Лк. 18, 11 Фарисей, став, молился сам в себе так: Боже! благодарю Тебя, что я не таков, как прочие люди, грабители, обидчики, прелюбодеи, или как этот мытарь: №115 по согласованию. Фразы предыдущая - следующая. Иллюстрации к притче. Современные фарисеи молятся: "Благодарю Тебя, Господи, что я не таков, каким меня описывает этот журналист, кинорежиссёр, политик". * Роберт Музиль (1994, с. 235-5) писал, что влюбленность сопровождается подчас унынием: "Уныние моралиста, вдруг неожиданно встретившего небо на земле ... достаточно представить себе, каково было бы, если бы нас не окружало ничего, кроме этой тихой синей лужи с плавающими в ней мягкими, белыми воланами. Сам по себе нравственный человек смешон и неприятен, как учит запах тех смирившихся бедняг, у которого нет ничего за душой, кроме их нравственности; нравственности нужны великие задачи"."Небо на земле", - слова красивые, и история русского христианства начинается с того, что послы Владимира восторгаются богослужением: мол, не знаем, на небе мы были или на земле. Но ведь они не сказали, что были на небе; только - не знаем... В этом отличие веры от любого душевного помутнения, вызвано оно наркотиком или влюбленностью. В этом отличие влюбленности от любви. Влюбленный точно знает, что он на небе, любящий в высшей степени не уверен, на земле он или на небе. Точность знания и вызывает уныние, - специфический запах уныния, который отличает фарисеев от кающихся мытарей. Покаявшийся самоуверен и уныл, кающийся неуверен и весел. Фарисей полагает, что Царство Небесное - это Иисус пришел с небом под мышкой, свернутым словно коврик, и постелил для избранных. А Царство Небесное - это не небо, а огонь с неба. "Великая задача нравственности" не в том, чтобы всех сделать нравственными и рассадить по облакам, а в том, чтобы перестать заботиться о том, нравишься ты Богу, нравится ли тебе Бог. Лк 18, 9: ФАРИСЕЙ И МЫТАРЬ: 1996 г. В воскресенье 4 февраля Православная Церковь начинает подготовку к Великому Посту (Пасха в этом году рано, 14 апреля), называя этот день "неделя о мытаре и фарисее". Наконец-то! Среди постоянной заботы о пропитании вдруг тихо (и хорошо, что тихо) звучит голос о том, ради чего питаемся. Существует понятие "качества жизни": важно не только, есть ли колбаса, но и какая это колбаса, не только, есть ли свободное время, но и как мы используем свободу - как дубинку или как лестницу. Притча о мытаре и фарисее изображает не столь привычный нам конфликт голодного и сытого. И фарисей, и мытарь были представителями тогдашней номенклатуры. Фарисей представлял номенклатуру духовную, был кем-то вроде нынешних учёных архимандритов с дипломами о богословском образовании, величавой осанкой, нежно светящимся от постов и смирения лица. Мытарь же представлял номенклатуру светскую: сегодня он бы собирал взятки с коммерсантов, оправдываясь тем, что все берут, что иначе не прокормить семью, что не он такую систему выдумал. Не надо думать, что нынешние церковные деятели очень уж рады, когда рядом с ними встают покрасоваться чиновники со свечками: наверняка испытывают брезгливость (помнят, как еще недавно эти чиновники измывались над верой, а прощенья ведь ни один не попросил), радуются, что Господь привел их в архиереи, а не в начальники департамента. Так и древний фарисей, заметив при входе в синагогу мытаря, внутренне передернулся и, пройдя вперед, вспомнил его в молитве: "Боже! благодарю Тебя, что я не таков ... как этот мытарь!" Что он именно прошёл вперед, уверенно, как нынче духовенство уверенно идёт в алтарь, зная, что за ним никто не последует, ясно, потому что Господь Иисус сказал, описывая мизансцену, что мытарь стоял "вдали". Только, когда мы самоуверенно идем впереди другого, мы всегда забываем, что на затылке глаз нет, что человек, которого мы обогнали, может измениться. Мытарь-то, может, входил в храм нагло, но увидев набожность фарисея, смешался, смутился, что-то в нём дрогнуло, совесть заговорила, и он вдруг почувствовал, что с Бога-то налог не сдерешь, что Творец не с ним и его законами, а с теми, кого он обирал. "Боже! будь милостив ко мне грешнику!" — только и смог произнести