Т. М. Червонная

РЕЦЕПЦИЯ РИМСКОГО ПРАВА У ГИ КОКИЛЯ

Оп.: Античное наследие в культуре Возрождения.

http://hedir.openu.ac.il/kurs/christ/chervon.html, 2005.

Cм. библиография.

Употребленный немецкими историками по отношению к элементам римского права в Европе термин "рецепция" у нас впервые был использован в этом значении П. Г. Виноградовым в его замечательном исследовании. ¹

Как известно, рецепция началась с первых веков образования этнически и социально чуждых римскому обществу варварских государств. Известно также, что заимствование элементов римского права оставалось в течение всего классического средневековья ограниченным в той мере, в какой феодальный порядок был антитезой античному способу производства.

Неприятие римских правовых институтов средневековой Европой вылилось прежде всего в формирование самостоятельного понятия феодальной собственности, коренным образом отличного от римской квиритской собственности. Лишь на последнем этапе существования феодального строя рецепция римских правовых норм идет в ногу со стремительно развивающимися частнособственническими отношениями, поскольку эти последние находили в римском праве, по словам Маркса, совершеннейшую, какую мы только знаем, форму. ²

Великолепным источником, помогающим воссоздать процесс рецепции римского права во Франции, являются труды известнейшего юриста Ги Кокиля, автора знаменитого "Введения во французское право". Для настоящей статьи мы выбрали, однако, менее известный его труд - комментарий к кутюме, т. е. обычному праву Ниверне, ³ области, откуда был родом сам Кокиль и его предки, жившие сначала в Кламси, потом в Десиз - местах, где развертывается действие повести Ромена Роллана "Кола Брюньон".

Выбор этот нам представляется удачным прежде всего потому, что Ниверне являлась одной из областей, где проходила граница между землями так называемого обычного права (droit coutumier) и землями писаного права (droit ecrit). Часть Франции к югу от Луары осталась верна античной традиции. Правовое сознание судей Бургундии (Ниверне до 1480 г. была лишь аппанажем Бургундского герцогства) отличалось особенной чуткостью к различиям двух правовых систем. Сами судьи традиционно хорошо обучены как римскому, так и французскому обычному праву.

Выбор этого сочинения Кокиля, на наш взгляд, удачен еще и потому, что конкретные советы, дававшиеся юристом бургундским судьям в 80-е гг. XVI в., когда писался комментарий, позволяют максимально приблизиться к пониманию того, что динамика правовых норм во Франции отражала (в перевернутом виде) ⁴ реально идущие социальные и экономические процессы, известные как генезис капитализма.

Ги Кокиль родился в 1503 г. в старинной судейской семье и поначалу учился в Париже, в Наваррском колледже. Здесь он с большим прилежанием изучал греческих и латинских авторов, а также усвоил искусство сочинять латинские стихи - непременное условие тогдашней образованности. По окончании колледжа он отправляется в Италию, куда стремились многие французские студенты для совершенствования знаний. ⁵ Те, кто интересовались правом, ехали в Болонью, Турин и особенно в Падую. Ведь Падуанский университет был единственный, где разрешалось свободное преподавание юриспруденции и теологии. Многие выдающиеся юристы - Куйяций, Кристоф де Ту, Жан Боден - обучались в Италии. ⁶

Кокиль 18 месяцев слушал лекции в Падуанском университете, особенно усердно посещая занятия Мариана Социна. В своих сочинениях он охотно цитирует именно его, с пренебрежением отзываясь о других профессорах, читавших гражданское и каноническое право. После возвращения во Францию он два года работал у прокурора, чтобы освоить французскую практику, что было необходимо, так как процедура строилась на знании обычая и не была унифицирована зафиксированным сводом законов. Кокиль также некоторое время служил секретарем у своего дяди Гийома Бургона, советника парламента. Ему было 25 лет, когда он принимает решение снова сесть на студенческую скамью, чтобы еще поучиться праву на французский манер. Как понятно замечание Кокиля, мимоходом оброненное в комментарии, что "истинное желание учиться длится до последнего вздоха". ⁷ С 1551 г. Кокиль - адвокат, практикующий сначала в Мулене, затем, с 1552 по 1554 г., - в Париже. Пресытившись жизнью в столице, он возвращается в свой родной Десиз, а после пожара, обратившего город в пепелище, обосновывается в Невере.

