Мф 19 8 Он говорит им: Моисей по жестокосердию вашему позволил вам разводиться с женами вашими, а сначала не было так;

Мк 10,5 Иисус сказал им в ответ: по жестокосердию вашему он написал вам сию заповедь.

№118 по согласованию. Фраза предыдущая - следующая.

Почти повторение Мф. 5, 31.

"По жестокосердию вашему..."

Жестокосердие - слово неуклюжее, так и не сумевшая обрусеть копия с греческого. Докопаться до его изначального - плотяного, ощутимого - смысла не так легко, мешает возникающее постоянно слово "жестокость", которое, кажется, все и объясняет. Но на самом деле - а что такое "жестокость"? Явно, что на самом деле здесь первичное не какое-то нравственное качество, а качество физическое: "жесткость". Жестокосердие - это свойство сердца жестокого, жесткого, а проще говоря - каменного. И здесь мы приближаемся к разгадке жестокосердия и его связи с браком или, точнее, с чем-то, что прямо противоположно браку - с разводом.

Каменное сердце отличается от живого, плотяного очень просто: как нежить от жизни. Наука на вопрос об отличии живой материи от неживой дает ответ разной степени непонятности, начинает говорить что-то насчет белков и пр. Но четкий ответ - прост. Неживая материя может существовать в одиночестве. Камень может миллионы лет носиться в космосе, а может миллионы лет быть Эльбрусом. И ему, камню, все равно: есть ли рядом другие камни, другие горные вершины. Именно поэтому он - не жив, а мертв. Живое воображение может увидеть в Казбеке нечто живое: то есть, хотя бы обращающее внимание на то, что копошится рядом. Но в самой неживой природе нет такого интереса, внимания, просто ощущения соседнего существования. Где есть потребность в другом - там начинается живая природа. Это тонкая, почти неуловимая, но очень ясная граница. Живой организм не может существовать в одиночестве - он погибнет вне сообщества подобных ему живых организмов.

Человек рождается существом, абсолютно нуждающимся и стремящимся к себе подобным. Младенец и дня не проживет без опеки. Ребенок, играя, то и дело подбегает к матери, прислонится к ней и бежит дальше, в свое самостоятельное бытие. Но идут годы, и мы стареем - и главный показатель старости не количество болезни и седины, а способность быть одиноким. Самые старые люди - кто не просто выносит одиночество, а стремится к нему. И, наконец, приходит смерть. Но в чем она заключается? Ведь какие-то процессы еще совершаются в организме, и не один год истлевает тело, а факт смерти несомненен - и символизируется он не отключением чувств, не прекращением деятельности интеллекта, мозга, а - остановкой сердца. Смерть - есть состояние, когда человек, словно камень, может существовать без других. В нашей скорби по умершему всегда есть - на самом донышке - привкус горечи: как мог он умереть, как мог он оставить нас. И, наоборот, святые потому занимают особое место среди умерших - собственно, они уже не есть умершие - что они интересуются нами, нуждаются в нас и мы нуждаемся в них, святые сохраняют живое сердце, сохраняя любовь.

Только не надо выспренних метафор. Одиночество есть одиночество - это ужасная, гробовая штука. Пребывание лицом к лицу с Богом, например, не есть одиночество. Одиночество есть бегство от людей и оставленность Богом. Страшная и жестокая вещь. Правда, и одиночество, богооставленность может быть полезно в определенных душевных положениях - но как может быть полезен при определенных болезнях змеиный яд.

Жизнь с себе подобными, однако, есть лишь низший уровень для живого организма. Так живут амебы, все подобные друг другу до неотличимости друг от друга. И общежитие человека с себе подобными - это еще не человеческая жизнь, а просто многократное повторение самого себя. Человек тем живее, чем с более отличными от себя существоми он уживается. Легче всего жить с собственным отражением в зеркале. Труднее всего - жить с женщиной: вот кто непохож на нас абсолютно и совершенно. Именно это имел в виду Бог, говоря: "Нехорошо человеку быть одному". Хорошо быть с тем, кто совершенно на тебя непохож, и в этом смысле, женщина - поразительная, остроумная, превосходная придумка Творца.

"Сначала не было так", - говорит Иисус о разводе. Разумеется, в истории человечества, даже в истории какого-нибудь полуобезьяньего еще стада, не было такого времени, когда бы не было развода. Это "сначала" могло быть сказано только Богом - оно возвращает нас к "в начале" книги Бытия. В раю не было разводов! На падшей земле наши взаимные претензии в браке сводятся к одному: "Ты не такой (не такая), как я". В раю абсолютная несхожесть мужчины и женщины была не источником склок и раздоров - а, наоборот, интересной и любовной жизни. Так в лампочке разность тока дает свет - если есть соединение. Если его нет - та же разность тока причиняет смерть. И разводящиеся недаром приравниваются к убийцам - они и себе, и другому придают статус неживой материи.

