Чтобы Россия стала нормальной… Внимание, не когда Россия станет нормальной, а чтобы Россия стала нормальной! Чтобы Россия стала нормальной, нужно ориентироваться на следующую программу.
Языковая подробность: не «министерство обороны», а именно военное министерство. Кстати, при царе именно так и называлось, без лукавства. Вот и вернуть правдивое название.
Ещё языковая подробность. «Налаживание мира», а не «демилитаризация». Демилитаризация — только часть более важного процесса.
Так вот, из-за этого пункта исполнение программы максимум рассчитано на пять лет. Потому что «налаживание мира» это прежде всего ликвидация ядерного оружия России, а для полной ликвидации и потребуется пять лет, не более.
Ликвидация, разумеется, поэтапная, а самый первый этап, который реализуется за несколько дней, — снятие ядерного оружия с боевого дежурства, отмена всех военных планов, предусматривающих использование атомного оружия. А дальше — ликвидация производства атомного оружия и всего, что с ним связано.
Это — первостепенно, потому что атомное оружие это не проблема России, это проблема человечества. Россия должна решить свою часть проблемы, а решение тут возможно только одно — полное и безоговорочное уничтожение атомного оружия.
Вторая часть налаживания мира — ликвидация военно-промышленного комплекса. Проще говоря, через пять после начала реализации программы, военный бюджет России должен составлять 2 процента. Всё, что в пределах этой доли, — пожалуйста. Сколько это будет в сравнении с сегодняшним днём? Неизвестно, потому что сегодня цифры засекречены, да и вряд ли известны даже самым допущенным. Исходить нужно из того, что сейчас военный бюджет России составляет 52% процентов. Вот каждый год по 10% и сокращать.
Все российские военные и военная техника возвращаются в Россию. Из Украины, из Сирии, из Чечни, Грузии, Таджикистана. На это нужно намного меньше времени, за год можно уложиться. Вводили за полгода, на вывод год.
В первый же год можно и нужно сделать разные мелочи:
объявить Россию нейтральной страной;
прекратить торговлю оружием;
ликвидировать все вооруженные формирования вне военного министерства и полиции, передать погранслужбу в военное министерство;
выплатить компенсации жертвам и родственникам жертв российской агрессии, начиная с 1946 года.
Рассмотрение территориальных претензий и их удовлетворение. Цель проста: Россия, как и было сказано, за мир без аннексий и контрибуций. Ну, контрибуции мы уже всё-таки получили и проели, отдавать нечего, но аннексии — деаннексировать. Если на то будет воля стран, у которых земли были аннексированы. И вновь — пять лет как раз нормальный срок для того, чтобы смягчить последствия возврата аннексированных земель для тех, кто на них живёт. Кто-то, возможно, захочет остаться — надо вести переговоры о такой возможности. Кто-то, наоборот, постарается побыстрее уехать. Страны-то разные (в алфавитном порядке): Германия, Грузия, Молдавия, Украина, Финляндия, Япония.
Отдельный вопрос — какие страны «ино», а какие нет. Проще говоря — предоставлять ли независимость Чечне, Татарстану и другим «субъектам федерации». Этот вопрос решать придётся тоже на пятый год, после того, как будут выведены войска, после того, как будет налажено правосудие, экономика и т.п. Решать, естественно, референдумами в соответствующих странах, а не всероссийскими.
Опять «налаживание», а не «восстановление». Слишком велик разрыв между 1917-м годом, когда правосудие в России было уничтожено, и сегодняшним днём. Исходить нужно из того, что никакого правосудия в России с 25 октября 1917 года не было, была сплошная фикция.
Первый пункт, соответственно, широкая и быстрая амнистия. Полная и безусловная для всех заключённых по 58 статье в её разных обличьях, в основном, естественно, за «экстремизм». Чуть менее широкая, но тоже быстрая амнистия по «хозяйственным» статьям. Всюду главный принцип — лучше выпустить сто виновных, чем оставить в тюрьме хотя бы на один день одного невиновного. Невинно осуждённым выплачивается компенсация — и компенсация серьёзная, достаточная для безбедной жизни в течение всей жизни. Это относится и к жертвам «советского правосудия». Даже такая компенсация — только частично компенсирует то, что разрушено несправедливостью и зверством российских тюрем и концлагерей.