Он быстро продвигается как талантливый адвокат. В 1560 г. его избирают депутатом от третьего сословия на Орлеанские штаты. В 1568 г., в разгар гражданских войн, он избран первым эшевеном, т. е. мэром города. Жители города решили в это опасное время вручить бразды правления в надежные руки. Недаром в гербе Кокиля был якорь корабля и раковина - двойной символ твердости и осторожности. ⁸ О высоких личных качествах Кокиля можно судить по тому, что в 1572 голодном году он вместе с женой раздавал пищу голодающим. В 1584 г. во время эпидемии чумы, длившейся два года, Кокиль оставался на своем посту в городе, покинутом многими жителями. В деревне в своем поместье Роменей, где он любил отдыхать от умственных занятий, Кокиль не только с удовольствием наблюдал за сельским трудом крестьян, но и помогал им советом, протекцией, а нередко и деньгами. С 1571 г. Кокиль становится генеральным прокурором герцогства Ниверне. В этом качестве он присутствовал на Блуасских штатах в 1576 и 1588 гг. Февдисту было 67 лет, когда он отказался от должности, предложенной от имени Генриха IV. Остаток своей жизни (умер в 80-летнем возрасте в 1603 г. ) он посвятил творчеству.

Сочинения Ги Кокиля - вершина французской правовой, если так можно выразиться, ренессансной мысли. Он завершает блестящую плеяду гуманистов, таких как Гийом Бюде, Шарль дю Мулен, Кристоф де Ту (отец историка религиозных войн), Жан Боден. Среди современников был высок его авторитет юриста. Труды, не однажды переиздававшиеся, для последующих поколений февдистов являлись настольными книгами, поскольку они, подобно сочинениям Шарля дю Мулена, Кристофа де Ту, способствовали выработке французского права, как раз в это время обретавшего конкретные очертания благодаря завершившейся в основном записи его по провинциям. ⁹ На склоне лет, в годы, когда гражданские войны достигли апогея, когда, уединившись в башне родового замка, пишет свои "Опыты" Мишель Монтень, Ги Кокиль комментирует кутюму своей родины. Обратимся к советам Кокиля судьям Ниверне. Они несомненно дают представление о реальной адвокатской практике самого автора, позволяют как бы присутствовать в зале судебных заседаний при ведении сложных, запутанных процессов. "Для нас, - пишет Кокиль, - истинным общим гражданским правом (droit civil et commun) является французское право, а вовсе не римское, являющееся таковым для Италии". ¹⁰ "Вот почему, - рассуждает юрист, - те, кто пытается согласовать наши порядки с римскими, попадают в запутанный лабиринт. К римскому праву следует обращаться лишь изредка, для уяснения некоторых моментов, поскольку римский народ славился не только умением пользоваться оружием, по и искусством устанавливать хорошие законы. И когда я говорю, что надо обращаться за помощью к римским законам, я имею в виду не рабское копирование и решение вопроса простым большинством голосов, как это делал Бальд, ¹¹ но вдумчивое отношение к смыслу и содержанию закона. Мне кажется, надо трактовать наши кутюмы без большого аппарата сносок на мнения различных докторов права, в том числе и канонического, без излишних фанфар, но просто, считаясь с реальным положением. Надо применять соответствующее римское или французское правило, такое, что лучше отражает ситуацию". ¹² "Судьям надлежит принимать решения, сообразуясь с всеобщим разумом, вытекающим из практики". ¹³

Кредо Кокиля, таким образом, резко отлично от средневековой юридической практики, восходящей к закону о цитировании, изданному в так называемый послеклассический период, в 426 г. Этот закон признавал юридическую силу только за сочинениями Павла, Ульпиана, Папиниана, Модестина и Гая. При совпадении их мнений по одному и тому же вопросу (communio doctorum) они должны были быть положены в основу принимаемого приговора. В остальных случаях решения определялись мнением, к которому присоединялся Папиниан.¹⁴

