Яков Кротов. Богочеловеческая история. Вспомогательные материалы: История России.

Леонид Алексеевич Кацва

Фото.

(род. 26 ноября 1957 года, Москва) — российский историк, автор учебников и пособий по истории России. В 2013 работает в московской Гимназии на Юго-Западе № 1543.

Леонид Александрович Кацва родился 26 ноября 1957 года в семье Александра Михайловича Кацва и Нины Азриелевны Уриссон, он единственный ребёнок в семье. Отец — потомок выходцев из черты оседлости, жил в Орле, кандидат политических наук, занимался исследованием советского общества; мать родом из польских евреев, выселенных во время Первой мировой войны из прифронтовой полосы.

В 1975 году закончил спецшколу № 38 и поступил на исторический факультет МПГУ, где его учителем стал Кобрин, Владимир Борисович. По окончании факультета в 1981 году был призван на военные сборы, по окончании которых 27 сентября вернулся в Москву, где устроился учителем в Среднюю школу № 43 в Юго-Западном районе, где заменил другого учителя истории — А. М. Бека.

С 2002 по 2003 годы работал параллельно в двух школах: в московской гимназии № 1543 и в «лицейском» классе другой московской школы.

С 1990 года начал выпускать собственные учебники и пособия. В написании первого учебника Леониду Александровичу Кацве помог В. Б. Кобрин.

Библиография:

Л. А. Кацва, А. Л. Юрганов История России VIII-XV вв.. — М.: Русич, 1996 год. — 240 с. — 15 000 экз. — ISBN 5-88590-395-6

Л. А. Кацва, А. Л. Юрганов История России XVI-XVIII вв. Учебник для VIII класса средних учебных заведений. — М.: Вентана-Граф, 1996 год. — 424 с. — 50 000 экз. — ISBN 5-88717-013-1

Л. А. Кацва, А. Л. Юрганов История России VIII - XV вв.: Учебник для VII класса средних учебных заведений. — М.: Мирос, 1998 год. — 240 с. — 10 000 экз. — ISBN 5-7804-0061-X

Л. А. Кацва, А. Л. Юрганов История России VIII-XV вв.. — М.: Аргус, 1998 год. — 272 с. — 500 000 экз. — ISBN 5-85549-071-8

Л. А. Кацва, А. Л. Юрганов История России XVI—XVIII вв.. — М.: Мирос, 2001 год. — 544 с. — 5 000 экз. — ISBN 5-7804-0125-X

Л. А. Кацва История Отечества. Справочник для старшеклассников и поступающих в вузы / Ред. В. Лещинер. — М.: АСТ-Пресс, 2001 год. — 848 с. — 15 000 экз. — ISBN 5-7805-0673-6

Л. А. Кацва, А. Л. Юрганов История России с древнейших времен до конца XVI века. 6 класс. — М.: Просвещение, 2007 год. — 304 с. — 10 000 экз. — ISBN 978-5-09-017849-5

Л. А. Кацва, А. Л. Юрганов История России, конец XVI-XVIII век. 7 класс. — М.: Просвещение, 2009 год. — 288 с. — 10 000 экз. — ISBN 978-5-09-015923-4

Л. А. Кацва, Л. В. Жукова История России в датах. Справочник. — М.: Проспект, 2013 год. — 320 с. — 2 000 экз. — ISBN 978-5-392-09543-8

Интервью 23012 года журналу "Большой город":

http://bg.ru/kids/uchitelya_bolshogo_goroda_leonid_kacva-10068/

Все предметы в школе разные. Некоторые преследуют практические цели. Например, языки, в некоторой степени математика. История же во многом предмет просветительский. Кажется, Марк Блок сказал, что для того, чтобы оправдать занятия историей, достаточно сказать, что это интересно. Но, конечно, не только это. Я думаю, что история в большей мере, чем какой-либо другой предмет, учит критически анализировать действительность, избегать манипулирования. Причем обучать этому нужно именно на историческом материале. Тот же Марк Блок говорит: «Кто будет интересоваться только современным, тому не понять современного».

