» было предложено А.А.Потебней и поддержано В.Н.Перетцем и последующими исследователями. Несколько иную точку зрения высказал И.П.Еремин. который считал, что в «золотом слове» чередуется авторская речь и речь его персонажа — Святослава, что, по егомнению, характерно для авторского стиля произведения в целом (см. Еремин И.П. «Слово о полку Игореве» как памятник политического красноречия Киевской Руси // «Слово»-50. С. 110-111). В публикуемом тексте «Слова» окончание речи Святослава кавычками не фиксируется. События и самый текст «золотого слова» очень близки к рассказу Ипатьевской летописи, где говорится, что, узнав о поражении Игоря, Святослав, «то слышавъ и вельми воздохнувъ, утеръ слезъ  своихъ и рече: "О любы моя братiе и сынове и муже земли руское… не воздержавше уности отвориша ворота на Русьскую землю"» (Ипат. лет. Стб. 645). Согласно Ипатьевской летописи, Святослав, будучи в Чернигове, слушает рассказ Беловолода Просовича, «прибежавшего съ тоя брани», о поражении Игоря; в «Cлове» местом действия является Киев — стольный град великого князя. 205-206. Моя сыновьця, Игорю и Всеволоде. «Сыновьця» — форма зват. п. двойств. ч. от «сыновьць» — племянник. В первом издании и Екатерининской копии: «сыновьчя», что отражает диалектное смешение «ц» и «ч». Святослав называет своих двоюродных братьев Игоря и Всеволода племянниками по праву старшинства, по возрасту и месту в княжеской иерархии. Как отмечено выше, автор «Слова» по той же причине называет Святослава отцом Иогря и Всеволода. 206-207. Рано еста начала Половецкую земли мечи цвелити. «Цвелити» — дразнить, раздражать, терзать. Глагол «квелить» встречается в современных среднерусских и южнорусских говорах в том же значении (см.: Мещерский Н.А. К вопросу о территориальном приурочении. С.79). 207-208. Нъ не честно одолесте, не честно бо кровь поганую пролiясте. Обычно это место переводят: «но не по чести одолели», что не имеет должного смысла: Игорь и Всеволод не «одолели» половцев, а потерпели поражение от них. Общий смысл таков: Игорь и Всеволод не смогли одержать над половцами победу, достойную их чести. 208-210. Ваю храбрая сьрдця въ жестоцемъ харалузе скована, а въ буести закалена. Параллель этой изысканной метафоре имеется в фольклоре: «Ты родимая матушка, у тебя сердце каменно, во булате сковано»; «Гораздо у тебя, брателко, в булате сердце заковано» (см.: Перетц. С. 267); «<У свекра> сердце каменно, в буести заковано, в булате сварено» (Шептаев Л.С. Заметки к древнерусским литературным памятникам // ТОДРЛ. М., Л., 1957. Т. 13. С. 427). Однако слово «булат» вошло в русский язык не ранее XIV в. Слово «харалуг», по-видимому, является своеобразным авторским неологизмом, образованным от прилагательного-эпитета «харалужный» (см. выше, 97-98). Случаи заимствования метафор и словесных формул фольклором из памятников книжной словесности достаточно широко известны (Перетц. С. 67). «Ваю» — род. п. двойств. ч. местоимения «вы». 210. Се ли створисте моеи сребренеи седине. Обращает на себя внимание аллитерация — скопление  слов с начальным «с»: это один из самых ярких примеров аллитерации в «Слове». 211-212. Многовои брата моего Ярослава. Ярослав Всеволодович — родной брат Святослава Киевского, князь Черниговский (1140-1198). В 80-е годы XII в. Ярослав по крайней мере трижды (в 1183, 1184, 1187 гг.) отказывался от участия в походах на половцев. «Многовои» — подобные сложносоставные слова в древнерусских текстах обычно имели яркую стилистическую окраску. Смысл этого эпитета: имеющий множество воинов, повелевающий многочисленными войсками. Начальная форма — «многовоя», так что в тексте правильно образован род. п. 212. Съ Чьрниговъскыми былями. В Черниговской земле обитали тюркские кочевые племена, подвластные Ярославу, их старейшины носили тюркский титул «быля», хорошо засвидетельствованный древними тюркскими источниками и вошедший в общеславянский язык (см.: Менгес. С. 91-92; Мещерский Н. А. За прабългарския принос в общославянския език // България 1300. София, 1983. С. 194). 213-214. Съ могуты, и съ татраны, и съ шельбиры, и съ топчакы, и съ ревугы, и съ ольберы. Относительно этого перечня собственных имен существуют две точки зрения. Одни исследователи (С. Е. Малов) считают их титулами, чинами или прозвищами высокопоставленных лиц тюркского происхождения, другие (П. М. Мелиоранский, Ф. Е. Корш, Н. А. Баскаков, К. Г. Менгес) видят в них этнонимы — названия племен или родовых групп (см.: Менгес. С. 117-118, 136-137, 174-180, 145-146, 127-128, 122-124; Баскаков Н. А. Тюркизмы-этнонимы в «Слове о полку Игореве» // «Советская тюркология». 1982, № 4, С. 14-29). 214-216. Тiи бо бесъ щитовъ съ засапожникы кликомъ пълкы побеждають, звонячи въ прадеднюю славу. «Засапожники» — ножи, носившиеся за голенищем и используемые в рукопашной схватке. Трудно согласиться с тем, что данная фраза относится к тюркским племенам, находящимся в вассальной зависимости от Чернигова, неясно также, о какой «прадедней славе» может идти речь. Возможно, что в тексте пропуск. Но вероятно, впрочем, что «прадедняя слава» — это слава Мстислава, прапрадеда героев «Слова» (см. выше, 10-12). 216-217. Нъ рекосте: «Мужаимеся сами, преднюю славу сами похытимъ, а заднею ся сами поделимъ!» «Мужаимеся» — редкая форма 1 л. двойств, ч., не опознанная издателями (в тексте: «му жа име ся»), эта форма была правильно объяснена А. С. Шишковым в 1805 г. Как показал акад. Д. С. Лихачев, «предняя слава» — слава времен минувших, «задняя слава» — слава настоящая или грядущая. Таким образом, Игорь и Всеволод намеревались «похитить» славу прежних походов на половцев и «поделить» славу своего похода (Лихачев. С. 202-203). «Похытимъ» — поддержим (Мещерский Н. А. К вопросу о территориальном приурочении. С. 82-83). «Заднею» (вместо читаемого в источниках текста «заднюю») — поправка А. А. Потебни, О. М. Огоновского, Л. А. Булаховского (Булаховский. С. 488). 218-220. Коли соколъ въ мытехъ бываеть, высоко птиць възбиваеть, не дасть гнезда своего въ обиду. Как объяснил Н. В. Шарлемань, термином «въ мытехъ бываеть» охотники «...обозначают линьку, главным образом тот период, когда молодая птица надевает оперение взрослой птицы, т. е. достигает половой зрелости. Птицеводам хорошо известно, с какой отвагой прогоняет сокол от своего гнезда даже значительно более сильного, чем он сам, орла-беркута» (Шарлемань. С. 112). Эта фраза имеет параллели в других памятниках. Как отмечает В. П. Адрианова-Перетц, «...в поздних списках "Повести об Акире" появляются вставки в старый текст, упоминающие о линьке сокола. "Егда бо соколъ трехъ мытеи бывает он не даст ся с гнезда своего взяти"» (Адрианова-Перетц. С. 141). На основании этого некоторые исследователи предполагают, что в авторском оригинале «Слова» было: «г мытеи», т. е. «трех мытей» (Творогов О. В. «Сокол трех мытей» в «Повести об Акире Премудром» // Вопросы теории и истории языка. Сб. статей, посвящ. памяти Б. А. Ларина. Л., 1969. С. 114). В хорватском эпосе и сербохорватской письменности XV-XVII вв. встречаются эпитеты сокола «троjемитар», «тричмитар» и «митар» (Словарь-справочник. Вып. 6. С. 227-229). 