Мф 23 12 ибо, кто возвышает себя, тот унижен будет, а кто унижает себя, тот возвысится.

Лк. 14, 11 ибо всякий возвышающий сам себя унижен будет, а унижающий себя возвысится.

Ср. Лк. 18, 14 (мораль из притчи о блудном сыне: "ибо всякий, возвышающий сам себя, унижен будет, а унижающий себя возвысится").

№134 по согласованию. Фразы предыдущая - следующая. Следующая у Лк. 14, 12.

Совет Мф. 23, 12 - "кто унижает себя, тот возвысится" - созвучно 14-й главе евангелия Луки, где в притче о гостях на празднике дан совет садиться за столом пониже, чтобы хозяин тебя пересадил. Эта притча следует у Луки за рассказом о том, как Иисус исцеляет больного в субботу - причем сперва спрашивает фарисеев, можно ли исцелять. Фарисеи угрюмо молчат не потому, что нельзя, а потому, что можно. Но они боятся сказать то, что говорит Иисус: исцелить в субботу - не подвиг, а преступление. Это нарушение заповеди. Сделать добро человеку часто означает унижение, причем самоунижение. Когда Бог спасает человечество, Он унижается. Это ненормально, но ведь и болезнь - ненормальность. Нормально быть здоровым, а и болезнь, и лечение уже есть выход за пределы горизонтали - ниже или выше. Бытие Сына Божия в мире есть нарушение и божеских, и человеческих законов, почему трудно в это бытие поверить. Разумеется, не всякая ненормальность, не всякое нарушение заповеди есть подвиг и спасение ближнего, чаще все-таки наоборот. Именно поэтому, даже совершив подвиг, разумнее и добросовестнее предполагать, что ты совершил грех, только не понимаешь, какой (чаще понимаешь). И садиться на последнее место. В конце концов, ниже Христа не сядешь.

*

Человеку легко понять, что гора должна понизиться, чтобы можно было, как говорили пророки, увидеть "спасение Божие" — увидеть то, что бесконечно больше человека. Каждый по себе знает, что такое гордыня, каждый знает, что собственный пупок кажется выше Эвереста. "Кто возвышает себя, тот унижен будет" (Мф 23, 12) — это заповедь сугубо негативная, запретительная, освоить ее не просто, а очень просто. Мы и без Христа, пожалуй, завсегда поможем унизить ближнего, чтобы он не слишком заносился. Но человек, который отказывается пить, блудить, воровать, в общем, делать все то, что составляет главную язву современного русского общества — не возвышает себя, он просто нравственно грамотен, этически здоров, и ерничать над ним грешно и глупо. У человека был недостаток, он его восполнил, была дырка, он ее запломбировал — слава Богу, сие не гордыня, а телесная и духовная гигиена. Именно такой, дочиста отмытый, научившийся производительно работать (а не только командовать и стеречь командиров), содержать семью и не пресмыкаться перед властями человек стоит достаточно высоко на лестнице эволюции, чтобы начать осваивать вторую, положительную и творческую заповедь Христа: "Кто унижает себя, тот возвысится" (Мф 23, 12).

КАК ВРАГА ВЫ НАЗОВЕТЕ...

Одну важную вещь Господь Иисус не договорил: а что будет с унижающим другого?

Человек унижает другого, когда называет его "рака", "сволочь", "подлец", причисляет к животным ("сука", "кобель", "насекомое", "колорадский жук") или к растениям ("укроп", "дуб"). Очень распространённый способ - фамильярность. "Уж Сашку-то Македонского я знаю как облупленного, и отца его Фильку знал как пять пальцев". Назвать зрелую женщину, богатую и умную, "девушка", "барышня", "Клеопаша", "Катька Терция" - попытка возвыситься над её умом, богатством, достижениями, представив её девчонкой, а себя - мужем зрелым, превосходящим во всех отношениях.