Даже если урок проходит в жанре лекции, можно сделать так, чтобы дети размышляли. При этом надо избегать беллетризации. Увлекательность и драматизм исторического процесса нужно показывать, используя сам фактический материал. Нужно, чтобы постепенно у детей складывалось свое мировоззрение, чтоб они понимали, что насилие ни к чему хорошему не ведет, что свобода лучше, чем несвобода.

Об учебниках

Существует иллюзия, что школа утрачивает роль информатора. Но это не совсем так. Из интернета ребенок получает лишь бессистемное знание, и задача учителя это знание организовать. К тому же не надо думать, что дети так уж активно роются в этой информации. Да и роль учебника выросла в последнее время. В советские годы никому и в голову не приходило обращаться за знанием к учебнику. Школьный предмет и история как таковая никак не смешивались. Чтобы что-то узнать, нужно было обращаться к другим источникам, лучше устным.

Учебник должен быть взвешенным, но он не может быть абсолютно объективным. Вообще, что такое объективность? В учебнике всегда присутствует точка зрения автора, но она должна подаваться через факты. Например, если сказать, что за случайную поломку подшипника, когда ремонт обошелся в 3 рубля, тракторист получил 10 лет заключения за саботаж, то школьник и так все поймет, и мои авторские размышления ему не нужны. Или как два мужика получили по 10 лет за сбор дикой груши в лесу. Что тут комментировать-то?

Учебник должен исходить из неких гуманистических принципов. Репрессии нельзя оправдывать — пусть даже успешным завершением индустриализации. Понятно, что я тут имею в виду вполне конкретную книгу, которая уже у всех навязла в зубах. Если даешь оценку, то надо говорить о разных точках зрения, не скрывая своей. Это истина одна, а правд очень много. При этом оцениваться должна система доказательств. Я вообще противник ЕГЭ, но должен признать, что как раз в этом его сильная сторона. Школьник там выбирает одно из мнений и приводит аргументацию. Оценивается наличие аргументов, мнение не оценивается. И это правильно.

О советском времени

Учителю истории приходилось лгать и умалчивать ежедневно. Мы рассказывали о коллективизации, но не рассказывали о голоде 30-х годов и об ужасах раскулачивания. Или делали это на свой страх и риск. К тому же мы и сами об этом не все знали.

Была такая тема «Расширение братской семьи народов СССР», где все была ложь от первого до последнего слова, я ее никогда не преподавал, говорил: «А это прочитаете по учебнику». Или финская война. Все знали, что это агрессия СССР, но сказать это детям было нельзя. Конечно, дети не стучали на учителей. Они приходили домой и с восторгом все рассказывали маме за чаем. А стучал папа на утро. Я знаю такие примеры. У меня ничего подобного не было. Я пришел в школу в восьмидесятом и мало что застал — хотя кое-что застал.

Как-то мы проходили XX съезд. Я вынул из шкафа газету «Правда», которую сохранил мой отец, и большими кусками зачитал в классе постановление ЦК КПСС о преодолении культа личности. Заметьте, это не доклад Хрущева, а гораздо более консервативный текст. Но это была бомба в то время. Потом мой старший коллега говорит: «Слушай, зачем тебе это надо?» — «А что тут такого? Разве это постановление кто-нибудь отменял?» — «Не прикидывайся идиотом». Я, конечно, прикидывался. Но такую вещь можно было сделать.
Как-то выпускники — это был выпуск 84-го года — написали мне в адрес: «На ваших уроках мы узнали, как можно не идти против собственной совести». Я этот документ до сих пор храню с гордостью.

О сегодняшнем дне

Потом наступили другие времена. Некоторые мне говорили: «Вот ты преподаешь историю, это теперь так трудно». А я отвечал: «Трудно-то было раньше, а теперь легко». Но недавно я прочитал в интернете, что принято решение со следующего года включить в обязательный минимум содержания разделы, связанные с «фальсификациями истории в ущерб интересам России». Я очень боюсь, что включение этих разделов — это возвращение старого доброго времени, когда нас собирали на лекции по контрпропаганде. Вот когда в одном учебнике пишется, что 90 процентов чеченцев изменили и перешли на сторону противника в Великую Отечественную войну, это и есть фальсификация. Наверное, авторы думают, что эта фальсификация в пользу России.

