ПЕДАГОГ К началу КНИГА ТРЕТЬЯ 1. Об истинной красоте. Прекраснейшей и важнейшей из всех наук несомненно является самопознание. Потому что. кто сам себя знает, тот дойдет до познания и Бога; а кто познает Бога (1 Иоан. 3, 2), тот будет стараться Ему уподобиться; но это Уподобление Богу состоит не в наложении на себя золотых украшений и не в ношении развевающихся одежд, а в добродетели и в сокращении до минимума своих потребностей. Лишь Бог один не имеет никаких потребностей, и это Ему радость доставляет, если Он видит нашу душу блистающей красотой познания, а наше тело - облеченным в священную одежду умеренности. Душе свойственны три силы: способность познавательная, называемая разумом: это - внутренний наш человек, господствующий над миром явлений, внешнему человеку повелевающий и составляющий предмет особого промышления Божия. Вторую часть души составляет та, которой гнев приписывается; это - сила животная, сосед диких желаний. Третья; сила - это способность желательная; она многообразнее, чем Протей, - этот разные виды на себя принимающий морской дух, на всевозможные вещи готовый: на кокетство, страстность и обольщение. Прежде всего он превращается во льва
с представительной бородой
(Од. IV, 457). Итак, вначале он сохраняет еще это благородное украшение лица мужчины,
А потом превращается он в дракона,
в пантеру, в огромного кабана. Заботливость о туалете легко приводит к распущенности нрава. Вскоре человек этот теряет все свойства могущественного животного. Он становится проточной водой и высоколиственным деревом
(Од. IV, 457). Страсти разливаются, возгораются желания, красота блекнет; быстрее, чем лист опадает на землю, утрачивается она, если дуют на нее бури диких чувственных желаний; и еще прежде наступления осени человек слабеет и умирает. Желание бывает всем, принимает оно все виды и впадает в лживость, чтобы прикрыться от людей (т.е. скрыть от них истинные свои цели); человек же, в котором живет Логос, не прибегает к хитрым прикрасам, не принимает на себя разного рода видов: он носит на себе образ Логоса; он Богу уподобляется; он прекрасен, хотя и не красуется; он представляет собой истинную красоту; он - Бог, Богом такой человек становится, потому что этого хочет Бог. Правильно поэтому выражается Гераклит: "Люди - боги. Боги — люди". Особенно Логос представляет собой очевидное это таинство; Он есть Бог вочеловечившийся и человек обожествленный; в качестве посредника Он исполняет волю Отца (Иоан. 4, 34); потому что, сопринадлежа к двум царствам. Он является между ними посредником; Он — Сын Божий и Спаситель людей; Божий слуга Он, а для нас — Педагог. И поскольку телесность представляет собой нечто рабское, как свидетельствует об этом св. Павел, то прилично ли об украшении рабыни заботиться подобно какому-нибудь продавцу невольников? Что именно плоть разумеется у апостола под образом рабыни, ясно из говоримого им о Господе: уничижил Себя Самого, приняв образ раба (Фил. 2, 7). Апостол называет внешнего человека рабом, имея в виду время, предшествовавшее принятию Господом вида рабского и плоти, (когда мы были рабами). Но Господь по своему к нам милосердию сделал нашу плоть свободной. Освобождая плоть от порчи и из горького рабства, в которое она впала. Он облек ее одеждой нетления, наложил на нее украшение священное и небесное, это — бессмертие. Есть еще другая сторона в человеческой красоте, это — христианская любовь. Любовь, по апостолу, долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится (1 Кор. 13, 4). Искусство наведения красоты является суетным бахвальством; оно есть нечто натянутое и бесполезное; потому и прибавляет апостол: Любовь не ведет себя неприлично. А неприличным является все несогласное с истинным положением дела; неприлично поведение, отзывающее неестественностью. Украшение есть нечто постороннее, к делу не относящееся; апостол это ясно выражает словами: Любовь не ищет того, что ей не принадлежит (1 Кор. 13, 5). Ее подлинная собственность, думает он, есть истина; к нарядам же страсть добивается неких вещей истине чуждых, — того, что вне Бога, вне Логоса и христианской любви. А что сам Господь имел вид вовсе не прекрасный, говорит о сем Дух Святой устами пророка Исаии: мы видели Его, и не было в Нем вида, который привлекал бы нас к Нему. Он был презрен и умален пред людьми (Ис. 53, 2-3). Кто захочет стать выше Господа? Не внешней красотой плоти блистал он, а истинной красотой души и тела: красотой души в благотворениях, красотой тела в бессмертии плоти. 2. Против искусства наведения красоты. Следовательно, не внешний образ человека, а душа его должна быть украшена убранством добросовестности. О плоти же можно сказать, что она должна быть украшаема благопристойностью воздержания. Жены же наши не замечают, что, занимаясь украшением своей внешности, душу свою они оставляют пустой и пустынной. Именно такого рода украшенность обычна была у египтян. У этих портики храмов и предхрамные пространства, равно как священные рощи и луга, очень тщательно содержатся; дворы обставлены рядами колонн; стены блестят от редких камней и художественных картин, и нет на них никаких недостатков; храмы блистают золотом, серебром и электром и сияют разнообразно отливающими камешками из Индии и Эфиопии; внутренность завешена златотканными завесами. Но если ты проникнешь в глубину обстроенного пространства, если будешь добиваться еще возвышеннейшего зрелища и станешь искать в храме изображения бога и если потом священник или другой какой жрец, из принадлежащих к ведомству храма, серьезно высматривая и гимн на египетском языке распевая, завесу немного приподнимет, чтобы бога показать, тогда должны мы громко при виде идола расхохотаться. Не бога, которого искали, вы найдете там, а кошку или крокодила, или туземного змея, или другое какое подобное животное, недостойное храма, и надлежащим местопребыванием которого должна бы быть нора в земле, лужа, уличная грязь. Бог египтян есть животное, на пурпурной подстилке валяющееся. Подобным образом встречаем мы и жен, украшенных золотом, сверх сил трудящихся над завиванием локонов, над намазыванием щек, расписыванием глаз, подкрашиванием волос и иными глупостями; как заправские египтянки украшают они паперть плоти, чтобы отыскивать себе жалких, глупых почитателей. Но если кто-нибудь заглянет за завесу этого храма их, я разумею, за покров белил и румян, одежд, золота, различных тинктур и мазей, следовательно, за все это хитросплетение, сотканное из подобных вещей, если кто внутренней и истинной красоты за этой захотел бы искать, тот почувствует омерзение, я знаю это. Потому что не в том виде он образ Божий внутри найдет, в каком он должен бы быть, а вместо него окажется расположившейся в святилище души беспорядочная беспутница и заискивающая у вас щеголиха, истинное животное, размалеванная образина; и живет в земляной норе этой души старый коварный змей, источивший у человека его разум, обольстив его суетностью; и, все наполняя ядом, все оскверняя ядовитым экскрементами своего греха, этот лукавый змей превращает жен в непотребных женщин. Не к принадлежностям жены, но к принадлежностям гетеры относятся бесстыдные хлопоты о различных прикрасах. Заботливость о домохозяйстве совместно с мужьями таких женщин занимает мало; они опорожняют денежный кошелек мужа и издерживают на свои прихоти все их материальные средства, лишь бы красивыми казаться и иметь возможно большее количество поклонников своей красоты, по целым дням просиживают они за своим туалетным столом и дают дело около себя купленным за дорогие деньги рабыням. Днем они в уборных скрываются, здесь хитроумно крася, наводя лоск и наряжая плоть свою, вечером же эта фальшивая красота как бы из темных нор каких выползает на свет ламп, ища вашего расположения. Пьяное состояние мужчин и тусклость света содействуют чарам их наведенной красоты. Комический поэт Менандр жену, перекрасившую свои волосы в белокурые, представляет выгнанной из дома, говоря: Теперь проваливай из дома, потому что жена
Разумная себя не будет перекрашивать в блондинку. Своих щек она не белит, не румянит, не подводит своих глаз. Несчастные эти женщины, они и не замечают, что, наводя на себя фальшивую красоту материалами чужеродными, через то губят свою красоту естественную. С раннего утра на себе теребят члены и их растягивая, ослепляя себя разными тестообразными смесями, они все время хотя и освежают кожу, но ядовитость ими употребляемых тинктур делает их тело морщинистым вечными умываниями они сдирают с кожи ее естественный цвет. От накладываемых на лице белил и румян они имеют бледный вид; к болезням они становятся легковосприимчивыми, потому что плоть от вечных ее расписывании кистью делается вялой. А по смерти они отдадут отчет Творцу за нарушение благоговения к Нему, как если б Он одарил их не той красотой, какой они заслуживали. Естественно делаются они нерадивыми и в своем домохозяйстве, из заправительниц им становясь как бы какими статуями, размалеванными для выставки. Поэтому женщина толковая говорит у комика: "Что бы такое поразумнее и выдающееся, женщины, ныне предпринять нам, которые наряженные сидим, характер свободной женщины пристыжая? Мы разрушаем дома, делаем несчастными браки, наши дети сетуют на нас". Подобным образом и другой комический поэт, Антифан, в "Малфаке", имея в виду страсть женщин к наведению на себя фальшивой красоты разными подделками и притираниями, осмеивает эту их гетероманию в выражениях, которые и к женщинам нынешнего времени идут. Он говорит: "Она приходит как будто приближаясь, но проходит мимо; нет, опять подходит и уже не возвращается назад, останавливается; вот она; она сморкается, садится к столику, причесывается, сбрасывает с себя нашлепки, чистится, моется, смотрится в зеркало, морщится, натирается различными пахучими эссенциями, одевается, опрыскивается; если есть у нее что, навешивает на себя". Не однократной, а троекратной смерти стоят женщины, употребляющие крокодилов помет и натирающиеся гнилой змеиной слюной, сажей глазные веки намазывающие и свинцовыми белилами щеки. И если они для языческих поэтов были предметом отвращения, то неужели не должны они отверженными считаться в век истины? Восстает против них и другой комический писатель, Алексис. Приведу и его слова, изобличающие упорное бесстыдство женщин. Впрочем, изображение поэта как будто уже и преувеличено; дело до того однако же не доходило. Я почти стесняюсь его и цитировать и охотно желал бы к так язвительно осмеиваемым дамам прийти на помощь. "И мужа проваливает она; ему советует она заботу первое всего о барышах и грабеж ближних, все остальное для нее дело побочное. Устроившись так за счет мужа, начинает она практиковать такие вещи. Если она слишком мала ростом, то пробку в башмаки вшивает; если слишком высока, то