Второй пункт: отмена смертной казни (сейчас она — лишь под мораторием) и ликвидация пожизненного заключения. Установление предельного срока лишения свободы в 15 лет, освобождение всех, кто этот срок уже отсидел.
По отношению ко всем остальным заключённым — учреждение экстраординарного апелляционного суда.
Здесь начинается третий пункт. На пять лет Россия прибегает к юридическому аутсорсингу. Разумеется, за деньги. Страна заключает договора о юридической помощи со странами Европы. Не о взаимопомощи, а просто — о помощи. Заключённые получают право апеллировать в суды других стран.
Разумеется, одновременно ликвидируется то, что называется «судебной системой России». В идеале, нужно не просто уволить всех сотрудников этой системы (всех!), но и снести здания, в которых они работали. Но это вряд ли удастся в пять лет. А вот уволить — в пять минут, единовременно, всех, с немедленным взятием под государственную охрану всех судебных архивов.
В течение пяти лет создаётся новая судебная система. За эти пять лет должны быть подготовлены кадры юристов — подготовлены не в России, разумеется, здесь вновь придётся прибегать к аутсорсингу, теперь уже образовательному. Для простоты и надёжности страной-донором следует выбрать Германию. (Тем не менее, все юристы будут обязаны знать не только немецкий, но и английский язык).
Не судебная реформа, а создание судебной системы — вот главный принцип «налаживания правосудия». Без этого любые реформы провалятся. Человек должен быть уверен в добросовестности судов. Технические детали хорошо известны, а для простоты, повторим, достаточно скалькировать немецкую систему, тем более, что она достаточно разнообразна, есть, из чего выбрать разным регионам. Но — выбрать, не более того. Иначе всё будет сфальсифицировано, как уже многократно и бывало.
В течение пяти минут ликвидируется, все сотрудники увольняются с лишением права занимать государственные должности. Срок ограничения этого права разный. Благо, все сотрудники были разбиты на категории, числом четырнадцать — режим возродил петровскую табель о рангах — то принцип простой, принцип «обратной пропорции». Берётся ранг, нумерация переворачивается и умножается на два. Гебешник первого класса лишается права занимать государственные должности на 14х2 — 28 лет, второго класса — на 26 лет, а мелкий клерк 14 класса на 2 года.
Преступления, совершенные под видом охраны государственной безопасности, наказываются в общем порядке. Исполнение преступных приказов, разумеется, считается преступлением, это и сейчас так. Просто рассекречиваются «спецоперации».
Реституция или налаживание отношений собственности. Принцип простой: вор не должен надеяться, что, если убьёт собственника или продержит у себя собственность в течение несколько десятилетий, то уворованное станет его законным приобретением.
В течение первого года объявляется приём заявок на возвращение собственности, утраченной в результате действий ленинцев и установленной ими власти. В течение последующих четырёх лет все заявки должны быть рассмотрены и либо удовлетворены, либо отклонены — опять же, при помощи «юридического аутсорсинга».
Да, это означает не просто «пересмотр результатов приватизации», это означает нечто намного большее. Хотя всё-таки и не такое исполинское, как можно ожидать в теории.
Одновременно с приёмом заявок на реституцию создаётся государственный страховой фонд для выплаты компенсаций. Компенсации должны выплачиваться и тем, кто владел собственностью, но согласится на выплату денег, а не на возврат собственности (например, земли), и тем, кто лишится собственности в результате реституции. Разумеется, каждый претендент на компенсацию должен будет выбирать — либо он претендует на страховку от потери собственности, приобретённой после революции, либо он претендует на возврат дореволюционной собственности. Нельзя одновременно претендовать на возврат поместья в тысячу гектаров и при этом надеяться сохранить хрущёвскую двушку.
Наследники собственности должны определяться в соответствие с дореволюционным законодательством. Из числа имеющих право на реституцию исключаются все, кто сотрудничал с режимом, установленным Лениным, поддерживал его идейно или/и получал от него деньги.
Следует ли ожидать массового передела собственности? Нет. Слишком многих выкосила ленинская деспотия. Следует ли гарантировать компенсацию тем, кто потеряет, к примеру, жильё в дореволюционном доме, у которого объявятся хозяева? Нет, речь идёт не о компенсации, а о страховке. Люди должны будут заранее обращаться в государственной страховой фонд реституции.