220-221. Нъ се зло, княже ми непособiе. «Княже» —притяжательное прилагательное, ср. р. ед. ч. «Непособiе» — отсутствие помощи, нежелание помочь. В переводе здесь сохранен номинативный тип предложения, характерный для оригинала и несущий, определенную стилистическую окраску. 221. Наниче ся годины обратишя. Н. С. Тихонравов перевел «наниче»: иным образом, иначе — и привел пример из «Лексикона треязычного» Ф. П. Поликарпова: «наничь одежду одевати» —надевать одежду наизнанку (Тихонравов Н. С. «Слово о полку Игореве». М., 1866. С. 35). Перевод «наизнанку» поддержали А. А. Потебня и В. Н. Перетц, что нашло обоснование в повсеместном употреблении слова «наниче» в данном значении в великорусских говорах (см.: Мещерский Н. А. К толкованию лексики «Слова о полку Игореве» // «Уч. зап. Ленинградского гос. университета». 1956, № 198, вып. 24. С. 8). 222-223. Се у Римъ крычять подъ саблями половецкими, а Володимиръ подъ ранами. Туга и тоска сыну Глебову. Имеется в виду город Римов, разоренный половцами под предводительством Кончака после победы над Игорем. Володимиръ — Владимир Глебович, князь Переяславский, сын великого князя Глеба Юрьевича (ум. 1171). Обороняя Переяславль от половцев Кончака, он, как сообщает летопись, получил три «смертных раны», от которых скончался позднее, 18 апреля 1187 г., когда ему не было и тридцати лет. Обращает на себя внимание искреннее сочувствие автора «Слова» к этому князю: можно думать о знакомстве автора с деталями и подробностями походов Владимира Глебовича на половцев (см. далее, 229). 224. Великий княже Всеволоде. Призыв к русским князьям, вложенный автором в уста Святослава Киевского, содержит одновременно восхваление их былых ратных подвигов и воинской доблести, не утраченной ими, и укор за отсутствие общих военно-политических устремлений, желание обособиться, ограничиваясь интересами своих удельных княжеств. В призыве названы лишь наиболее значительные владетели уделов, хотя он обращен не только к отдельным князьям. Именно эту мысль автора «Слова» имел в виду в своем широко известном высказывании К. Маркс: «Суть поэмы — призыв русских князей к единению как раз перед нашествием собственно монгольских полчищ» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч.: 2-е изд. Т. 29. С. 16). Всеволод — Всеволод Юрьевич (1154-1212), сын Юрия Долгорукого, внук Владимира Мономаха, князь Владимиро-Суздальский. Он первым из владимирских князей принял титул Великого князя. Возможно, поэтому Святослав должен был обращаться к нему в первую очередь. 225. Отня злата стола поблюсти. Возможно, имеется в виду не Киев, которому непосредственная опасность не угрожала, а осажденный половцами Переяславль, традиционно находившийся во владении потомков Юрия Долгорукого. Владимир Глебович Переяславский (см. 222-223) приходился Всеволоду Юрьевичу племянником. Любопытные сведения об использовании «Слова» в XVI в. при составлении «Степенной книги» в повествовании о деятельности Всеволода см.: Альшиц Д. Н. Легенда о Всеволоде — полемический отклик XVI в. на «Слово о полку Игореве» // ТОДРЛ. М.; Л., 1958. Т. 14. С. 69. 226-227. Ты бо можеши Вългу веслы раскропити, а Донъ шеломы выльяти. Имеется в виду успешный поход Всеволода на волжских болгар, состоявшийся летом 1183 г. 227-228. Аже бы ты быль, то была бы чяга по ногате, а кощеи по резане. «Чяга» — девушка-невольница. «Ногата» — двадцатая часть гривны, основной денежной единицы Древней Руси. «Кощеи» — см. 176-177. «Резана» — пятидесятая часть гривны. Смысл всей фразы:  если бы Всеволод принял участие в походе на половцев, то цена на холопов из пленных кочевников стала бы баснословно низкой. 228-229. Можеши посуху живыми шереширы стреляти. «Шереширы», как правильно поняли уже первые издатели, — «неизвестный уже ныне военный снаряд» (примеч. на с. 29). Большинство комментаторов сходится в том, что шереширы — это снаряды, содержащие так называемый греческий огонь, т. е. зажигательную смесь. Наиболее подробное обоснование такой точки зрения см.: Айналов Д. В. Замечания к тексту «Слова о полку Игореве» // Сб. статей. С. 184-185. Обзор этимологий этого восточного слова см.: Мещерский Н. А., Бурыкин А. А. Заметки к восточной лексике «Слова о полку Игореве» // «Вестник ЛГУ». 1984, № 14. С. 70-73. Появление слова «шереширы» в тексте памятника (нигде более оно не встречается), по всей вероятности, связано с объединенным походом русских князей на половцев в 1184 г., когда русские захватили в плен «мужа бесурменина», стрелявшего «живым огнем». 229. Удалыми сыны Глебовы — сыновья рязанского князя Глеба Ростиславича, участвовавшие в походе Всеволода на волжских болгар в 1183 г. 230. Ты буи Рюриче и Давыде. «Буи» — здесь, как и выше (см. 42), храбрый, неистовый. Рюрик (ум. 1212) и Давыд (ум. 1197) Ростиславичи — сыновья Ростислава Мстиславича, внуки Мстислава (см. 10-11), правнуки Владимира Мономаха. Рюрик Ростиславич был соправителем Святослава и владел всеми городами Киевской земли, кроме Киева, которым время от времени тоже завладевал. Давыд Ростиславич — князь Смоленский. Рюрик часто не без успеха предпринимал походы на половцев. Давыд Ростиславич, женатый на знатной половчанке, дочери хана Билюка, предпочитал не воевать с ними, и в 1184 г. во время совместного похода русских князей на половцев, он, не вступая в бой, увел свою дружину назад в Смоленск. 230-231. Не ваю ли <вои> злачеными шеломы по кръви плавашя? «Ваю» — род. п. двойств, ч. местоимения «вы». Слова «вои» нет в тексте — это вставка В. Н. Перетца, поддержанная последующими комментаторами. 231-232. Не ваю ли храбрая дружина рыкають акы тури. По нормам грамматики древнерусского языка собирательное существительное в форме ед. ч. согласуется с глаголом во мн. ч. Эта особенность сохраняется в русском языке довольно долго (см.: Горбачевич К. С. Русский язык. Прошлое — настоящее — будущее. М., 1984. С. 34). 233. Вступите, господина, въ злата стремени. Существительное и глагол стоят в форме двойств. ч. О словосочетании «вступить въ златъ стремень» см. выше, 51. 236. Галичьскыи Осмомысле Ярославе. Ярослав Владимирович (1130-1187) — тесть Игоря, отец Ярославны; в 1153-1187 гг. князь Галицкий. Галицкое княжество было одним из могущественнейших русских княжеств. Автор гиперболизированно изображает мощь князя, который остается равнодушным к бедствиям, постигшим его зятя. Прозвище Ярослава — Осмомысл, известное только по «Слову», имеет разные толкования: «имеющий восемь мыслей, множество забот», «мудрый за восьмерых». Ярослав умер 1 августа 1187 г. Эта дата служит основанием для определения времени написания памятника — считается, что «Слово» было написано не позднее этого времени. В первом издании «Осмомысле» — форма местного падежа, а не звательного, как должно быть; рядом в тексте правильное: Ярославе. По-видимому, прозвище Осмомысл, не известное по летописям, было внесено в одну из рукописей «Слова» позднейшим читателем. Ни ошибкой оригинала, ни опечаткой форма «Осмомысле» быть не может. 