Итак, потребности конкретной жизни - вот критерий разумности толкования и применения закона, безразлично какого - французского или римского. На практике разумность права во Франции в это время отличалась, однако, необычайной противоречивостью, как и миросозерцание судей, в том числе самого Кокиля. Он предстает перед нами как ученый необычайной эрудиции, блестящий филолог, толкователь труднейшей юридической терминологии. Гуманист советует любое решение преломлять сквозь призму разума, беспощадно отметать как неразумную старинную церковную традицию, запрещавшую, в частности, оглашать судебные приговоры в воскресенье и праздничные дни у приходского портала, дабы не смущать благочестие верующих. Но ведь именно в это время можно оповестить о судебном решении максимальное количество прихожан.

Королевский юрист, отстаивавший права французской галликанской церкви, суверенитет монарха, независимость Франции от папы, ¹⁵ Кокиль с неменьшим рвением служил герцогу Ниверне Луи Гонзаге, обосновывал его исключительные права на чрезвычайные судебные полномочия в этой "самостоятельной стране", имевшей свою кутюму, свой язык, свои нравы, не говоря уже о мерах длины и веса, иных, чем в остальной Франции.

Вырванные из контекста, суждения Кокиля звучат, как мнения разных авторов. Комментарий Кокиля к главе об общинном землепользовании в Ниверне сопровождается любопытным пассажем, который Дюпен, издатель кутюмы Ниверне в XIX в., назвал социалистическим, если его рассматривать изолированно от всей доктрины юриста, в целом весьма консервативной.¹⁶

"Эти статьи, - пишет Кокиль, - введены для общественных нужд, для прокормления животных и представляют значительное благо для этой страны. Надлежит напомнить, что собственность на земли принадлежит отдельным лицам лишь в той мере, какая остается после того, как будет удовлетворено общественное пользование ею. Ведь некогда собственность на вещи была неделимой, все вообще было общественным и общим". ¹⁷

Но тут же он советует ущемлять крестьян в их пользовании лесом, проводить так называемые триажи, после которых сеньор становится настоящим собственником (pleine proprietaire) леса, не стесненным в своем пользовании им никакими обычаями. Не менее страстно, чем Воден, он поет гимн полной, совершенной собственности на землю, советует улучшать французское право собственности, которое "терпит пользование вещью несколькими лицами". ¹⁸ Февдист подсказывает, как можно обойти старинное право на так называемый родовой выкуп (retrait lignager), стесняющее куплю-продажу земли.

Кокиль рекомендует по возможности заимствовать римские законы - "ведь они предлагают много лекарств и способов против тех [лиц], которые мешают свободно распоряжаться нашим имуществом, поступать с ним так, как нам заблагорассудится". ¹⁹

К римскому праву ученый обращается и при установлении нормы дозволенного процента, обходя запреты канонистов, т. е. он более смел, нежели Кальвин, черпавший аналогичные аргументы в Священном писании, толкуя его в новом, реформистском духе.

В духе своего времени гуманист ратует за свободу личности, за освобождение сервов, что было особенно актуально для Ниверне, области сохранения серважа. Ведь сервы, не раз повторяет Кокиль, недаром называются менмортаблями - они мертвы во многих гражданских актах и не являются по существу истинными гражданами государства. ²⁰Кокиль советует судьям в спорных процессах использовать малейшую зацепку для признания человека свободным. Такие рекомендации можно видеть, например, в комментарии к статьям 22 и 23 8-й главы кутюмы о статусе человека, родившегося от смешанного брака. Вот эти статьи.

"22. Если мужчина или женщина соединяются браком и из них один сервильной зависимости, а другой свободный - безразлично, мужчина или женщина, - дети, которые родятся от этого брака, приобретают и сохраняют худшее положение, т. е. сервильное по отношению к сеньору, от которого зависят упомянутые сервитуды. И таков обычай страны, по которому, как говорят, худшее положение убивает лучшее.

