Яков Кротов. Богочеловеческая история.- Вера. Вспомогательные материалы.
РУССКИЙ ПУТЬ К ЕВРОПЕ
К вопросу о «европейском столетии» в России. К полемике с А.Яновым («Артиллерия бьет по своим?»).
Тот факт, что уважаемый Александр Львович Янов обнаружил в истории России «европейское столетие», не удивителен. Оно, разумеется было. Даже не столетие, а двухсотлетие — с 1700 по 1917 год. А вот то, что он попытался выдать за русское «европейское столетие» период с начала великого княжения Ивана III до доопричного царствования Ивана Грозного включительно — это уже из сферы заблуждений, если не исторической юмористики.
Непреложные заслуги Александра Львовича Янова перед Россией состоят в том, что он предупредил всех нас ещё в 1970-е годы о большой опасности: А. И. Солженицын, по сути дела, может в конце концов кончить как основатель русского неофашизма. И, как мы сейчас знаем, сей прогноз оказался верным. Солженицын кончил именно так, к тому же став главным теоретиком русской агрессии против Украины. Беда однако в том, что Александру Львовичу Янову этого успеха мало. Ему нужно, как той старушонке из сказки Пушкина, стать не столбовою дворянкой и даже не вольною царицей, а непременно владычицей морскою, «чтобы служила ему рыбка золотая и была бы у него на посылках». А именно, считаться историком. Но увы, А. Янов — не историк. Из всех эмигрантов его поколения единственный профессиональный историк — это покойный Михаил Яковлевич Геллер. Янов пишет не исторические исследования, а «отрывок, взгляд и нечто» на темы истории. Что допустимо — в том случае, если он честно признаёт свой дилетантизм. Если же не признаёт — перед нами историк в стиле Фоменко-Носовского. И в этом вся проблема.
С одной стороны, Московия всегда была европейским государством — просто оттого, что располагалась в Европе. Поэтому нет смысла ломиться в открытую дверь. С другой стороны, Русь как таковая (т.е. Киевская, без Новгорода, который, как свидетельствуют новгородские берестяные грамоты, Русью не считался) была на деле центрально-европейским государством, которое следует относить к той же группе стран, что Польша, Литва и Венгрия, т. е. к Западной Европе. Москва же стала объединительницей северо-восточной периферии Киевской Руси, поэтому Московия всегда оставалась только и исключительно восточно-европейским государством, крайне-восточным пограничным пределом континентальной Европы, за которым уже начиналась реальная Азия. А поскольку Московское княжество было ещё и улусом азиатской Монгольской империи, нет ничего удивительного, что Киевская Русь и её территория (т.е. Русь как таковая) постепенно стала считаться «пограничьем» — Украиной.
Поэтому Польша, Венгрия, Литва, равно как и вошедшие в Польско-Литовское содружество украинские и беларусские земли, принадлежали западно-европейскому миру на деле, а Московское княжество — только на карте.
И какие бы теории ни измышлять, этого исторического факта изменить невозможно.
Когда в XV веке Московия официально перестала быть частью ослабевшей Золотой Орды, московские владыки немедленно начали войны с соседями. Иван III захватывает Новгород (ассоциированный член западноевропейского Ганзейского союза) и упразняет в нём все демократические институты. Игорь Моисеевич Клямкин справедливо указал, что «ничего европейского Иван III в новгородскую жизнь не привнес, а то, что в ней европейского было, уничтожил». Начинаются репрессии и захват владений новгородских аристократов, конфискуются земли церкви. Следуют волны арестов новгородских бояр по обвинению в государственной измене. В 1486-1488 проводятся массовые депортации из города вглубь московских земель с конфискацией имущества.
В 1489 депортируется население города Хлынова, столицы подчинённой Новгороду далёкой северной Вятской земли. Затем Москва аннексирует Тверское княжество. В присоединённых землях вводится жёсткая унификация с общемосковскими порядками. Сын Ивана Василий III аннексирует Псковскую республику. После торговой Твери это последний оплот относительного европеизма в регионе. Как и в случае с Новгородом, 300 самых знатных семей Пскова переселены в Московские земли, а их владения отданы слугам Василия. В 1517 было аннексировано Рязанское княжество.
В этом смысле особенно интересным является сравнение Московии с Кастилией — крайним западным пограничным пределом континентальной Европы, за которым уже начиналась реальная Африка. Аналогии между Московией и Кастилией и между Россией и Испанией конструктивны, потому что обе страны испытали владычество мусульман, оказавшее глубокое воздействие на национальную традицию, историю и психологию. В то же самое время, когда объединённая Кастилией Испания становится первой западно-европейской колониальной империей (совместно с Португалией), объединённая Московией Россия начинает свою колониальную экспансию на восток и на запад и становится первой и единственной восточно-европейской колониальной империей.