236-237. Высоко седиши на своемъ златокованнемъ столе. Кремль Галича располагался на высоком берегу Днестра. 237-238. Подпьръ горы угорьскыя своими железными пълкы. «Подпьръ» — запер, закрыл. «Горы угорьскыя» — Карпаты, по которым проходила граница между Галицким княжеством и Венгрией. Близкая параллель к данному месту — в «Слове о погибели Рускыя земли»: «А угры твердяху каменыи горы <городы> железными вороты, а бы на них великыи Володимер тамо не възехалъ» (см. Мещерский Н. А. К реконструкции текста «Слова о погыбели Рускыя земли» // «Вестник ЛГУ». 1963, № 14. С. 45). Очевидно, Венгрия и Галич взаимно отгораживались друг от друга. 238-239. Заступивъ королева путь. Имеется в виду венгерский король, которому Ярослав закрывал дорогу на юго-западную Русь. 239. Затворивъ Дунаю ворота. Очевидно, устье Дуная относилось к владениям Галицкого княжества. 239-240. Мечя бремены чрезъ облакы. Возможно, имеются в виду высокие перевалы, через которые проходили торговые пути, связывавшие Русь с Западной Европой. 241. Отворявши Киеву врата. Намек на политическое могущество Ярослава, при содействии которого князья могли занимать киевский престол. В конце 1158 г. Ярослав в союзе с Мстиславом Изяславичем захватили Киев, изгнали оттуда Изяслава Давыдовича, бывшего тогда великим князем Киевским, и пригласили княжить в Киев Ростислава Мстиславича Смоленского (ум. 1167), отца Рюрика и Давыда Рости-славичей. 241-242. Стреляеши съ отня злата стола салътаны за землями. Смысл этой фразы не вполне ясен. Еще Д. Н. Дубенский в своем издании «Слова» (1844) предположил, что здесь намек на участие галицкой дружины в крестовом походе против султана Саладина. Однако поход состоялся в 1190 г., уже после смерти Ярослава. Возможно, речь могла идти о намерении Ярослава участвовать в походе или о предварительных переговорах. 242-243. Стреляи, господине, Кончяка, поганаго кощея. Эпитеты, которыми автор «Слова» здесь характеризует Кончака, имеют ярко отрицательную стилистическую окраску и даже противоречат его собственной феодальной этике. Предлагаемый перевод («поганаго кощея» — смерда) соответствует стилистической природе оригинала. 245. Буи Романе и Мстиславе. Роман Мстиславич (1150-1205) — князь Волынский и Галицкий. Эпитет «буи», которым автор отличает некоторых князей, характеризует их как наиболее активных политических деятелей своего времени (ср. выше, 42, 230). Роман прославился своими походами на половцев, а также военными действиями против западных соседей, особенно Литвы. В Галицко-Волынской летописи (под 1205 г.) читается восторженная похвала этому князю. Кто такой Мстислав — точно не установлено: либо это двоюродный брат Романа — Мстислав Ярославич Пересопницкий, либо Мстислав Ярославич Городенский. Оба они были союзниками Романа и принимали участие в его походах. 245-246. Храбрая мысль носить ваю умъ на дело. В источниках текста: «васъ умъ» — вероятнее всего, ошибка прочтения рукописи издателями, не опознавшими формы род. п. двойств, ч. местоимения «вы». 248-249. Железнiи паперси подъ шеломы латиньскыми. В первом издании: «папорзи». Значение этого слова до конца не выяснено. По общему смыслу речь идет о какой-то детали защитного вооружения. Наиболее приемлемым кажется чтение Ф. И. Буслаева: «паперси» — нагрудники (Словарь-справочник. Вып. 4. С. 54-55). Заслуживает внимания объяснение Ю. М. Лотмана: «павор(о)зи» — ремешки, прикрепляющие шлем к подбородку (Лотман Ю. М. О слове «папорзи» в «Слове о полку Игореве» // ТОДРЛ. М.; Л., 1958. Т. 14. С. 39). Очевидно, говорится о защитном вооружении западноевропейского образца, которым пользовались воины галицко-волынских князей.

250-251. Хинова, литьва, ятвязи, деремела и половци. Хинова — венгры (см. выше, 195-197); литва — литовские племена, северные соседи Галицко-Волынского княжества; ятвязи (ятвяги) — одно из балтийских племен, вошедшее позднее в состав литовской нации; деремела — название какого-то балтийского племени, родственного литовцам и ятвягам. 251. Сулиця — короткое метательное копье. 253-254. Древо не бологомъ листвiе сърони. «Не бологомъ» — не добром, не к добру, не вовремя. В данном случае Русь сравнивается с деревом, потерявшим листву раньше времени. 254. По Ръси и по Сули грады поделишя. Рось — правый приток Днепра, Сула — левый приток Днепра, та и другая — пограничные реки, отделявшие русские земли от половецких кочевий. «Грады поделишя» — речь идет о том, что половцы, Кончак и Гза, уже «поделили» между собою русские города, лежащие в приграничной полосе, по правому и левому берегам Днепра. 255-256. Донъ та, княже, кличеть и зоветь князи на победу. В данном случае налицо перемена ориентации в изложении по отношению к началу текста: если сначала Игорь устремляется к Дону, то здесь Дон в персонифицированном виде призывает к себе других русских князей. 258. Инъгварь и Всеволодь и вси три Мстиславичи. Согласно обобщающему исследованию Б. А. Рыбакова, Ингварь и Всеволод — родные братья Мстислава Ярославича, упомянутого выше (если это действительно он), сыновья Ярослава Изяславича Луцкого. «Вси три Мстиславичи» — сыновья князя Мстислава Ростиславича Храброго (Рыбаков Б. А. Русские летописцы и автор «Слова о полку Игореве». М., 1972. С. 489). 259. Шестокрыльцы — эпитет, употреблявшийся по отношению к ангелам-серафимам. Как полагают Н. М. Дылевский и А. В. Соловьев, основываясь на данных южнославянского фольклора, такой эпитет мог употребляться также применительно к соколу и удалому витязю (Соловьев А. В. Восемь заметок к «Слову о полку Игореве» // ТОДРЛ. М.; Л., 1964. Т. 20. С. 371). 259-260. Не победными жребiи собе власти расхытисте. «Не побед-ными» — недостойными, нечестными; «власти» — здесь: волости, уделы. 261-262. Загородите полю ворота своими острыми стрелами. Эта фраза перекликается со словами Святослава в Ипатьевской летописи: «Не воздержавше уности отвориша ворота на русьскую землю» (Ипат. лет. Стб. 645). 264-266. Уже бо Сула не течеть... и Двина болотомъ течеть... подь кликомъ поганыхъ. От юго-восточной границы Руси автор «Слова» переходит к северо-западу. Намеки на борьбу против Литвы содержались уже в обращении к Роману и другим галицко-волынским князьям. Продолжая ту же тему, автор обращается к полоцким князьям — непосредственным соседям Литвы. Достойна внимания последовательность обращения автора «Слова» к князьям, представителям различных генеалогических ветвей: Мономаховичам (в соответствии с их иерархией), Ярославу Осмомыслу — потомку Ярослава Мудрого и, наконец, к полоцким князьям, потомкам Изяслава Владимировича, старшего брата Ярослава Мудрого. Таким образом, общим предком полоцких князей с другими героями «Слова» является лишь Владимир Святославич, «старый Владимир». 