Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая историяПомощь
 

Яков Кротов

К ЕВАНГЕЛИЮ


Мф 20 27 и кто хочет между вами быть первым, да будет вам рабом;

Мк. 10, 44 и кто хочет быть первым между вами, да будет всем рабом.

№123 по согласованию. Фразы предыдущая - следующая.

Мк. 9, 35 И, сев, призвал двенадцать и сказал им: кто хочет быть первым, будь из всех последним и всем слугою. (№91 по согласованию).

Ср. практически то же Мф. 23, 11 (Больший из вас да будет вам слуга)

Быть рабом - не значит исполнять волю всех людей; исполнять волю Божию, будучи рабам людям. Христос за пивом не бегал, Он не Хоттабыч. Быть рабом Божиим, не людей. У людей начальник тот, кто может ни на кого не обращать внимания - у христиан начальник тот, кто на всех обращает внимание, ко всякому внимателен.

*

Ребёнок превращается в человека (или не превращается) по мере того, как узнаёт различие добра и зла, начинает понимать, что такое хорошо и что такое плохо. Если человек этого не понимает, он не вполне человек, и его нужно спасать. Это довольно просто - достаточно Маяковского дать почитать. Сложнее спасти человека от веры в зло или, что ещё хуже, от неверия в добро, от цинизма, подлости, апатии. Сложно, но всё же можно.

Бог же спасает не от неразличения добра и зла и не от предпочтения зла - добру (греха). Бог спасает от того, от чего человеку спасти непосильно - от веры в добро как потолок человечности. Добро - потолок земной жизни, но добро - всего лишь трещинка на полу вечной жизни. Грехопадение и было проваливанием в эту трещинку, в "различение добра и зла". Первое, что обнаружилось в людях после грехопадения - неспособность сострадать друг другу, умирать друг за друга. Осталось лишь умение и даже желание делать друг другу добро. Добрые дела. Но эти добрые дела ужасно недостаточны для человека. Апостол Павел назвал такие дела "мёртвыми делами", а смысл пришествия Христа сформулировал просто: "Духом Святым принёс Себя непорочного Богу, очистит совесть нашу от мёртвых дел, для служения Богу живому и истинному!".

Служение Богу есть и служение человеку, но служение - не мёртвыми делами, а делом воскресения. Мёртвые дела - все, которые можно поручить роботу. Накормить, напоить, вылечить, - всё это может сделать и механизм. Многие люди потому не просят милостыни, потому стесняются сказать о своём страдании, что боятся встретить в ответ не отказ, а - живое человеческое сострадание. Это застенчивость гордыни. Нам было бы легче, если бы нам помогали роботы.

Отчасти это разумно - робот ведь никогда не разозлится, если мы двадцать раз пошлём его за салфеткой. Он двадцать раз принесёт, сорок раз повторит инструкцию. Человек же начнёт терять терпение, даже святой (если это святой человек).

Неразумно, однако, забывать, что человек нуждается и в любви, в сострадании. Этого мёртвый механизм дать не может.

Нужда человека в любви конфликтует с гордостью человеческой, с желанием "ответить на любовь", словно бы расплатиться. Однако, на любовь ответить нельзя. Любовь можно лишь принять. Если я люблю того, кто меня любит - это не ответ на любовь, а просто любовь, которая встретилась с другой, словно в стогу сена встретились кончик одной иголки и ушко другой. Всякая любовь безответна - в значении "бесплатна", "неадекватна", "безрассудна".

Любить другого означает не делать "мёртвые дела" - против дел без любви много сказано, даже чересчур, учитывая, сколько ещё людей даже и к добрым делам не готовы. Делать добрые дела может и начальство, оно всё равно остаётся мёртвым в своём начальственном качестве.

Бог, Который бы лишь заботился о человечестве, делал людям добрые дела, был бы Богом оправданным перед судом тех, кто спрашивает, почему Бог терпит существование зла. Но это был бы мёртвый Бог - бездушный, безлюбовный. Хромированный аппарат по жизнеобеспечению человеческого организма добром.

