Яков Кротов. Богочеловеческая комедия. Николай Бердяев. Вспомогательные материалы

 Николай Бердяев

Избранные мысли о вере и Боге

Церковь и политика. От Франко и Бердяева до Франко и Кордочкина

Одичание — это не когда в подъезде пьяный справляет малую нужду, а когда образованный и трезвый Андрей Кордочкин, настоятель церкви при российском посольстве в Испании, восхваляет Франко.

Приходится напоминать, что Франко выступил не против коммунистов и сталинистов, а против очень умеренного, вполне буржуазного социал-демократического правительства, выступил в защиту феодальных латифундистов, вовсе не в защиту демократии. Сталин выступил против этого же правительства, послав своих киллеров — Орлова, Грегулевича, Кольцова, пытавших и убивших Андреса Нина.

Из страха перед коммунистами европейская элита — от Лондона до Ватикана — пошла на потакание Гитлеру, Муссолини, Франко. Это был один из мощных факторов, приведших ко Второй Мировой войне.

Георгий Федотов выступил с серией статей в защиту законного правительства Испании, и за это был исключён из профессура православного института преп. Сергия, созданного белоэмигрантами (ныне этот институт уже окончательно путинизировался).

Бердяев тогда написал статью, которая вполне заслуживает войти в катехизис нормального христианина. Вот из неё отрывки.

Православие и правая политика

Признается недопустимым для профессора Богословского института заниматься политикой. Но это неправда. Профессорами Богословского института разрешается сколько угодно заниматься политикой, но исключительно «правой» политикой. Никто не предложил бы профессору Богословского института выйти из состава профессуры, если бы он написал статью в защиту монархической реставрации и крайней национальной политики. Один из профессоров даже возглавлял правую националистическую организацию.

Церковь не совершила великого акта разрыва своей связи со старым режимом, не очистилась. Нет, запрет заниматься политикой относится исключительно к «левой» политике. Г.П. Федотов — христианский демократ и гуманист, защитник свободы человека. Он терпеть не может коммунизма. Он также несомненный русский патриот, что более достойно, чем быть «национально мыслящим». Он совсем не держится крайних взглядов.

Оказывается, что защита христианской демократии и свободы человека недопустима для профессора Богословского института. Православный профессор должен даже быть защитником Франко, который предал свое отечество иностранцам и утопил народ свой в крови.

Мы знаем, что значит быть «национально мыслящим»: на практике это значит быть бесчеловечным, корыстолюбивым, насильником, ненавистником, провокатором войны, и часто войны против собственного народа. Мир погибает сейчас от национализма, он захлебнется в крови от «национально мыслящих». Церковь должна была бы осудить национализм, как ересь жизни, и католическая церковь к чести своей близка к этому осуждению.

Национализм есть язычество внутри христианства, разгулявшиеся инстинкты крови и расы. Христиане, которые не предают Христа и Евангелия (большая часть христиан предает), не имеют права быть «национально мыслящими», они обязаны быть «универсально-мыслящими», быть согласными с евангельской моралью и уж во всяком случае с моралью человеческой.

Стыдно произносить слова «национально мыслящий», «национальная политика», до того низкие вещи за этим скрыты. Есть только один критерий христианского отношения к политике — человечность, т. е. свобода, справедливость, милосердие, достоинство личности. Коммунизм подлежит христианскому суду не за то, за что его судят «правые» и «национально мыслящие», а за отрицание человечности и свободы, за отсутствие милосердия и за жестокость. «Национально мыслящие» сами охотно уничтожили бы всякую свободу, нисколько не считались бы с достоинством человека и наверное проявляли бы не меньшую жестокость. Уродливые проявления русской коммунистической революции есть прежде всего вина «правых» и «национально мыслящих» старого режима.

Есть еще одно обвинение против Г.П. Федотова: он интеллигент. По-видимому то, что он «не национально мыслящий» и с «левым» уклоном, объясняется его природой интеллигента.

Обскурантская реакция против революции превратила слово интеллигент и интеллигенция в ругательные. Особенно невежественная часть молодежи, которая не знает ни смысла, ни истории употребляемой терминологии, не сомневается в том, что очень плохо быть «интеллигентом». Но пора прекратить это безобразие. Что противополагается «интеллигенции»? Прежде всего органические сословия: дворянство, духовенство, купечество, мещанство и еще чиновничество. Русская интеллигенция имела немало недостатков и в свое время я не раз ее критиковал, когда это еще не означало бить лежачего. Но сословия эти защищали свои корыстные интересы, погружены были в ограниченный быт, отличались рабьей покорностью перед сильными мира сего. Интеллигенция же по-своему искала правды и справедливости, боролась за достоинство человека, за свободу народа, не охраняла никаких классовых интересов и возвышалась над классовой ограниченностью.

