Одно время в Афинах жила женщина по имени Феодота, которая отдавалась всякому, кто искал ее любви. Кто-то в присутствии Сократа упомянул о ней и сказал, что красота ее выше всякого описания и что живописцы приходят к ней писать с нее и она показывает им себя настолько, насколько дозволяет приличие.
– Надо бы нам сходить посмотреть, — сказал Сократ, — ведь по одним слухам не представишь себе того, что выше описания.
— Пойдемте со мною сейчас, — отвечал рассказчик.
Так они пошли к Феодоте и застали ее позировавшей перед каким-то живописцем. Они стали смотреть на нее.
Когда живописец закончил, Сократ сказал:
– Друзья мои! Кто кого должен больше благодарить — мы ли Феодоту за то, что она показала нам свою красоту, или она нас за то, что мы на нее смотрели? Не правда ли, если ей полезнее показывать себя, то она должна быть нам благодарна, а если нам полезнее смотреть, то мы ей?
Кто-то заметил, что вопрос его основателен.
– Так вот, — продолжал Сократ, — она уже и сейчас в выигрыше: она получила от нас похвалу, а когда мы разгласим это в публике, она получит еще больше пользы; а нам уже сейчас хочется прикоснуться к тому, на что смотрели, и уйдем мы возбужденные, а уйдя будем чувствовать томление. Отсюда естественное заключение, что мы — ее поклонники, а она — предмет нашего поклонения.
– Клянусь Зевсом, — отвечала Феодота, — если это так, то я должна бы быть вам благодарной за то, что вы смотрели.
После этого Сократ обратил внимание на то, что сама она — в роскошном наряде, что платье и украшения бывшей при ней матери тщательно подобраны, что у нее много миловидных служанок, тоже одетых не кое-как, и что вообще дом у нее богато обставлен. Сократ обратился к ней с таким вопросом:
– Скажи, Феодота, есть у тебя земля?
– Нет, — отвечала она.
– Ну так дом доходный?
– И дома нет, — отвечала она.
– Неужели мастерская какая?
– И мастерской нет, — отвечала она.
– Так откуда же у тебя средства? — спросил Сократ.
– Если кто станет моим другом и хочет быть мне благодетелем, — вот мои средства к жизни.
— Клянусь Герой, Феодота, — сказал Сократ, — превосходная это вещь: иметь стадо друзей гораздо лучше, чем стадо овец, коз и коров. Что же? Ты предоставляешь случаю, чтобы к тебе подлетел друг, как муха, или же и сама придумываешь какие-нибудь способы?
— Какой же я могу найти способ для этого? — спросила Феодота.
– Клянусь Зевсом, — отвечал Сократ, — способ, гораздо более пригодный, чем у пауков: ты знаешь, как они охотятся за добычей для удовлетворения своих жизненных потребностей: ткут тонкую паутину, и что в нее попадет, то и служит им пищей.
— Так и мне ты советуешь соткать какую-нибудь сеть? — спросила Феодота.
– Не думай, что вот так запросто можно поймать такую дорогую добычу, как друга. Разве не видишь, что и при ловле столь малоценной добычи, как зайцы, люди употребляют много хитростей? Зайцы кормятся по ночам: ввиду этого охотники заводят у себя собак, приученных к ночной охоте, и с ними ловят их. Зайцы с наступлением дня убегают: охотники приобретают других собак, которые по запаху чуют, какой дорогой зайцы ушли с пастбища в свое логовище, и отыскивают их. Зайцы так проворно бегают, что исчезают прямо на глазах у охотников. Тогда те добывают себе еще и других собак, быстрых, чтобы они ловили зайцев на бегу. Но зайцы и от них убегают, так охотники ставят сети на тропинках, где они бегут, чтобы они попадали в них и запутывались.
— Но как же ловить друзей мне? — спросила Феодота.
– Клянусь Зевсом, вот как, — отвечал Сократ. — Если вместо собаки ты добудешь такого человека, который будет выслеживать и находить тебе богатых любителей красоты, а найдя, устраивать так, чтобы они попали в твои сети.
— Да какие же у меня сети? — спросила Феодота.