Только одно есть более непохожее на меня - мужчину или женщину - чем существо противоположного пола. Но это "есть" не в этом мире. Бог - вот Кто абсолютно иной, абсолютно непохож. И именно поэтому Он - источник жизни. Поэтому Церковь так часто сравнивают с Невестой, а Христа - с Женихом. Они совершенно разные, абсолютно непохожие, и тем не менее их общение - самая совершенная любовь в мире. И эта самая живая жизнь, потому что нет худшего одиночества, чем жизнь без Бога. И в счастливом браке может быть одиночество - ибо, как сказано в еврейском оригинале Бытия, Бог "по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их" (Быт 1, 27)- то есть, супруги действительно есть единство до такой степени, что в изоляции они познают вкус одиночества. В конце концов, грехопадение и было жаждой одиночества и началом жестокосердия - по отношению к Богу. Каменным сердце стало одновременно у Адама и Евы - каменным по отношению к Богу. Жестокосердие по отношению к ближним, по отношению к своей половине - лишь продолжение и итог жестокосердия по отношению к Богу. И любовное единство, единство, уничтожающее одиночество, восстанавливается с любви к Богу, через возвращение к Тому, Кто Иной во всем, кроме потребности общения.

"Одна плоть". У Марка (10 глава) за рассказом о споре вокруг развода идет так же рассказ о младенцах, которых ученики не допускали к Иисусу - но отсутствует "выводка" из спора, ошарашенный вопль учеников: если все так, как Ты говоришь, если развод недопустим, то любовь невозможна! - и ответная отповедь Спасителя о скопцах. Вообще речи Иисуса тут - не проповедь, не заповедь, а именно отповедь, и если не учитывать эту жанровую особенность, можно здорово ошибиться. Фарисеи подозревают, что Иисус либерален, расширяет число причин для развода - а Он оказывается куда "консервативнее" их, абсолютно вычеркивая развод, даже ценой отметания Моисея. В отповеди - чем она и отличается от проповеди - крайне важно, о чем умолчано. Иисус не защищает святость брака детьми. Да, "не мешайте детям" приходить к Иисусу - но и не припутывайте детей туда, где речь идет о Человеке как таковом. Брак может быть бесплоден - все равно. Брак нерасторжим не из-за детей, а из-за любви. И не надо "расширять" понятие любви, включая в него "самоотверженность", "готовность потерпеть отсутствие любви". Любовь - абсолют, который невозможно расширить, равно как и определить. Брак нельзя защищать и как ячейку - ячейку ли общества, по-марксистски или по-американски, или ячейку Царства Божия, по-ханжески. Брак - не ячейка, он и есть Царство Божие, он и есть общество. И если после спора о браке Иисус вдруг переходит на скопцов и детей - то есть, на неспособных к размножению - то это не из отвращения к браку или неспособности к нему, не из ханжеской импотенции, а чтобы четко отграничить любовь как создание единого существа из мужского и женского от деторождения как появления половинки цельного существа. Уже поэтому целью брака не может быть деторождение - потому что не может высшее (единство человеческого существа, конец пути) быть орудием для низшего (начала пути). Можно спорить о том, что сперва - яйцо или курица, но бесспорно, что живым существом является курица, а не яйцо. Развод недопустим для людей, но развод брака и деторождения - нормальный ход мысли, это освобождение брака от преддверия брака (ибо ребенок рождается, чтобы вступить в брак, а не оставаться частью брака родителей). Брак есть цель в себе, поэтому он всегда религиозен, даже если объединяет неверующих - в любви присутствует Творец. Брак нерасторжим и вечен - поэтому брак остается браком и в импотенции, случайной или возрастной, когда уже секс и дети далеко позади. Но любовь позади не бывает, и цель брака - всегда впереди, в Боге. У ненавистников брака, прикрывавшихся Христом - а их много было в истории Церкви - есть эта верная интуиция, что и бездетность - не грех, и сексуальность - не добродетель, только они идут по легчайшему пути, выдавая воздержание от брака за смысл брака, отказ расти - за детство. Монах - вечный ребенок, которого нельзя запретить, нельзя не допустить ко Христу, пусть и монашество будет, но монашество не есть единственное христианство, как младенцы не есть идеал человека, лучшие апостолы. (Да монахов и мало, как говорили старцы, в основном лже-монахи, люди, выдающие за целомудрие свой крах в любви, неспособные воздерживаться без ненависти к тем, для кого воздержание осуществляется в полноценной брачной жизни - путающие воздержание от брака с воздержанием от греха). Брак есть полное апостольство и то, о чем апостольство. Человек в браке - растет, старится, и в старости достигается младенчества нового, младенчества вечного, младенчества как готовности родиться к какому-то совершенно еще неизведанному браку Неба и Земли.

"Жестокосердие" в греческом языке есть сочетание двух отлично знакомых русским слов: "склероз" и "кардио". Развод есть результат забывчивости. Причём, к счастью, эта забывчивость не сваливается лавиной, она просачивается капельками и вполне можно и нужно вовремя побеждать склероз. Любовь - не гора, стоя на вершине которой можно гордо озирать окрестности и наслаждаться покоем. Любовь - Нидерланды, территория, отвоёванная у океана, точнее даже, "отвоёвываемая" постоянно и ежедневно. Не потому что любовь - фикция и слабость, а потому что океан - смерть, а любовь - жизнь.