Яков Кротов. Богочеловеческая история. Вспомогательные материалы: вторжение России в Украину, 2014.
В ОДИН ПРИСЕСТ
«Такой нежный покойник» © Тамара Кандала, 2015
Я сел читать роман Тамары Кандала «Такой нежный покойник» в воскресение незадолго до полудня, и не мог оторваться до самого вечера, пока ни дочитал весь роман до конца. Теперь я знаю, что значит «прочитать в один присест». Роман открывается до гротеска пародийным, но до слёз легко узнаваемым текстом безымянного русского ватника, каких сегодня в России легион. Спонтанно войдя этим текстом внутрь повествования, я был мгновенно захвачен ироническим и абсолютно точным описанием фальши нынешних российских «церковных похорон». И священник «из бывших артистов, удостоившийся ЯВЛЕНИЯ и уверовавший в одночасье, – такое сейчас случалось с деятелями культуры чуть ли не ежедневно». Причём оный батюшка вдвойне прославился следующим публичным заявлением: «если б моя дочь привела африканца в качестве мужа, я отвёз бы обоих на 30-й километр, в лес, и расстрелял бы из ружья, к чёртовой матери!»
«Э! сказали мы с Петром Ивановичем» и поудобнее устроились в кресле, потирая руки в предвкушении долгожданной сатиры на нынешнее моспатриархийное духовенство кремлёвского разлива. Оказалось – нет, не об этом. Меня просто поймали, чтобы ввести в нечто булгаковское с говорящим покойником, причём схваченное тонко и умело и даже с гофмановскими сполохами, а Гофмана я люблю невероятно: «В спёртом, пропахшем ладаном воздухе церкви появился, как бы надутый некой дурашливой волей, огромный мыльный пузырь, а в нём усопший – голый, с ехидной улыбочкой на устах, верхом на белом коне. Картинка переливалась всеми красками и была как живая».
Оказалось – нет, опять не об этом. Обрамление повествования, соотносящее читателя с реминисценциями а ля Булгаков (кстати, потусторонние видения убедительны и глубоки!) – ещё одна соблазнительная ловушка для читателя (и в конце романа она более чем себя оправдает). С её помощью автор плавно вводит нас внутрь столь живой, столь жизненной истории, и радостной и трагичной, что оторваться невозможно. Я сам не заметил, как оказался в чьей-то жизни. Иными словами, Тамара Кандала столь искусно связывает разные стили и реальности, что вхождение во все вместе и в каждую по отдельности становится естественным и органичным.
Мне весьма нравится проза Тамары Кандала, потому что она очень личная и в то же время ненавязчиво, естественно увлекает и погружает читающего в события, которые и обострённо индивидуальны и в то же время узнаваемы и типичны. А главное – заставляет глубоко сопереживать.
Ёмкие пассажи, дающие общую характеристику конца советского времени, затем обеих половинок 1990-х годов и далее, чётко и конкретно воссоздают картину жизни тех времён. Конец советчины и начало Перестройки описаны точно и созвучно моему собственному опыту, а коли так, я, уехавший из России в 1990 году, верю и остальному. Размышления писательницы об эпохе немногословны, ярки и без дидактики. «Если люди не умеют объединиться в общество, они объединяются в трэшевую бандитскую шайку. Те же, кто объединяться не хочет – по разным соображениям, – выглядят глупо, как иной чудак, прохаживающийся по нудистскому пляжу в костюме-тройке....В стране радикальных сломов ломается порог восприятия. Даже язык русский изменился. И дело даже не в том, что люди стали не только говорить, но и думать матом, а в том, что и язык оказался на грани нервного срыва – истеричный, параноидальный, он выражал состояние общества... Воистину, умом Россию не понять, а другим местом, как сказал сатирик, очень больно».
Снова одним широким мазком: «Москва бурлила, как огромный котёл, в котором смешалось всё: наглость нового богатства, убожество и зависть «непристроившихся», воспрянувшая на волне ельцинской свободы интеллигенция, малиновопиджачные воры в законе и татуированные бандиты в трениках, прошедшие за эти годы целую школу жизни, от ковбойского отстрела до положения уважаемых руководителей предприятий, директоров банков и рынков. Люди обогащались и разорялись с фантастической скоростью. Головы кружились от небывалых доселе дьявольских возможностей и от далеко небеспричинного страха потерять разом всё, порой вместе с жизнью. В столице, один за другим, открывались новые клубы и рестораны, всё круче, всё дороже, бутики со шмотками прямиком из Парижа и Милана. Город кишел проститутками всех калибров и диким числом беспризорных детей всех национальностей».