носит башмаки на тонких подошвах и прячет голову между плечами, — это уменьшает рост. Если бедра у нее узкие, то делает на них накладки, чтобы встречающиеся вслух дивились ее красивому заду. Если живот у нее отвислый, то через наложение разных накладок она выравнивает его, как заставляют делать это некоторые из комиков кормилиц на сцене. Если живот впал, то прутьями она заставляет его податься наружу. Если она имеет глазные брови белокурые, то намазывает их сажей; если черные, то белит их; если они уж слишком становятся белы, краски можно подпустить. Если у нее есть особенно красивое пятнышко на теле, то обнажает его. Если имеет она прекрасные зубы, то вынуждает себя к смеху; все должны видеть красоту ее рта. Если же ей неохота смеяться, то в продолжение целого дня гложет она кусочки миртового дерева, так что хочет не хочет, а зубы ее все-таки видны". Этот отрывок из мирской мудрости привел я для отклонения вас от пошлого этого косметического искусства; Логос хочет нас, ведь, всячески спасать. Вскоре я подтвержу это местами из свящ. Писания. Для отвращения нас от грехов оно имеет, ведь, обычай даже неприкровенно высказывать нам нас пристыживающие порицания. Как пластырь, на руку наложенный, или эссенцией намазанный глаз тотчас дает повод заподозрить болезнь: подобным образом и намазанные щеки выдают в глубинах больную душу. Божественный Педагог запрещает вам к чужим рекам приближаться. Под чужой рекой разумеет Он кокетливую жену другого, которая перед всеми в любезностях разливается и перед всеми расточает до приторности кокетливую свою распущенность. От воды чужой удаляйся, говорит оно, и из чужого источника не пей (Пригч. 9, 18). Оно предостерегает нас этим от потока сладострастия, желая нам долголетия, да приложатся нам многие годы жизни. Можно это место понимать в качестве предостережения против нечистых вод сладострастия или же нечистых учений еретических. Приятности вкуса и выпивание суть весьма пошлые страсти, но страсть к нарядам пошлее. Кушаньями обставленные столы, круговые чаши все-таки в состоянии удовлетворить вожделениям глотки; но склонность к нарядам, пурпуру и драгоценным камням не может быть удовлетворена всем золотом, которое поверх земли и под землей; ни моря Тирского для нее не довольно, ни товаров Индии и Эфиопии и Пактола с его золотыми волнами; и если бы кто и Мидасом был, все-таки получил бы не довольно, но стал бы чувствовать себя бедным, поскольку он большего богатства желает; такие люди умерли бы, если бы золото исчезло. И если богатство слепо, то не слепыми ли должны быть и его подруги и почитательницы? Они не знают никаких границ своей жадности и впадают в бесстыдство. Везде им нужно быть: и в театре, и в процессиях, и на гуляньях; они совершают прогулки в храмы и останавливаются на площадях, чтобы здесь все их видели. Затем они и рядятся, что другим желают нравиться, блистая, впрочем, лишь своим лицом, а не сердцем. Как бежавших рабов отмечает клеймо, так разноцветные одежды - щеголиху. Но хотя ты одеваешься в пурпур, хотя украшаешь себя золотыми нарядами, обрисовываешь глаза твои красками, но напрасно украшаешь себя, говорит Логос у Иеремии (Иер. 4, 30). Далее, лошадям, птицам и другим животным дозволительно из зелени лугов выскакивать или вылетать в своем природном украшении, с гривой, с естественным цветом кожи, в пестрых перьях. Женщина же, напротив, не становится ли ниже животного, когда она считает себя столь мало красивой, что нуждается в красоте фальшивой, купленной и намалеванной? Сетки для волос, и именно, различных сортов, замысловатое заплетанье волос ж прочее иа тысячу манер завиванье локонов ж дорогой аппарат зеркал, перед которыми они наводят красоту, чтобы ловить безрассудных, ребяческих почитателей своего появления: все это принадлежности жен, потерявших всякий стыд, которых можно называть гетерами, потому что они из своих лиц маски делают. Нам же заповедует Логос не к видимому, но к невидимому стремиться, потому что видимое временно, а невидимое вечно (2 Кор. 4, 18). Но, что собой превышает всякое бессмыслие: для созерцания своей напачканной фигуры, как бы продукта какого-то великого дела, изобрели они зеркало, чтобы обманность своих прикрас им можно было тоньше прикрывать. Но прекрасному Нарциссу не принесло счастья быть зрителем своего собственного образа, как один из греческих мифов о том сообщает. Если Бог через Моисея заповедует людям не делать никаких искусственных изображений Его, то ужели же женщины делают правое, когда, свой собственный образ в зеркале отражая, перед ним маску накладывают на свое лицо? Но и к пророку Самуилу, посланному помазать в цари одного из сынов Иессея и при виде прекраснейшего и представительнейшего из них пришедшего в восхищение и уже приготовившегося излить елей. Господь сказал: Не смотри на вид его и на высоту роста его; Я отринул его; Я смотрю не так, как смотрит человек, ибо человек смотрит на лицо, а Господь смотрит на сердце (1 Царств 16, 7). И помазал Самуил мужа прекрасного не телом, но душой. Если теперь Господь естественную красоту тела менее ценит, чем красоту души, то что подумает Он о ложной красоте, Ох, состоящий врагом всякой лжи? Ибо мы ходим верою, а не видением (2 Кор. 3, 7). На Аврааме Господь весьма ясно показывает, что кто Бога слушает, тот должен презирать отечество, родственников, имущество и богатство. Бог сделал Авраама чужеземцем (Быт. 12, 1 и т.д.); за это Он называет его другом (Иак. 2, 23), поскольку для Бога он свое домашнее изобилие оставил (Авраам был знаменитого рода а очень богат). И с 318-ю людьми своего дома победил он четырех царей, пленивших Лота (Быт. 14, 14 и далее). Только Есфирь украшалась согласно с приличиями; ее нарядность ради царя имела значение таинственное; красота же ее была выкупной ценой за ее на смерть осужденный народ. А что страсть к нарядам делает жен гетерами, а мужей гермафродитами и преступными заискивателями женской склонности, об этом свидетельствует трагик в рассуждении такого рода: Из Фригии пришел муж, который над богинями
Суд творил, как людская молва о том говорит.
Пришел он в Лакедемон в великолепного цвета одежде,
Золотом блистающей, с варварской роскошью разукрашенной.
И он проживал здесь, будучи влюблен в Елену и
Ее соблазняя к побегу в бычьи стойла Иды,
В отсутствие Менелая из дому. Такова красота; она — мать нарушения верности. Нарядность варварская, роскошная одежда женоподобного мужа были причиной переворота в Элладе. Одеждой, великолепием и блестящей красотой даже лаконская умеренность была подкуплена. Варварской пышностью дочь Зевса увлечена была к преступной связи. Не было Педагога у них, который искоренял бы в них желания; никого не было, кто говорил бы: Не прелюбодействуя и Не желай (Исх. 20, 14, 17); не доходи до этого с твоими чувственными желаниями, но и не воспламеняй в себе желания роскошью одежд. И что было последствием этого? И какое несчастье разразилось над ними, после того как овя ае хотели обуздать своего самолюбия? Целых две части света были потрясены этими беспутными желаниями, и вся путаница эта поднята была варварским юношей. Вся Эллада всходит на корабли, на море становится тесно, потому что через него суша передвигается. Начинается продолжительная война, возгораются сильные битвы. Равнина наполняется трупами, варвар издевается над эллинским лагерем (Ид. XIII), несправедливость одерживает триумф, и глаз поэтического Зевса обращает благожелательно в сторону фракиян; варварские нивы напояются благородной кровью, и реки запружаются трупами; жалобно себя бьют в грудь, и на земле господствует печаль; подошва и вершины богатой источниками Иды потрясаются, а с ними города троянцев и корабли ахеян. Ах, Гомер! Куда бежать нам, где остановиться? Покажи нам землю, которая не колебалась бы. Не трогай уздою, потому что ты пути не знаешь;
Не всходи и на седло, потому что ты ездить не умеешь. Два возничих есть на небе; только их одних огонь и слушается. Благоразумие отклоняемо бывает похотью от своего пути; и здравое мышление, не обуздываемое Логосом, легко впадает в надменность, и следствием сего уклонения бывает низвержение. Доказательством сего служат ангелы, оставившие красоту Божию ради красоты преходящей и низвергшиеся с неба на землю. Но и сихемляне наказываются за осквернение благочестивой девы; ее гроб является свидетелем ее благовоспитанности, а памятник наказания служит нам спасительным предостережением (Быт. 34, 25 и далее). 3. Против модничанья мужчин. И до того испорченность нравов доходит, что не только женщин сокрушает суетная эта забота о показном, но и между мужчинами эта болезнь неистовствует, да, болезнь; потому что кто от этой склонности к показному и рассчитывающему на обольщение других приукрашиванию себя несвободен, тот болен. Старательно за своим телом ухаживая и достигая его холености, такие мужчины становятся женоподобными, заставляют себя подрезать волосы на тот манер, как носят их рабы и щеголихи, драпируются в прозрачные одежды, жуют мастике, мажутся благовонными помадами, натираются благовонными маслами, душатся духами. Что сказать при виде таких мужчин? Физиогномист уже по наружному их виду определит, что это за люди. Это преступные заискиватели у чужих жен преступной склонности, люди немужественные, Афродите двусторонне служащие, власоненавистники, безбородые, питающие в себе страх к этому цвету мужественности, волосы на голове даже и причесывающие-то прямо на манер женщин. "Замыслам же преступным и безрассудным всю жизнь преданные, совершают эти нечестивцы дела возмутительные и гнусные", говорит Сивилла. В наших городах множество народу занято осмаливаньем двусбруйных этих мужчин, бритьем их и выщипываньем волос у них. Повсюду настроено и открыто много заведений этого рода, и мастера этого необычно искательного искусства собирают массу денег с мужчин, себя позволяющих смолить и с поросших волосами частей тела их выдергивать. Не стыдятся этого рода люди ни совершителей этого их осмоления, ни случайных за это время посетителей заведения, ни себя самих, хотя они все-таки являются мужчинами. Рабами отвратительнейших страстей являются эти люди, позволяющие насильственно, а именно при посредстве смоляного пластыря, все свое тело освобождать от волос и его вылощенным делать. Мне и неохота бы входить в подробности этого их бесстыдства; но если они над собой все находят возможным делать, то и мне не приходится останавливаться Перед опубликованием этого. Одного из этих потерявших всякий стыд людей, выведенного для продажи на рынок, Диоген изрядно пристыдил, обратившись к нему совершенно законно с таким предложением: "Иди-ка сюда, милый, купи сам себе мужа". Таким двусмысленным обращением покарал он рассчитанное на прельщение других искусство того человека. Неужели же не пошло это, мужчиной быть и волосы