О том, нужно ли обсуждать с детьми политику

Конечно, мы все обсуждаем. Дети сами ко мне приходят с вопросами. Я, правда, стараюсь не обсуждать эти темы с детьми моложе 10 класса. По крайней мере по собственной инициативе. Я стараюсь отвечать на вопросы и приглашать экспертов. Через две недели у нас должен выступать член Общественной палаты. Но политиков мы не приглашаем, в школе это делать нельзя.
Вопрос о том, идти ли детям на митинги, могут решать только дети и их родители. Школа тут ни при чем.

Другое дело, что она не должна искусственно это пресекать, устраивать во внеурочное время контрольные и т.д. Это достигает противоположного эффекта. Дети начинают бегать на митинги специально. А что касается выпускников, то они люди взрослые, и я надеюсь, что они выработают свою позицию сами. Я думаю, что некие усилия для этого я в свое время приложил. Ходил ли я сам на митинги? Да, ходил. И встретил там наших выпускников. То, что я не удивился, это понятно, но мне важнее, что и они не удивились, встретив меня.

Об элитных школах

Сейчас набирать детей по конкурсу могут только лицеи и гимназии. Это правильно: нельзя вместе учить мотивированных детей и тех, кто не может или не хочет учиться. Идея подтянуть слабые школы к сильным, превращая их в филиалы сильных школ, — полное безумие. Если это сделать, то не слабая школа улучшится, а сильная испортится. Чтобы преодолеть этот разрыв, надо готовить хороших учителей. И платить им больше. В Москве платят сносно. А вот в провинции мои коллеги получают совершенно неприличные деньги. Когда я с ними общаюсь, мне порой стыдно назвать свою зарплату. Потому что люди не хуже меня работают, а получают в 3–4 раза меньше. Это немыслимый разрыв.

Есть и другая сторона вопроса — сегодня школа не может отчислить ребенка. А это неправильно. Конечно, все имеют право на бесплатное среднее образование. Но у человека должно быть не только право, но и ответственность. Школы нельзя заставлять учить человека, который этого не хочет. К нам такие дети почти не проходят, а вот для обычных школ это очень актуально.

Об учениках

Дети меня побаиваются до тех пор, пока не начинают у меня учиться. А потом это быстро проходит. Как-то одна девица из 9 класса мне сказала: «Ой, как мы вас боялись в шестом классе!» Я говорю: «Что значит боялись? А сейчас?» Ну и слышу в ответ «хи-хи».

Вообще невозможно со всеми детьми иметь одинаковые отношения. Я не верю учителям, которые заявляют, что любят всех детей. Ко всем можно и нужно относиться доброжелательно. Но если во всей параллели будет два-три человека, которых ты любишь, это уже много. У меня есть несколько учеников, с которыми я дружу. К нескольким выпускницам я отношусь просто как к родным дочерям.
Тут еще важно, хотят ли сами дети, чтобы ты с ними общался. Я всегда говорю: не учитель выбирает себе ученика, а ученик выбирает себе учителя. И вот, если тебя выбрали, это большое счастье.

Но бывали и другие случаи, когда родители считали, что ребенок ушел из школы из-за меня. Вообще, наша профессия такова, что, если учитель скажет, что за всю свою жизнь никого не обидел, это будет неправда. Мы ведь поставлены в такие условия, что должны принуждать ребенка к деятельности, которой он не всегда хочет заниматься. Да еще мы эту деятельность оцениваем.

Иногда дети и даже выпускники приходят ко мне с личными проблемами. Тут, наверное, сказывается то, что я уже перешел в другую возрастную категорию. И им, особенно девочкам, иногда легче обратиться ко мне, чем к молодому учителю. Хотя, конечно, приходят не только ко мне.