Роман «Такой нежный покойник» далеко не только о пронзительной любви, хотя конечно же о ней. Но и о жизни в стране, картины которой сразу влекут читателя к узнаванию и «примериванию» чувств и переживаний героев на себя. Это роман о любви в контексте времени. Романы писательницы выстраиваются для меня в один ряд с прочими яркими русскими романами о любви (которых непростительно мало), одновременно поднимавшими социально-психологические вопросы – например, при всей разнице времени и стилей, с гончаровским «Обрывом». О самой любовной коллизии я даже не говорю. Героям и сопереживаешь, и соотносишь себя с ними, и жалеешь их, и завидуешь им, и любуешься ими. И что очень важно - писательница не судит своих героев и не морализирует на их предмет. Перед нами просто жизнь..
Текст построен в виде красочной разноплановой мозаики, которая и функциональна, т.е. служит строительным материалом нарратива, искусно складываясь в очередную жизненную головоломку, и естественно превращается в своего рода гобелен, на котором выткана реальная жизнь реальных людей в реальной стране рубежа веков. Причём гобелен этот иногда ведёт себя, как калейдоскоп – смотря на что обращается внимание читателя. С одной стороны Кандала любит камерность и направляет свой волшебный фонарь на частную жизнь влюблённой пары (а что в жизни важнее? ничего!), с другой стороны, глазам и уму предстаёт целый срез эпохи, в котором хочется отыскать самого себя и соотнести себя с героем и героиней романа.
Я не мог понять ни по Сорокину, ни по Пелевину и Улицкой, что происходило в России в 1990-е годы и позже. А по роману Тамары Кандала понял и даже УВИДЕЛ. Как уже было сказано, она умеет мастерски создать картину ОДНИМ МАЗКОМ: «По дикому пореформенному полю, раскинув пальцы веером, подтянув треники, согнув бычьи шеи под тяжестью золотых цепей, бегали будущие фигуранты списка «Форбс» и негодяи помельче. Разгул финансового бандитизма принимал невиданные размеры».
Вот оно, долгожданное ОСМЫСЛЕНИЕ ЭПОХИ, одновременно изнутри и со стороны!
Тамара Кандала – единственная которая сумела мне показать современную Россию. И единственная, во всяком случае, в моей жизни, которая сумела мне рассказать о Дубровке и Норд-Осте так, что я чувствовал происходяшее кожей. И плакал, признаюсь. Ведь для меня это было лишь жуткой историей, произошедшей в ином мире. А стало – как будто я там был сам.
Напоследок, замечу, что некоторые фразы романа афористичны и глубоки. Я непременно буду их цитировать, и другим рекомендую. Приведу лишь несколько примеров:
«Усмехаться себе в ус не всякому в России дано. Ведь маятник русской души, по классику, раскачивается от агрессивной угрюмости к истерическому веселью. А посередине – мертвецкий сон разума. Русский мужик – это ведь или бомба, или запой. А народ русский, как известно, склонен к оргиям с хороводами».
«Только посмотри вокруг – сплошная святость!»
«Новенький, как пятак, президент вынырнул из ниоткуда. Вернее, из российского навоза, откуда его вытащили как репку».
«Россия – не страна, а фантасмагория, причём опасная, стремящаяся навязать себя миру. Русские не могут жить и работать без утопических бредней мирового замаха и кнута. Им как воздух нужна гордость за великое государство и мессианская кичливость, вкупе с гнездящимся в душах подлым страхом перед начальством любого уровня».
«То есть страна ощерилась, ощетинилась, стала копить злобную слюну и искать врага, в которого можно было бы смачно плюнуть».
И последнее, без объяснений. Я отношусь к встречам на небесах или в любых иных запредельных сферах между любимыми и любящими более скептически, чем это принято в обыденном христианском сознании. Впрочем, если мужчина и женщина – те самые созданные друг для друга две половинки... да, такое вполне возможно.