со своего тела заставлять сводить, и на него вместо того лоск наводить? Подкрашиванием седых волос, напомаживанием их, наведением светло-русого цвета на них только и могут интересоваться мужчины двусбруйные; и женская прическа их свидетельствует о том же. Уроды эти, себе волосы крася и себя подмолаживая, живут мечтой, что для них, как для змей, возможно старую кожу с головы скинуть. Волосы они и действительно себе хитро подкрашивают, но морщины с лица свести все-таки не могут; а также и смерти они не избегают, старость искусством прикрывая. Между тем, в образе старца нет ничего ужасного, решительно ничего, и усилия прикрывать глубокий свой возраст совершенно напрасны. Чем ближе кто подходит к границам своей жизни, тем поистине тот становится лишь достопочтеннее, потому что в глубоком возрасте человек только Бога одного имеет старше себя; Бог является, ведь, вечным старцем, старшим, чем все сотворенное; пророк называет Его Ветхим днями; и волосы главы Его — как частая волна (Дан. 7, 9). Не можешь ни одного волоса, говорит Господь, сделать белым иди черным (Мф. 5, 36). Не дерзость ли, следовательно, с Творцом соперничать или, лучше сказать. Ему противодействовать, свои седые волосы подкрашивая? Как прилично старцам уметь давать совет, говорит Писание (Сир. 23, 6), а седая голова есть цвет жизненного опыта; подкрашивающие ее потому пятнают не только честь своего глубокого возраста, но грешат и против Того, кто их волосы убеляет, отличая старших этим знаком почтенности. Невозможно, решительно "невозможно, чтобы душа честная мирилась с подкрашиванием волос на голове". Вы не так познали Христа, говорит апостол, потому что вы слышали о Нем и в Нем научились — так как истина во Иисусе, — отложить прежний образ жизни ветхого человека, (не того, который поседел, но) истлевающего в обольстительных похотях, обновиться (не красками и себя прихорашиванием напоказ, а) облечься в нового человека, созданного по Богу, в праведности и святости истинной. (Еф. 4, 20-24). Если же какой мужчина оказывается очень занятым своими волосами, постоянно причесывает их, подстригает перед зеркалом, их поправляет, подбривает и выщипывает, себе лицо лощит, то не бабой ли он становится? И подлинно, нужно раздеть такого донага, чтобы не счесть за женщину. И желания у таких людей наполовину женские. Так как обычай не позволяет им носить золотых украшений, то окаймляют они свои одежды золотом протканными тесьмами, навешивают на свои пяты золотые шарики, спускают себе с шеи такие же шарообразные вещицы. Вещицы эти суть изобретение специально уже этих с ума свихнувших людей, этих завсегдатаев гаремных, двуснастных тварей этих, преданных лишь своим чувственным вожделениям. Нечиста эта страсть собой рисоваться и собой прельщать; она-то, собственно, и является седалищем непотребства. Бог захотел, чтобы женщина имела кожу гладкую и чтобы только голова ее украшена была самородным и роскошным этим нарядом волос; он придает ее виду осанистость, подобно тому, как и лошадь в своей гриве имеет украшение, ей придающее вид гордый. Мужчину же, как и львов, Творец бородой украсил и ему вид мужественный сообщил в груди волосатой, служащей знаком силы и господства. Подобным же образом и петухов из-за кур между собой в бой вступающих. Творец гребневидным наростом украсил. И эти волосы, дарованные мужчине, Творец ставит столь высоко, что наравне с разумом указывает в них преимущество мужа; и сам будучи достоудивителен в своем величии, представительность вида мужчины украсил Он в высшем его возрасте достопочтенной сединой. Разум, добрые расположения, становясь от глубины как бы седыми, зреют лишь со временем и постепенно; и предносясь видимо в образе седины, являют они а советах старости вескую многоопытность, представляющую собой достолюбезный цвет почтенного разумения, даруемого верой. Характерная принадлежность мужчины, борода, обнаруживающая в нем мужа, древнее Евы, и является символом природы сравнительно более сильной. Вот почему Творец приличным нашел украсить мужа волосами и почему усеял ими все его тело; части же гладкие и мягкие Он снял с боков тела мужчины и создал из них отличающуюся более нежной организацией и деликатностью форм жену, Еву, в качестве спутницы состояния брачного и заправительницы домохозяйством, предназначенную, собственно, для порождения зачаточного зерна и продолжения рода. Мужчина же, - так как гладкость с его тела снята, - остался мужем и является уже в своем внешнем виде мужа; ему прирожден активный характер подобно тому, как жене - пассивный; потому что поросшее густыми волосами и по самой своей природе суше и жарче гладкого. Поэтому самому и мужчина, плотнее обросший волосами, сравнительно с женой горячее, равно как не оскопленный сравнительно с евнухом и вполне выросший сравнительно с неразвившимся. Поднимать руку на волосы, на этот символ мужской природы, значит, преступно. Это искусственное выглаживание кожи — сам Логос воспламеняет меня против сего, — если оно производится на ком во исполнение расчета того на мужчин, выдает в^ выглаживаемом дурандаса; если же при этом в виду имеются женщины, то полируемый, значит, является преступным заискивателем у женщин и с их стороны преступной склонности; но и того, и другого разряда мужчины из нашего общества должны быть изгоняемы насколько возможно далее. У вас же и волосы на голове все сочтены, говорит Господь (Мф. 10, 30); значит, и волосы подбородка, и волосы всего тела. Итак, исчисленные Богом волосы сводить, вопреки Его воле, не следует. Или вы не знаете самих себя, что Иисус Христос в вас? говорит апостол (2 Кор. 13, 3); если бы вы знали, что Он в нас живет, то я не понимаю, каким образом можно было бы решиться на оскорбление Его. Дозволять же себя смолой облеплять, мне неохота и говорить об этой гнусной операции, — при этом к другому задом оборачиваться, изогнувшись, стоять и, тайны природы всесторонне обнажая, то наперед выгибаться то назад, дозволять производить над собой эту противоестественную операцию даже среди гимназии, куда люди сходятся, однако же лишь свою дельность заявлять, не краснея при этом ни самих себя, ни собрания юношей, не представляет ли это собой крайней степени бесстыдства? Кто в обществе себя так держит, тот и в доме у себя вряд ли кого будет стыдиться. Бесстыжее поведение в обществе свидетельствует о полной разнузданности того в месте сокровенном, потому что, кто при дневном свете от мужской своей природы отказывается, относительно того не может быть никакого сомнения, что ночью тот разыгрывает роль жены. Не должно быть блудницы из дочерей Израилевых, и не должно быть блудника из сынов Израилевых, говорит Логос устами Моисея (Втор. 23, 17). "Но смола полезна, говорят. Она лишает доброй славы, говорю я. Никто, состоя в здравом уме, не захочет кинедом быть и казаться, болезням этого подвергаться, добровольно допуская над собой деяния, обесчещивающие в человеке красоту образа Божия. Ибо кого Он предузнал, тем я предопределял быть подобными образу Сына Своего, ради которых, собственно, по апостолу. Он и указал Сыну быть первородным между многими братьями (Рим. 8, 28. 29), то не нечестивцы ли те, кто телесный образ Божий растлевают? Если мужчина желает быть прекрасным, то должен он развивать прекраснейшее в человеке - разум: его должно изо дня в день украшать все достойнее и очевиднее. И не волосы должно исторгать у себя, а желания. Мне жаль несчастных мальчиков. продаваемых на невольничьем рынке на издевательство разукрашенными; но они не сами себя бесчестят, для целей постыдной торговли прихорашиваются по приказу. Если же кто добровольно позволяет совершать над собой деяния, за совершение которых в мужеском возрасте над другим подлежал бы смертной казни, то не является ли тот презреннейшим негодяем? И в настоящее время жизнь людская отличается крайней разнузданностью нравов, грех разросся чрезвычайно; по городам разлилась всякого рода безнравственность и уже обычной стала. При домах терпимости стоят женщины и торгуют перед любострастном своей плотью. Мальчики, наученные от своей собственной природы отрекаться, на себя принимают роль жен. Распущенностью нравов все сдвинуто с места, человечество обесчещено, превышающие всякую меру беспутные желания гоняются за всем, добиваются всего, вынуждают себя ко всему, извращают природу; мужчины противоестественно принимают на себя роль женщин, женщины - мужчин; есть женщины, замуж выходящие, но и женящиеся; все пути к любострастию открыты. Афродита шатается по улицам и сделалась семейной гостьей. Жалкое зрелище! О, жизни образ возмутительный! Столь прекрасные плоды производит общественная наших больших городов: мерзости, непотребства, уличных женщин. О, жизнь беззаконная! Не знают они, несчастные, сколько печальных сцен может заключать в себе такое соитие с лицами неизвестными. Сам не предполагая того, отец часто совокупляется со своим растленным сыном, со своей любодейной дочерью, не помнит о детях, вне дома живущих, и час похоти доказывает этим, в какой степени отцы их состоят мужами. Мудрость законов сквозь пальцы смотрит на такого рода противоестественность, закон дозволяет грех и гнусную похоть называют деянием безразличным; думают, что за прелюбодеяние ответственности избегают, если оное становится их природой. Но наказующее правосудие по пятам преследует их за это нечестие; они навлекают на себя неумолимый рок и за малую, вознаграждающую распутных женщин монету покупают себе смерть. Нечестивые купцы привозят целые корабли этих отверженных творений и, как если б это был хлеб или вино, торгуют они любодейцами; другие, еще более жалкие люди, покупают похоть на рынке, как хлеб и съестные припасы, и совсем не думают об изречении Моисея: Не оскверняй дочери своей, допуская ее до блуда, чтобы не блудодействовала земля и не наполнилась земля развратом (Лев. 19, 29). Это уже давно предсказано, а исполнение последовало в наши дни: вся земля полна любодейства и невоздержания. Я удивляюсь древним законодателям римлян. Они воспрещали под страхом наказания это практикование двуснастности, и за противоестественное сладострастие по справедливому закону их полагалось погребение заживо. Непозволительно, следовательно, бороду выщипывать, это самой природой данное убранство, истинное украшение. Борода, только что пробивающаяся, представляет собой приятнейший вид (Од. X, 279); вперед же в жизненном своем возрасте поступающий ее умащает, так что у прехвального Аарона, например, с нее стекал пророческий елей (Пс. 132, 2). Истинный питомец Педагога, на котором мир почиет, должен в мире жить и со своими волосами. К чему после этого женам, склонным к преступному искательству расположенности мужчин, к зеркалу прибегать, если в мужчинах, доходящих до такой наглости, они зеркало имеют? Не мужчинами, нет, а вертопрахами (патиками, кинедами) и женообразными людьми должно таких называть; голос их надломлен, костюм их и по материалу, и по цвету женский. Таких людей можно признать уже и по внешнему их виду, по одежде, по обуви, по манере держать себя, по походке, по прическе, по взгляду. По виду узнается человек, говорит Писание, и по выражению лица при встрече познается разумный. Одежда и осклабление зубов и походка человека показывают свойство его (Сир. 19, 26-27). Этого рода люди на подбородке, на других частях тела, повсюду выщипывают волосы, только на голове имеют обыкновение растить их, и на свои локоны они подобно женам накидывают чуть ли не сетку. Львы довольны бывают своей густой гривой, и в борьбе она служит им защитой. И кабаны своей щетиной увеселяются и своей поднявшейся шерстью наводят они ужас на охотников. И шерстистая овца пышет здоровьем в виде всклокоченных косм. Роскошными кудрявыми волосами человеколюбивый Отец Небесный одарил ее для твоей же пользы, человек, научив тебя волну стричь. Из языческих народов кельты и скифы носят волосы длинными, но не прихорашиваются. Все же роскошные волосы варвара представляют собой нечто ужасное, а светло-красный цвет их напоминает собой войну; этот светло-русый цвет волос родствен цвету крови. Но оба названные варварские народа являются врагами жизни распущенной; ясным свидетельством этого служит Рейн у германцев и повозка у скифов. Скиф иногда даже покидает и повозку; ее величина считается у варвара признаком богатства и, более или менее удобную жизнь на ней покидая, обставляет он свое домохозяйство еще проще. Берет скиф лошадь более подвижную, чем повозка, вскакивает на нее и скачет куда хочет; утомившись и проголодавшись, требует он пищи от лошади; и она открывает ему свои жилы и успокаивает его единственным, что имеет - своей кровью; для номадов конь - жилище и пища. У арабов, другого кочевого народа, способное к ношению оружие юношество состоит из ездоков на верблюдах; они садятся также и на стельных верблюдов; эти пасутся и бегают в их обществе, принимают их опять к себе на спину и несут вместе с ними все хозяйство. И если ощущается этими людьми недостаток в питье, то доят они этих животных; и если не хватает пищи, то не щадят они и их крови, как делают это и бешеные волки. Но эти животные, более кроткие, чем варвары, не помнят несправедливости, им оказанной, храбро проходят пустынями, неся на себе своих господ и питая их. Чтоб им пропасть, этим озверевшим верблюжьим погонщикам, для которых кровь этих животных служит пищей! Человек не вправе крови касаться, поскольку тело его самого есть не что иное, как из крови же образованная плоть. Человеческая кровь и в Логосе имеет часть и через посредство Духа Святого в благодати (Божией) участвует. И если кто Их оскорбляет, тот не укроется (от мщения), потому что кровь тела может и сама по себе к Господу вопиять (Быт. 4, 10). — В остальном одобряю я не имеющую сложных потребностей жизнь варваров; они любят легко поднимаемое хозяйство и не знают роскоши. В таком смысле взывает к нам Господь: "Чисты вы должны быть от бесчувствия к нравственным приличиям, чисты от суетного славолюбия, свободны от грехов, только древо жизни нося, лишь пути спасительного твердо держась". 4. О добром и дурном сообществе. Однако же я, и сам того не заметив, уклонился от предмета. Я хочу к нему вернуться и сказать несколько порицательных слов еще против содержания многочисленного служебного персонала. Не хотят сами деятельными быть, сами себе служить и прибегают к прислуге, накупают целую толпу поваров, лакеев и искусных официантов. Их функции многообразны. Один класс их озабочен приятностями вкуса: это - кравчие, повара, пирожники, кондитеры, тонких кремов составители и выдумщики. Второй класс их озабочен богатым гардеробом хозяев. Третьи хранят золотые украшения, как если бы это были грифы какие, золото стерегущие. Четвертые хранят серебряную утварь, моют питейные бокалы, кубки, стаканы и держат столовые сервизы в порядке. Пятые только тем и заняты, что чистят домашних животных. Целая толпа чашников занята винами; целые толпы прекрасных мальчиков, как если б это были стада какие, затем только и откармливаются, чтобы после из них красоту выдаивать. Жен окружают цирюльники и горничные; одна подает зеркало, другая - сетку для волос, третья — гребень. И евнухи тут, занятые сводничеством. Сами будучи неспособны к любовным удовольствиям, они от подозрения свободные, по крайней мере, другим в делах сомнительной нравственности услуги оказывают. Истинный же евнух не тот, который не может, но который не хочет давать воли своим желаниям (Мф. 19, 12). Потому Логос, гневаясь на греховных иудеев, когда они желали иметь царя, через пророка Самуила обещает им дать властелина не гуманного, а грозит им деспотическим и сладострастным тираном, который, говорит Он, дочерей ваших возьмет, чтоб они составляли масти, варили кушанье и пекли хлебы (1 Цар. 8, 13), который свою власть над вами утверждать будет по-военному, а не в качестве князя мирного господствовать над вами. Потом кишат дома наших богачей целой массой кельтов, обязанность которых поднимать на себя носилки с женами и носить их на своих плечах. Поденщиц же, прядильщиц из шерсти и ткачих нет в таких домах. Даже и рабочей-то комнаты у хозяек этого рода нет, да и вообще домохозяйством они не заняты. По целым дням, напротив, бывают они окружены людьми, передающими им различные сплетни, рассказывающими им скандальные истории и губящими и тело их, и душу своим пошлым паясничаньем и болтовней. Не следуй за большинством на зло, говорится, и не решай тяжбы, отступая по большинству от правды (Исх. 23, 2), потому что мудрость есть достояние людей лишь избранных, глупость же - удел массы. А покупают себе жены таких носильщиков не из какого-нибудь нежелания быть в городе видимыми, - это было бы достолюбезно, т.е. если бы они ради этих целей в свои портшезы укрывались, - наоборот: служителями в паланкинах быть носимыми, это доставляет им удовольствие и хотят они этим порисоваться. И так как при этом они занавес откидывают и острыми взглядами с мужчинами обмениваются, то дают через то понятие о своем характере. Часто они и совсем высовываются из своих портшезов и через столь легкомысленную свою шустрость постыднейшим об разом нарушают самую обыкновенную нравственность. Не смотри по сторонам на улицах города, говорится, и не броди по пустым местам его (Сир. 9, 7). И поистине место пустынное то, где разнузданная толпа стоит и ни одного разумного человека нет. А по таким-то именно местам женщины богатые у нас и приказывают обносить себя в портшезах. Бывают они по храмам обносимы, здесь жертвы при этом принося и прорицания выслушивая. И длятся эти их богомолья по целым дням, в течение которых они проводят время среди скоморохов, религиозных аферистов, жалких при жертвенниках блюдолизов, этих разорителей целых семейств. При питье из жертвенных кубков вслушиваются они в нашептывание старых ведьм, от волшебников учатся они любовные напитки составлять и магическим словам на пагубу брака. У них есть мужья, и у мужей они состоят женами, а прорицатели обещают им новых. Как бы не замечать им того, что они обманываемы, что для этих грязных людей, ими встречаемых при богомольях, служат они лишь поставщицами средств к жизни пошлой и чувственной! Ибо этого рода люди свою стыдливость на величайший позор променяли и из своей гнусной испорченности делают прибыльное занятие. Есть много торговцев любодейным беспутством; то оттуда, то отсюда они прокрадываются сюда. Эти распутные люди имеют, ведь, страсть, влечение к похотливому наслаждению, как свиньи к лужам. Оттуда Писание напоминает убедительно: Не всякого человека вводи в дом твой, ибо много козней у коварного (Сир. 1, 29). И в другом месте; Да вечеряют с тобою мужи праведные, и слава твоя да будет в страхе Господнем (Сир. 9, 21). К шуту распутство! Ибо знайте, что никакой блудник, иди нечистый, или любостяжатель, который есть идолослужитель не имеет наследия в царстве Христа и Бога (Еф. 3, 5). И однако же этого рода жены находят свою радость в общении с мужчинами, противоестественно себя бесславящими. Целыми толпами стремятся в дома к ним эти бесстыжие люди (кинеды), угождая им своим разнузданным языком, гадкие по внешнему виду, с грязными речами на устах, состоя бесстыжими пособниками в делах сомнительных, орудиями при преступном снискании чужой склонности. Входят они в дом с хохотом и перешептываясь; сопенье носом и осиплость голоса выдают противоестественную их преданность делам похоти; разнузданными речами и кривляньями стараются они жен возбудить и к смеху вызвать, этому предвестнику распутного деяния. Часто эти распутники или эти охотники до дел блудных, если они чем-нибудь в сильный гнев бывают приведены или если другую толпу кинедов на свою гибель преследуют, квакают совершенно подобно лягушкам, ибо нос у них не в порядке, как если б желчь у них помещалась не в печени, а в ноздрях. Женщины все-таки, впрочем, утонченнее мужчин. Они держат при себе индийских попугаев и мидийских павлинов. Забавляются они своими уродливыми шутами, с ними валяясь по диванам, надрываясь со смеху, бесчинно, по-козлиному танцуя с этими каверзниками-карлами и карикатурами на человечество, до умору потешаясь непристойными и плоскими шутками своего Ферсита. Иные женщины за большие деньги покупают себе целую толпу таких ферситообразных дурачков и не своим мужьями хвастаются, а этими уродами, являющимися обузой на земле (Ид. XVIII, 104; Од. XII, 379). Не бывает, чтобы они приютили какую-нибудь честную вдову, которая, однако же, большого сочувствия заслуживала бы, чем какая-нибудь карликовая собачка с Мальты; от старца, который полного уважения стоит, отвертываются они, хотя они достойнее, конечно, оплаченной большими деньгами человеческой карикатуры; осиротелых мальчиков они не допускают до себя - они, попугаев и зуек кормящие; собственных своих детей подкидывают они, а молодых птиц принимают к себе в дом; эксцентричность у них важнее разумного дела. А лучше бы честному старцу содержание дать, который, полагаю я, прекраснее обезьяны и нечто лучшее сказать сумеет, чем соловей. К месту здесь будет это слово привести: Благотворящий бедному дает взаймы Господу (Притч. 19, 17) и другое: Так как вы сделали одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне (Мф. 25, 40). Но у этих жен чувство совсем не развито для рассудительности и остается грубым. Свои богатства тратят они на камни, т.е. на жемчуг и смарагды из Индии. Свои деньги издерживают они на целые груды одежд, свой цвет быстро теряющих и на покупку дорогих рабов; как пресыщенные курицы роются они в помете жизни. "Но бедность, говорят они, принижает мужа" (Притч. 10. 