267-268. Единъ же Изяславъ сынъ Васильковъ позвони своими острыми мечи о шеломы литовьскыя. В дошедших до нас летописях об этом князе ничего не говорится: полоцкое летописание не сохранилось. 268-270. Притрепа славу деду своему Всеславу, а самъ подъ чьрлеными щиты на кръваве траве притрепанъ литовьскыми мечи. Всеслав Брячиславич (ум. 1101) — правнук Владимира Святославича и его первой жены Рогнеды, князь Полоцкий. Изложение основных деяний слывшего волшебником князя,  см. ниже, 282-296. «Притрепа славу... а самъ притрепанъ» — в подлиннике непереводимая игра слов, связанная с употреблением одного и того же глагола «притрепати» в разных значениях: затмить, разбить (сразить). 271. Исходи юна кровь, а тъи рекъ. Место очень темное. В первом издании: «и с хотию на кровать и рекъ» — не дающее смысла. Принимаются поправки М. И. Маньковского, Н. К. Грунского и М. В. Щепкиной «исходи юна кровь», поддержанные Л. А. Булаховским (Булаховский. С. 476, 511). 271-272. Дружину твою, княже, птичь крылы приоде, а звери кровь полизашя. Фраза, вложенная в уста умирающего князя, наполнена отголосками библейских сказаний (см.: Перетц. С. 287), однако она не соответствует как стилистике «Слова», так и литературному этикету Древней Руси. Ей можно найти аналогии в скальдических строфах-висах, произносимых перед смертью героями исландских саг («Сага о Гисли», «Сага о Греттире»). Близкой аналогией ей являются слова Эгиля Скаллагримсона: «Охраняйте Анунда, вашего хозяина, и его дружину, чтобы звери и птицы не растерзали их трупов» («Сага об Эгиле» // Исландские саги / Редакция, вступ. статья и примеч. М. И. Стеблина-Каменского. М., 1956. С. 180). Возможно, в тексте эти слова восходят к какому-то не дошедшему до нас стихотворному произведению знаменитого викинга-скальда, о котором повествует эта сага. 272. Не бысть ту брата Брячислава, ни другого — Всеволода. Брячислав Василькович однажды упоминается в летописи (см.: Ипат. лет. под 1180 г. Стб. 620), о Всеволоде Васильковиче ничего не известно. 274-275. Изрони жемчюжну душю изъ храбра тела чресъ злато ожерелiе. Метафора: душа — бисер или жемчуг — известна в древнерусской литературе по «Хронике» Георгия Амартола: «свое естество душевное видяхъ яко бисеръ блещащься» (Истрин В. М. Хроника Георгия Амартола в древнем славянорусском переводе. Пг., 1920. Т. 1. С. 440). Представления о душе-жемчужине в византийской словесности восходят к раннехристианским каноническим и апокрифическим текстам, донесшим до нас элементы религиозно-философских учений, объявленных позднее еретическими. Так, в апокрифе «Деяния апостола Фомы», написанном, вероятно, в конце II – начале III в. на сирийском языке, содержится так называемый «Гимн души», доминирующими понятиями которого являются жемчужина и сверкающее одеяние — символы царства небесного и бессмертной души. Из новейших работ об этом см.: Poirier P.-H. L’Hymne de la Perle des Actes de Thomas. Louvain-la-Neuve, 1981. Греческий перевод гимна сохранился лишь в одной рукописи, но его отголоски вполне могли найти себе место в славянских литературах раннего средневековья. В свое время Д. В. Айналов отметил, что представления о душе как жемчужине характерны для Индии (Айналов Д. В. Замечания к тексту «Слова о полку Игореве» // Сб. статей. С. 177-178). Именно в индо-парфянских княжествах разворачивается действие в апокрифических «Деяниях Фомы». «Злато ожерелiе» — атрибут князя, как символический, так и реальный. 275. Уныли голоси, пониче веселье. Повторение уже известных фраз с некоторыми лексическими вариациями см. выше, 178. 275-276. Трубы трубять городеньскыя. Городенское княжество располагалось между реками Стырыо и Горынью возле г. Пинока, на рубеже Галицко-Волынских и Полоцких земель. Изяслав Василькович, вероятно, был городенским князем (см.: Перетц. С. 288). Упоминание об Изяславе Васильковиче в монологе Святослава не случайно. Великий князь Киевский Святослав был женат на полоцкой княжне Марии Васильковне, которая, по всей вероятности, была сестрой Изяслава и других полоцких князей, называемых далее (см.: Рыбаков. С. 99). Смысл  включения данного эпизода в текст «Слова» таков: Изяслав Василькович погиб, в одиночестве сражаясь с внешними противниками Руси, в то время как остальные князья вели междоусобные войны. 277. Ярославле и вси внуци Всеславли. В первом издании: «Ярославе». Д. С. Лихачев предложил читать «Ярославли», имея в виду не одно конкретное лицо, а Ярославичей, целую княжескую ветвь — потомков Ярослава Мудрого, которые в течение длительного времени вели борьбу с полоцкими князьями, потомками Изяслава, названными по имени Всеслава, наиболее значительного князя из этой ветви, — Всеславовыми внуками (Лихачев Д. С. Комментарий исторический и географический // «Слово о полку Игореве» / Под ред. В. П. Адриановой-Перетц. М.; Л., 1950. С. 452). 278. Вонзите свои мечи вережена. Как следует переводить причастие «вережени», не совсем понятно. Возможны варианты: поврежденные, брошенные или опозоренные, покрытые позором. 278-279. Уже бо выскочисте изъ деднеи славы. Имеется в виду слава ранее названных княжеских ветвей — сыновей Ярослава Мудрого, сменявших друг друга на киевском «золотом столе», и самого Всеслава. 281. Которою бо беше насилiе. «Которою» — тв. п. причины существительного ед. ч. ж. р. «котора» (см. выше, 163). 282-283. На седьмомъ веце Трояни вьрже Всеславъ жребiи о девицю себе любу. «На седьмомъ веци Трояни» следует понимать: последние времена язычества, так как понятие «седьмой» в средневековье ассоциировалось с понятием «последний». Троян — см. выше, 34. Всеслав — см. выше, 268-270. Представление о нем как о князе-волшебнике, князе-волхве отразилось в сочинениях, написанных еще при жизни Всеслава. Так, в «Повести временных лет» (под 1044 г.) говорится: «его же роди мати отъ вълхованiя». В 1063 и 1067 гг. он дважды захватывал и сжигал Новгород; в 1068 г., освобожденный восставшими киевлянами из «поруба», куда он был брошен по приказу Изяслава Ярославича, стал князем Киевским, однако через 7 месяцев бежал в Полоцк. Имеется ряд общих черт, роднящих князя-волшебника Всеслава Полоцкого с былинным богатырем-кудесником Волхом Всеславьевичем (см.: Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым: Изд. 2-е дополненное / Подготовили А. П. Евгеньева и Б. Н. Путилов. М., 1977. С. 433). «Девицю себе любу» — под «девицей», вероятно, имеется в виду Киев, овладеть которым хотел Всеслав. 283. Клюками подъпьръ ся, окони. «Клюками» — хитростями. Возможно, Всеслав мог подстрекать киевлян к бунту против Изяслава, и кони, которых потребовали у Изяслава киевляне, явились поводом к этому бунту. 284-285. Дотчеся стружiемъ злата стола Кыевьскаго. Словосочетание «дотчеся стружiемъ» в тексте «Слова» употреблено не случайно: оно намекает на краткий срок пребывания Всеслава киевским князем. Стружие — см. примеч. к 74-75. 