Как-то у нас были танцы в 8 классе. Ну, понятное дело, мальчики сидят по стенкам, танцевать не с кем. И девочки мне говорят: «А вы пойдете танцевать?» Я говорю: «Вот я сейчас по журналу проверю. Если окажусь старше большинства ваших мам, то пойду, а если моложе, то не пойду». Пришлось идти.

Я уже довольно много учил детей своих учеников. Многие из них даже школу закончили. Не знаю, успею ли я внуков поучить. Хотя есть такая мечта сказать: «Это было тогда, когда я учил твоего дедушку».

Интервью 2013 года

http://www.gazeta.ru/social/2013/09/30/5675193.shtml

Интервьер Елена Мухаметшина

На прошлой неделе учеными была представлена концепция учебно-методического комплекса по отечественной истории. Это второй этап обсуждения учебника истории, по которому будут обучаться школьники. К ноябрю концепция должна быть утверждена, и тогда уже начнется конкурс среди авторских коллективов, которые напишут несколько линеек учебников. Что лишнего в этой концепции и чего ей не хватает, «Газете.Ru» рассказал учитель одной из лучших московских гимназий — № 1543 — Леонид Кацва.

— Как вы относитесь к концепции учебно-методического комплекса по отечественной истории?

— Все мои претензии к концепции не идеологические, а методические: в ней невозможное и бессмысленное количество имен. Когда в учебнике истории нет Юрия Трифонова, но есть Бюльбюль-оглы, это производит странное впечатление. Понятно, когда в учебнике появляется имя Окуджавы, Визбора, Галича, Высоцкого, когда речь идет о таком явлении, как авторская песня, и о появлении контркультуры. Но когда в учебнике появляется Бюльбюль-оглы, я не знаю, о каком явлении идет речь. Это приведет к тому, что в учебник будет запихиваться большое количество лишней информации. А туда должны попадать те имена, которые олицетворяют какие-то исторические явления. К тому же существует опасность, что на этот стандарт начнут ориентироваться составители ЕГЭ, тогда детям придется все эти имена запоминать.

Причем среди множества этих имен слишком много связано с церковью. Почти никто из учителей истории не ответит, кто такой Епифаний Славинецкий. Да, был такой богослов, внес определенные новшества в развитие российского богословия. Но зачем он нужен в учебнике истории, я не понимаю.

Еще я огорчен тем, что принято решение продлить учебники до 2012 года. Не являясь сторонником нынешнего министра культуры Мединского, я считаю его предложение о том, что курс истории в школе должен заканчиваться 2000 годом, правильным. Возможно, он выступал с таким предложением, желая вообще вывести фигуру нынешнего президента из-под обсуждения. И это правильно, потому что в государственном учебнике оценка действующей власти оказывается всегда апологетической. Именно исходя из этого еще в царское время было принято правило — действующего самодержца в учебниках не описывать. Учебники доводились до предыдущего самодержца, его правление описывалось бегло, а текущее не описывалось никогда. У нас в школе есть обществознание, где можно обсуждать текущие проблемы.

Основа учебников — это исторические источники. Изучаются специальные исследования, статьи и монографии, потом обобщающие труды и научно-популярные работы. Последнее десятилетие так не исследовано. Нет обобщающих трудов, по ряду проблем нет монографических исследований. Автор учебника сегодня вынужден работать в не свойственном ему качестве, заменяя собой несколько академических институтов. Эта работа не может оказаться успешной. Многие мотивировки через 2–3 года будут выглядеть совсем по-другому.

И если сегодня начинать писать историю нулевых и десятых годов, то через несколько лет сам себе покажешься идиотом.

— Но ведь школьники, которые будут изучать XX--XXI века, родились примерно в 2005 году. Получается, они не будут знать 20 лет своей истории?