Сын Василия Иван Грозный провозгласил себя царём (т. е. кесарем) и, как и короли объединённой Испании, немедленно приступил к приобретению новых владений. В новгородских и псковских землях Иван Грозный провёл небывалый в европейской истории массовый геноцид, в результате которого эти два народа перестали существовать и растворились среди московитов, а их языки навсегда исчезли (о новгородском геноциде см. Альберт Шлихтинг о разгроме Новгорода Иваном Грозным. http://philologist. livejournal.com/8795724.html"https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%94%D1%8E%D0%BF%D0%BB%D0%B5%D1%81%D1%81%D0%B8-%D0%9C%D0%BE%D1%80%D0%BD%D0%B5,_%D0%A4%D0%B8%D0%BB%D0%B8%D0%BF%D0%BF">Филиппа Дюплесси-Морне), Жана Буше, Хуана де Марианы и Джорджа Бьюкенена, Вальденберг специалъно оговаривает внезападноевропейский дух положений Иосифа Волоцкого, ибо их теории имели ярко выраженный демократический характер, основываясь на признании народного верховенства и договора между монархом и подданными, и тиран для них — монарх, нарушивший условия этого договора. В соответствии с чем монархомахи стали важными предшественниками теоретиков естественного права и конституционалистов XVII и XVIII в., чего не скажешь ни об одном из московских теоретиков. Даже сам Юрий Крижанич, находившийся под западным влиянием, как известно, выводил различные обязанности царя (например справедливый суд и умеренность налогов) исключительно из различных книг Библии, но никак не из теории договора.
Обязанности царя хранить Божий закон и исполнять его правду суть не более чем абстракции, ставшие предметами самой беззастенчивой и аморальной интерпретации уже во времена Ивана Великого, не говоря уже о его внуке Иване Грозном. Свидетельство тому — хотя бы объявление западноевропейского свободомыслия, пришедшего в Москву из Новгорода, «еврейским заговором», «жидовствованием», «жидовской ересью», которой на деле не существовало, но которую даже ухитрились включить в историю церкви. Эта практика, начиная с XV века и до наших дней, становится излюбленным методом московского тоталитаризма в противостоянии всякому свободомыслию, идущему как с Запада, так и от собственных подданных (о том, что еретического сообщества вообще не было, см. Прот. Георгий Флоровский, «Пути русского богословия», Париж: YMCA-Press, 1983, Часть 1, I,5; Alexander Pereswetoff-Morath, A grin without a cat. 1 : «Adversus Judaeos» texts in the literature of medieval Russia (988-1504), Lund: Dept. of East and Central European Studies, Lund University, 2002; А. М. Песков [Алекс Сэндоу], «Враги по случаю. Из истории жидовствующих», ПОЛИТ. РУ, 18 мая 2010; В. Я. Петрухин. «Православные и «жидовствующие», Интервью Максиму Ефимову, № 550, 25 ноября 2007 г. , http://www.lebed.com/2007/art5188.htm).
Да, Московия не была деспотией. Она была деспотией, ограниченной христианской совестью монарха. А поскольку в самой ткани московства отсутствовало понятие договора между монархом и подданными, московскую власть возможно определять и как ТИРАНИЮ. Так её и определяли западноевропейские писатели XVI века. В то же время Московия несомненно была абсолютной монархией, а в западной терминологии это сочетание эквивалентно понятию деспотической монархии. Вследствие чего мы и определяем Московию как ДЕСПОТИЮ ЕВРОПЕЙСКОГО ТИПА. Ограниченной деспотией до 1905 была и Россия.
Использование А. Л. Яновым термина «либерализм» относительно А. Курбского абсурдно. Современный политический спектр — детище Эпохи Просвещения. Первые русские либералы суть Екатерина II и А. Радищев. Именно между ними развернулась трагедия русского либерализма — с первого же момента его рождения на малоблагодатной для этого восточноевропейской почве.
Не приходится говорить и о наличии в Московии европейского института частной собственности. После удара по боярским вотчинам в XV-XVI веках, в централизованном Московском государстве вся собственность стала государевой и выдавалась государевым слугам в награду за службу. Укрепило дворянское поместное землевладение лишь Соборное уложение 1649. А русское крестьянство получило представление о частной собственности только в 1911 году.
Между Московском государством и даже намного более европеизированной Российской империей (а оба эти государственных образования сами по себе тоже были колониальными системами) и колониальными империями Западной Европы было несколько принципиальных различий:
1. МИЛИТАРИЗМ. Две первые европейские колониальные империи — Кастилия-Испания и Московия-Россия — образовались благодаря упорному сопротивлению обоих народов с мусульманским владычеством. Дух борьбы и «отвоевания» отчасти по инерции, отчасти в виде превентивной «защитной» экспансии трансформировался в сознании и последующей имперской идеологии обеих народов в агрессивный империализм новоевропейского типа. Отсюда и вся гипертрофия государственного аппарата. В Испанской империи изначальный дух милитаризма был уравновешен духом меркантилизма.