285-286. Скачи отъ нихъ лютымъ зверемъ въ пълночи изъ Белаграда. Изображение поспешного бегства Всеслава из Киева. По определению Б. А. Ларина, «лютый зверь» древнерусских памятников — это рысь (Ларин Б. А. История русского языка и общее языкознание. М., 1977. С. 46-50), однако такое значение определяется не во всех контекстах, где встречается сочетание «лютый зверь». Белгород — пригород Киева, княжеская резиденция. 286. Обесися сине мьгле. Предлагались разные переводы: покрыт синей мглой, сокрылся в синей мгле, окутался синим туманом, объятый синей мглой и др. Общий смысл: скрылся во мгле; лексическая многозначность древнерусского текста оставляет широкие возможности для передачи стилистики оригинала. 287. Утърже вазни съ три кусы. Это место очень долго оставалось без осмысленной интерпретации: в первом издании  «утръ же возни стрикусы». Лишь в 1958 г. Р. О. Якобсон предложил читать: «утръже вазни съ три кусы» (Якобсон. С. 104). Данное словоделение было принято всеми последующими комментаторами, которые, однако, разошлись во мнениях по поводу трактовки словосочетания «съ три кусы». Н. М. Дылевский и А. В. Соловьев переводили: урвал счастья с три клока. Д. С. Лихачев: с трех попыток отворил ворота Новгороду (с иной пунктуацией). По соображениям синтаксического и грамматического характера перевод Н. М. Дылевского и А. В. Соловьева предпочтительней (см.: Мещерский Н. А. К интерпретации чтения «с три кусы» в «Слове о полку Игореве» // Проблемы истории феодальной России. Сб. статей к 60-летию проф. В. В. Мавродина. Л., 1971. С. 95-96). Отвори врата Новуграду. Дважды, в 1063 и 1067 гг., Всеслав брал Новгород (см. выше, 282-283). 288. Разъшибе славу Ярославу. Всеслав, разорив Новгород, на какое-то время нарушил в нем государственный порядок, дарованный новгородцам «грамотами» Ярослава Мудрого, княжившего в Новгороде до 1016 г. Скочи вълкомъ до Немиги. Речь идет о столкновении выступившего из Новгорода Всеслава с дружиной Изяслава Ярославича (и его братьев Святослава и Всеволода) на реке Немиге в 1068 г., где Всеслав был разбит и пленен. 289. Съду токъ. В источниках текста: «съ Дудутокъ», однако топоним Дудутки не имеет до сих пор прямого приурочения. Н. М. Карамзин полагал, что это монастырь «на Дудутках» под Новгородом, Н. П. Барсов — что это местность под Киевом (см.: Булаховский. С. 487). Однако оба эти указания не вполне достоверны. В связи с этим принимаем чтение Р. О. Якобсона «съду токъ» — подготовил ток (Якобсон. С. 106, 120). Написание «съ Дудутокъ» является диттографией — повторением слога «ду», правда, формула «дуть ток» в устной эпической традиции восточных славян, указанная Р. О. Якобсоном, пока не обнаружена. 289. На Немизе снопы стелють головами. Метафора битва — жатва для древнерусских воинских повестей является обычной (Адрианова-Перетц. С. 162-163) и восходит к библейским книгам. В данном месте «Слова» битва дружин Всеслава и Изяслава Ярославича сравнивается с молотьбой. Яркая и выразительная, эта развернутая метафора не имеет аналогий в других памятниках. 293-294. Всеславъ князь людямъ судяше, княземъ грады рядяше, а самъ въ ночь вълкомъ рыскаше. По существовавшим представлениям, Всеслав, как князь-волшебник, мог распоряжаться судьбами подвластных ему людей и даже с помощью колдовских чар делить города между князьями. Представление о волке как оборотне является очень древним и восходит к индоевропейской традиции (см.: Иванов Вяч. Вс. Реконструкция индоевропейских слов и текстов, отражающих культ волка // Известия АН СССР. Серия литературы и языка. 1975. Т. 34, № 5, с. 399-408). 294-296. Изъ Киева дорыскаше до куръ Тьмутороканя, великому Хърсови вълкомъ путь прерыскаше. Здесь подчеркивается быстрота передвижения оборотня Всеслава, за ночь пробегавшего от Киева до Тмуторокани и от Полоцка до Киева. Хоре — божество славян, связанное с культом солнца (см.: Иванов В. В., Топоров В. Н. Славянская мифология // Мифы народов мира. Т. 2. С. 452-453). Географическая и астрономическая точность описания пути Всеслава столь велика, что оно воспринимается как метафоризированное только современными читателями: Всеслав, двигаясь из Киева в Тмуторокань (с севера на юго-восток), действительно, перебегал дорогу солнцу, двигающемуся с востока на запад. Сюжетное совпадение данного места повествования о Всеславе с южнославянскими сказаниями о Трояне отметил еще Ф. И. Буслаев (Буслаев Ф. И. Исторические очерки русской  народной словесности и искусства. Т. 1. Русская народная поэзия. Спб., 1861. С. 385 и сл.). Весьма интересно, что текст легенды о Всеславе имеет определенные языковые отличия от основного текста «Слова» — в нем широко представлен имперфект нового образования (типа «судяше, рядяше»). «До куръ» — до петухов, до петушиного пения, до рассвета, что подтверждается совпадением со сказаниями о Трояне. Толкования «до городских стен» (В. А. Захаров, Н. А. Баскаков, А. Н. Робинсон и др.), безусловно, неосновательны. См. об этом: Дылевский Н. М. Неоправданный возврат к прежнему — «Изъ Кыева дорискаше до куръ Тмутороканя» в «Слове о полку Игореве» // «Проблемы изучения культурного наследия». М., 1985. С. 99-106. 296. Тому въ Полотьске позвонишя заутренюю рано у Святыя Софеи въ колоколы, а онъ въ Кыеве звонъ слышя. Еще раз подчеркивается, что Всеслав-оборотень передвигался только в ночное время и с необыкновенной быстротой, достигая цели своего путешествия до петушиного пения и во время звона к заутрене. 298-299. Аще и вещя душя въ друзе теле, нъ чясто беды страдаше. В. Ф. Миллер, А. А. Потебня, А. И. Смирнов, Е. В. Барсов, В. Н. Перетц и последующие комментаторы приняли поправку «въ дръзе теле» — в храбром теле, дерзком, смелом. «Если, однако, — пишет Л. А. Булаховский, — принять недавно сделанную ссылку на выражение скальдов eigi einhamr — «у кого больше одной оболочки», т. е. тела, то данную конъектуру можно оспаривать» (Булаховский. С. 490). 300-301. Ни хытру, ни горазду, ни пытьцю горазду суда Божiя не минути. В первом издании: «птицю горазду»; принимается поправка Л. А. Булаховского: «пытьцю» — колдуну; ср. древнерусское «пытьливыи» — обладающий чародейской силой (Булаховский. С. 490). На основании этой же конъектуры возможен перевод: искателю счастья, ср. совр.: пытать счастья. Словосочетание «судъ Божiи» в данной фразе может иметь два толкования: час кончины и судьба, причем ни то ни другое не связано с христианскими догматами. Автор приписывает «припевку» своему предшественнику Бояну, однако, по всей видимости, это широко распространенный афоризм пословичного типа, параллели которому обнаруживаются в средневековых литературах различных народов. Ср.: «Но никто не избежит того, что ему назначено» («Сага о Греттире». Новосибирск, 1976. С. 113). 302-303. О, стонати Русьскои земли, помянувьше пьрвую годину и пьрвыхъ князей. Автор «Слова» напоминает о могуществе Киевской Руси в годы княжения Игоря, Святослава, «старого Владимира» — Владимира Святославича. 303-304. Того старого Владимира не льзе бе пригвоздит къ горамъ Кыевськымъ. По-видимому, подчеркивается широкий политический кругозор Владимира и масштабы его походов. 