23. И если упомянутые супруги оба сервы разных сеньорий, дети, рожденные в этом браке, будут сервами упомянутых сеньоров pro rata (соразмерно. - Т. Ч. ), а именно: если отец - серв одного сеньора, а мать - другого, ребенок будет сервом каждого из упомянутых сеньоров pro media (пополам. - Т. Ч. }. И если отец - серв двух сеньоров, а мать [зависит] от другого, упомянутый ребенок будет сервом сеньора своего отца - на 1/4 и сеньора своей матери наполовину"

Еще при редакции 22-й статьи в 1534 г. представители третьего сословия оспаривали ее, ссылаясь на римское право, решавшее в таких случаях в пользу свободы. Тогда по настоянию дворянства было вписано толкование, заимствованное из кутюмы Бурбонне. В Бурбонне, где действовало аналогичное правило, соответствующая статья имела следующее разъяснение: хотя писаное право и утверждает, что "плод следует за животом (раrtus ventrem sequitur)", но по кутюме "худшее положение убивает лучшее".

Кокиль вынужден считаться с законом Ниверне, хотя не однажды сетует на его жестокость: "Dura lex non lex". Но он ищет и находит в римском праве возможность некоторого смягчения действующего законодательства: "Мы можем прибегнуть к толкованию, заимствованному из римского права, ввиду сходства доводов и причин, а именно - если сервитуда проистекает по линии отца, достаточно, чтобы отец был свободным в момент зачатия ребенка, чтобы ребенок считался свободным, равно как, если отец в это время был сервом, ребенок родится сервом, согласно мнению Павла (J. Paulus if de statu hom. ) о статусе человека, так как после истечения семени ничто более не переходит к ребенку от отца. Если же сервитуда происходит со стороны матери, достаточно, чтобы она была свободной хотя бы некоторое время с момента зачатия [ребенка] до родов, совсем малое время, как говорится в § 1 instit. de ingenuis, основанием чему является то, что во время нахождения ребенка во чреве матери он является частью ее самой и ее внутренностей (I ex hoc de ventre inspic) и считается таким, как и его мать, как если бы он уже родился, лишь бы только потом он появился на свет живым. И если хоть однажды во время беременности видели мать свободной, ребенок родится свободным. И, как говорится в том же § 1 instit. de ingenuis, не следует понимать его так, что она должна оставаться свободной половину времени беременности, но достаточно, чтобы она была свободной короткий срок с момента зачатия до рождения ребенка".

А вот переложение известного места из Юстинианова кодекса: "Свободнорожденным считается тот, кто свободен тотчас по рождении. Им считается тот, кто рожден от брака либо двух свободнорожденных, либо от вольноотпущенника и свободнорожденного. Но и тот, кто родился от свободной матери и отца-раба, считается свободнорожденным, подобно тому, как и тот, кто рожден от свободной матери и неизвестного отца, потому что зачат вне брака. Достаточно, чтобы мать была свободной в момент рождения ребенка, хотя бы зачала, будучи рабыней, и наоборот, если зачала, будучи свободной, а родила, уже став рабыней, тот, кто рождается, считается свободнорожденным, поскольку не должно несчастье матери повредить тому, кто находится в ее чреве. Отсюда проистекает известный вопрос: если беременная рабыня отпущена на волю, а затем, вновь став рабыней, родит, - кто рождается, свободный или раб? Марцелл утверждает, что рождается свободный: ведь тому, кто находится во чреве, достаточно, чтобы мать была свободной хоть какое-то время, и это вполне справедливо" (Corp. jur. civ. I, Inst. I, IV).

Кокиль усиливает текст институций ссылками на мнение Павла (ibid., I, Dig. I, 7, 14), этого римского юриста III в., одного из виднейших представителей эпохи так называемых эпигонов юриспруденции, когда прекратилось самостоятельное творчество юристов и началась усиленная, обыкновенно компилятивная обработка старого материала. Павла Кокиль цитирует особенно охотно. Возможно, это объясняется силой и самостоятельностью мысли римского автора, не подавляемой массой материала которую он обработал, умением критически относиться к чужим мнениям и смело высказывать свое.