мытарь. Фарисей, видимо, оказался для него живым укором, полезным укором; только вот сам фарисей, говорит Христос, был менее "оправдан". Не вообще проклят, не отвергнут за проблеск гордыни, а менее оправдан, унижен в самом простом смысле слова, как унижает себя всякий, унижающий другого. Церковь запрещает поститься целую неделю после воскресенья мытаря и фарисея, чтобы мы, берясь за вилку, вспоминали, что не стоит колоть другим глаза. Доп. 2001 г. (тоже - 4 февраля воскресенье мытаря и фарисея): Кроме номенклатуры, есть еще и простые люди. Которые, кстати, в основном вообще в церковь не ходят: одним нечего стыдиться, другим нечем гордиться. * Притча о мытаре и фарисее следует сразу за притчей о настырной женщине, которая одной настырностью, без денег уломала судью вынести справедливое решение. Собственно, судья не собирался, видимо, выносить несправедливое решение - однако в жизни большинство ситуаций таковы, что отсрочка справедливости смерти подобна. А воскресение подобно внезапной, неожиданной справедливости. Эта настырность есть сама жизнь. Чтобы воскреснуть, надо при жизни быть живым. Не быть поленом. Это общая черта у мытаря и фарисея - один преуспевает в бизнесе, другой в аскетике, но оба пытаются преуспеть, оба успешны. Разница в том, что мытарь просит, а фарисей нет. Мытарь просит милости, фарисей благодарит за милость. Но это же богохульство - считать, что мы уже всё получили. Конечно, "я" могу всё получить - достаточно сократить притязания. Однако, "мы" никогда не скажет "Мгновение, ты прекрасно!" Для "я" просить прощения, для "мы" - здоровья, денег, процветания. Просить навязчиво и неотступно, не потому что нужно учить Бога, что делать, а потому что нужно учить себя любить других. Даже молитва фарисея сама по себе не криминал - ну, лучше ты других, верно, так не благодари, а скорее проси, чтобы другие сравнялись с тобой и тебя опередили. * Томас Мертон, размышляя о мытаре и фарисее, писал, что беда фарисея в том, что он стал тем, кем хотел стать. "Чтобы я стал собой, должен прекратить своё существование тот, кем я всегда хотел быть. Чтобы найти себя, я должен выйти из себя. Чтобы жить, я должен умереть". Причина на светском языке зовётся себялюбием, но слишком часто себялюбие противопоставляют любви к другим людям, а оно противостоит любви к Богу. Бог есть - а для фарисея это не так уж важно. Гордость одна у верующих и неверующих, и пахнет она одинаково противно. Фарисей сравнивает себя не с Богом, а с людьми. Мытарь же верует в Бога настолько, что сравнивает себя с собой и обнаруживает колоссальную недостачу. Мертона по сей день очень любят мытари и очень не любят фарисеи. Ещё бы, характеристика-то какая: "Если гордый считает себя смиренным, дело его плохо. ... Довольство собой под видом служения Богу может довести до любого зла. Человек так себе нравится. что больше не выносит советов, тем более - повелений. Когда кто-то противится его воле, он смиренно складывает ручки, но в сердце своем говорит: "Меня гонят невежды! Куда им понять того, ко ведёт Дух! Святых всегда мучают. Просто ужасно, когда такой человек мнит себя пророком, посланником Божиим, или тем, кому суждено изменить мир... Он может разрушить веру и сделать ненавистным для людей имя Божие".Да вот хотя бы свежая драма с Папой Римским, который сам не фарисей, но вокруг которого фарисеев предостаточно, и они повторяют: "Благодарим Тебя, Господи, что Папа не таков, как прочие люди!" (Идолопоклонство, культ личности и кумира - особо утончённая гордыня, когда восторгаются другим, так что и своё самолюбие тешат (ведь другой - именно мой кумир! вот я какой умный, сделал себе кумира из лучшего человека в мире!!!) "Не за что!" - ответил бы Господь таким пассивным фарисеям, да Он занят более важными делами, утешая, исцеляя, наставляя. Папа ошибся - не в догматическом вопросе, а в сугубо административном. Заявил, что фарисеи от католичества очень страдают, и выдал им грамоту. А они не только не страдают, а с азартом заставлять страдать окружающих. Теперь канцелярия заявляет, что Папа не знал этих подробностей. Что ж, возможно, не знал - так надо не заявления делать, а