Это не пересмотр результатов приватизации. Это пересмотр результатов революции. Скорее всего, в результате у государства окажется огромный массив выморочного имущества — прежде всего, земли, но и связанная с этой землёй промышленность.
При этом, надо заметить, подлежат отмене те переделы собственности, которые проводились после 1990 года под лозунгом «реституции». Когда, к примеру, Церкви передавались (и передаются) самые разнообразные земли и ценности, никогда не бывшие у неё во владение, якобы в «компенсацию» за гонения.
В течение года министерство финансов должно проверить: что, собственно, финансирует правительство? Должно быть прекращено финансирование любых партий, любых религиозных организаций, любых общественных организаций, любых газет. Это ведь всё разнообразные формы правительственной пропаганды, а правительство не должно заниматься пропагандой.
Это, конечно, всего лишь негативная программа. Прополка сорняков тоже — негативная программа. Вот правительство и должно быть не сорняком, как сейчас, а помощником в прополке сорняков. А розы, как сказала волшебница, вырастут сами? Ну, не совсем так. Но программа для роз — отдельная история.
Разделение власти, реальное создание независимых друг от друга судебной, законодательной и исполнительной власти, на первый взгляд должно повлечь за собой увеличение числа чиновников. На самом деле, наоборот. Ведь именно деспотическая, централизованная власть не может контролировать свой собственный рост и его провоцирует. Деспотизм не даёт работать, остаётся устраиваться на службу к деспоту, так что самая выгодная работа — чиновником.
Символом, эталоном преобразования аппарата власти должно быть размещение президента в каком-нибудь здании, не представляющем большой исторической ценности и имеющем перед входом площадь, где граждане могли бы проводить пикеты, митинги, демонстрации. Например, в высотном здании на Смоленской площади, где сейчас находится министерство иностранных дел. А это министерство, как прочие, должны будут ужасться так, чтобы все уместились в «Белом доме» на Пресне.
Деньги на реформу найти легче, чем душевные силы. Что я, поднявшись на трибуну, скажу людям: зачем им все эти проблемы — демилитаризация, реституция, реабилитация? Какую струну в душе бездушных слушателей я буду трогать?
Совесть! Прежде всего, хотя не только — совесть. Не верьте, что русские люди рано умирают от пьянства. Мы умираем от бессовестности. Жизнь в мире, где всё криво и лживо, съедает нас изнутри как раковая опухоль души. Реституция — как хирургическая операция, целительная для меня и, между прочим, в ещё большей степени для моих детей. Вы думаете, украденное при передаче по наследстве очищается? Наоборот! Вы детей отравленной кашкой кормите!
(Уж точно я не буду начинать с призывов бороться с коррупцией или возвращать в казну уворованное. Эти призывы — признак мертвечины в душе. Украли у меня кошелёк, да хоть бы и всё, — ну, украли… Я новые заработаю, а вор работать не привык, он растратит всё, что украл… Моё дело на будущее сигнализацию подобрать получше…)
Вторая струна — комфорт. Не комфорт лакея, дорвавшегося до власти, не комфорт человека, который наслаждается тем, что он лежит в шезлонге, а ему подносят коктейли. Комфорт человека, который знает, что он никому ничего не должен не потому, что поубивал всех, у кого украл, а потому что он — не вор и не соучастник воровства и других преступлений.
Только после этих двух струн — третья, которая более привычна циникам и материалистам. Свобода, мир и созидание в тактическом отношении тяжелее и рискованнее, но в стратегическом — выгоднее и легче. Модно кататься по болоту в танке. А можно осушить болото и ездить на легковушке. Осушить, конечно, работа тяжёлая, но зато результат будет лучше вечного сидения в жестянке.
На практике это означает, что сейчас мы уверены и спокойны, потому что знаем — помереть нам не дадут. Какую-нибудь пайку выделят, как в блокадном Ленинграде выделяли же. Ну, конечно, можем и помереть, как и в блокаду помирали же, но об этом лучше не задумываться. Зато у нас, пока живы, стабильность с безопасностью. А демократия предлагает не ложную уверенность не в том, что помереть тебе не дадут, а нормальную уверенность в том, что ты — человек, а не попка в клетке. Ты будешь иметь настоящие права, а не право полагаться на добрую волю начальства или даже прорваться в начальники самому (говоря по-лагерному, «ссучиться»). И в числе этих прав — право быть предпринимателем. Предпринимать своё дело в педагогике и экономике, политике и науке. Не выклянчить у начальства, а самому! Это, между прочим, просто выгоднее. Труднее, да, но выгоднее.
