Мировая война со своими невыразимыми ужасами обнаружила моральный кризис человечества, который был уже до войны и сделал ее возможной. Мораль христианская давно уже очень понизилась. Христиане обнаруживали меньшую способность к жертве, чем революционеры, особенно русские реолюционеры XIX века.
Война была также большим испытанием и для марксистской доктрины, ибо она означала не только отсутствие общечеловеческого морального единства, но и единства классового. Пролетариат германский и пролетариат русский убивали друг друга и никакого единства классовой пролетарекой морали не обнаружили. Так же убивают друг друга христиане разных стран.
Жизнь безмерно сложнее всяких доктрин, и в ней огромную роль играют иррациональные стихии. Происходит столкновение не двух разных моралей, как предполагает марксистская доктрина, но и отпадение от всякой морали, взрыв в человеке того нечеловеческого, еще первобытно-звериного, что хранилось в глубине подсознательного. Достаточно вспомнить о германских концентрационных лагерях.
Человечность христианская и гуманистическая не прошла еще достаточно глубоко в человеческую природу и охватила лишь сравнительно небольшую часть человечества. И в истории мы видим не только процесс гуманизации, но и процесс дегуманизации. Оптимистические теории необходимого и непрерывного прогресса не выдерживают критики. Человеческая свобода порождает не только все ценное в человеческой жизни, она может порождать и обратное, дурное и ужасное.
Разделение на два мира, на мир света и мир тьмы, прежде всего существует и внутри каждого человека, враг есть и внутри каждого из нас. И это внутреннее разделение и раздор проецируется вовне, в объектный мир.
Это совсем не значит, что моральная проблема есть лишь проблема индивидуальная, она также есть проблема социальная, внутренне социальная. Индивидуальный и социальный моральный акт неотделимы один от другого. Неотделимы покаяние в грехе индивидуальном и покаяние в грехе социальном.
Внешняя социальная борьба против зла необходима и неотвратима, но аморальное и бесчеловечное отношение к врагу, который начинает представляться значительной частью человечества, есть порождение иллюзии сознания, которое не видит вражеских сил и внутри себя.
Просветление и углубление сознания должны привести к большей человечности и к более углубленной и более универсальной морали, которая имеет религиозную вкорененность. Мы стоим перед вечным вопросом, поставленным еще в «Антигоне» Софокла, в словах Каиафы, что лучше одному человеку погибнуть, чтобы не подвергнуть опасности весь народ, в вопрошении Ив. Карамазова о том, можно ли основать миротворение на слезинке невинного ребенка, можно ли на пытках людей основать совершенный социальный строй.
Несправедливо относить этот вопрос специально к коммунистам. Он ставится также перед всеми власть имеющими, перед создателями и защитниками всех государств и империй. Вопрос тут лишь в степени допустимости насилий, так как мир этот держится насилием. Христианское сознание может принять социальную систему коммунизма и должно признать, что капиталистический строй держится скрытым насилием. Но христианское сознание не может допустить отнесения какого-либо человека исключительно к царству диавола и отрицания в нем образа Божьего. Это относится ко всем борющимся в мире сторонам.
Христианство провозгласило, что люди — братья по Единому Отцу, что каждый человек, независимо от национальности и социального класса, несет в себе образ Божий. Самая радикальная моральная революция заключалась в заповеди любви к врагам. Это был прорыв через магический круг ненависти и мести.
Любовь к друзьям естественна, к ней нечего призывать. Но любовь к врагам уже сверхъестественна, она противоречит естественным инстинктам человека, который и на вершине цивилизации не вполне еще вышел из звериного состояния. Это особенно сказывается в международных отношениях.
Но было бы неверно и противоречило бы истории сказать, что универсальный, общечеловеческий характер христианской морали соблюдался в истории христианства. Увы! Деление человечества на две части, ненависть к врагу вошло и внутрь христианства. Отношение христиан к неверным, к не христианам, особенно отношение к еретикам и схизматикам3 внутри христианства, было проникнуто враждой и даже ненавистью, вызывало преследования. Но подземная работа христианства породила новую форму общечеловеческой морали — мораль гуманистическую. Она была эмоциональной подпочвой социалистических учений XIX века.
Универсальный общечеловеческий характер морали философски был выражен Кантом в учении о человеке как самоцели. Ни одного человека нельзя рассматривать как средство. Таков вечный принцип. Важно, что враг тоже человек, и в отношении к врагу национальному, классовому, идеологическому тоже не все дозволено.