прежде всего грамотку-то забрать. Конечно, любой администратор воспринимает отмену своего решения как смерть, но Папа Римский всё же не должен быть только администратором. И ведь не воскликнешь: "Благодарю Тебя, Господи, что я не таков, как этот Папа Римский!" Очень было бы недурно, если бы я был хотя бы в четверть этого Папы Римского последователем Христа и Его вестником. * Фарисей не благодарит Бога, фарисей ворчит на Бога. "Благодарю тебя, что этот виноград зелен!" В современной России все так молятся - то есть, ворчат. Бывшие коммунисты в церкви с пудовыми свечками, бандиты в церкви с колоколами, гебисты с двуглавыми орлами... простому человеку помолиться невозможно, глядя на это... Да какая разница, кто в церкви? Не стриптиз-бар. Хочет, хочет фарисеюшка стать богачом. Фарисеи-то были бедные, потому что всё время изучали Писание. Хочет, хочет ворчун стать бандитом или президентом. Не хотел бы или хотел бы изгнать их из Церкви - не ворчал бы, а занялся бы нудной политической и церковно-общественной активностью, но на всякую активность он ещё больше ворчит. Далеко нам до фарисея, потому что мы бедны от лености, не от набожности. Далеко нам до мытаря, потому что деловой человек кается, точно просчитывая, сколько и в чём согрешил, а лодыри каются "вообще", от нечего делать, не собираясь ничего менять, а только желая удовольствие от умиления получить. Мытарь у людей деньги крал, а безалаберное покаяние у Бога время крадёт. Фраза фарисея о том, что он платит десятину со всего, что имеет, скорее всего вызывала улыбку. Так девушка может жаловаться, что устала, стирая бикини. Это мытарю трудно заплатить десятину, потому что у него доходы большие, а фарисею-то с чего платить? каждую десятую дырку Богу жертвовать? Нет у нас выбора между фарисеем и мытарем. Выбор - значит, наши глаза глядят на других. Наши глаза - наш перископ. Убрать перископ, опуститься на дно и посмотреть внутрь. В глубине, где человек не пытается быть кем бы то ни было, человека ждёт Бог. 1484 У всякой добродетели есть свой карикатурный адский двойник. У высшей добродетели – благодарности, двойником является высший грех – гордыня. По языковому выражению и по эмоциональному самоощущению гордыня есть благодарность Богу, что и обозначено чётко в притче о мытаре и фарисее. От настоящей благодарности её отличает агрессия – и в адрес Бога, и в адрес людей. Гордыня благодарит Бога, не интересуясь, какой благодарности ожидает Бог и за что. Гордыня убеждена, что представления Бога о должности и благом такие же, как у гордеца, потому что других представлений быть просто не может. Может ли Бог переубедить гордеца? Конечно, нет, это противоречило бы свободе человека. Откровение Божие выражается в словах, но в принципе не может быть таких слов, которые бы гордыня не перетолковала на свой лад. Точно так же не может быть таких чисел, которые можно было бы только складывать, а не вычитать. Смирение – складывает, гордыня – вычитает. Что Бог ни скажи, ханжество всё превращает в бензин своего властолюбия. Гордыня непрошибаема – ничего удивительного. Удивительно, что гордыня в мире не так много, как должно было бы быть. Казалось бы, сорняки обязательно должны задавить окультуренные растения, глупость обязательно должна задавить ум, разврат – добродетель. Но нет! Да, на одного праведника приходится сто грешников, но на одного гордеца приходится сто нормальных людей. Этим и живём. Полезно помнить, кстати, что мытарь не лгал – как и фарисей. Оба высказывали совершенно истинные утверждения, описывали реальность точно, только выводы делали разные. Фарисей полагал, что Бог ему больше не может ничего дать, мытарь полагал, что Бог должен дать ему всё. А вы думали, смирение – это «спасибо, не надо»? Благодарность только на биологическом, животном уровне есть сигнал: «Спасибо, достаточно!» Я сыт, больше в меня не влезет. Мгновение, мы с тобой прекрасны! Это и есть смерть, ад и скрежет зубовный. Духу всегда мало. У мытаря всё было – и сыр с плесенью, и автомобиль без крыши, и старое вино в ветхих мехах – ещё и святости захотелось, чтобы его Бог любил, и все люди любили (именно это означает ёмкое «милостив буди мне, грешному»). И правильно! Вечная жизнь возможна только там, где вечная ненасытность. Именно этой ненасытности, открытости бесконечному не хватает в абсолютно статичных картинках, где вечная жизнь – словно вечная кома, где сто сорок четыре тысячи фарисеев вечно тянут своё «Слава Тебе, Господи, что я не таков!». Благодарность духа ненасытна – это объясняет, почему в религиозной жизни благодарность так густо пересыпана просительными возгласами. А чем это отличается от щенячьего повиливания хвостиком? От лести с вымогательством и прочих манипуляций? Да вот тем самым – «милостив буди мне, грешному». Кто хочет стать всем, тот должен стать ничем. К фарисеям это тоже относится. Фарисею не следовало ничего менять в своей жизни – достаточно было просто сказать «Боже, милостив буди мне, грешному». Потому что выполнение заповедей Божиих – это всего лишь выполнение заповедей Божиих. Ну, святость. Ну, деньги. Святость не отменяет греховности, совершенство не делает Богом. Смирение, конечно, тоже не делает Богом, но хотя бы освобождает для Бога место. Покаяние не благодарность, но покаяние – победа над фальшивой благодарностью. Без этого не пройти к настоящей благодарности, когда мы благодарим Бога и за мытарей, и за фарисеев, и за палачей, и за лжецов (не за палачество и ложь!). Благодарим за то, что другие не такие же, как мы, что мы не живём в кошмаре зеркальной комнаты. Благодарим за то, что в жизни всегда есть место благодарности. Благодарим за то, что жизнь – не ресторан, где можно выбирать из меню, что повкуснее, а бесконечное поле, непредсказуемое, неполное без нас и так же благодарное за нашу творческую непредсказуемость, как мы благодарны за непредсказуемость Творца. * * * Святой свят лишь настолько, насколько сравнивает себя со святостью Божией. Как только святой сравнивает себя с людьми, он - ханжа, фарисей в самом худшем смысле слова. "Я не таков" - абсолютная истина. "Я" всегда не таков как Бог и не таков как другие люди. Вопрос в том, какое из "я не таков" возобладает. У мытаря - "я не таков как Бог". У большинства читателей притчи невольно молитва мытаря читается как "Боже, милостив буди мне, грешному, в отличие от этого праведного фарисея!" Нет, это была бы всё та же фарисеева молитва, только в виде гусеницы. "Боже, милостив буди мне, грешному в сравнении с Тобою". Вопли про то, что современные люди оттеснили человека на обочину из центра, и это очень плохо - это фарисейские вопли. Не должно быть человека в центре. В центре - пустота, за которой Бог, доступный лишь вере. Эта вера вполне доступна лишь полноценному человеку, который не считает себя ниже или выше других. Нормальный человек. Совершеннолетний, как выразился Кант с немного кривой улыбкой. Только взрослый человек может стать Авраамом, инфантильный обречён быть Исааком, которого вечно связывают, куда-то ведут, иногда развязывают, иногда режут, иногда поручают ему кого-нибудь зарезать. Мытарь - успешный, уверенный в себе человек, никому не завидующий, но - восхищающийся Богом. Сегодня говорят "восхищённый", а в старину говорили с ударением на второй слог, "восхищенный", и это означало "поднятый ввысь". Не там высота веры, где человек видит Бога - сколько ни воспаряй, Бог остаётся невидимым - а там высота веры, где человек видит самого себя маленьким. А других? А другие это образ того же невидимого Бога. Не Бог - именно что образ Божий. Бог остаётся единственным центром. Если другой человек становится в центр, точкой отсчёта - конец. Либо возобладает центростремительная сила, и мы разобьёмся об этого человека, либо центробежная - и мы с ним разлетимся в разные стороны ада. Любовь там, где двое вращатся вокруг Единственного. Наши низкие слова о себе - не самоуничижение, не самоуничтожение, а саморождение. Как Рождество - появление Невидимого в видимом, так покаяние - появление видимых в Невидимом. Не надо бояться, что покаяние нас уничтожит, надо бояться, чтобы мы не лопнули от самодовольства. Ниже Бога не опустимся - Он в хлеву, Он в преисподней. Нужно опуститься на высоту любви, чтобы оказаться рядом с Богом, с любимым и со всеми рядом - в любви. 1937. |