Рискованнее? Да нет, потому что мы и сейчас все рискуем, только мы привыкли к этому риску, риску омерзительному — что начальство накажет, отберёт, разорит. А оно разорит, непременно разорит! Не потому что украдёт, а потому что не может начальство всем рулить, а вот всё посадить на мель и утопить — непременно. Только мы надеемся, что это после нашей жизни будет. Так вот мы заботимся о детях — им расхлебывать, что мы легко жили и варили. А начальству плевать и на наших детей, и на своих собственных, у него кругозор как у выгребной ямы. Так что давайте так организовывать жизнь, чтобы чужие дяди и тёти наших детишек не скушали, не по злой воле, а просто так, от бесконтрольности.
Вы понимаете, реформы — это как эмиграция. Только при Гайдаре мы эмигрировали куда-то в Африку, а надо эмигрировать в Германию. Да, тем, кто первым уезжает, очень тяжело — и жить по закону тяжело, мы привыкли жить, подстраиваясь под произвол. Жить, работая на всю катушку, — очень тяжело. Жить не сегодняшним днем и «авось», а завтрашним и послезавтрашним — очень-очень тяжело. Это как разгонять примерзшие ко льду сани. Но жить в примерзших ко льду санях легко, да стыдно.
Отдельная проблема это деньги на реституцию. Бюджет у нас один — углеводороды. Я не думаю, что реальных претендентов на реституцию будет много. Думаю, их будет в десять раз меньше, чем в Чехии или Латвии. Террор-то был куда жёстче. Просто нет законных наследников. Тех денег, которые будут сэкономлены благодаря сокращению армии и Конторы, с лихвой хватит на реституцию.
Этот пункт программы — из числа наиболее лёгких и дешёвых, но, как ни странно для материалистов, именно он вызывает наибольшее сопротивление.
Декоммунизация — не запрет компартии, не суд над нею, не уголовное преследование за коммунистическую пропаганду. Свобода слова важнее всего.
Декоммунизация — это отмена паспортов и прописки/регистрации. На это нужно около четырёх минут.
Декоммунизация — это ликвидация всех газет, основанных коммунистами, с конфискацией собственности газет. Кто захочет и дальше издавать «московские комсомольцы» и разные «правды», пусть делает это не за счет государства. На это — две недели.
Декоммунизация — это переименование всего, названного в честь коммунистов. На это — три месяца.
Декоммунизация — это снос всех зданий, в которых располагается тайная политическая полиция («Контора», «Чека», «ФСБ»). Снос вообще всех зданий, построенных в Кремле и в километре вокруг Кремля после 25 октября 1917 года. И Ленинской библиотеки? А как же! Найти ей место в километре от Кремля будет нетрудно, но уж на этом месте выстроить такое здание, чтобы в нём хранились все издания, не как сейчас, когда здания библиотеки разбросаны на десятки километров. На месте снесённых зданий — ничего не строить. Только скверы, засаженные краснолистными клёнами. Ну, под скверами можно автостоянки и/или музеи сделать. На это — полгода.
Декоммунизация — это демонтаж всех коммунистических памятников (если найдутся желающие купить и поставить у себя во дворе — продадим!). За год успеем.
Декоммунизация — это перезахоронение всех, кто похоронен в кремлевской стене и около нее, и всех, кто на новом Новодевичьем кладбище. Есть родственники, которые пожелают за свой счет и по своему усмотрению переместить останки — пожалуйста. Нет — всех в Бутово, где чекисты расстреливали людей. А вот тех, кто в Бутово до сих пор лежит вперемешку со всеми, — наоборот, за государственный счёт извлечь, анализ ДНК провести, перезахоронить по-человечески, где захотят родственники или на новом Новодевичьем кладбище. Срок выполнения — три месяца на ликвидацию номенклатурных погостов и пять лет на реабилитационные перезахоронения жертв номенклатуры. Жертв-то уж очень много…