4), разумея под бедностью бережливость. А нужно бы сказать: Бедны те богачи, которые ничего не сберегают на дела благотворительности. 5. О поведении в банях. А что это за бани у них? Это целая совокупность зал, со всех сторон открытых, устроенных с изысканным художеством, светлых, с муслиновыми занавесками на окнах, с мебелью, блистающей золотом и серебром. Суетится в тех пространствах множество слуг: одни подают многочисленную и разнообразную столовую посуду для питья и для еды, другие - вазы для омовения, третьи поддерживают тепло через сжигание угольев в каминах. В своей разнузданности наши женщины заходят столь далеко, что и в банях едят и пьют. И если они являются в столь богатую и столь роскошную обстановку, да в дополнение еще и со своим серебром, то как не подумать, что значит это делают с целью неприличным и пошлым образом себя выставить здесь напоказ? Но, важничая в безмерной наглости своим богатством, а всего больше своей грубой непринужденностью, они этим навлекают обвинение против своих слабых, ими управляемых мужей, и некоторым образом против самих себя, так как без сложного аппарата этих сосудов они даже и в бане пропотеть и вымыться не могут. И бедные женщины, которым в иных случаях роскошь неизвестна, идут за богачками в те же бани. Так даже при омовении своей грязи люди богатые оказывают действие вредное и проклятое на нравы простые; на свое богатство как бы на приманку какую поддевают и бедных, с разинутым ртом изумляющихся блеску золота. И чтобы этих простых людей еще больше озадачить, устраивают они так, что те и любовникам их должны бывают удивляться, ибо вскоре затем и эти сюда являются, чтобы с ними нагими забавляться. Перед своими мужьями с себя одежды они снимают неохотно, лицемерно отговариваясь стыдливостью, а каждый какой угодно мужчина этих столь скромно дома себя ведущих жен может нагими видеть в бане. Здесь без стыда раздеваются они перед зрителями, как перед торговцами живым товаром этот бывает раздеваем. Но уже Гесиод справедливо советовал Женам не умащать кожи в бане. Наши общие для мужчин и женщин бани ведут только к распутству, потому что зрение обнаженного тела собой порождает желание. В бане наши женщины с себя как бы смывают и чувство стыдливости. Те же из них, которые еще не дошли до такой степени бесстыдства, хотя не допускают к себе чужих мужчин, зато моются при пособии своих слуг, донага раздеваются перед рабами, заставляют их мыть себя, робкому желанию дозволяя по крайней мере осязание. Приведенный в баню к госпоже служитель в наглости своих желаний торопится раздеться, но несмотря на все своё негодяйство делает это застенчиво. Древние атлеты тоже стыдились совсем обнажать мужское свое тело; они вступали в состязания опоясанные бедренным прикрытием и свидетельствовали таким образом о своем приличии. А нынешние женщины вместе с одеждой освобождаются и от чувства стыда, желают своими прекрасными формами рисоваться, но и сами того не желая, доказывают тем свою нравственную опущенность, потому что именно через обнажение своего тела они свидетельствуют о наполненности своей души страстными желаниями, подобно тому как у одержимых водяной болезнью кожа повсюду переполняется влажностью. У тех и других с первого же взгляда легко признать болезнь. Мужья потому должны подавать женам должный пример, соблюдая перед ними приличие; в их обществе раздеваясь, должны они похотливых взглядов избегать. Потому что, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал (Мф. 5, 28). Дома, следовательно, должны они соблюдать благонравие перед родителями и прислугой, на улице – перед встречными, в бане - перед женщинами, в одиночестве — перед самим собой, а повсюду — перед Логосом, который всюду присутствует и без которого ничто не начало быть (Иоан. 1, 3). Тот остается без греха, кто верит, что где бы он ни был. Бог повсюду присутствует при нем. 6. Христианство есть истинное богатство. В пользовании богатством, следовательно, должно разумность соблюдать; из человеколюбия должно щедродательными быть, не скряжничать, но и в расточительность при этом не должно вдаваться; деятельность благородная не должна вырождаться в эгоизм и тщеславие. Пусть никто между нами не говорит чего-нибудь вроде этого: "Лошадь этого человека стоит 15 талантов или же его поместье, его раб или его золотая утварь; а сам он не дороже трех копеек". Представляй себе жен без украшений, господ без рабов, и ты найдешь, что господин ничем не отличается от слуги ни в походке, ни во взорах, ни по языку: так схожи они с рабами; если чем и различаются они от слуг, то разве сравнительной телесной слабостью, состоя болезненными уже вследствие своего воспитания. Лучшим и славнейшим учением постоянно должно быть считаемо это: "Муж добрый, мудрый и праведный собирает себе сокровища на небе. Он обращает свое земное имущество в деньги и раздает оные бедным, получая за то непреходящее сокровище там, где нет ни моли, ни воров ". Такой поистине блажен, хотя бы он малозначителен был, слаб и бесславен; он становится собственником богатства величайшего и истинного. А кто несправедлив и столь же заносчив, как. и богач, одевающийся в золото и пурпур и презиравший Лазаря, то хотя бы он богаче был и Кинюры, и Мидаса, тот несчастен, бытие тот проводит жалкое и истинной жизнью не живет. Богатство, мне кажется, походит на змея: если кто еще издали различить его верно не сумеет, как он, вися на кончике хвоста, качается в воздухе, не причиняя никому опасности, то он обвивается около руки того и умерщвляет. Точно так же и богатству присуще замечательное свойство: при неискусном и неопытном прикосновении к нему оно змеем изворачивается, обвивается около собственника и его умерщвляет. А если кто им распоряжается великодушно и рассудительно, тот, это ядовитое животное поражая волшебством Логоса, остается невредимым. На эти истины люди богатые не обращают достаточного внимания; оттого они не могут похвастаться истинным богатством. Драгоценны не драгоценные камни, не серебряная утварь, не одежды, не телесная красота, а добродетель. А она состоит в пользовании разумом, в котором Педагог даровал нам принцип для деятельности. Разум же этот не любит роскоши; он является искренним слугой Логоса и славит умеренность, дочь мудрости. Примите учение мое, говорит Он, а не серебро; лучше знание, нежели отборное золото; потому что мудрость лучше жемчуга, и ничто из желаемого не сравнится с нею (Притч. 8, 10-11). И опять: Плоды мои лучше золота и золота самого чистого и пользы от меня больше, нежели от отборного серебра (Притч. Сол. 8, 19). Должно различать эти два рода богатств и чем они один от другого отличаются. Можно быть обладателем больших материальных благ, и все же походить на наполненный золотом грязный кошель. Муж же праведный представляет собой поистине прекрасное явление, потому что красота состоит в благоупорядоченности, в распоряжении имуществом и пользовании им смотря по нужде и обстоятельствам. Иной сыплет щедро и ему еще прибавляется (Притч. 11, 24); о такого рода людях написано: Он расточил, роздал нищим; правда его пребывает во веки (Пс. 111, 9). Не тот богат, кто владеет имуществом и его бережет, а тот, кто им делится; даяние, а не обладание нас осчастливливает. Но щедролюбие есть плод душевной настроенности; истинное богатство заключается, значит, в душе. Только люди добрые могут быть считаемы за истинно богатых; но добрыми могут быть лишь христиане. Чувство человека неразумного и разнузданного не может быть расположено к добру; не может он поэтому и распространить около себя добра; христиане же способны к тому; их праведность есть истинное богатство и Логос драгоценнее всякого другого сокровища. Он — произведение не стад и полей, а дар Божий, богатство негибнущее, приобретаемое ценой лишь душевной преданности Ему; Он есть сокровище, нас поистине осчастливливающее; нам доставляет Он истинное блаженство. Ибо если Логос (разум) становится чьим-то достоянием, то не стремится тот ни к чему недостижимому; напротив, цели своих стремлений он достигает; по каждому справедливому желанию получает он от Бога удовлетворение. И не становится ли он тогда обладателем многого, даже всего? Сокровища непреходящего, ведь, становится он обладателем, а именно. Бога. Просите, ~ говорится, — и дано будет вам; стучите, и отворят вам (Мф. 7, 7). Но если боящемуся Его Бог ни в чем не отказывает, тогда богобоязливый является, значит, обладателем всей вселенной. 7. Умеренность - вот верные на жизненном пути расхожие деньги христианина. В удовольствиях утопающее сладострастие есть злосчастнейший утес для человека. Жизнь изнеженная и бессодержательная, какой преданы столь многие, противоречит чувству истинной красоты и несогласна с простыми, скромными радостями человека, истинно образованного. Человек есть существо, самой природой обращенное горе, себя ставящее выше прочих и стремящееся к обладанию красотой единой и вечной, творением которой он является. Жизнь же, посвященная чреву, не есть что-либо возвышенное; напротив, она постыдна, омерзительна, смешна; погоня за удовольствиями есть нечто, совершенно чуждое Божественной природе; удовольствия чрева напоминают воробьев, половые - свиней и козлов. Грубость крайняя считать такие удовольствия за какое-то благо. А что касается сребролюбия, то оно сводит людей с правого жизненного пути, заглушает в них чувство приличия и отвращения к делам постыдным. Еще бы! Богач подобно животному желает только много есть, много пить, быть не лишенным чувственных удовольствий; он имеет средства к удовлетворению всякого рода желаний. И вот почему столь немногие из них делаются наследниками царства Божия, открытого однако же для всех (Мк. 10, 24). Для них счастье в многоядении. Ибо для какой же иной цели приготовляется столько кушаний, как не для наполнения желудка одного какого-нибудь человека? Доказательством отвратительности этой гастрономической страсти состоят отхожие ямы, принимающие экскременты обедов. На самом же деле к чему бы держать столько кравчих для разливания разнообразных вин, если для утоления жажды достаточно стакана воды? К чему столько сундуков для сохранения роскошных одежд? К чему эта золотая домашняя утварь? К чему множество других элегантных вещей? Не для удовлетворения ли взоров ненасытных, не для приманки ли воров и других преступников? Лучше пусть милость и истина да не оставляют тебя, говорит Писание (Притч. 3, 3). В пророке Илии мы имеем прекрасный образец умеренности. Когда он под кустом сидел в пустыне и, умирая от голода, ждал себе помощи лишь от Бога, то ангел принес ему печеную лепешку и кувшин воды (3 Царств. 19, 6). Вот какой завтрак послал пророку Господь. Мы же, ходящие путями истины, тем свободнее должны быть от всякой бесполезной ноши. Не берите ни мешка, ни сумы, ни обуви, говорит Господь (Лк. 10, 4), т.