«И глас был с небес: Ты Сын Мой возлюбленный, в Котором Мое благоволение» (Мк. 1, 11).
Современники Иисуса знакомились с Иисусом как с обычным человеком, а уже потом открывали — или не открывали — в Нём царя. Цари в эту эпоху воспринимались прежде всего как спасители («Сотер», «Спаситель» — это официальный титул нескольких египетских фараонов, живших незадолго до Рождества Христова). От чего спасали цари? От аристократии. Во всяком случае, Иисус был современником именно таких римских царей, которые воспринимались как спасители от анархии аристократического правления.
Иисус не аристократ, однако и не простолюдин. Он защищает и от аристократов, и от холопов, и от рабов, и от рабовладельцев. Точно — Царь, то есть, Христос, («Христос» — «помазанник», и обычай «помазывать» царя на царство унаследован от очень древних евреев). Сила царя в том, что царь не дворянин. Дворянин заботится о процветании дворянства, царь же не заботится о процветании царей. Царь потому и царь, что он — один. Царь заботится обо всех. Очень точно это выразил французский дворянин, пэр Анри де Токвиль в своей книге об американской демократии. Де Токвиль воспел американскую демократию, оставаясь аристократом, воспел тех, кто заботится о процветании всех, а не избранного аристократического меньшинства: «Естественно полагать, что отраднее создателю и хранителю людей видеть не процветание отдельных граждан, но возросшее благосостояние всех; то есть то, что мне кажется упадком, в его глазах представляется прогрессом».
Насколько это благороднее и аристократичнее причитаний младшего современника де Токвиля Константина Леонтьева и множества менее талантливых господ о гибели цивилизации под напором равенства. Иисус — Царь, и поэтому Христос — демократ. Он — Бог, Который хочет спасения всех, а не какого-либо социального или национального меньшинства. Конечно, некоторым меньшинствам это кажется упадком, но, как говорит русская поговорка, «когда кажется — перекрестись».
Сегодня человек обречён знакомиться с Иисусом сперва как со Спасителем (сумасшедшим или самозванцем, но претендующим быть Богом), а потом уже открывать в Иисусе человека. Что естественнее: подойти к горе и начать подыматься на неё или вдруг оказаться на вершине горы и... И что, собственно? Человек «уверовал во Христа» и стоит на вершине. Спускаться — глупо. Подыматься — выше некуда.
Спасённый человек точно так же слаб и опошляет Христа, как грешник опошляет других людей и самого себя. Когда Бог открывается во Христе, человек сперва поражён, а через пять минут уже привыкает и начинает ворочать Христом, словно это половой коврик — в одну сторону, в другую переложит, ноги вытрет, веником почистит... В общем, надо «освежить». Не «освежить», а открыть заново — каждый день открывать заново Христа. Бог не ленится каждый день заново открыть человека, невежливо не ответить Христу тем же. Может быть, «хула на Духа Святого» не столько отрицание возможности Боговоплощения, сколько привыкание к Боговоплощению.
Слишком привычен Христос, слишком много слов христиане знают о Нём, и это надо преодолевать. Само слово «Христос» стало восприниматься как имя собственное, как фамилия, ничего не говорящая. Поэтому в название оперы добавили «Христос Супер Стар», хотя вообще-то «Христос» означает именно Того, кто «сверх», кто «супер». Поэтому в русском языке «Иисус Христос» звучит неприлично, словно о школьнике говорим Иване Иванове, и благочестивые люди не ленятся говорить писать «Господь Иисус Христос». Всё бесполезно: Иисус слишком открыт, слишком близок, и как Его ни возноси, Он спустится, догонит и пойдёт дружески рядом. Невидимо, как правило, но ведь и с настоящим другом, с действительно любимым человеком долго можно идти, не оглядываясь на него именно потому, что он — не оставит, что он — глядит на тебя.
Христос ничуть не более видим, чем Бог — Он ведь и есть Бог. Христос не «видим», как видно всё тварное. Он видим иначе. Между настоящим Христом и нашим представлением о Нём такая же дистанция, как между гением и представлением лакея о гении. Мы знаем Христа по Его отношениям с нами — а надо знать Его по Его отношениям с Отцом.
Величайшая опасность для человека — решить, что он «открыл Христа». Опасность в том, что Христос есть человек, и можно подумать, что, принимая Христа как Бога, мы принимаем Бога как Христа. Но Христос не облегчает путь к Богу — путь к Самому Себе. Он, правда, спасает от греха, Он побеждает смерть. Но это совсем другое, и это такая мелочь в сравнении с тем, что предстоит после спасения от греха, после воскресения. Евангелие не в том, что человек воскресает. Иначе Евангелие было бы сказка, заканчивающаяся пьяной свадьбой. Евангелие о том, что после воскресения — Царство Христово. Христос скромно называл Своё Царство — «Небесным», «Божиим», но оно именно Христово, и это Царство такое большое, что начинается ещё до воскресения, уже здесь.