Мф. 17, 21 сей же род изгоняется только молитвою и постом.

Мк. 9, 29 И сказал им: сей род не может выйти иначе, как от молитвы и поста.

№88 по согласованию.

Пост тут, видимо, приписан позднее, но сути не меняет - Иисус предлагает "врачу, исцелися сам". Ведь над бесноватым ученики уже молились - безрезультатно. Следовательно, тут говорится о другой молитве - о себе. Разница большая - молитва об исцелении другого от беснования приятна и легка, но даже секундная молитва об исцелении от беснования себя самого трудна как сорокадневная голодовка. Духовный рост и есть переход от оценки ненормального поведения другого как беснования к признанию бесноватым поведения, которое для меня нормально. Сегодня нормальные - это аутисты, шизофреники, люди с нервными тиками. Ну, бросается мальчик на окружающих - нормально при его повреждении мозга. А вот когда священник начинает устраивать церемонии изгнания бесов из окружающих - ненормально, попахивает беснованием священника. Он-то, конечно, считает это нормой, но врач скажет - патологическое стремление к манипулированию, бегство от жизни, паранойя. Это, конечно, крайний случай, но в каждом "нормальном человеке" беснования куда больше нормы (ведь норма - ноль). Войны ведут - нормальные, на ближних огрызаются - нормальные. Украл - нормально, ведь "норма это что делают все", а крадут все. Сблудил - нормально, ведь "нормально всё, что не мешает обществу", а от супружеских измен ещё ни одна страна не разваливалась. Нормальнее же всего - судить, кто нормален, а кто нет. Нормальная вера - которая даёт право судить. Нормальненькое такое беснованьице. От этого нашего беснованьица окружающие нас дёргаются, отпрыгивают и трясутся.

Вот почему Иисус связывает импотенцию учеников как целителей с их неверием в Себя. Вот почему Он заговаривает о Своём распятии. Они веруют в Него как в Машиаха - Судию. Он предлагает им Себя как Распятого. Судья, но всё же распятый судья. Могущий судить, но не судящий. Вот в такого поверить слабо? А только в такого веруя, можно исцелиться, изгнать из себя беса осуждения. И не надо бояться, что осуждение и суждение - одно. Напротив: кто осуждает другого, у того способность суждения ослабела. Кто думает, что может командовать другим, потому что понял, что другому нужно - тот обезумел и беснуется. Только избавившись от беса осуждения можно обрести дар суждения, о котором мечтали Декарт и Бэкон. Осуждение другого, властолюбие, самомнение - вот гора, которая закрывает вход в наше подлинное "я", в наше сердце, и которую нужно сдвинуть молитвой.

*

Совет раздать имение нищим не означает, что нищим нужно это имение. Можно имение сжечь, эффект будет тот же. Раздающий получает, но принимающий не богатеет. К счастью, это относится не только к финансовым реалиям, но и к моральным. Ведь на самом деле, мы имеем — по-настоящему имеем, ни один вор не украдёт это у нас, ни одно правительство не конфискует — мы имеем эгоизм, агрессивность, хищность. Это ведь не наша суть, но это наша собственность — подавляющая нашу суть. Вот это раздать бы! Не выйдет — не возьмут. Уничтожить? Тоже не выйдет, зло неуничтожимо. Ситуация абсолютно безнадёжная, и если нет Бога, если следовать можно лишь за идеями, идеалами, учителями, наставниками, то всё не просто плохо, но абсолютно безнадёжно. Даже, если Бог есть, но похож на человека - тоже безнадёжно. К счастью, в человеке есть образ и подобие Божие, но в Боге нет подобия человеку. «Следовать за Христом» не то, что следовать за человеком, даже самым лучшим. Это как следовать за смерчем, в центре которого неимоверная скорость и давление, а вокруг, наоборот, разреженная атмосфера. Ветер в спину тебе не дует, но пустота впереди — а между человеком и Богом пустота такая, что сам Бог кажется пустотой — пустота впереди тебя не то, чтобы втягивает, но притягивает, хотя и не засасывает, и вот это притяжение Бога и есть единственное, что достойно называться надеждой и жизнью.

*

Один российский священник - живущий в Киеве, но чувствующий себя именно не украинцем, а "россиянином", живущим в Киеве - скептически отзывался о стремлении украинцев к свободе. Это лишь частный случай ханжеского отношения к свободе, которое встречается во все века и во всех местах, но особенно обострилось в результате большевистского омертвления душ. Свобода представлялась ему чем-то вроде технической выдумки - интересно, но не так уж и нужно. Как радио. Ильф и Петров посмеивались в 1920-е годы: вот не было радио, и счастья не было, а теперь радио есть - а счастья все равно нет.

Не похожа разве свобода на радио? Свобода есть - а счастья нет. Вот мне как-то плохо молится в карцере, но если меня выпустят на свободу, разве мне станет лучше молиться? Гораций сказал, смешав сразу три стихии - "землю, не небо меняет тот, кто едет за море". Что воля, что неволя... Царство Божие внутри нас. Не надо никуда рыпаться и дергаться, сиди тихо, возделывай свой сад, забуривайся в свою нефть...

Такая позиция - вовсе не отречение от мира, не предпочтение "единого на потребу", а искушение, самообман, причем самообман довольно агрессивный. Это не набожность, это аполитичность. Не обращенность к Богу, а презрение к людям - включая и себя. Бог же не отрицает важности свободы (и радио, коли уж на то пошло - есть же радио и у Ватикана, и у православных черносотенцев есть "Радонеж", а уж у протестантов радиостанций как листьев на смоковнице).

По такой логике нужно поселиться в пустыне, ходить голым, а для закалки носить дубленку, причем вымачивать ее с утра в воде, чтобы дневной зной превращал ее в мучительно давящий скафандр. Так ведь не селятся! Живут очень даже комфортно, не брезгуют государственным финансированием, отказываются от свободы, но рабством очень дорожат и стараются это рабство распространить пошире - и на Украину, и в Европу запихнуть. Видимо, чтобы и европейцам было хорошо.

Да, Царство Божие, свобода, Дух - внутри человека. Но они внутри человека не как съеденная котлета, которая "афедроном исходит" (Мф. 15, 17), не как зарытый в землю брусок золота, а как зерно, рвущееся на поверхность. Да, молиться можно и нужно на всяком месте - и на всяком месте молиться невозможно и ненужно. Невозможно, потому что человек слаб, ненужно, потому что Бог силен и без наших молитв отлично знает, что нам нужно. Если мы молимся в карцере - то не потому, что карцер создает для молитвы благоприятные условия, а потому что Бог и в карцер проникает. Так если мы освободимся из карцера, Бог нас догонит! Бог и в карцере останется, утешать тех, кто еще не освободился, но Бог не боится быть на свободе.

"Царство Божие внутри" - это не аполитичность, это политика, и это политика свободы, диалога, открытости. Собственно, аполитичность и возможна лишь там, где есть свобода. А где человек раб или рабовладелец, там под видом аполитичности господствует именно политика, и очень дурная - политика насилия, политика деспотизма, политика карцера, старающегося превратить человека вовсе не в духовное существо, а в бездушное, а то и душевнобольное.