е. не приобретайте никаких богатств, сберегаемых в кошелях. Не наполняйте хлебом ваших житниц, подобно тому как сеятель наполняет свои пазухи зерном, а разделяйте его между нуждающимися. Наконец, не накупайте себе лошадей и рабов, назначение которых перевозить багаж богатых и затруднять их передвижение, почему аллегорически и назван он обувью. Далеки, следовательно, мы должны быть от обременения себя бесполезной утварью, золотыми и серебряными кубками, кучей бесполезных слуг. Прекрасной и правой нашей свитой должна быть та, на которую наш Педагог указывает нам, уча нас самим себе служить и довольствоваться малым. Если хотим быть принятыми Логосом, то мы должны идти к Нему путем. Им для нас проложенным. А если у кого есть жена и дети, то и они никого не могут затруднять на его святом пути, если он научит их с тем же постоянством, с каким сам следует за своим Путеводителем, и их идти. Жена, любящая мужа, должна приготовиться к совместному путешествию с ним. Умеренность, соединенная с нравственной, никогда себе не изменяющей устойчивостью - вот верные расхожие деньги на пути к небу. Мерой для каждого обладания должна служить потребность, подобно как для обуви мерой служит нога. То же, что выходит за эти пределы - а это так называемая элегантность, будет ли она состоять в утвари или в одеждах — все это в путешествии будет лишь затруднять нас, а не служить нам поддержкой и не быть нашим украшением. Восходя к небу с напряжением (Мф. 11, 12; Лк. 16, 16), мы можем опираться при этом на посох благотворительности; она же, будучи обращаема нами в сторону нуждающихся, может быть и нашим отдыхом на пути. Богатством своим человек выкупает жизнь свою, говорит Писание (Притч. 13, 8), т.е. если кто богат, то благотворительность спасет его. Как ключевой источник, и, вычерпан будучи, наполняется до прежней своей меры, так и щедролюбие само себя умножает и пополняет. Человеколюбие есть именно никогда не иссякающий источник; сколько бы ни поило оно жаждущих, молоко у него, как к высосанной груди и выдоенному вымени, обыкновенно опять приливает. Тот не беден, кто владыкой мира. Божественным Логосом, покровительствуем; никогда он не нуждается в необходимом. Ибо состоять под покровительством Логоса это именно, ведь, и значит не иметь никаких излишних потребностей и в то же время иметь подле себя постоянный источник для всякого рода довольства. А если кто захотел бы утверждать, что-де он видал, как праведник часто куска хлеба не имеет, то, возражаю я, что бывает это редко и только там, где нет другого праведника (который нуждающемуся помог бы). И все же и на этот случай читаем слово: не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих (Мф. 4, 4), которое есть истинный хлеб, ибо является пищей, нам посланной с неба (Иоан. 6, 23 и т. д.). Доколе держится Бога, праведник никогда, следовательно, ни в чем не терпит недостатка. В чем он нуждается, всего того он может просить и все то получать от Отца вселенной (Мф. 7, 7-8), но и сам собой он может питаться, Сына Его в себе имея. Так не ощущает он ни в чем недостатка. Логос, наш Педагог, наделяет нас богатством и именно богатством, ни в ком не возбуждающим зависти, потому что мы не имеем излишних потребностей. Кто богат этим богатством, тот становится наследником Царства Божия. 8. О том, что главная сила истинного и здравого учения в образцах и примерах. Если кто-нибудь из вас от роскоши совершенно откажется и будет вести простой образ жизни, то научится он легче переносить и невольные затруднения, потому что добровольные труды для него сделаются постоянной школой упражнений, подготавливающей его к перенесению ударов судьбы; и если бы кто оказался в нужде среди различных ужасов и печальных обстоятельств, то они уже не будут для него неожиданностью. Потому-то нам и сказано, что своим: отечеством мы не должны считать эту землю: земными благами мы должны пренебрегать. Простота образа жизни есть благонадежнейшее и действительнейшее из всех благ; это - неисчерпаемая касса, из которой выдачи производятся только для удовлетворения крайних нужд и по мере потребности. О совместной жизни супругов, о том, что должно пользоваться лишь своими собственными услугами, о домохозяйстве, о держании прислуги, равно как о брачных часах и о приличии, какое должны соблюдать женщины, мы подробно рассуждали в беседе о браке. О добром же воспитательном методе мы должны еще кое-что сказать в форме дополнительного эскиза в начертанной нами картине христианской жизни. Большая часть того, что могло быть на этот счет сказано, уже изложено; педагогика набросана; остальное на этот счет мы присоединим здесь. Немаловажное значение в домостроительстве нашего спасения имеют примеры. Вот, говорится в трагедии,
Супругу Улиссову не убил
Телемак; да и она не уходила от одного мужа к другому;
Брачное ложе ее дома оставалось незапятнанным. Если кто хочет высказать порицание жаркому заискиванию преступной склонности у чужих жен, тот будет иметь образец воздержанности от вожделений в верной любви этой жены к своему мужу. Лакедемоняне принуждали своих рабов напиваться и, указывая на них детям, пользовались их колобродством в пьяном виде как некоторого рода врачеванием от этого порока и поощрением к воздержанной жизни. При воспитании своих детей лакедемоняне обращали, следовательно, их внимание на безумие своих илотов, и оно становилось для детей предостережением, останавливавшим их от впадения в подобное позорное состояние; отвратительное поведение пьяных рабов для детей лакедемонян тем было полезно, что предохраняло их от этого порока. Одни из людей и поныне достигают спасения при помощи людей же, другие стремятся к добродетели и упражняются в ней самоучками. Нет того лучше, кто сам собой достиг разумения. Таков Авраам, Бога искавший. Но благороден и тот, кто мудрое слово слушает. Это ученики, слушающиеся Логоса. Из-за этого один другом назван (Иак. 2, 23), другие Апостолами, одного и того же Бога один ищет трудом, другой о Нем проповедует: и тот, и другой относятся к народу (Божию); и слушатели обоих (стопам их следующие): один осчастливливается исканием, другой находит свое блаженство в обретении. Но кто сам ничего не разумеет и на других не замечает, Чтобы то в сердце скрывать, тот человек ни на что не годный. Этот народ языческий, в великом семействе человечества бесполезный, народ, учения Христова не знающий и не желающий узнать. Но наш Педагог, Друг людей, разнообразными образами приходит к людям на помощь, за одно их хваля, за другое порицая. На чужих падениях Он указывает нам, готовым пасть, позор оных; когда мы готовы совершить преступление, в качестве проводника и руководителя нашей души Он указывает нам на следующее затем наказание, любвеобильно стараясь произвести в нас отвращение к грехам указанием на людей, ранее за них наказаннье. Такими примерами Он отклоняет одних от их злых расположении, других удерживает от подобных начинании - третьих укрепляет в терпении, а некоторых исцеляет этой аналогичной теорией и доводит до улучшения. Потому что кто же, видя другого оступившимся и упавшим в яму, не будет наблюдать, чтобы не подвергнуться той же опасности; кто не будет избегать следования по путям греха? Или какой-нибудь атлет, следуя стезей славы и видя, как его предшественник получил награду за победу, не будет стремиться к венку и соревновать старшим своим Сотоварищам? Есть много подобных образцов, представленных Божественной мудростью перед нашим взором. Хочу я об одном из таких примеров упомянуть и вкратце его изложить. Несчастье содомитян было судом Божиим, наказующим грешников, а для чад Божиих оно является воспитательным средством. Содомитяне, в своей извращенности предавшись страстям чрезвычайным, под влиянием своей одичалости сделались бесстыдными искателями у чужих жен склонности, растлителями мальчиков Всевидящий Логос, от которого никакое греховное дело не остается сокрытым, усмотрел это и, будучи недремлющим Стражем человечества, не отнесся спокойно к их непотребству. Чтобы удержать нас от подражания им, чтобы воспитать нас до мудрости своей жизни, чтобы дать некоторым грешникам веское предостережение, чтобы из-за безнаказанности беспутства не допустить усиление роста его до бесстыдства, решил Он уничтожение Содома огнем (Быт. 19). Лишь немного из того наставительного пламени излил Он на преступление содомитян, дабы страстность ее осталась ненаказанной и чтобы ее врата не отворились слишком широко для рабов сладострастия. Правосудное наказание содомитян, следовательно, служит для людей примером, внимание к которому ведет к спасению. Потому что кто подобным грехам не предается, за которые это были наказаны, того никогда не постигнет и наказание, какое постигло этих грешников; кто избегает греха, тот избегает и несчастья. Я хочу напомнить вам, уже знающим это, говорит Иуда, что Господь, избавив народ из земли Египетской, потом неверовавших погубил, и ангелов, не сохранивших своего достоинства, но оставивших свое жилище, соблюдает в вечных узах, под мраком, на суд великого дня (Иуд. 5, 6). И вскоре после этого очень поучительно преподносит Он примеры осужденных: Горе им, потому что они пошли путем Каиновым, на лживый путь Валаама уклонились и, заразившись духом Кореева упорства, погибают (ст. 11). Тех, кои свободы чад не могут хранить, должен удерживать от преступлений страх; оттуда наказания и угрозы, дабы из страха наказаний мы избегали греха. Я мог бы тебе привести примеры наказаний и за страсть к нарядам и наказания за суетность, не только за невоздержание, а потом осуждения и за богатство (Мф. 19, 24; Лк. 6, 24), которыми Логос пользуется как средствами отвращающими от несправедливостей. Но, обращая внимание на длину моих рефератов, я хочу снова держаться последовательности заповедей Педагога и оставить в стороне речь об угрозах. 