Мф. 5, 25 Мирись с соперником твоим скорее, пока ты еще на пути с ним, чтобы соперник не отдал тебя судье, а судья не отдал бы тебя слуге, и не ввергли бы тебя в темницу;

Лк. 12, 58 Когда ты идешь с соперником своим к начальству, то на дороге постарайся освободиться от него, чтобы он не привел тебя к судье, а судья не отдал тебя истязателю, а истязатель не вверг тебя в темницу;

№50 по согласованию. Лк. отнесён в №61 по согласованию. Фраза предыдущая - следующая

Иисус советует мириться с тем, кто предъявляет тебе иск, поскорее, чтобы стражник не отвёл тебя в тюрьму. Здесь Матфей и Лука по-разному обозначают стражника: у Мф. это именно "страж", надзиратель (5, 25), у Лк. - судебный пристав, "практор" (более в Новом Завете это слово не встречается). Иеремиас (Притчи, 18) считает, что тут пример того, как первоначальная, вполне палестинская деталь заменяется у Луки на римскую: у Мф. речь идёт о должностном лице при синагоге, а вовсе не о чиновнике римского суда. Впрочем, сама ситуация не слишком палестинская, потому что никакие другие источники не сообщают, чтобы за долго еврей мог попасть в тюрьму. Впрочем, тут вообще, кажется, гротеск, издевательство над "правосудием", ведь когда говорится о "последнем медяке" - кстати, тут слово "квадрант" и не еврейское, и не греческое, а латинское, "четвертак", то не имееся ли в виду, что, угодив в тюрьму, человек заплатит не только то, что должен, но и вообще расстанется со всем имуществом? Вообще большинство подобных примеров, на которые так щедр Иисус, отдают сарказмом - по отношению к судебной системе, чуждой евреям, кажущейся им абсурдной и чрезмерно жестокой. Впрочем, за подобным саркастическим отношением к своеобразному обычаю другого народа у действительно умного человека скрывается сарказм поглобальнее - ведь любой закон, если поглядеть на него сверху, абсурден. И когда сразу вслед за этим Иисус говорит, что за взгляд на женщину с вожделением будет геенна огненная, это такой же абсурд, как за долг в десять рублей лишиться квартиры. Неадекватное наказание. А что делать? Проступок тоже ведь неадекватный. За абсурд - абсурдом. Театр абсурда не бывает театром одного актёра. Обида этого не понимает, всё-то нам кажется, что идиотски ведёт себя другой. Так что же, занять червонец нельзя? А "блаженны нищие духом"? Не слезай с Неба - убьёт.

ЛЮБОВНЫЙ ТРЕУГОЛЬНИК: КРЕДИТОР, ДЕБИТОР, СУДЬЯ: Мф 5: 25-26

Двумя фразами нарисовал Иисус самый простой из всех денежных конфликтов. Должник, которому нечем отдать деньги. Кредитор, тянущий его к судье. Судья, готовый посадить бедолагу в долговую яму до тех пор, пока родственники и друзья не расщедрятся и не выручат его из беды своими деньгами. Два исторических штриха делают эту картину особенно красочной именно в эпоху Иисуса. Долговая яма была действительно ямой, вонючей и сырой - и кредитор мог утешаться хотя бы тем, что должник его страдает. Но кредитор - жестокий или мягкий, все равно - обязан был сам кормить должника, пока тот сидел в яме. Отпадало множество мелких исков: какой смысл тратить на прокорм два кодранта, чтобы взыскать один? Так что притча Иисуса - о крупном денежном иске. Один кодрант упомянут здесь не как одна лепта в другом месте Евангелия, не как символ ничтожности. Прямо наоборот: дебитор должен столь много, что всего имущества его не хватит, чтобы возместить долг. После отдачи последней полушки долг все еще будет не покрыт.