Правда, из русского дворянства XIX века вышли люди, поражающие своим бескорыстием, преодолевающие предрассудки и интересы своего класса, участники освободительного движения. Из дворянства вышли и творцы великой русской литературы. Но тогда они превращались в интеллигентов и сливались с интеллигенцией, в которой были выходцы из разных классов. Я более имею оснований гордиться тем, что я «интеллигент», т. е. искал истины и правды, чем своим дворянским происхождением.

Когда говорят, что православный должен быть «национально мыслящим» и не должен быть «интеллигентом», то всегда хотят охранить то старое язычество, которое вошло в православие, с которым оно срослось и от которого не хочет очиститься. Люди такой формации могут быть очень «православными», но они очень мало христиане. Они даже считают Евангелие баптистской книгой. Они не любят христианства и считают его опасным для своих инстинктов и эмоций. Бытовое православие и есть язычество внутри христианства.

Это язычество, давно утерявшее свою древнюю поэзию, защищается, как старая традиция, и оно именно противополагается гуманизму. В христианском смысле эта традиция не очень древняя, она во всяком случае не восходит до истоков христианского откровения, до первохристианства, до периода греческой патристики. Но в языческом смысле она очень древняя, она восходит к племенным культам, к культам домашнего очага, даже к тотемизму первобытных кланов. Любые предрассудки, любые бытовые привычки защищаются как священная традиция. Но нет никаких оснований утверждать, что всякая традиция хороша. Традиция может быть изменой, совершенной в прошлом, конформизмом с самым дурным человеческим рабством прошлого. Евангелие совсем не традиционно, оно направлено против традиционализма, оно революционно.

В истории сакрализовали всякую мерзость под напором «царства Кесаря», под корыстными социальными влияниями. Рабство, крепостное право, введенное в катехизис Филарета, деспотическая форма государства, отсталость научного знания, — всё было священной традицией.

Нет таких форм рабства, деспотизма и обскурантизма, которые не были бы освящены традицией. Нет ничего ужаснее тех выводов, которые были сделаны в историческом православии из идеи смирения и послушания. Во имя смирения требовали послушания злу и неправде. Это превратилось в школу угодничества. Формировались рабьи души, лишенные всякого мужества, дрожащие перед силой и властью этого мира. Гражданское мужество и чувство чести были несовместимы с такого рода пониманием смирения и послушания. Отсюда и подхалимство в советской России. Русское духовенство, иерархи церкви всегда трепетали перед государственной властью, приспособлялись к ней и соглашались подчинить ей церковь. Это осталось и сейчас, когда нет уже, слава Богу, лживого «православного государства».

С горечью нужно признать, что официальное православие оказывается самой обскурантской и самой инертной формой христианства. Было только два исключения — греческая патристика и русская религиозная мысль XIX века и начала XX века. Из греческой патристики, из Оригена, св. Григория Назианзина, св. Григория Нисского, св. Иоанна Златоуста и др. можно собрать цитаты, которые послужили бы отличным поводом для исключения из профессуры Богословского института. Так, например, Св. Иоанн Златоуст был настоящим коммунистом своего времени, представителем константинопольского пролетариата.

Только в русской религиозной мысли, у Хомякова, Достоевского, Вл. Соловьева, мыслителей XX века, была свобода совести и мысли. Ее никогда не было и нет в официальном православии, в официальной церковности. Такие люди, как Нил Сорский или св. Тихон Задонский были исключением.

Западные же христиане, склонные к экуменизму, более всего интересуются именно русской религиозной мыслью, часто смешивая это течение русской мысли с официальной церковностью, не зная нашей внутренней борьбы. На этой почве происходит иногда настоящая мистификация. «Правые» православные все ждут «кесаря», который будет их защищать и будет им покровительствовать, истребляя мечом их врагов. то ожидание губит православие.

Ждут «кесаря» не во имя царства Божьего, а во имя царства Кесаря, которому давно поклонились вместо Бога. Пусть успокоятся, желанный «кесарь» может явиться, если христианские духовные силы не будут этому противиться, но он будет предшественником антихриста. Тогда пожалеют о свободолюбивых демократиях. Ложное, рабье учение о грехе, ложное понимание смиренья и послушанья и приведут к окончательному царству зла, к торжеству антихристова духа в мире.

Мы больше всего нуждаемся в бесстрашной правдивости, в окончательном низвержении условной лжи, в которой гниет официальная церковность, гниет и мир. Нужно правду сказать.