9. Побуждения для пользования банями. Пользоваться банями — ибо от этого предмета в своем реферате я уклонился в сторону - можно по четырем побуждениям: для омовения, для согревания, ради здоровья и, наконец, для удовольствия. Для удовольствия ходить в баню - это не в порядке вещей: удовольствия бесстыдные должны быть совершенно изгнаны из наших нравов. Женщины могут пользоваться банями в интересах чистоты и здоровья, мужчины - лишь в интересах здоровья. Мотив согревания излишен: членам, окоченевшим от холода, можно помочь и иным образом. Частое же пользование банями умерщвляет силы, ослабляет их естественную упругость. Нередко бани бывают причиной изнеможении и обмороков. Потому что тело впитывает в себя влагу некоторым образом так же, как и дерево: не только устами, но и в бане посредством открытия так называемых пор. Доказательством этого служит то, что многие при входе в баню переставали чувствовать жажду. Следовательно, если баня не служит достижению какой-нибудь цели, то для чего себя и обессиливать из-за нее? Древние называли бани "человеческими лежбищами". Бани ускоряют обрюзглость человеческого тела, через выпаривание влаги доводят его до преждевременной старости, потому что тело от тепла, совершенно так же, как и железо, делается мягким; оттого нам необходимо, так сказать, окунать его в холодную воду и холодом его закаливать. И не во всякое время нужно ходить в баню; от бани надо воздерживаться, если кто чувствует себя слишком отощавшим или слишком пресыщенным. Не меньшее внимание надо обращать на телесный возраст и на время года. Бани полезны не всем и не во всякое время, как признается это и людьми, знакомыми с делом. Для нас же, кто во всем в жизни апеллирует к правой мере, соблюдение ее особенно необходимо и в этом; нам не следует так расслаблять себя банями, чтобы по выходе из них нужно было опираться на чью-либо руку; нам нечего заниматься лишь телесным омовением себя и бегать днем в бани столь же часто, как и на рынок. Далее, это безумие звать многих служителей для обливания себя водой; по отношению же к ближним это оскорбительная напыщенность. Омывать должно прежде всего душу очищающими водами Логоса (разума), а тело - лишь по временам, из-за грязи, которая к нему пристает, подобно тому, как и отдыхом мы пользуемся лишь время от времени. Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, говорит Господь, что уподобляетесь окрашенным гробам, которые снаружи кажутся красивыми, а внутри полны костей мертвых и всякой нечистоты (Мф. 23, 27). И опять Он говорит им: Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что очищаете внешность чаши и блюда, между тем как внутри они полны хищения и неправды. Фарисей слепой! очисти прежде внутренность чаши и блюда, чтобы чиста была и внешность их (Мф. 23, 25-26). Наилучшая баня, следовательно, есть та, которая душу очищает, и это есть баня духовная. О ней пророк говорит ясно: Когда Господь омоет скверну дочерей Сиона и очистит кровь Иерусалима из среды его (Ис. 4, 4), т.е. кровь беззакония и убийства пророков. Логос сообщает и о роде, и образе этого очищения, присоединив; духом суда и духом огня, телесной же плоти очищение может происходить через омовение простой водой, как это и бывает часто в странах, где и бань-то никаких нет. 10. О том, что посещение гимнастических школ относится к разумному образу жизни. Вместо бань гораздо полезнее для юношей гимнастические школы; но и мужам зрелого возраста не дурно посещать с большей, нежели бани, охотой эти, иного рода заведения; они укрепляют здоровье молодых людей, пробуждают в них соревнование и честолюбие, направленные на развитие не только телесного, но и душевного здоровья. И если занятиям этим отдаются без отклонения от дел более важных, то это прекрасно и не бесполезно. И женщины не должны уклоняться от телесных упражнений; пусть только не в борьбе и бегании взапуски они упражняются, а волну прядут и ткут, и кухарке помогают, если то нужно. Кроме того, работой жен должна быть выдача из кладовых необходимого для нас. Ни одна из них не должна считать для себя стыдом и стояние при ручной мельнице; для женщины домохозяйственной и деятельной ничего нет дурного в занятиях на кухне для доставления удовольствия мужу. Вытряхивание одеял, потчиванье мучимого жаждой мужа, собирание ему обеда — для жены приличнейшие и самые здоровые телесные упражнения. Педагог хвалит жену, которая протягивает руки свои к прядке, и версты ее берутся за веретено. Длань свою она открывает бедному, и руку свою подает нуждающемуся (Притч. 31, 19-20). Особенно не должна она стыдиться своего главного служения (гостеприимства), а Сарре в оном подражать, которой Авраам говорил: Поскорее замеси три саты лучшей муки, и сделай пресные хлебы (Быт. 18, 6). Пришла Рахиль, говорится, с мелким скотом отца своего (Быт. 29, 9). Но Писанию было недостаточно этого; изображая, как эта юная дева далека была от всякого чванства и спеси, оно присоединяет: потому что она пасла. Но Писание приводит множество и других примеров женской простоты, старательности и телесных работ. Из мужчин же одни могут в нагом виде бороться, другие в мяч играть, особенно на открытом воздухе в так называемую игру фенинду; другие пусть довольствуются путешествием по стране и прогулками по городу; а если кто и заступ в руки возьмет, то возделывание земли с помощью его не представит собой ничего неблагородного. Чуть не забыл я, что и Питтак, царь Митиленский, молол на мельнице, т.е. занимался тяжелой телесной работой. Прекрасно, если мужчина воду для себя носит и дрова, им же потребляемые, колет. Иаков же пас оставленных овец Лавана, имея в руках царственный символ, стираксовый посох (Быт. 30, 37), который своей древесиной предзнаменовал преобразование природы в лучшую. Для многих чтение вслух служит телесным упражнением. Борьба же, дозволяемая нами, должна производиться не ради какого-нибудь суетного состязания, а для вызова испарины на теле; и не с бахвальством своей ловкостью должно приступать к ней, но бороться, схватившись в прямом положений тела, что влияет на развитие рук, спины и туловища с боков. Такое приличное упражнение сил, предпринимаемое в интересах столь необходимого и столь полезного здоровья, прекрасно и совершенно достойно мужчин; другие роды гимнастических упражнений сопряжены с позами и положениями тела вовсе некрасивыми. И все же во всем должно соблюдать меру и цель. Ибо, подобно тому, как в порядке вещей, чтобы работа предшествовала еде, так очень дурно, обременительно и нездорово, если кто напрягается через меру. Не следует поэтому оставаться совершенно бездеятельным, но не следует и быть исключительно лишь работником. И что мы в отношении пищи заметили, то же самое имеет приложение и ко всему и повсюду. Не надо быть рабом желаний и отдаваться разнузданной жизни, но не нужно и в противоположных вещах преступать меру; правое - в середине; это умеренный, мудрый образ жизни, свободный от обеих крайностей: как роскоши, так и скряжничества. Итак, как мы и выше сказали, служение самому себе есть правильное телесное упражнение, например, если кто сам с себя обувь снимает, моет себе ноги и натертую маслом ногу обтирает; и друг другу ноги омывать представляет собой дело взаимной справедливости, точно так же, как проводить ночь возле больного друга, оказывать беспомощному услуги и доставлять необходимое. И Авраам, говорится, взял масла и молока, и теленка приготовленного, и поставил перед ними; а сам стоял подле них под деревом. И они ели (Быт. 18, 8). И лов рыбы относится сюда же, как у Петра (Иоан. 21, 3), если досугом от необходимых религиозных упражнений это нам дозволяется. Но лучшее рыболовство есть то, которому Господь учеников научил, а именно, людей ловить, как ловят рыб в воде (Мф. 4, 18-19). 11. Краткий очерк наилучшего (идеального) образа жизни. Безусловного запрещения носить золотые украшения и тонкие одежды, следовательно, мы не высказываем; мы настаиваем лишь на необходимости обуздывать бессмысленные страсти к такого рода вещам, дабы по совершенном ослаблении узды они не увлекли нас к жизни невоздержанной; потому что чувственное вожделение, если его удовлетворять постоянно и вполне, способно переступать границы, сопротивляться и сбрасывать с себя всадника (разумеется Педагог). - Между тем, Он, туго натягивая узду, побуждает лошадь (здесь человека) идти вперед и направляет к спасению, если она, подобно тому, как делала это в диком состоянии, отдается безрассудству, желаниям и увлекается стремлениями, достойными порицания, вроде погони за драгоценными камнями, золотом, пестрыми одеждами и другими пустяками. Это достопочтенное слово мы постоянно должны иметь в уме: И провождатъ добродетельную жизнь между язычниками, дабы они за то, за что злословят вас, как злодеев, увидя добрые дела ваши, прославили Бога (1 Петр. 2, 12). Педагог, как мы выше сказали, дозволяет нам надевать на себя простые одежды белого цвета, желая, чтобы между нами были в ходу не пестрящие произведения искусства, а простые, естественные. С помощью этого он заповедует нам от всего лживого и поддельного отказываться и стремиться только к простой и прямой истине. Софокл, порицая преданного пышной роскоши юношу, говорит: Он как бы в женские одежды наряжен. Как солдат, матрос, чиновник, так и мудрец, все они одеваются в одежды, лишь им свойственные, - не франтовские, а приличные и чистые. Так и закон по поводу проказы, изданный Моисеем (Лев. 13), не одобряет разнообразных и разноцветных одежд, признавая их нечистыми. Одежды, отливающие разными цветами, он уподобляет змеиной чешуе; только мясные туши, не имеющие на себе пестрых пятен, до совершенно белые с головы до ног, он объявляет чистыми, дабы, аналогично им, мы и пестротой отливающего и изменчивого вида души береглись и любили простой и ясный цвет истины. И соревнователь Моисея, весьма славный Платон, дозволяет употребление лишь тех тканей, на которых нет искусственных работ, какие дельные женщины обыкновенно на них вышивают, и признает приличнейшим белый цвет. В другом месте он говорит, что цветные ткани нужно употреблять не для иных целей, как только для военных отличий. Особенно нам, мужам мира и света, приличен белый цвет. Подобно тому, как знаки, имеющие близкое соотношение с областью причин, указывают своей наличностью на нечто, или, лучше сказать, доказывают собой существующее действие, как, например, дым свидетельствует об огне, хороший цвет лица и пульс — о здоровье: подобно этому белизна одежд свидетельствует о состоянии нравов между нами. Чистота и простота суть свойства мудрой умеренности; чистота, ведь, есть состояние, представляемое чистой и не запятнанной ничем постыдным жизнью, а простота есть состояние, отказывающееся от всего излишнего. Одежда из прочных и особенно не подвергнутых валянию материалов удерживает теплоту в теле; это значит не то, как если бы сама одежда в себе теплоту имела, нет; но она лишь задерживает исходящую из тела теплоту и не допускает ее улетучивайся; значит, если тепло в тело проникает, то оно такой одеждой сохраняется, а при нагревании ее тело еще больше согревается; поэтому в такие-то одежды и нужно, особенно зимой, одеваться. Такая одежда непритязательна. Непритязательность есть состояние, которым все излишнее бывает отклоняемо и которое для предотвращения недостатков столько и только того желает, сколько и чего довольно для жизни Логосу (разуму) угодной, для здоровья и для нашего счастья. - И женщины потому должны одеваться в одежды простые, но приличные; конечно, они могут быть и из более мягкого материала, чем мужские, все же не такие, в какие одеваются женщины, потерявшие всякий стыд и распустившиеся в изнеженности. — Одежда должна и возрасту соответствовать, физиономии, фигуре, росту, жизненному призванию. Св. апостол столь прекрасно советует нам: Но облекитесь в Господа (нашего) Иисуса Христа, и попечения о плоти не превращайте в похоти (Рам. 13, 14). - Логос (разум) не позволяет нам также и природу оскорблять прокалыванием ушных мочек, а также д по той же самой причине и носа, дабы не исполнилось над нами слово Писания: Что золотое кольцо в носу у свиньи, то женщина красивая и безрассудная (Притч. 