— Они в любом случае ее не будут знать. Последний период знать из учебника истории нельзя. Но зато его можно изучать в рамках обществознания. Даже если включат в учебник, к примеру, фигуру Ходорковского, как ее охарактеризовать? Можно написать, что он украл всю нефть и был дважды осужден. И кто скажет, что Ходорковского не включили? Сейчас уже известно, что протестных событий конца 2011 года в учебнике не будет. Если не ошибаюсь, Андрей Петров (ответственный секретарь Российского исторического общества. — «Газета.Ru») заявил, что их не включили, потому что через несколько лет эти события потеряют всякое значение и никому не будут интересны. Вот ровно потому, что можно так произвольно решать, что включать в учебник, а что выбрасывать, писать учебник по последним 20 годам не следует.

— А что-то вас порадовало в этой концепции?

— Я поддерживаю восстановление линейной системы преподавания истории (преподавание всего курса истории с 5-го по 11-й класс). Никто за эти годы больше меня не говорил о вреде концентрической системы и пользе линейной.

— На днях спикер Госдумы Сергей Нарышкин высказал идею о введении основ права в школе. Необходимо ли это?

— Если честно, я не перестаю удивляться тому, что происходит. То ли год, то ли два года назад вице-премьер Дмитрий Козак выдвинул вдруг идею о том, что учебники нужно подвергать экспертизе и лицензированию. Плохо работают у Козака референты, потому что они должны были ему сказать, что такой порядок давно существует, что каждый учебник проходит лицензирование в двух ведущих академических институтах. Тогда бы Козак не говорил, что надо ввести то, что давным-давно введено. Курс права в школах тоже был. Потом его сделали элементом курса обществознания. Такой предмет был еще в советское время, он назывался «Основы советского государства и права». Я его застал еще в начале 1980-х годов. Учителя его между собой называли «Что тебе за это будет»: украл — получил такой-то срок, соседу в морду дал — такой-то. В методическом пособии было такое предложение: «В Верховном Совете СССР все решения, как правило, принимаются единогласно». Я это потом показывал разным людям как анекдот или как свидетельство тайных антисоветских устремлений автора. Потому что иначе как с целью компрометации написать такое невозможно. Изучать в школе правовые нормы — бессмысленно. Школьникам это скучно, делать они как следует этого не будут. В школе можно изучать развитие правовых идей, но это нужно делать в курсе истории.

— Насколько сейчас вообще важен учебник истории для школьников?

— Есть такое мнение, что учебники не нужны, потому что есть интернет, где можно найти любую информацию. Эта идея неверная. Люди, которые так говорят, забывают, что тоже были когда-то подростками. Подросткам нужна особым образом организованная информация. Поэтому заставлять детей самостоятельно искать информацию в свободном поле — чистое безумие. Но надо сразу сказать, что учебник, конечно, играет в школе несравненно меньшую роль, чем учитель. От учителя зависит, каким учебником пользоваться, какую информацию подавать и как эту информацию организовывать.

— Концепция нового учебника совершенно неидеологична. Вы считаете это правильным?

— С одной стороны, правильно. Конечно, я бы лично хотел, чтобы он был жестко идеологичен в либеральном духе, но в нашей стране большинство жителей не разделяют либеральные ценности. Поэтому пусть лучше он будет неидеологичен. Но тут есть и оборотная сторона. В рамках этой концепции можно написать совершенно противоположные учебники. Поэтому обсуждать надо не концепцию учебного комплекса, а те книги, которые в рамках него будут написаны. По их поводу настроение у меня по-прежнему тревожное: учебники могут оказаться вполне идеологичны.

Хотя некоторая идеология есть за именами. Например, церковные имена. В стандарте есть Епифаний Славинецкий, Стефан Пермский, Иосиф Волоцкий. А вот Нила Сорского нет. А Нил Сорский — это лидер нестяжателей, направления, которое противостояло иосифлянству, стяжательскому направлению, выступавшему, в частности, за крупное монастырское землевладение.

И я понимаю, что отсутствие имени Нила Сорского и других нестяжателей — это не лакуна, а идеология. Как это еще можно оценить, когда Иосиф Волоцкий и Нил Сорский всегда шли в учебниках вместе как оппоненты. Просто при нынешней стяжательской политике церковного руководства Нил Сорский оказывается неудобен.