То, что Кокиль вынужден искать аргументы для смягчения положения сервов Ниверне в римском праве. - лишнее доказательство невозможности свободного распространения французских, франкских порядков па самостоятельное герцогство. Впрочем, рецепция римского права в момент записи французского права по провинциям объясняется еще и тем, что буржуазия, заинтересованная в освобождении личности серва, была не менее заинтересована в получении его земли. Кокиль не однажды повторяет, что всякое освобождение серва ipso facto освобождает его и от земли, так как свободный не может держать сервильную землю.

Итак, слова, произносимые французскими гуманистами, юристами XVI в. о свободе, справедливости, подкрепляемые соответствующими ссылками на античные авторитеты, нельзя абсолютизировать, понимать однозначно.

¹ Виноградов П. Г. Римское право в средневековой Европе. М., 1910. [4]+99 с.

² Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 20, с. 105.

³ Coquille G. Les oeuvres. Paris, 1666, t. 2. [12] +428+ [55] +456 p.

⁴ Ф. Энгельс в письме к К. Шмидту от 27 октября 1890 г. пишет: "Отражение экономических отношений в виде правовых принципов... необходимо ставит эти отношения на голову". Оп отмечает, что эти правовые принципы в свою очередь оказывают "обратное действие на экономический базис... " (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 37, с. 418).

⁵ Busson П. Le rationalisme dans la litterature francaise de la Renaissance (1533-1601). Paris, 1957, p. 71.

⁶ Ibid., p. 80.

⁷ Coqmlle G. Les oeiwres, t. 2, p. 157.

⁸ Dupin M. La coutume de Nivernais. Paris, 1864, p. 23.

⁹ Klimrath H. Travanx sur 1'histoire du droit francais. Paris, 1844, t. 1. 464 p.; t. 2. 539 p.

¹⁰ Coquille G. Les oeuvres, t. 2, p. 2. Это положение носит в известной мере декларативный характер. Как правильно подметил Дюпен, оно было вызвано политическими соображениями, необходимостью поддержать централизаторскую политику короля. Сам Кокиль, хотя и советует судьям Ниверне в тех случаях, когда недостает статей местного права, адресоваться к соответствующим статьям новой, отредактированной де Ту в 1581 г. кутюмы Парижа, чаще всего апеллирует к праву Марш, Оверни, Бурбонне - земель, лежавших за Луарой, где нормой считалось писаное римское право. Недаром дядя Кокиля Гийом Бургон, принимавший участие во второй редакции кутюмы Ниверне (первая запись была выполнена в 1490 г. ), общим правом Ниверне считал римское писаное право.

¹¹ Бальд де Ульбанис - знаменитый юрист, практиковавший в Бо-лонье, Перуджии, Пизе, Флоренции, Падуе, Павии.

¹² Coquille G. Les oeuvres, t. 2, p. 3.

¹³ Ibid., p. 141.

¹⁴ Ibid., p. 137. О типичности подобных процессов во Франции см., например: Mandrou R. Magistrate et sorciers en France au XVII siecle. Paris, 1968. 513+ [20] p.

¹⁵ В 1591 г., когда папа Григорий XIV отлучил тех, кто держал сторону Генриха IV, Кокиль опубликовал "Рассужденпя о Французском государстве". "Вопрос о ереси может решать папа, - писал он, - но вопрос о том, кому быть королем, решают штаты Франции, а не папа" (Dupin M. La continue de Nivernais, p. 30).

¹⁶ "To, что шокировало Дюпена, - писал М. Блок, - было общим местом для февдистов XVI-XVII вв. " (Block M. La lutle pour individua-lisrne. - Annales, 1930, N 7, p. 330).

¹⁷ Coquille G. Les oeuvres, t. 2, p. 314.

¹⁸ Ibid., p. 10.

¹⁹ Ibid., p. 314.

²⁰ Эти ламентации юриста вполне созвучны тому, что пишет Бодин и "Республике" (Bodin J. De repnblique. Londres, 1759, p. 101).