305. Ныне сташя стязи Рюрикови, а друзiи Давидови. Упоминание о том, что стяги «стараго Владимира» ныне принадлежат Рюрику и Давыду Ростиславичам (о них см. выше, 230), не совсем понятно. Хотя номинально Святослав и Рюрик Ростиславич были соправителями, военная власть, очевидно, принадлежала Рюрику. Давыд Ростиславич, как известно, далеко не всегда выступал на стороне своего брата и во время похода 1184 г. повернул свои смоленские дружины назад. 306. Розьно ся имъ хоботы пашють, копiя поють. «Хоботы» — бунчуки, конские хвосты на древках, значки. В тексте памятника «хоботы» семантически явно противопоставлены «стягам» и другим воинским атрибутам. Метафорическая картина, представляющая несогласие двух князей: их стяги развеваются в разные стороны, звук ветра, дующего сквозь копья, воспринимается как различный. Это описание — еще один образец картины, метафорической по форме и одновременно  поразительно точной по содержанию. 307. На Дунаи Ярославнынъ гласъ слышать. Этими словами начинается знаменитый «плач Ярославны», один из наиболее поэтических текстов древнерусской литературы. По своей жанровой природе плач Ярославны напоминает славянские причитания; некоторая аналогия ему — древнеанглийский «Плач жены» (см.: Древнеанглийская поэзия. М., 1982. С. 60-61). Дунай — эпическое название реки, распространенное у славянских народов: как и многочисленные гидронимы Восточной Европы, название Дунай связано с иранским «река». Ярославна — жена князя Игоря, дочь Ярослава Осмомысла (см. выше, 236); в «Поколенной росписи» князей, упоминаемых в «Слове о полку Игореве», приложенной к первому изданию, названа Евфросинией. Это имя могло быть взято из «Родословника князей великих и удельных рода Рюрика» Екатерины II, напечатанного в 1793 г. В летописях его нет. Имя Евфросинии встречается в Любечском синодике, но исследователи высказывают серьезные сомнения в том, что здесь Евфросинией названа жена Игоря Святославича (см.: Словарь-справочник. Вып. 6. С. 198-199). «Слышить» — иногда исправляют: «ся слышить», однако в древнерусском языке глагол «слышати» без возвратной частицы мог иметь значение «слышаться». Против исправления высказались С. П, Обнорский и Л. А. Булаховский (см.: Булаховский. С. 469-470). 307-308. Зегзацею незнаемъ рано кычеть. Многие комментаторы полагали, что этим словом названа кукушка, имея в виду словарную параллель в «Молении Даниила Заточника» и «Задонщине». Однако, по данным Н. В. Шарлеманя, «зiгзiчкой» в украинских говорах называют чайку (Шарлемань. С. 115). Параллель в русских брянских говорах обнаружил В. А. Козырев (Козырев В. А. Словарный состав «Слова о полку Игореве» и лексика современных русских народных говоров / /«Слово о полку Игореве» и памятники древнерусской литературы. Л., 1976. С. 80-81). Отмечалось также, что сам контекст плача Ярославны вызывает представление именно о водяной птице, летящей над рекой, а не о лесной птице — кукушке (Мещерский Н. А. К вопросу о территориальном приурочении. С. 76). «Чайка небога» —символ тоскующей женщины в украинском фольклоре (Там же). «Незнаемъ» — обычно комментаторы исправляют эту форму на «незнаема» по смыслу, предполагая, что в этом предложении опущено подлежащее ж. р. Однако такое исправление недостаточно обоснованно, потому что синтаксически глагол «кычеть» и причастие согласуются с подлежащим «гласъ». 309. Омочю бебрянъ рукавъ въ Каяле реце. Долгое время исследователи считали, что речь идет о рукаве женской одежды, отороченном бобровым мехом, это понимание текста отражено в подавляющем большинстве поэтических переводов «Слова». Но, как показывают материалы «Истории Иудейской войны» Иосифа Флавия, «Повести об Акире Премудром» и древнерусского перевода библейской книги «Есфирь», слово «бьбръ» обозначало тонкую полотняную или шелковую ткань (см.: Мещерский Н. А. К толкованию лексики «Слова о полку Игореве» // «Уч. зап. Ленинградского гос. университета». 1956. № 198, вып. 24. С. 5-6). Значительно позже опубликования данной статьи, в 1978 г. был обнаружен экземпляр первого издания «Слова», где словосочетание «бебрянъ рукавъ» было отмечено маргиналией «шелковый», сделанной почерком первой пол. XIX в. (см.: Гребенюк В. П., Гончарова Т. Б. Неизвестный экземпляр первого издания «Слова о полку Игореве» // «Слово о полку Игореве»: Памятники литературы и искусства XI-XVII веков. М., 1978. С. 180-181). Ныне данное понимание разделяется подавляющим большинством комментаторов. 311. Ярославна рано плачеть въ Путивле  на забрале, а ркучи. Этот рефрен далее повторяется еще дважды, причем при втором его воспроизведении избирается вариант с полногласными сочетаниями, в чем сказалось незаурядное стилистическое мастерство автора (подробнее см.: Мещерский Н. А. История русского литературного языка. Л„ 1981. С. 78-79). «Въ Путивле» — в отношении местопребывания Ярославны «Слово» расходится с другими историческими источниками. Согласно В. Н. Татищеву, который опирался на не дошедшие до нас летописные свидетельства, Ярославна находилась в Новгороде-Северском, откуда и выехала для встречи бежавшего из плена Игоря (см.: Татищев В. Н. История Российская: В 7 т. М.; Л., 1964. Т. 4. С. 305-306). По-видимому, автор «Слова» не знал точно, где находилась Ярославна. Достоверность сообщений В. Н. Татищева в тех случаях, когда они содержат не известные по другим источникам факты, в частности той дополнительной информации, которая имеется в его изложении событий 1185 г., неоднократно подчеркивалась в работах крупнейших советских историков (см.: Тихомиров М. Н. Русская культура X-XVIII веков. М., 1968. С. 60-61; Рыбаков Б. А. Русские летописцы и автор «Слова о полку Игореве». М., 1972. Гл. 2). 313-314. Чему мычеши хыновьскыя стрелкы на своею нетрудную крыльцю на моея лады вои. Здесь название «хыновьскыя» употребляется в более широком смысле, обозначая всю совокупность кочевых тюркоязычных племен и их соседей. Возможно, в этом эпитете сохранились воспоминания о гуннах (см. 196-197). Образ легких крыльев ветра имеет параллель в одном из «Слов» Кирилла Туровского, где ангелы «облакы крилы ветреними приносять». Слово «лада» в значении: любимый, любимая, супруг, супруга — представлено в восточнославянском фольклоре, преимущественно в песнях и причитаниях, но в древнерусских памятниках не встречается. 314-315. Мало ли ти бяшеть горъ подъ облакы веяти. Предлагалось исправление: «горе» — наверху, однако оно не обязательно. В восточнославянском фольклоре «гора» ассоциируется с чем-либо зловещим, предвещающим недоброе. Море, упоминаемое далее, — также чуждая славянам стихия. 319. О Днепре Словутичю. Этот редкий эпитет Днепра встречается еще раз в «Повести о Сухане», где герой приезжает «ко быст<р>у <Д>непру Слаутичю» (Малышев В. И. Повесть о Сухане. М.; Л., 1956. С. 141). «Днепр Словута» встречается также в украинских думах. Эпитет фиксирует смысловую контаминацию слов «слава», «слыть» и названия реки Славуты — притока Припяти, впадающей в Днепр. 