— Вы будете участвовать в конкурсе на написание учебника?

— Ни в коем случае. Во-первых, я не считаю возможным в нынешних обстоятельствах писать учебник по истории XX--XXI веков. А во-вторых, я не принимаю участия в безнадежных мероприятиях. Конкурс, в котором в качестве участников выступают коллективы истфака МГУ, двух академических институтов, МГИМО и Высшей школы экономики, не предполагает участия одиночек. Для тех, кто в конкурсе участия принимать не может, есть интернет.

— Ваши учебники есть в электронном виде в интернете. Вы их советуете своим ученикам?

— Мои учебники по истории России до XVIII века имеют гриф. Мой учебник по истории XIX века на бумаге не издан, но он есть в интернете и тоже имеет гриф. Учебника по истории XX века у меня нет, есть лекции. Пока единого учебника нет, мои ученики занимаются по ним.

— Вы же преподаете сейчас школьникам историю 2000-х годов. Что вы рассказываете?

— До этого времени еще не всегда удается добраться. Хорошо, если XX век успеваем. Я строю свои уроки по «линейке», а что делают учителя, которые работают по «концентру» (концентрическая система предполагает изучение всего курса истории России с 6-го по 9-й классы, а углубленное повторение этого же курса — в 10-м и 11-м классах. — «Газета.Ru»), я могу только догадываться. Они проносятся по курсу, ни во что не углубляясь.

— Как вы относитесь к тому, что в учебнике пытаются учесть интересы национальных республик? В частности, в нем может не быть понятия татаро-монгольского ига.

— У меня на столе лежит книга «История России. VIII--XV века», которую в начале 1990-х мы написали с историком Андреем Юргановым, ныне профессором РГГУ. Там ни разу не употреблено слово «татаро-монгольское иго». Мы употребляли формулировку «ордынское иго». Формулировка «татаро-монгольское», несомненно, является устаревшей, вводящей в заблуждение и сеющей межнациональную рознь. Иго не было татаро-монгольским. Когда мы говорим «татары», то неизбежно сегодняшний ребенок подразумевает сегодняшних татар. Я прекрасно помню, как нелегко пришлось моему соседу по парте, татарину по национальности, когда нам рассказывали про татаро-монгольское иго. Нынешние татары никакого отношения не имеют к тем татарам, которые дали название орде. Это во многом наследники волжских булгар. Монгольское племя татар Чингисханом было истреблено до последнего человека еще до начала его походов. Просто в Китае это племя знали лучше других, там всех монголов стали называть татарами, а из Китая этот термин распространился на запад и пришел на Русь.

Поэтому сегодня «татаро-монгольское иго» превращается в термин, сеющий межнациональную рознь. Зачем это нужно в многонациональной стране, где татары являются вторым по численности этносом, мне непонятно.

— Почему все так боятся нового учебника?

— Потому что боятся, что он будет транслировать единственно правильную государственную точку зрения, как это уже было с учебником Филиппова, который вошел в историю с мемом «Сталин — эффективный менеджер». Таких слов, кстати, нет в учебнике. Откуда они взялись? То ли девочка-школьница, то ли журналист, прочитав учебник, сделали вывод о том, что учебник изображает Сталина как эффективного менеджера. Сейчас тоже все боятся заказухи. Люди моего поколения слишком долго прожили в условиях единственно правильного учения. А тем, кому сегодня 35 лет, мы сумели объяснить, что жить в условиях единственно правильного учения нельзя.

— Сегодняшний учитель истории какие задачи должен ставить?

— Он должен преследовать просветительскую задачу. Ученики должны понимать, что они в этом мире не первые, что и до них была жизнь, и после них будет. Они должны понимать, каким образом формировались те идеи и институты, которые их окружают сегодня. И понимать не до позавчерашнего дня, а желательно хотя бы до Древней Греции. Школьник должен уметь извлекать информацию из текста. Нынешние школьники это очень плохо умеют — то ли интернет повлиял, то ли обилие видео. Школьник должен уметь не только извлекать эту информацию, но и интерпретировать ее, критически анализировать. Изучение истории должно формировать, наверное, какие-то представления о том, что хорошо и что плохо, и в поступках человека, и в поступках государств. И, наконец, я считаю, что самая серьезная задача — дети должны уметь сопротивляться манипулированию.