Совесть перенесена на коллективы, совсем как в коммунизме, и на отвратительные мракобеснореакционные коллективы и на их желтую прессу. Но никакая коллегия не смеет посягать на священные права человека, на свободу человека. Свобода реально существует у нас лишь в»модернизме», лишь в течении, стремившемся к реформе, начиная с Хомякова, и, к несчастью, задавленном течением реакционным официальной церковности, казенного православия. Пора правду сказать на площадях, ничего не скрывая и не замазывая, правду бестактную. Православие нуждается в реформе и без реформы оно начнет разлагаться и выделять трупные яды. То, что называют «истинным», «ортодоксальным» православием, и есть это разложение, омертвение. Реформа совсем не означает реформы типа лютеранского или кальвинистического, она будет иной. Но свободу духа, свободу совести, свободу мысли она будет защищать более чем Лютер и Кальвин, которые защищали ее недостаточно и непоследовательно. Реформа начнет с признания верховенства личной совести, не поддающейся отчуждению и экстериоризации, т. е. свободы духа и независимости духовной жизни от влияния «царства Кесаря». Соборность не имеет никакого смысла, если она не заключает в себе свободы духа и личной совести. Без свободы соборность есть внешний авторитарный коллективизм.

Сейчас повсюду в мире происходит разделение христианства и это разделение необходимо углублять. Происходит катастрофическим путем очищение христианства от тех исторических наслоений, которые ничего общего не имеют с истоками христианства и привнесены социальными интересами царства кесаря. Это есть одухотворение христианства, оно делается более внутренним и искренним, более связанным с заветами Христа и более творческим. Наступает конец «бытового», т.е. языческого христианства, происходит разрыв с языческими традициями в христианстве, с ложной сакрализацией исторических тел, происхождение которых должно быть объяснено социологически. Кончается царство условно-риторического, декламационного христианства. Но перед своим концом оно может еще сделать много безобразий, много злобы еще может проявить. Христиане нового типа, нового чувства жизни, творческие христиане всех вероисповеданий перекликаются между собою и между ними больше близости, чем внутри каждого вероисповедания. Они должны соединяться.

Христианство очищенное, освобожденное от плена, которое нельзя уже будет заподозрить в защите классовых интересов и социальных несправедливостей, поставлено перед новой социальной действительностью и должно дать творческий ответ на социальные проблемы наших дней.

Прежде всего, христиане должны отказаться от дурной и двусмысленной привычки отвечать не на тот вопрос, который им задают. Когда вас спрашивают, как вы относитесь к данному конфликту рабочих с капиталистами или к коллективным контрактам, то не подобает отвечать: «Мы верим в бессмертие души», или «мы верим в богочеловечество Христа». Подобает дать конкретный ответ именно на поставленный вопрос. Эти ответы невпопад всегда производили впечатление защиты какой-либо несправедливости.

Пора прекратить разговоры о словах и начать разговоры о реальностях.»Правый» и «левый» — условные знаки и слова эти в нашу эпоху теряют реальный смысл. Важно определить, какие реальности скрыты за словами и знаками.

Требуют, чтобы православные были «правыми», видят в этом существенный признак «православности». Что за этим практически реально скрыто? Реально, за «правыми» скрыто — политический аморализм, отрицание свободы и достоинства человека, культ грубой силы, практика насилия в отношениях между людьми и народами, издевательства над евангельской моралью в социальной жизни.

Я не вижу у «правых» благородных движений души, они всегда защищают деспотическую власть, национальную вражду и войну, капиталистов и банкиров против рабочих, несправедливые привилегии, жестокие наказания, насилие над совестью и удушение свободной мысли.

«Правые» легко делаются изменниками своей родины и своему народу. Романтики консерватизма, люди идеи, составляют ничтожную группу, которая не имеет никакого практического значения, главенствуют реалистические дельцы. «Левость» тоже часто бывает лживой, корыстной и декламационной. Из того, что есть «левые», изменяющие свободе и человечности, например, коммунисты, никак не следует, что свобода и человечность — дурные принципы. «Правые» никакой ненависти не испытывают ко «лжи» коммунизма, бесчеловечию и насилию, им это даже нравится и вызывает зависть. Они ненавидят «правду» коммунизма, принцип бесклассового, братского общества, не знающего эксплуатации человека человеком, идеал мира между народами.

Христианство может стоять лишь за политику, которая признает верховную ценность человеческой личности, ее свободу и достоинство и братскую организацию социальной жизни, и будет против идолопоклонства перед государством, национальностью, внешней церковностью и нечеловеческими коллективными общностями, обычно прикрывающими реальные интересы господствующих классов.

Очищенное христианство должно вернуть моральному началу жизни его достоинство против моды православного аморализма, против лжемистического и лжесакраментального аморализма, стоящего не выше, а ниже морали человечности.

Было бы ошибкой защищать право христианина исповедывать какие угодно политические идеи. Христианин не имеет права держаться политического направления, попирающего свободу и человечность, противоположного евангельскому духу любви, милосердия и братства людей. Христиане должны образовать союз борьбы за свободу человека.

 

См.: Человечество - Человек - Вера - Христос - Свобода - Указатели.