Лк. 24, 12. Но Петр, встав, побежал ко гробу и, наклонившись, увидел только пелены лежащие, и пошел назад, дивясь сам в себе происшедшему.

Ио. 20, 6 Вслед за ним приходит Симон Петр, и входит во гроб, и видит одни пелены лежащие,

№167 по согласованию. Фразы предыдущая - следующая. См. предыдущую и следующую у Иоанна.

В этой точке повествования Луки и Иоанна сопадают. Лука не упоминает, впрочем, что Пётр был не один. Больше всего, однако, впечатляет не путаница в повествованиях о воскресении, а стиль этих повествований - каждого в отдельности, всех вместе. Абсолютно постмодернистский стиль. Недаром многие толкователи предполагали, что тут поработал какой-то редактор, вырезавший нежелательные куски ("нежелательность" каждый толкует в меру своей фантазии). Евангелие всегда строится по принципу "факт-комментарий", и вдруг именно в рассказе о воскресении комментарии куда-то пропадают, словно проповеднические способности евангелистов вознеслись на небо приуготовить там место Христу. Пётр увидел - евангелист пишет: "Пётр увидел". А дальше? А ничего! Как если бы нашли утерянную главу "Евгения Онегина", а она была написана прозой, в виде канцелярского прошения о разводе Татьяны. Войдя туда-то, увидел то-то... Если бы все так писали - жить было бы намного лучше. Пушкинская проза (недооценённая) такова. Чтобы написал современный ханжа: "Войдя, я увидел туринскую плащаницу и слёзы потекли по моим щекам. Незримый свет осенил... Благоухающие крылья ангелов... Невыразимый трепет наполнил...". Какая же гадость это заливное православие! То ли дело: "Труп отсутствует. Саван на месте. Сбоку лежит сложенный головной платок. Свидетель ушёл и от удивления никому ничего не рассказывал". Тут сливаются наука и вера, бесстрастие того, кто описывает факты, и страстность того, кто столкнулся с фактом неописуемого.

*

^{Ио. 20, 6} "Вслед за ним приходит Симон Петр, и входит во гроб, и видит одни пелены лежащие,"

Петр делает то, к чему призван всякий верующий. Он входит во мрак. В этом мраке нет света, есть только белесоватые пятна - отблеск жизни за пределами Бога.

Да, Бог есть свет, но свет есть и мрак, и это особенно знает современная физика. Просто человек обычно видит лишь малую часть светового диапазона и считает светом ее. Это все равно, что считать пространством лишь свою квартиру и путь до работы, а все остальное считать пустотой. Что, впрочем, подсознательно многие и считают.

О том, что на какой-то высоте молитвы Бог воспринимается именно как мрак, а не как свет, говорили многие "мистики". Само существование такого слова тоже не слишком умное. Наверное, это вытеснение из души того простого факта, что каждый молящийся, каждый верующий либо мистик и входит в Бога, либо он псевдо-молящийся.

Нельзя молиться до определенного уровня, а потом прекращаться. Молитва есть общение, в ней всегда есть Другой - Бог. Прочесть молитву, даже сказать молитву - не молитва. Надзиратель отдает команду заключенному, но это же не молитва. Если просто сказать что-то Богу и не замереть, слушая Его, то это попытка быть надзирателем, повелителем Бога. Вот уж точно - "молящийся человек".

Если трезво посмотреть, дикое выражение, "молящийся". Все равно как "верующийся". Словно "моющийся". Можно подумать, Дух Божий - это словно душ. Захотел - включил, захотел - выключил. Бог, потри мне спинку...

Чтобы увидеть воскресение, надо войти во тьму. Из пещеры светлой, из пещеры космической, о которой писал Платон, из бесконечно-огромной пещеры, которая есть вся наша жизнь, войти в крошечную пещеру-склеп, где и теней на стене нет. Для Платона воскресение - выход из пещеры на свет, для Петра - вход в пещеру. Ослепление. Вот уж точно - "слепящая тьма". А затем постепенно глаза начинают различать белые куски ткани, скорлупу воскресения, разломанный кокон вечности.