«Услышав, что это Иисус Назорей, он начал кричать и говорить: Иисус, Сын Давидов! помилуй меня» (Мк. 10, 47).
Люди часто задумываются (а богословы часто спорили) о том, что сперва — любовь или свобода. Сперва любящий Бог призывает свободного человека или сперва свободный человек призывает Бога, а Бог отвечает.
Знаменита загадка «как звучит хлопок одной ладонью». Рассуждения о том, что сперва — воля Божья или воля человеческая — похожи на загадку «когда двое целуются, чьи губы первые коснулись другого».
Вопрос куда более важный: что сперва — покаяние или надежда? Евангелие не содержит особого призыва к надежде, а вот чёткий призыв к покаянию — пожалуйста, с этого Иоанн Предтеча начинает, крещение и есть символ, подтверждение покаяния.
Тем не менее, надежда всё-таки раньше покаяния. Покаяние без надежды будет лишь погружением в комплекс вины и психопатию разного уровня разрушительности. Самоубийство.
В этом смысле замечательно русское слово «помилуй». Тут напрочь отсутствует призыв «помажь» — в греческом-то корень «елей». «Мил» вообще непонятно что, как и любовь. Понятно, что не «полюби». Вроде бы «помилуй мя» это покаяние, постоянный припев у Великого покаянного канона, но это и просьба. А просьба означает надежду. Кто отчаялся, и просить не будет. Угрюмо молчит. Или весело разговаривает, скрывая отчаяние, или пьёт, но уж точно не просит и не кается.
Как ни странно, «покаяние» отсутствует в списке добродетелей. Так и воздух отсутствует в списке того, что надо брать с собой в поход! А надежда в этом списке — есть, потому что надежда есть не всегда. Надежда, как и вера, не есть нечто вечное, остроумно заметил апостол Павел — в раю уже не на что будет надеяться, и вера будет не нужна. Тем не менее, у надежды есть одно замечательное качество — она вырабатывается внутренним усилием. Заставь себя любить — фуй, какая гадость! Постановить, что «я верую в то-то» — это нечестно по отношению к тому, во что решил верить. Заставлять же себя надеяться — совершенно нормально. Не я решаю, куда поплывёт кораблик жизни, не я решаю, пустят ли меня на борт, но я и только я могу надеяться, что — пустят, что поплывёт к любви.
В отличие от надежды, покаяние бесконечно. Поэтому настоящее покаяние не какое-то противное занятие, это вечность в нашей жизни. Ну не думаем же мы, что после Страшного суда праведники отряхиваются, как собаки, которых обдали ведром воды, и бегут себе к Богу? Вечная жизнь без вечного покаяния — это ад.
Это плохая новость? Только для тех, кто знаком с покаянием по садомазохистскому христианству. Настоящее покаяние — это не знакомство с Хайдом и Смердяковым, Дартом Вейдером и Фантмасом в себе, это знакомство с собой во Христе и одновременно знакомство во Христе с Богом. Потому что Бог есть Слово, и человеку дана способность цитировать это Слово, и когда человек говорит «согрешил я», творение слышит: «Да будет свет». И становится светло.
Каялся ли Христос? Конечно! Когда Он на кресте сказал «Прости им», это ведь было покаяние за всё то, в чём его упрекают неверующие — что не смог, не успел, не обратил. Бог кается, что бессилен перед человеком, и поэтому Бог прощает людей. Всех. Только одни распоряжаются этим прощением, чтобы вечно быть в аду, а другие — надевают это прощение на штык апостолу Петру и бегут в Рай. Ну его, прощение, Ты нам Себя подавай!
Бег в Рай начинается на земле. Это и есть Царство Небесное, пришедшее в силе. Начинается с прощения, разумеется. Бога простить, людей простить, себя простить. Себя? Не жирно ли будет? Не откроем ли врата самолюбованию? Так о том и речь — есть у покаяния начало, нет у покаяния конца. Но — только покаянию за себя, а не его антиподу и подмене — покаянию в чужих грехах.