320. Посады — боевые ладьи (об этом термине см.: Богородский Б. Л. Об одном термине из «Слова о полку Игореве» (насадъ-носадъ) // «Уч. зап. Ленинградского гос. пединститута им. А. И. Герцена»: Кафедра русского языка. 1955. Т. 104. С. 228-254). 323-324. Светлое и тресветлое сълнце. В «Шестодневе» Иоанна, экзарха Болгарского, имеется образ солнца «трьми светы сияюще» (см.: Адрианова-Перетц В. П. Об эпитете «тресветлыи» в «Слове о полку Игореве» // «Русская литература». 1964, № 1. С. 87; Адрианова-Перетц. С. 174). В среднеболгарском памятнике XV в. «Служба святым отца пророку» несколько раз встречается словосочетание «трисветлое солнце» — также в применении к божеству (см.: Лихачев Д. С. «Тресветлое солнце» плача Ярославны // ТОДРЛ. Л., 1969. Т. 24. С. 409). 325. Въ поле безводне. Как сказано в Лаврентьевской летописи (под 1185 г.), воины Игоря «изнемогли бо ся бяху безводьемъ». 326. Луци съпряже... тулы затъче. См. выше, 49. Явные или скрытые отсылки к сказанному ранее, создающие параллелизмы или антитезы, — характерная черта поэтической манеры автора «Слова». 327. Прысну  море полунощи. Слово «полунощи» можно понимать двояко: астрономически — в полночь и географически — к северу, на севере. Первое понимание предпочтительней: неясно, какое море могло располагаться к северу от места пребывания Игоря в плену. 329-330. Погасошя вечеру зори. Возможно, что речь идет не о вечерней заре, а о звездах, зашедших за горизонт; звезда в совр. укр.: зiра, зiрка, зiрниця (Гринченко Б. Словарь украïньскоï мови. Киïв, 1908. Т. 2. С. 154). 332-333. Комоньнъ въ полуночи Овлуръ свисну за рекою, велить князю разумети. В первом издании: «комонь въ полуночи Овлуръ свисну...», что при переводе «коня в полуночи Овлур свистнул за рекою» не дает связи с последующими словами «велить князю разумети». Принимается поправка Л. А. Булаховского «комоньнъ» — конный (Булаховский. С. 487-488). Искажение текста объясняется гаплологической ошибкой — утратой одного из двух рядом стоящих знаков. Данный перевод полностью проясняет смысл: Овлур уже с конями подает сигнал Игорю. Овлур — имя половецкого воина, бежавшего на Русь вместе с Игорем. Как сообщает Ипатьевская летопись, он был «родомъ половчинъ». Происхождение этого имени остается загадкой. Существует несколько этимологий, объясняющих имя как тюркское, возможно, что перед нами половецкая адаптация христианского имени Лавр. Предполагалось также вейнахское (чеченское) происхождение имени (см.: Менгес. С. 92-94). Если верить сообщениям В. Н. Татищева, Овлур занимал довольно высокое положение в половецком войске и сочувствие его Игорю было вызвано обидой на своих соплеменников. В. Н. Татищев пишет, что мать Овлура была русская, уроженка Новгород-Северского княжества, но сам Овлур был крещен лить после бегства Игоря из плена (Татищев В. Н. История Российская: В 7-ми тт. М.; Л., 1964. Т. 3. С. 138-145). 333. Князю Игорю не быть. Смысл этой реплики ясен, однако текст, видимо, испорчен (Обнорский. С. 59). 334-335. Вежи ся половецкыи подвизашя. В первом издании: «подвизашя ся» — описка: дважды повторена частица «ся», которая по нормам древнерусского языка могла стоять как перед глаголом, так и после него. 336. Гоголь — водоплавающая птица. 337. Скочи съ него босымъ вълкомъ. По поводу словосочетания «босый волк» существует обширная литература. В брянских говорах словосочетание «бегать как босый волк» означает: быстро бегать (Козырев В. А. Словарный состав «Слова о полку Игореве» и лексика современных русских народных говоров // «Слово о полку Игореве» и памятники древнерусской литературы. Л., 1976. С. 95). 341-342. Претъргоста бо своя бьрзая комоня. И сказуемое, и дополнение стоят в формах двойств. ч., согласуясь с подразумеваемым подлежащим. Употребление форм двойств, ч. здесь соответствует смыслу излагаемого, не исключено, что Игорь и Овлур, отправляясь в далекий путь, не имели запасных коней. Ипатьевская летопись описывает побег Игоря из плена следующим образом: «Сии же пришедъ ко реце, и перебредъ, и вседе на конь, и тако поидоста сквозь вежа... И иде пешь 11 день до города Донця, и оттоле иде во свои Новъгородъ и обрадовашася ему» (Ипат. лет. Стб. 651). 342-344. Донець рече: «Княже Игорю, не мало ти величiя, а Кончяку нелюбы, а Русьскои земли веселiя». Обращения человека к явлениям и стихиям природы встречаются в фольклоре, откуда они, видимо, попали в плач Ярославны, но диалог человека и реки имеет косвенные аналогии лишь в сказках. «Не мало ти величья» — формула взаимной похвалы Донца и Игоря, возможно традиционная для заклинаний-благопожеланий. 345. Лелеявъшю князя на вълнахъ. Может быть, какую-то часть пути Игорь и  Овлур преодолели по реке — в лодке или верхом по речному мелководью, чтобы не оставлять следов на берегах. 348-349. Чаицями на струяхъ, чьрнядьми на ветрехъ. «Чаица» — один из видов чаек. «Чернеть» — название нырковых уток (Шарлемань. С. 113). 349-350. Не тако ли, рече, река Стугна, худу струю имея, поясьръши чюжи ручьи и струги, рострена къ усту. Стугна — правый приток Днепра ниже Киева. В первом издании: «ростре на кусту». Принимается поправка М. А. Максимовича, поддержанная Н. С. Тихонравовым, А. А. Потебней и другими комментаторами. Слово «струга» — струя — обычно для южнославянских памятников XVI—XVII вв. (Котков С. И. Из старых южнорусских параллелей к лексике «Слова о полку Игореве» // ТОДРЛ. М.; Л., 1961. Т. 17. С. 68-69). 351. Уношю князя Ростислава затвори дне. В первом издании: «князю Ростиславу» — очевидная описка под влиянием формы «уношю». В «Повести временных лет» (под 1093 г.) рассказывается о том, что Владимир Мономах и Ростислав, потерпев поражение от половцев, «прибегоша к реце Стугне и вбреде Володимерь с Ростиславомъ, и нача утопати Ростиславъ пред очима Володимерима. И хоть похватити брата своего, и мало не утопе самъ. И утопе Ростиславъ сынъ Всеволожь». Далее сказано: «И плакася о немъ мати его и вси людьи печалиша си по немъ уности его ради». Как видно из текста, эти выражения воспроизведены автором «Слова» почти буквально. Дне при темне березе. В первом издании: «Днепрь темне березе» — без грамматического согласования (Днепрь — притяжательное прилагательное, но не существительное). Поправка «дне» (на дне) известна уже давно (П. П. Вяземский, М. В. Щепкина и др.). «Темне березе» — прилагательное «темный» имеет здесь не столько цветовую, сколько эмоциональную окраску. 353. Унышя цвЪты жялобою, и древо ся тугою къ земли приклонило. Повторение уже встречавшейся однажды формулы с вариативным лексическим наполнением. Обоснование поправки: «древо ся тугою» — вместо предлога «съ», вероятно, имелась возвратная частица в положении перед глаголом, «тугою» — тв. п. в значении причины. 356—357. Полозiе ползошя только. Источники текста воспроизводят это место по-разному: первое издание «полозiю ползошя» в переводе: двигались... по сучьям. Екатерининская копия: «по лозию ползаша». Принимаем поправку Вс. Ф. Миллера и Е. В. Барсова, обоснованную натуралистом Н. В. Шарлеманем: «полозю — полозы, крупные неядовитые степные змеи» (Шарлемань. С. 121-122). 