2. НЕМЕРКАНТИЛИЗМ. В отличие от колониальных империй Западной Европы, хозяйство которых рассматривалось как объект государственного управления во имя повышения национального благосостояния и равномерного распредления богатств, а источником богатства страны полагалась внешняя торговля, в России богатство концентрировалось в руках в руках милитаризованного правящего сословия, которое считало ниже своего достоинства быть меркантильным, то есть торговать. Эта черта фатально замедлила развитие в империи капитализма и связанных с ним буржуазного общества, конституционализма и парламентаризма, а следовательно и не привела к формированию русской и российской буржуазной нации. Интересы более динамичных этносов империи (поляки, евреи, финны, украинцы, грузины, армяне, прибалтийские народы) неизбежно должны были вступить в противоречие с интересами ограничивающей их деятельность и права и сдерживающей их потенции империи.
3. КОНТИНЕНТАЛИЗМ. Московия изначально не имела выхода к морю, а получив его, былал лишена незамерзающих портов. Поэтому её владения приобретались не за морями, а через присоединение соседних районов. Их значительная часть располагалась в северной Азии, в силу чего оставалась плохо организованной в политическом и военном аспектах и не требовала больших затрат на завоевание. Их меньшая часть лежала на западе и находилась на более высоком экономическом уровне развития, чем покорившая их сила.
4. ИДЕОЛОГИЗМ. Наиболее тонкая, но не менее важная разница состояла в том, что Испания не стала идеологически закреплять за собой обладание родственной Португалией Англия — обладание Нормандией, Аквитанией и древними территориями англов и саксов, а Франция не претендовала даже на Франконию. Однако Россия, претендуя на Украину, Беларусь и даже Ливонию, всерьёз пыталась убедить окружающий мир, что это её неотъемлемые исторические территории. «Особенностью идеологии российского империализма было то, что он творил миф о своей древности, возводя себя не к XIV-XV векам, а к IX-X столетиям, — но пространством мифа выбирал не свою территорию, а территорию, которую требовалось завоевать, территорию «Киевской Руси», к которому Москва имела такое же отношение как Кёнигсберг — к империи Карла Великого — пишет историк Я. Кротов. — Нежелание признать реальность своего позднего рождения включало в себя нежелание признавать реальность рождения Украины и Белоруссии, да и прибалтийских государств тоже». И добавляет: «Новорожденная империя осуществляла агрессию не только в пространстве, но и во времени».
Ну как бы если бы Румыния стала претендовать на всю территорию Римской империи.
Эти четыре принципиальных пункта, добавленные к таким фундаментальным отличиям, как отсутствие правосознания, индивидуализма, рыцарства, вольности городов, независимых университетов и т.д. превращает разницу между Западной Европой и Московией в бездонную пропасть. Если эта пропасть и преодолима, то никак не посредством велосипедом с квадратными колёсами, который пытается изобрести уважаемый Александр Львович Янов.
А как же русский путь к Европе? — спросят меня.
А русский путь к Европе был таков.
Как только Московия стала независимой, её правящая элита, оценив ситуацию, осознала свою технологическую отсталость — вечный бич московщины — и пошла на реформы, сближающие её с Европой.
Иван III и его внук Иван Грозный пошли на поклон к Европе задолго до Петра I. Но делали они это исключительно из военных целей. Они также приглашали в Московию специалистов с Запада. Строить крепости и лить пушки. Судьбы этих зарубежных экспертов, кстати, были очень показательны. Не существует никаких данных о возвращении большинства зарубежных архитекторов и военных инженеров на родину. Традиция не разрешать важным иностранцам возвращаться домой и оставлять их умирать в неволе, как Аристотеля Фиораванти, была стандартной практикой в Московии XV-XVII веков. Та же участь постигла публициста и ученого Максима Грека, а основатель русского национализма хорватский священник Юрий Крижанич томился в сибирской ссылке 16 лет. Оба были самыми важными фигурами русской истории и культуры своего времени.
XVII-XVIII века оказались для русских переломными. При Алексее Михайловиче и его сыне Петре Великом, заимствуемые с Запада военные технологии не могли прийти в Россию без нового мышления, развития науки, философии и без изменений в социуме. На дворе стояла Эпоха Просвещения — Век Разума. Эпоха ниспровержения всех мифов о божественности монаршей власти, эпоха общественного договора, эпоха внедрения законности и признания прав человека, эпоха здравого смысла. И Россия, сама того не желая, подхватила этот европейский «вирус», до наших дней считающийся сегодня в Новой Московии не только зловредным, но и убийственным для русского сознания. Именно с ним сегодня борется и русская церковь и русская государственная власть.