Бог вполне открывает себя в Иисусе, ибо в Иисусе Бог показывает, что способен умереть от любви к человеку. Умереть как раб. Так ведь когда Иисус призывает учеников служить другим, Он призывает не к тому лицемерному и мёртвенному служению, которым служат "рабам Божиим" всевозможные руководящие "рабы рабов". Он призывает быть готовым умереть, как умирает раб. Раб отличался от свободного человека тем, что раба можно было убить, как можно было сломать вещь. Иисус погибает рабской смертью, на кресте. И эта гибель есть самое живое дело. Ведь для меня исцеление расслабленного - мою-то расслабленность Иисус не изволил исцелить. А вот смерть Иисуса для меня - всё. Он оказался готов на это! Значит, любит. И все разговоры про то, что "в этой жизни умереть не ново", что труднее жить, - они, конечно, верны, а всё же высшая точка любви есть готовность принять смерть. Это именно точка в строжайшем научном смысле слова - нечто, не имеющее протяжённости, не имеющее места. Вовсе не нужно кончать с собой из-за любви. Нужно сострадать любимому так, чтобы сострадание было предсмертным нашим страданием, чтобы рядом с умирающим мы умирали - подлинно для него, подлинно для себя. Принять как своё не только чужую болезнь, чужое страдание, но и свою болезнь, своё одряхление, свою слабость. Принять своё как своё - уникальное задание, объяснимое тем, что каждый человек способен внутренне, духом не принимать того, что с ним происходит.

*

Ср. о рабе как потенциальной жертве Мф. 8, 4.

*

ГОЛОВОМОЙКИ И НОГОУМОВЕНИЯ

Спросили меня недавно, какая была главная мысль Владимира Соловьёва. А ведь одна у него была оригинальная мысль - не про единство Церкви, не про антихриста, а всего лишь про то, что Средневековье - фуфло. Что не было никакого великого христианского прошлого, не было христианской цивилизации. Сказано это было в разгар викторианского триумфализма, когда Европы раздувалась от гордости за своё христианство - тем более раздувалась, что храмы только строили, но в них не ходили.

Средневековье - это христианство головомоечное, христианство вождизма, фюрерства. Христианство перевёрнутое, когда было извращено главное - призыв не уподобляться князьям мира сего, не повелевать, а служить. И яркий понятный спектакль: Иисус моет ноги ученикам. Это не про гигиену и не про святость - если только не суживать святость на ханжества. Это про жизнь, включая политику.

Нога, конечно, здесь лишь символ. Как Юлий Цезарь, когда спросили, почему он разводится с такой хорошей женщиной, выставил вперёд ногу и сказал: "Классные у меня кроссовки, да? Для тебя. Но мне-то они жмут".

Ну, мы живём в более откровенной культуре. Кажется, Михаил Горбачёв, автор замечательного учебника автовождения, написал, что руль надо держать как пенис во время мастурбации - твёрдо, но нежно. Нежно, но твёрдо. Ну вот нога - это символ пениса. Кроссовок - соответственно...

Лидер со времён обезьянего стада и до Средневековья с недавним прошлым ключительно, - это тот, кто умеет взять за руку и повести. Пастырь, который тебя палкой бьёт, направляя в нужную сторону. Фюрер, генсек, который и пристрелить тебя может. Папа, который знает, кого на костёр, кого в крестовый поход, а кого к сердцу прижать. Это деловые ответственные люди, а мы будем святостью заниматься.

Так вот нет - жизнь есть гармония любви. Кроссовки не должны натирать ногу, нога не должна разносить кроссовки на клочки. Головомойка - от костра до епитимьи - это всего лишь садомазохистские игры взрослых людей. Лидер - тот, кто умеет так взять твою ногу, изболевшуюся и в язвах, что ты вздохнешь от счастья. Проводник - это в аду, а Христос не проводник, Он - путь, по которому идут ноги христиан. Ноги, а не танки! Политик - не координатор военных действий, политик - фонарик, который должен освещать дорогу, чтобы не было никаких тёмных мерзких секретиков военных и невоенных, это дворник, который должен подметать дорогу, это тот, кто позаботится, чтобы на дороге не было лужи крови и лужи грязи, а не тот, кто будет мне командовать - левее, обогни лужу.

И к христианам, разумеется, это тоже относится. Наш крест прежде всего - мыло, таз, полотенце и марш мыть другому ноги. А голову - не тронь и свою трогать не давай.

 

 

 
Ко входу в Библиотеку Якова Кротова