Человек, строго говоря, вообще только и может, что называть. Всё, что не слова, - не человеческое, животное. "От слов своих оправдаешься, от слов своих осудишься" (Мф. 12, 37). "Вверх-ввысь", "ближе-дальше" - это лишь метафоры, а реальность-то - не место за столом, а место в словаре.

"Только слово". Между прочим, это и роднит человека с Богом. Нет слов - нет человека. Нет Бога - нет слов. Адам даёт имена животным - даже боговоплощение менее удивительно, в нём-то Бог не поступается Своей властью, а использует её, а тут потеснился на небесном троне и посадил Адамчика рядом с Собою.

Как врага мы назовём, так и Бог нас назовёт. Унизивший другого, унижен будет ниже низкого. Тайна сия невелика есть, а всё никак не прочувствуем. Лучше переборщить с почтением и уважением, чем с унижением. Все грехи человеческие -начинаются и заканчиваются словами. Прежде, чем убить, обзывают - террористом, паскудой, ничтожеством, и убив - тоже обзываемся. Причём, убили, может, и не мы, но если обозвали - всё, значит и на нас кровь. Кровь виновного, кровь врага, но - отомстится. Потому что Бог хочет спасения всех, Его стол бесконечен как Его терпение, и унижая других, мы лишь роем яму себе - не всегда на земле, но уж в небе точно.

Иеремиас приводит эту фразу как пример неясности: "С акцентом на первую часть звучит как угроза, с акцентом на вторую - как ободрение". Неясность эту он разъясняет анализом других "антитетических параллелизмов" в Евангелии. Этот непроизносимое словосочетание обозначает всего-навсего фигуру речи из двух частей - "толстый сохнет, тощий сдохнет"; "что русскому здорово, немцу смерть". Я бы для простоты назвал эту фигуру речи "бабочка". Две симметричных половинки, каждая из которых вздор или пошлость, а вместе - полёт. Иеремиас анализировал всевозможные древнееврейские тексты и пришёл к выводу, что "бабочки" - отличительная черта речи Спасителя, Его личное пристрастие. Пустячок, а приятно - особенности речи куда больше отличают личность, чем форма носа. Иеремиас делает и второе наблюдение: Иисус почти всегда ставит акцент на вторую часть "бабочки". В данном случае это означает, что подбадривание важнее угрозы.

Между прочим, в притче о блудном сыне эта фраза имеет странный привкус. Ведь в обоих половинках незримо присутствует слово "неоправданно". Горе тому, кто неоправданно возвышает себя, и благо тому, кто неоправданно унижает себя. Последнее особенно заметно в притче о свадьбе - ты можешь занять пятое место, которое тебе по праву принадлежит, но сядь на двадцатое - и тебя попросят сесть на третье, потому что скромность сама по себе добавляет тебе очков.

Выходит, блудный сын перебарщивает с покаянием? Мог бы и не становиться на колени, не приравнивать себя к слугам, не говорить, что недостоин называться сыном? Да! Слишком часто проповедники преувеличивают блудность блудного сына, выставляя его чуть ли не отцеубийцей. Чуть-чуть не считается. Мог бы просто прийти и повиниться - я плохой сын, прости меня, земля имеет форму чемодана. Чего юродствовать-та?! И это, в общем, к любому кающемуся относится. Ну, ужас - но не ужас-ужас-ужас.

Когда ужас-ужас-ужас, тогда не каются, а призывают к покаянию, потому что ужас-ужас-ужас это запредельная гордыня. Ну, старушку зарезал - что ж, и Достоевский об этом мечтал и даже описывал эти мечтания. Зачем же сразу "аз есмь свиния в кале греховнем". Свиния в кале - это тебе не старушку зарезать, это... ого-го! ну, шесть миллионов евреев удушить, никак не меньше.

А вот всё же, чтобы не вышло шести миллионов евреев, лучше именно так. У психики свои законы. Срединный царский путь уместен во всём, но не в покаянии. Кто кается, ставит красный флажок на опасной развилке, и флажок должен быть такого размера и яркости, чтобы мешать сойти с пути даже кромешной ночью.