– Есть одна, — отвечал Сократ, — и очень ловко обвивающаяся вокруг человека, — твое тело, а в нем душа: она учит тебя, как смотреть на человека, чтоб ему доставить удовольствие; учит тебя, что человека, заботящегося о тебе, надо принимать с радостью, а кто надут чванством, от того держать двери на запоре; заболел друг — принять в нем участие, навестить его; улыбнулось ему счастье — от всего сердца разделить с ним радость; много внимания оказывает он тебе, — быть преданной ему всей душой. А в любви, я уверен, ты можешь быть не только нежной, но и заботливой; что друзья тебе дороги, в этом ты их убеждаешь, я уверен, не словом, а делом.
– Нет, клянусь Зевсом, — отвечала Феодота, — я никаких таких способов не употребляю.
— Однако гораздо лучше, — продолжал Сократ, — обходиться с человеком как должно, сообразуясь с его характером: ведь силой, конечно, не поймаешь и не удержишь друга; надо делать добро и доставлять удовольствия этому зверю, чтобы он попался и никуда не убежал.
– Правда твоя, — согласилась Феодота.
— Ты должна, стало быть, — продолжал Сократ, — прежде всего у людей, относящихся к тебе со вниманием, просить лишь таких услуг, которые им доставляют возможно меньше хлопот, а затем и со своей стороны отвечать им такими же услугами: при этих условиях люди скорее всего могут стать друзьями, всего дольше любить и всего больше оказывать добра. Всего приятнее им будет, если то, что у тебя есть, ты будешь дарить им, когда им это нужно: как видишь, даже самое вкусное блюдо кажется невкусным, если подают его, когда еще нет аппетита; а когда человек сыт, оно производит даже отвращение; но если подать кушанье, возбудив в человеке голод, то оно, хотя бы было и плоховато, кажется очень вкусным.
— Так как же я могла бы возбудить голод к тому, что у меня есть? — спросила Феодота.
– А вот как, клянусь Зевсом, — отвечал Сократ. — Прежде всего, если ты не будешь ни предлагать этого, ни поминать, когда люди сыты, пока не пройдет у них чувство пресыщения и не явится вновь желание; затем, когда у них будет желание, будешь напоминать им о нем лишь в самой скромной форме, так чтобы не казалось, что ты сама навязываешься им со своей любовью, а, напротив, что ты уклоняешься от этого, пока наконец их страсть не дойдет до высшего предела: в такую минуту те же самые дары имеют гораздо более высокую цену, чем если предлагать их, пока еще нет страсти.
Тут Феодота сказала:
– А почему бы тебе, Сократ, не поохотиться на друзей вместе со мной?!
– Хорошо, если только ты меня уговоришь, — отвечал Сократ.
– А как же мне уговорить тебя? — спросила Феодота.
– Уж об этом ты сама подумай и найди такой способ, если будет надобность во мне, — отвечал Сократ.
– Так ты ходи ко мне почаще, — сказала Феодота.
Тут Сократ, иронизируя по поводу того, что он не занимается общественными делами, сказал:
– Нет, Феодота, мне не очень-то легко улучить свободную минутку: множество своих и общественных дел не дает мне свободы. А к тому же у меня есть подружки, которые ни днем ни ночью не дадут мне уйти от них: они учатся у меня привораживать любовными зельями и заговорами.
— Так ты и это знаешь, Сократ? — спросила Феодота.
– А как ты думаешь, — сказал Сократ, — почему и Аполлодор вот и Антисфен никогда от меня не отходят? Почему и Кебет и Симмий ходят ко мне из Фив? Будь уверена, тут дело не обходится без множества волшебных напитков, заговоров, колес!
— Так одолжи ты мне это колесо, — сказала Феодота, — я на тебе прежде всех попробую его, поверчу!
– Нет, клянусь Зевсом, — сказал Сократ, — я не хочу, чтобы меня самого к тебе влекло; хочу, чтобы ты ходила ко мне.
– Хорошо, буду ходить, — отвечала Феодота, — только ты пускай меня к себе!
– Хорошо, буду пускать, — сказал Сократ, — если только у меня дома не будет какой милой, что милее тебя!