358-365. Мълвить Гза къ Кончякови: «Аже соколь къ гнезду летить» и т. д. Стилистически разговор половецких ханов близок двум отрывкам «Слова» — «речи бояр» и предсмертной фразе Изяслава Васильковича: для этого фрагмента «Слова» характерно обилие поэтических синонимов, неоднократно встречавшихся в тексте ранее. «Злачеными стрелами» — об эпитете «золотой, золоченый» применительно к княжеским атрибутам см. выше, 51. В соответствии с литературным этикетом времени создании «Слова» у русского князя «златъ стремень», «златыи шеломъ», у половецких ханов — «злаченые стрелы». Глагол «опутати» является, с одной стороны, термином соколиной охоты, с другой стороны, устойчивым элементом фразеологии свадебного фольклора. В данном контексте словесные ассоциации объединяют оба значения. Владимир Игоревич (сын Игоря) во время пребывания в плену женился на дочери Кончака. По всей вероятности, договоренность об этом браке существовала задолго до похода и плена Игоря — ранее Игорь и Кончак неоднократно выступали как союзники. На Русь Владимир Игоревич вернулся в 1187 г. По сообщению Ипатьевской летописи: «приде Володимерь ис половець с Коньчаковною, и створи свадбу  Игорь сынови своему и венча его и съ детятемъ» (Ипат. лет. Стб. 659). Время возвращения Владимира Игоревича из плена иногда принимается за аргумент для датировки «Слова» временем после лета 1187 г., с чем трудно согласиться. 366. Рекъ Бояяъ и Ходына. В первом издании: «и ходы на». Принимается исправление И. Е. Забелина: «Ходына» (Забелин И. Заметка об одном темном месте в «Слове о полку Игореве» //  «Археологические известия и заметки». М., 1894, № 9. С. 297-301), поддержанное и другими комментаторами (В. Н. Перетц, Д. С. Лихачев и др.). Такое чтение подтверждается употреблением далее форм двойств. ч. — «песнотворця». В древнегерманской поэтической традиции сохранились отголоски исполнения поэтических произведений двумя певцами (см.: Стеблин-Каменскии М. И. Древнескандинавския литература. М., 1979, С. 67-68; Шарыпкин Д. М. «Рекъ Боянъ и Ходына» // Скандинавский сборник. 18. Таллин, 1973. С. 195-201). В одном из древнеанглийских поэтических памятников говорится: Мы со Скиллингом возгласили / Голосами чистыми / Зычно пред хозяином / Песносказанье наше. («Видсид» // Древнеанглийская поэзия. М., 1982. С. 20). Правда комментаторы этого отрывка (Там же. С. 259) расходятся во мнениниях относительно того, кому принадлежит имя Скиллинг — сотоварищу певца по поэтическому искусству или музыкальному инструменту певца. 367. Ольгова коганя хоти. Как думают исследователи, Боян и предполагаемый Ходына были любимцами («хоти») Олега Святославича. Олег Святославич (см. 76) был Тмутороканским князем, поэтому наименование его каганом вполне закономерно. В древнерусских литературных памятниках и надписях каганами назывались Владимир и Ярослав Мудрый. По мнению С. А. Высоцкого, этот титул носил также Святослав Ярославич и, возможно, другие великие князья второй половины XI в. (Высоцкий С. А. Древнерусские надписи Софии Киевской XI-XIV вв. Киев, 1966. Вып. 1. С. 49-52). 370-371. Девици поють на Дунаи, вьються голоси чрезъ море до Кыева. Не вполне ясно, идет ли речь о реальном Дунае или о Дунае как эпической реке. Возможно, таким образом выражается радость жителей дунайских берегов по поводу того, что с возвращением Игоря на Русь миновала угроза вторжения половцев на запад (см. выше: «и великое буйство подаста хинови», 196-197). 372. Игорь едеть по Боричеву. Боричев взвоз (подъем) — кратчайший путь между Верхним городом и Подолом в Киеве (современный Андреевский спуск). 372-373. Къ святеи Богородици Пирогощеи. Речь идет о церкви в Киеве на Подоле, построенной в 1132 г. при Мстиславе. Церковь названа так по находившейся в ней иконе Богородицы Пирогощеи, привезенной в Киев из Византии. Этимология названия «Пирогощая» до сих пор вызывает споры. Д. С. Лихачев, ссылаясь на В. 3. Завитневича, Н. П. Кондакова, считает, что «Пирогощая» означает «башенная», и объясняет происхождение этого названия тем, что в Константинополе эта икона находилась во Влахернской церкви, похожей на башню (Лихачев. С. 222-224, 227-228). Более вероятна этимология А. И. Соболевского, который считал, что «Пирогощая» — притяжательное прилагательное от имени Пирогость; возможно, это имя купца или боярина, привезшего икону из Константинополя в Киев (Соболевский А. И. Материалы и исследования в области славянской филологии и археологии. Спб.,  1910. С. 236). Следует иметь в виду, что «Пирогощая» — не официальное наименование иконы и церкви, а народное. О связях Влахернского храма в Константинополе с Древней Русью и с Киевом в частности см.: Александров А. Об установлении праздника Покрова Пресвятой Богородицы в русской церкви // Журнал Московской патриархии». 1983, № 10. С. 77). Б. А. Рыбаков показал, что если Игорь едет по Боричеву к Пирогощей, то он не въезжает в Киев, как думали ранее, а едет из Верхнего города, где располагалась княжеская резиденция, на Подол, т. е. направляется в сторону Чернигова после встречи с великими князьями Святославом и Рюриком (Рыбаков. С. 276). Возможно, Игорю были устроены торжественные проводы. Страны рады, града весели. Ипатьевская летопись отмечает радость, с которой во всех городах встречали вернувшегося из плена Игоря: «...иде же во свои Новъгородъ, и обрадовашася ему. Из Новагорода иде ко брату Ярославу к Чернигову... Ярослав же обрадовася ему... и радъ бысть ему Святославъ, такъ же и Рюрикъ сватъ его» (Ипат. лет, Стб. 651). 375-376. Слава Игорю Святъславличю, буи туру Всеволоду, Владимиру Игоревичю. Два отчества «Святъславличю» и «Игоревичю», имя «Всеволоду» в этой фразе не согласованы грамматически с именем и прозвищем «буи туру» и имеют варианты по источникам (Святъславлича, Всеволоде — в первом издании; Святьславличь, Всеволоде, Игоревичь — в Екатерининской копии). Весьма вероятно, что во всех трех случаях мы встречаем внесенные в текст читательские пометы — глоссы, поясняющие, о ком именно идет речь в Заключительной части текста. Выше подобные случаи можно предполагать в уникальных прозвищах князей Гориславличь и Осмомыслъ. 377-378. Княземъ слава, а дружине. Аминь. В первом издании и Екатерининской копии между словами «дружине» и «аминь» нет точки, хотя в первом издании слово «аминь» набрано с прописной буквы, а в переводе читается: «Слава князьям и дружине!» Чтение первого издания (отсутствие знаков препинания) повлияло на перевод В. А. Жуковского: «Слава князьям, а дружине аминь!» — и И. А. Новикова: «...а дружине, полегшей в бою, — вечная память!». Подобное прочтение древнерусского текста совершенно невозможно — слово «аминь» древнееврейского происхождения, обозначающее: истинно, верно. Так обычно заканчивались во всех христианских странах богослужебные и учительные тексты, оно также стало устойчивой концовкой для литературных произведений.