Притча объясняет предшествующую фразу Иисуса: "Если ты принесешь дар твой к жертвеннику и там вспомнишь, что брат твой имеет что-нибудь против тебя ... пойди, прежде примирись с братом". Не смей давать что-либо Богу, если ты должен что-то человеку! Бог хочет твоего, а чужого - а если ты в долгу как в шелку, то и барашка жертвенного, и даже свечечку ты покупаешь на чужие деньги - на деньги, которые следует отдать кредитору, а не Богу. Иначе можно любую кражу оправдать, отстегнув от нее часть на нужды Церкви.

Абстрактное "примирись" Господь переводит на язык денежных расчетов. Если "долг" - это деньги, христиане должны разрушить всю финансовую систему современной цивилизации, стоящую на бесконечно запутанной системе взаимных долгов - кредитов, закрыть все храмы, ибо каждый из стоящих в современном храме кому-нибудь да должен. Если "долг" - это чувства, христиане должны. Но если мы поймем "долг" как нравственную обязанность, как долг любовью (а речь идет об этом, только Господь не любит высоких слов) - тем более храмы опустеют. Проще разрушить все банки мира, чем отдать другому человеку ту любовь, которой он заслуживает, которой любит его Бог и которая вложена Богом в нас.

И притча о долгах, и заповедь о примирении, - лишь пояснения Иисуса к заповеди "Не убий". Он формулирует ее иначе: "Всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду". Убийство - лишь итог гнева. А гнев - всякий гнев! - напрасен (многие Святые Отцы предпочитали вообще убирать слово "напрасно", опасаясь, что кто-то посмеет считать свой гнев не напрасным). "Напрасен" здесь означает "без причины". Мы не должны сердиться на ближнего, потому что сердиться можно на того, кто не отдает нам долга. Но не ближние в долгу у нас, а мы - кругом в долгу перед всеми людьми. Господь переводит нас с размышления о своем праве гневаться на размышления об обязанности ближних предъявлять претензии к нам.

Выплатить долг окружающим мы не сможем никогда. Все те, кто надоедает нам, кто пилит нас, кто глупо и смешно досаждает нам, - хотят одного: любви, хотят обоснованно, только не умеют сказать о том, какой именно долг пришли они взыскать с нас. А у нас в сердце, в лучшем случае, равнодушие с усталостью. В сердце - этом кошельке души - пусто. Как тут расплатиться?

Выходов два. Один подсказан в Нагорной проповеди и годен для всех: помириться. Но всякий знает, что такой совет обычно неисполним. Мы показываем другому нашу нищету - но в ответ получим не прощение, а лишь нарастание злобы. К тому же, мириться мы не совершенно не умеем - и слов-то таких не знаем, и жестов, и взглядов, которые бы заставили человека забыть о своих к нам претензиях. Вся история человечества - от высокой политики до бытовых неурядиц - есть история бесконечных попыток помириться, завершающихся столь же бесконечными неудачами. Я и ближний - это всегда история безнадежной любви, вырождающейся в ненависть.

Второй выход - для христиан. Дойти до Судьи и предложить Ему из Судьи стать третьим участником наших запутанных любовных отношений, заплатить за нас. Сама суть христианства в том, что наши долги платит Судья - Тот, Кто должен был бы посадить нас в долговую яму. "Прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим", - ведь лишь долгое повторение мешает нам почувствовать странность этих слов. По человеческой, чисто коммерческой логике надо было бы говорить: "Пусть люди простят нам наши долги, как и мы прощаем им". Или, точнее: "Научи нас прощать ближних, научи ближних прощать нам". А вместо этого Бог принимает все долги на Себя - и под их тяжестью, по неисправимой нищете нашей, гибнет на Кресте - и по неистощимому богатству Своему воскресает, чтобы бесконечно возмещать Собой недостаток у нас любви.

В христианский храм могут смело идти должники, потому что люди в них жертв не приносят, в них одна Жертва - Христос, Сам принесший Себя Богу Отцу - за наш грех, отдавший Себя в уплату всем людям - за долги всех людей. Господь ссужает нас способностью любить, прощает нам издевательство над этой способностью и уплачивает вместо нас наши долги любви.