Лк. 18, 3 говоря: в одном городе был судья, который Бога не боялся и людей не стыдился.

№114 по согласованию. Фраза предыдущая - следующая. См. притчи. Только Лк.

Притча о неправедном судье и докучливой просительнице - вот настоящая "туринская плащаница". Вот где почти всё нужно понимать наоборот, и чёрное считать белым, белоё черным. Во-первых, никто христианина не обижает и обидеть не может. По определению. Нельзя обидеть бессмертного (верующего в воскресение, что то же). Во-вторых, это христианин - обижает там, где должен был бы радовать, христианин - соперничает там, где должен был бы сорадоваться, христианин нападает там, где должен был бы защищать. Причём всё это мы делаем именно во имя Христа, вот в чём беда. Если в чем сходство и есть, так это в том, что все мы христиане от беды от беды, а в промежутках... Главное же - Бог не тем отличается от неправедного судьи, что судит правильно. Бог судит - с человеческой точки зрения - неправильно. Страшный Суд страшен тем, что это суд милостивый. Христиане предпочитают этого не афишировать, но всё-таки "прощайте ненавидящих" - это же не только о человеческом. Это и о Божьем. Да и кому нужен рай при концлагере! Людей шокировали в своё время фотографии немцев - персонала концлагеря в Освенциме. Шокировало, что нормальные люди не понимали, что нельзя быть нормальными рядом с адом. Бог не дурее же эсесовцев! Так что для торжества над соперником надо не к Богу прибегать. Во всяком случае, не к тому Богу, Которого открывает Иисус. Потому-то Господь и перескакивает вдруг на дефицит веры. Вера нужна не для того, чтобы верить в скорый суд Божий, а для того, чтобы на этом суде верить, что решения Божии - справедливы, хотя столь непохожи на наши решения. Главное же: суд земной - процедура временная. На случай катастроф. Стоп-кран. Хороший судья тот, с которым расстаёшься поскорее. Хороший царь тот, которого не видишь, разве что на картинках. Ну каково жить в одной квартире с Николаем II или с Александром Македонским! Но ведь Бог - прямо наоборот. Авария, если Его нет или если Он невиден, далеко. А если Он рядом, ничто не страшно. Евангелие есть благая весть о том, что Бог не надзиратель, который врывается в толпу дерущихся заключённых, лупит дубинкой направо и налево и наводит порядок. Не зал суда, а зал ресторана. Составлены столы. После заседания суда расходятся, после Страшного суда наконец-то сходятся, причём навечно. Противником оказывается не другой человек, а смерть, ненависть, рознь. Если противник разъединяет, то Спаситель соединяет, а не помогает жить в разъединении, и это соединение происходит уже тут. Не бывает вечной розни, не бывает вечной ненависти, не бывает вечного соперничества, - вечность принадлежит лишь благодарности, любви и счастью.

* * *

По проповеди в субботу 23 февраля 2013 ., 1938

В православной богослужебной традиции притча о судье и вдове читается в субботу накануне того воскресенья, когда читают притчу о мытаре и фарисее, начиная подготовку к Великому посту. В обоих притчах главный герой – Бог как Судья. Правда, в первой притче судья торопится и, возможно, несправедлив – а кто сказал, что требования вдовы законные? Незаконные они, это логично предположить в контексте юмористического текста – а эта притча так же юмористична как притча о неправедном управителе, только это не так заметно. В конце концов, какой судья не боится ни людей, ни Бога? Только Сам Бог!

Во второй притче Бог не торопится. Мытарь просит, просит, а в ответ – ничего. Мытарь не в претензии, и мы не в претензии, если каемся от сердца. Не даёт Господь умиления и щекотанья в поджелудочной или где там ещё зарождается чувство умиротворённости – ну и не даёт, Ему виднее, значит, надо ещё попокланиваться. Умел грешить, умей ответ держать. Долго грешил, долго кайся. Вдова занудно просит помощи в своем деле – праведном или неправедном, не так важно – а ты занудно проси прощения за свои дела, и уж тут важно, что они неправедны.

Мытарь видит фарисея и – в притче это не сказано, а убрано в подтекст – восхищается им, его молитвой, его незапятнанностью. «Прости, Господи, что я не таков, как этот фарисей!» Вот фарисей мытаря не видит. Он лишь помнит, каков мытарь был – до покаяния. Лица кающегося мытаря он не видел, видел богача (а фарисей, скорее всего, сильно победнее). Видел со спины и прошёл вперёд. Фарисей не видел того, что видим мы, разглядывая эту притчу – что мытарь кается.

У фарисея общее с вдовой – ресентимент, озлобленность. Мир полон хищных грязных мытарей и сильных алчных «соперников». Бедную вдову всякий норовит обидеть! А на самом-то деле, никто её, скорее всего, не обижал, просто никто не желает взять её в жены, вот сволочные какие мужики! Мир Евангелия, мир Христов, Царство небесное – противоположные, тут нет ни врагов, ни соперников, одни друзья и святые. И заповедь о любви к врагу – лишняя для верующего, потому что нет врагов. Есть простые друзья и сложные друзья, вот последних ошибочно и считают врагами. Конечно, есть люди, которые делают нам гадости, но ведь и друзья иногда так делают! Это вообще не наша забота, наша забота – другим не делать зла. Для чего и просим у Бога помилования – помилует, и нам будет хорошо, а будет хорошо мне, будет хорошо и окружающим. Потому что и грешим мы только потому, что на душе плохо, скверно, тяжко. Милость Божия – не предмет, а энергия. Осуждённый человек живёт словно в игрушечном магазине, где либо мне достанется игрушка, либо другому. Помилованный человек живёт словно на игрушечной фабрике, где сколько нужно игрушек, столько и произведём! Поэтому мы идём к Судье не как сердитая вдова, не как сердитый фарисей – вот есть враги, так мы к Богу, а не было бы противника, вдова не пошла бы к судье, фарисей не молился бы Богу. Мы идём к Богу как весёлая вдова, как весёлый фарисей (Господь и был весёлым фарисеем, что доказывается этой притчей). У вдовы из притчи отбираем настойчивость в молитве, а духа непрощения не берём. У фарисея из притчи берём – ну, тоже настойчивость в молитве, а духа того же непрощения тоже не берём. Нет у нас никого нехорошего ни за спиной, ни за за стеной, и вообще мы не вдовы, а невесты, только малость ополоумевшие, - так сердимся на продавца в магазине, что не замечаем, какими глазами на нас глядит Жених… Так сердимся на мытаря за спиной, что не замечаем Бога перед носом.