Петербургский период истории России был блистательным и многообещающим. Быстрота и плодотворность развития санкт-петербургской России в сравнении с затхлой и застойной атмосферой старой Московии, поражают. Европейская прививка давала России, учитывая её размеры, блистательные воможности превратиться в одну из самых процветающих стран земли. Но это было невозможно сделать без строительства общества и реальной материальной цивилизации, основанной на свободе, благополучии и охране прав граждан, без радикальных реформ, которые начал Пётр I и которые следовало довести до конца уже к концу XVIII века. После чего открывалась перспектива быстрого и динамичного развития нового русского общества, независимого от верховной власти и работающего параллельно с ней. Для этого в первую очередь правительству следовало отказаться от мировоззрения военной империи и освободить от рабства собственный народ.
Больная московщиной Санкт-Петербургская империя осознавала свои проблемы, но так никогда и не решилась пойти на кардинальные реформы и строила русский европеизм очень медленно и исключительно сверху, так как не доверяла массе русского народа. Это и дало возможность Пушкину написать, что «правительство всё ещё единственный европеец в России», и добавить в другом месте, что «правление в России есть самовластие, ограниченное удавкою». Позже его слова были на всю Европу повторены одним из столпов русского либерализма XIX века Николаем Тургеневым: «В России, как мы уже указывали, все виды власти сосредоточены в руках государя, а духовенство, дворянство, третье сословие и все, кого можно к нему причислить, не обладают даже тенью власти. Безграничная власть настолько бессмысленна и отвратительна, что единственную возможность ограничить могущество русских царей стали усматривать в чудовищных и отвратительных дворцовых переворотах, нередко орошавших кровью царский трон и породивших жестокую шутку: «Россия — это абсолютная монархия, ограниченная удавкой» (Н. Тургенев, Россия и русские. М.: «ОГИ», 2001, с. 277).
Петровские реформы никогда не были доведены до конца, как и последующие реформы Александра II, освободившего крепостных, но не давшего им земли. Вообще в России никакие европейские реформы — от Петра I и до наших дней — никогда не доводились до конца и всегда захлёбывались по инициативе начальства и чиновников, боявшихся утратить привилeгированное положение.
Этим самым империя уже в XVIII веке обрекла себя на неминуемую в будущем гибель.
Не сумев по вышеизложенным причинам сформировать русскую буржуазную нацию и, что взаимосвязано, не успев покончить с ядовитым глистом средневекового московского сознания в гуще русской крестьянской массы, санкт-петербургский период истории России в конце концов кончился, оставив свой неизгладимый след, с которым московские власти борются вплоть до наших дней.
На сегодняшний день итог русского пути в Европу именно таков. Некоторые хотели бы на этом поставить точку.
Центральный вопрос в проблеме выживания России как современного государства и русских как цивилизованной и культурной нации состоит в том, какое начало победит в происходящей внутри тела России борьбе за её душу. Победа средневекового московского начала будет означать погружение России в тёмные века и её отказ от цивилизации и культуры. Эта победа будет означать рост милитаризма и агрессивности, укрепление московского тоталитаризма, плодящего социальную, национальную и религиозную ненависть. Победа санкт-петербургского начала, укоренённого в ценностях Эпохи Просвещения, к которым восходит вся современная западная цивилизация, будет означать вхождение России в плеяду современных мировых держав, которые смогут строить сообща будущее земли.
Крупнейший из русских религиозных философов Владимир Соловьёв был убеждён, что дело Петра I необратимо, что его европейская прививка, сделанная России, никогда не допустит возвращения московского рецидива. «Все дело было пока в том, чтобы сломать стену, отделявшую Россию от человечества, разрушить умственный и жизненный строй, основанный на языческом обособлении, — писал Соловьёв. — Это дело Петр Великий сделал прочно, бесповоротно. Какие бы реакции ни возникали в последующие времена, вернуть Россию назад с пути, открытого для нее Петром, они нe в состоянии. Что бы ни говорили и что бы ни затевали ослепленные или злонамеренные люди, а Московская Русь похоронена и не встанет. Праздные речи и вздорные затеи этих людей заставляют нас только живее чувствовать и выше ценить великое дело Петровской реформы, не смущаясь тем, что Провидение нашло и употребило для этого дела не какого-нибудь скромного и благовоспитанного мудреца, а разгульного и необузданного богатыря» (В. Соловьёв, Национальный вопрос в России).
Время покажет, был ли Владимир Соловьёв прав в своей вере в необратимость благотворных перемен в России. Остановить колесницу Истории едва ли возможно, и тлетворные яды московщины в теле России будут изжиты.
2016