Отец Александр Мень нередко напоминал в тех или иных формулировках, что христианство, как и всякая религия, субъективно, хотя мы, христиане, сами этого не замечаем. «При этом, — однажды сказал он, — оно положительно субъективно: мы утверждаем что-либо или учим о Христе именно, как мы, а не кто бы то ни было ещё. Поэтому идея некоторых атеистов, что мы должны быть моральны ради самой морали, а не ради нашей религии в корне неверна — во-первых, мы моральны не ради нашей религии, а ради нашей веры, как и атеисты, верящие в «изначальность морали», на которую ссылаются. Во-вторых, мы исповедуем такую, а не другую мораль потому, что она была дана избранному народу на Синае и подтверждена Иисусом Христом, провозгласившим отныне более широкое избранничество. Поэтому для нас мораль вторична, а не первична, моралей бывает много. В-третьих, христианство вообще не о морали, а о принципиально ином подходе к личной и коллективной вере: не через букву закона, а через дух любви к Богу и ближнему, как к самому себе»
Но однажды у меня был удивительный разговор с отцом Александром на эту тему, а именно о том, что христианство обязано быть и объективным. Разговор, кстати, шёл опять же о мусульманах, поскольку я всегда имел некое особое чувство попечения о них. В одной из наших групп, которые я вёл, мною даже был организован подробный доклад о богатстве исламской духовности, для которого был приглашён специалист по исламу. Я спросил отца, не лучше ли для мусульман в конце концов признать Иисуса Христа более, чем великим пророком и, при сохранении почитания Мухаммеда и своей богатой духовности, всё же стать христианами. Ответ отца Александра Меня поразил меня. Он напомнил мне, что христианство не только, как и всякая религия, субъективно, но иногда и — как тем более и всякая религия — может быть отрицательно субъективно, т.е. необъективно.
«Христианство далеко не всегда объективно, — сказал отец Александр. — И это нормально и естественно, так как всякая религия субъективна и судит по своим меркам. Но иногда мы впадаем в дурной субъективизм. Например, я обычно разделяю между ветхозаветным иудаизмом и современным талмудическим иудаизмом, иудаизмом после Иисуса Христа. Но не все делают такое разделение, тем более его не делают сами иудеи. Иными словами — моя позиция дискуссионна. Более того, я в ней субъективен. Может быть и другая позиция. И уж тем более позиция современного иудаизма в большинстве случаев отнюдь не разделительная. В рамках иудаизма он воспринимается, как одна и та же религия, всегда адекватная самой себе. И мы не можем закрывать на это глаза, игнорировать это и не уважать это мнение. Иначе как мы можем требовать уважения к самим себя со стороны других религий? Каждая религия судит о себе с собственных позиций. И мы должны это помнить. И не навязывать инаковерующим свою концепцию их религий».
Отец Александр помолчал. Потом привычно потрепал меня по плечу и добавил: «Не заботьтесь о крещении мусульман. Их религия тоже авраамическая, и Бог разберётся и с нами, и с ними».
Позже к вечеру, уже у себя дома, я осознал, что отец Александр не просто дал мне ответ — он признался мне, что иногда может быть неправ в каких-то своих концепциях. Это глубоко поразило меня. И я в который раз понял, что такое настоящее смирение. Кроме того, отец Александр, по сути дела дал критерий равенства: судя о посторонних, о тех, кто формально «не наш», мы всегда обязаны помнить, что и мы для них «не наши». И что отношение ко всем должно строиться на взаимоуважении и признании равных прав за всеми. С тех пор я всегда исходил из этого принципа.
Сегодня, с моей точки зрения, большая часть текстов о евреях или мусульманах, написанных христианами (в том числе и деятелями Русского религиозного возрождения ХХ века), мало чего стоит в наши дни. Включая, например, тексты о. С. Булгакова о евреях и спасении Израиля, которые сегодня читаются, как несерьёзные и беспомощные. Потому что привычно верят и пишут о том, что евреи (и мусульмане, о которых пишут реже) рано или поздно обязаны принять Христа как мессию и Сына Божия. Несмотря на то, что некоторое подтверждение такого подхода нетрудно найти у апостола Павла, я бы назвал это игрой в одни ворота, а таких христиан — ультра-христианами или «христианскими ультра». До тех пор, пока ультра-христианство не перестанет твердить о том что рано или поздно весь Израиль спасётся, приняв Иисуса, оно будет оставаться внутренне антисемитским. Кстати, отец Александр, сам будучи евреем, отнюдь не считал, что все евреи должны креститься. Я не раз это от него слышал. И это тоже не только уважение чужих взглядов, но и настоящее смирение.