Ко входуБиблиотека Якова КротоваПомощь
 

Яков Кротов

К ЕВАНГЕЛИЮ


Лк 12, 3 Посему, что вы сказали в темноте, то услышится во свете; и что говорили на ухо внутри дома, то будет провозглашено на кровлях.

№61 по согласованию. Фразы предыдущая - следующая.

Эта фраза - только у Луки, и её легко понять неверно, как поощрение миссионерства, аналог призыва быть свечой, поднятой повыше. Через пяток предложений Иисус призывает исповедовать веру в Себя перед всеми людьми, не стесняться. Однако, пять предложений могут быть как пять километров. Тут Иисус предупреждает лицемеров, ханжей, людей, у которых двойная жизнь: выплывет! Всё раскроется!! Вовсе не потому, что кто-то шпионит за ханжами, скорее, сработает принцип Мидаса.

Человек рождён для гармонии. Лицемерие - не обязательно обман других, это может быть самообман. Самообман почти неизбежный, ведь любая жизнь есть постепенное развитие, и в каждое мгновение в любом человеке присутствует и зелёный листочек будущего совершенства, и остатки прошлого греха. В лучшем случае, конечно - если человек тянется к совершенству. Тут появление раздвоенности неизбежно. Вопреки Стивенсону, мистер Хайд не появляется из мистера Джекила, наоборот: из грешного появляется зародыш святого, чистого. В этом точность вопля: "Согрешил я уже в утробе матери своей!" Вот святостью в утробе матерью похвастаться не можем, и детское наше обаяние - обаяние не святости, а упаковки, бутона. Начинаем разворачиваться - и сразу появляется желание спрятать всякий мусор, особенно гнусный на фоне зари. Всё нормально, нечего пугаться, это ещё не лицемерие, это - гигиена. Отхожее место - не лицемерие, и люди, которые справляли бы нужду на площадях на глазах у всех, заслуживали бы титула не особо откровенных, а невоспитанных особ. Даже Диоген такое делал не регулярно, в порядке спектакля-юродства-воспитания.

Лицемерие начинается там, где человек приглашает в отхожее место приятеля и начинает там с ним что-то обсуждать в надежде, что никто не услышит. При переводе на язык одного маленького племени, у которого в принципе в домах нет личных комнат, "внутри дома" пришлось перевести как "под амбаром". А каково переводить этот текст на язык народов, у которых крыши не приспособлены для хождения...

Что же это такое - настолько плохое, что нельзя сказать при всех, но достаточно хорошее, чтобы сказать было нужно, чтобы поделиться с другом было можно? Неверие, недоверие, маловерие!!! Человек поставил себе высокую цель, поднапрягся и - пукнул. Ничего не выходит! Тянет вниз! Но отступиться - тоже стыдно, не хочется. Остаётся с приятелем уединиться и сказать: "Нет, ну ты представляешь, опротивело всё - и просфоры, и причащение, и все эти заповеди-маповеди, и духоносные старцы, и молитвы. Кажется, всё это такое фуфло!"

Это будет сказано искренне, это будет правда - в том смысле, что "кажется" реально. Но это будет та самая "хула на Духа Святого", которую чуть ниже Иисус назовёт непростительным грехом. Лицемер - не человек, который впал в уныние или слабость, а человек, который решил, что падение это неизбежно, что уныние и слабость реальность, а вдохновение и полёт - самообман и обман, но говорить об этом всем не хочет. Стыдно или считает напрасным трудом. И вот поддерживает красивый фасад, не веруя в то, что говорит и делает. Жуткая ситуация, именно поэтому человеку так нужно в этой ситуации облегчение - и оно приходит, когда делишься с другим. Причём делиться надо только с тем, кто не будет тебя переубеждать. Есть солидарность веры и надежды, есть солидарность цинизма и отчаяния.

Ровно по той же причине, из-за потребности разделить несчастье тайное становится явным. Друг, возможно, вполне настоящий, но ты же поделился с ним ядом, гадостью - ты отравил его, и он будет искать, куда бы сплюнуть отраву дальше. Начался процесс разложения, выделения метана. Рано или поздно ваши плевки и пуки соединятся в такой бурный поток, что затопят небоскрёбы, разве что Арарат будет выглядывать.

Лучшее лекарство от надрыва, от лицемерия, от самообмана и коллективного отчаяния - правда. Скажи себе, скажи другу, скажи врагу, скажи в микрофон, что - да, я сомневаюсь в Боге. Я часто сомневаюсь в том, что Он есть. Часто сомневаюсь в том, что Он может сделать чудо (а в этом мире любое добро - чудо). Сомневаюсь в том, что Святой Дух может преобразить человеческую душу. Мою - что-то не очень преображает. Каков в колыбельку, таков и в могилку, и купелька ничего не изменила. Бессилен Бог! Моя слабость сильнее Божьей силы! Вот Тебе, Бог, правда, вот Тебе, Дух, истина!

Сказал - и что? Полегчало? Слава Богу! Мир не рухнул? Ты проверь, проверь - не рухнул? Бог на месте? На месте. Дух дышет, где хочет - включая тебя? Дышет. Ну вот и ладушки! Ничего страшного, всякий может устать, и даже должен, мы же люди, а не камни. Впрочем, и камень устаёт - и тогда разваливается на два камня, а потом ещё и ещё, пока не превратится в песок. Так будет и с человеком, если он будет скрывать от себя свою слабость, свою способность быть усталым. Конечно, это не означает, что надо грузить других своими проблемами, но не надо делать вид, что их вообще нет. Держи фасон, но не уверяй, что за фасадом нет бурь и землетрясений.

Зачем дано человеку уставать - уставать так, как не устаёт ни одно живое существо, уставать не только телом, но и духом,уставать образом Божиим в себе? Затем, наверное, чтобы гармонизироваться с другим - с Богом, с человеком, с мирозданием. Если бы человек был как ракета, с постоянным ускорением летящая к цели, это была бы очень опасная и неприятная ракета. Наши торможения - гарантия того, что мы люди, а не метеориты. Главное - не превращать усталость в уныние. Усталость говорит: "Я сейчас должен полежать". Уныние подхватывает: "Потому что весь мир лежит во зле, Христос лежит в гробу в белых тапочках, и всё обречено улечься, так что лежим и не дёргаемся!" Другу говорит, не вслух - потому что стыдно, потому что знаем, что это не так. Что ж, скажем вслух - и устыдимся, и подымемся, почистимся, и вперёд, благо Бог нас ждёт, Он, хотя и не устаёт, но постоянно останавливается, чтобы Его догнали уставшие и обременённые. Резвые же циники не то что Бога - божью коровку не догонят.

 
Ко входу в Библиотеку Якова Кротова