— Со стороны кого?

— Со стороны окружающего мира. Когда мне показывают по телевидению фальсификаторский фильм, в котором утверждают, что Византию разрушил хитрый и алчный Запад, то я должен понимать, что это вранье и манипулирование.

Когда мне рассказывают, что все беды от мигрантов, от иностранцев, от «черных», от «хачей», от «жидов», то я должен помнить, что с этого начинался нацизм.

Уметь отделять такую информацию — этому надо учить детей. Детали могут забываться, но знать историю хотя бы в общих чертах полезно.

— Насколько сейчас дети политизированы?

— По-разному. В целом меньше, чем в конце 1980-х, но больше, чем в начале 2000-х. К тому же все зависит от происходящего вокруг. Скажем, события 2011 года политизировали старшеклассников мгновенно. Некоторые старшеклассники пошли на митинг. Как только в обществе усиливается политизация, усиливается политизация школьников.

— Это как-то проявляется у вас на уроках?

— Не особо. Мы просто этих сюжетов не часто на уроках касаемся. Наверное, такие вопросы обсуждают на обществознании, но я его не веду.

— Насколько сегодняшний курс истории позволяет ребенку выбирать из различных оценок?

— Это опять же зависит от учителя, от книжек, которые ребенок читает. Это зависит от того, что ему говорят родители.

Очевидно, что прадедушка, который в 1953 году вышел из заключения, и прадедушка, который там же в 1953 году служил охранником, будут рассказывать об этой действительности по-разному. Надя Толоконникова и ее надзирательницы тоже будут по-разному рассказывать своим детям о том, что происходило в мордовской колонии.

На чьей стороне будут симпатии учителя — это один вопрос. А на чьей стороне окажутся симпатии ребенка — это уже другой.

— Насколько поменялись школьники за последние 10 лет?

— Возможно, у меня глаз замылился, но я не вижу разницы. Разве что больше в интернете стали сидеть. Немного повлиял ЕГЭ, поскольку дети стали еще жестче отсекать все, что им не нужно: «что мне не сдавать в качестве ЕГЭ — да пропади оно пропадом». Это и раньше было, но с введением ЕГЭ приобрело абсолютный характер. Аттестат никому не нужен, в институт несут сертификат ЕГЭ. Представьте, ребенок поступает на истфак, он сдает ЕГЭ по истории, обществознанию, русскому языку и литературе. Зачем ему физика и химия? Он что, будет убивать на них время? Да ни за то. Дети очень прагматичны.

— Министерство образования все говорит, что бюрократическая нагрузка на учителей снизилась. Так ли это? Стало ли меньше бумаг для заполнения?

— С 2000 года количество бумаг выросло в разы. В 1990-е годы нам платили маленькую зарплату, у нас вечно были незакрытые вакансии. Тогда ни один чиновник не приходил в школу и не указывал, как надо жить, учить, преподавать и воспитывать.

А сейчас, когда по крайней мере в Москве стали платить пристойные деньги, чиновники решили, что они будут «бал править» и указывать нам, как надо учить детей.

Нам теперь нужно «прикрывать» каждый свой шаг.

— А хоть какие-то положительные изменения вы видите?

— За последние 10 лет? Зарплата увеличилась, и материально-техническое обеспечение улучшилось. Но, если не ошибаюсь, в последний год президентства Ельцина нефть колебалась в пределах $9–12 за баррель. Я боюсь думать, что будет с нашей системой образования, не хочу говорить — страной, если вдруг, не дай бог, нефть упадет до $40. При $9—12 мы все передохнем с голоду. К тому же если вернуться к линейной системе, то это для меня будет праздник, тогда не будет такой безумной гонки.