11, 22). Вообще, если кто-нибудь думает, что золото украшает его, тот сам малоценнее золота. Но кто себе присваивает меньшее значение, чем золоту, тот не господин над ним. Объявлять же себя за нечто менее важное и менее ценное, чем песок лидийских рек, не есть ли величайшее безмыслие? Как золотое кольцо, если вдеть его в нос свиньи, будет запачкано ею в нечистотах, потому что она своим рылом роет навоз: подобно этому и роскошествующие жены, став в своей сладострастности ненасытимыми, пятнают грязью внешних пожеланий истинную свою красоту. Логос (разум) дозволяет им носить золотое кольцо на пальце, но не для украшения, а для наложения им в доме в хозяйственной заботливости печатей на то, что требует охраны. Конечно, если бы все люди были добрыми питомцами (Логоса), тогда не нужно было бы никаких печатей; были бы тогда одинаково добросовестны все: и господа, и слуги; но так как вследствие невежества и дурной воспитанности у людей часто развиваются склонности к дурному, то употребляем мы печати. Впрочем, эту строгость должно немного ограничивать. Женам, живущим в достаточной брачной обстановке, иногда можно и снисхождение оказывать и позволять наряжаться с целью нравиться мужу. Но пределом их желаний при этом должно оставаться именно желание нравиться только своему мужу. С личным же моим вкусом несогласно, когда женщины много хлопочут об украшении своего тела; лучше пусть они очаровывают своих мужей искренней любовью, этим действительнейшим и столь естественным волшебным средством. Однако же, так как многие мужья о своей душе заботятся мало, то задача женщин, если они желают быть честными их женами, укрощать неразумные страсти и пожелания своих мужей, постепенно обращать их к простоте, приучать к несложным потребностям и к умеренности. Значение жизни состоит ведь не в обладании грубыми материальными благами, а в очищении себя от излишнего. Подобно подрезанию перьев маховых крыльев должно подрезать, следовательно, и затеи жен, отзывающие роскошью; они доставляют им преходящее удовольствие и суетную радость, а, между тем, увлекаясь и занятые ими, они часто из клетки брака улетают. Поэтому жены, хотя и могут в надлежащее время наряжаться, но должны при этом в границах оставаться, руководствуясь чувством приличия, дабы через спесь от истины не уклониться. Но надлежит также, чтобы и мужья доверяли своим женам и все домохозяйство им предоставляли, поскольку они и даны им именно для той цели, чтобы быть помощницами в этом деле. А так как и нам, мужьям приходится иное припечатывать для более верного охранения то при отправлении своих общественных обязанностей, то при своей деятельности в полях, куда мы часто без жен удаляемся, то и нам Логос (разум) дозволяет на этот случай ношение перстня с печатью, но только одного. От ношения же остальных колец мы должны отказаться, потому что по Писанию уже воспитанность для мужа разумного, есть золотое украшение (Сир. 21, 24). Обремененные золотом жены, кажется, страшатся, что сочтут их за рабынь, если они снимут с себя золото, оставшись без украшений. Но благородным чувством истины, пробой которому являются прекрасные душевные свойства, рабское клеймо раба усматривается не в покупаемости и продаваемости кого-либо, а в душевных расположениях. Нам же следует не казаться только свободными, но состоять такими на деле; в качестве питомцев Божиих мы являемся и усыновленными чадами Божиими. Оттого при стоянии, в движениях, в походке, в костюме, короче, во всей жизни, следует нам нечто такое соблюдать, что прилично лишь совершенно свободному человеку. — А кольцо мужчины должны носить не на других пальцах, а одевать его на мизинец, т.е. на самый крайний из пальцев; потому что тогда рука остается способной к исполнению свойственных ей работ, да и само кольцо, держась на нем крепче, нелегко соскальзывает с него. — Для печати же мы должны пользоваться изображением голубя или рыбы, или корабля с надутыми парусами, или же музыкальной лиры, какая изображена была на перстне Поликрата, или же корабельного якоря, какой на своем перстне приказал вырезать Селевк. Если кто рыбак, то перстень должен тому напоминать об апостолах или же о детях, воспринятых от вод крещения. Идольских же изображений на своих перстнях мы не должны гравировать; не должно и с каким-то почтением относиться к таким перстням; и перстней с изображением меча или лука не должны мы носить: мы, ведь, состоим друзьями мира; не должны мы иметь на своих перстнях и изображений раз личного рода кубков: мы, ведь, люди воздержанные. Многие носят перстни с изображением на них в нагом виде своих возлюбленных или из мужчин, или из женщин, как будто для невольного напоминания себе о своих любовных удовольствиях, чтобы не забывать о них, но постоянно вызывать их в своем воспоминании: это разнузданность. Касательно волос нужно соблюдать следующее. Волосы на голове мужчинам следует носить коротко остриженными, за исключением случая, если они были бы курчавыми; на подбородке же должна быть отпускаема борода. Будучи причесаны, волосы не должны слишком спускаться с головы на манер женских локонов; для мужчин достаточно бороды. А если кто бороду подстригает, то не следует, по крайней мере, совершенно ее до гладкости состригать; мужчине сообщается этим вид отвратительный, и состригание бороды даже до кожи собой напоминает выщипывание и выглаживание. Псалмопевец говорит: Как драгоценный елей на голове, стекающий на бороду, бороду Ааронову (Пс. 132, 2). Повторением слова борода радостно воспевает он украшенное бородой лицо, блистающее елеем радости Господней. Но так как стрижка волос предпринимается не ради украшения, а вызывается обстоятельствами, то волосы на голове нужно стричь, чтобы, выросши очень длинными, они не препятствовали зрению. А на верхней губе волосы нужно подрезать, чтобы при еде не пачкались; но не следует их все остригать, — это было бы некрасиво, — а только немного ножницами. Бороду, которая никаким образом не может беспокоить, нужно без малого цельной оставлять; она сообщает лицу достопочтенность и некоторого рода отеческую авторитетность. Многие бывают удерживаемы от греха и внешним видом своим, потому что их тогда легко узнать; для тайных же грешников внешность, могущая быть предательской, характерность ее не очень желательны; они и отдаются своим делам в темноте потому, что характерного боятся; от большинства же ничем не отличаться, это представляет для них ту выгоду, что получают они тогда возможность бесстрашно грешить. Голова остриженная посему не только пристойна человеку нравственно серьезному, но предупреждаются тем несколько и головные боли, ибо голова тогда и к холоду, и к жаре привыкает; и другого рода вредные влияния влажности от нее устраняются, которые длинными волосами как будто губкой какой вбираются в себя и передаются мозгу. Для жен же достаточно волосы слегка причесывать и сдерживать косу на затылке какой-нибудь простой и дешевой булавкой; и при простой прическе длинные волосы для жены разумной служат истинным украшением. Завиванием же волос в пукли на манер, как это делается у гетер, и распусканием их по плечам локонами и плетками лицо бывает безобразимо; для составления этих искусственных косичек срезаются и выщипываются волосы; из страха прическу испортить такие женщины не смеют дотронуться до своей головы; из-за заботы как бы, забывшись, не сбить своей прически, они не осмеливаются даже спать спокойно. Накладывание же чужих волос на голову совершенно должно быть оставлено; украшать свою голову волосами другого, накладывать на нее мертвые косы поистине нечестиво; потому что на кого же пресвитер тогда возложит руку; кого благословит он? Не украшенную жену, а чужие волосы и из-за них другую голову. Если мужу глава Христос, жене глава — муж (1 Кор. 11, 3), то не нечестиво ли в таком случае в двойной грех впадать? Мужей обманывают такие женщины своей на манер башен надстройкой из волос; у Бога, насколько это от них зависит, славу отнимают рассчитанным на обман и употребительным у гетер убором своих волос; да и истинную красоту головы они лишь безобразят из-за этого. Не нужно и помадить волос, а седых подкрашивать: нам, ведь, и крашенные в разные цвета одежды запрещено носить. Тот же самый мотив запрещает нам и высший возраст с его достопочтенностью скрывать; следует это даруемое Богом украшение являть, особенно для молодого поколения, в качестве предмета почтения во всем блеске. Потому что иногда появление седой головы действует на разнузданных равносильно появлению педагога и блеском седой головы юношеские пожелания бывают сдерживаемы. И лиц своих женщины не должны пачкать вводящим в обман средствами обольстительного искусства, украшаться же должны красотой жены мудрой. Нечто весьма прекрасное представляет из себя, о чем я уже часто упоминал, первое всего красота душевная, когда душа бывает украшена Святым Духом, а жена - если блистает исходящим от Него светом праведности, рассудительности, великодушия, умеренности, любви к добру и стыдливостью; никакая из вещественных красок не может уподобиться красоте этих свойств. И уже только потом должно заботиться и о телесной своей красоте, о соразмерности одежды и обуви своим членам и частям тела, а равным образом и о цвете волос. Для украшения себя этой красотой особенно необходим здравый уход за телом, который производит то, что и искаженный обольщающим этим косметическим искусством образ восстанавливается в истинном своем виде, согласно с образом, данным от самого Бога. Телесная красота в крайне значительной мере обусловливается правильным соблюдением меры в еде и питье. Это способствует не только здоровью тела, но через него начинает тогда просвечивать и красота, как бы какая лучезарная. Из огнеподобных элементов пищи развиваются свет и блеск, из водянистых - мерцание и мягкость, из сухих — крепость и плотность, из воздушных — легкость дыхания и равновесие соков. Но это — составные части, из которых слагается стройный и прекрасный образ Логоса. Красота есть благородный цвет здоровья; здоровье действует внутри тела и производит то, что на поверхности тела кожа цветет прекрасными красками. Наилучший и всего полнее способствующий здоровью образ жизни есть тот, которым поддерживается деятельность тела; и он порождает собой красоту истинную и прочную, потому что телесной теплотой все водянистое и весь холод вдыхаемого воздуха всасывается, а через телесное движение и сама теплота развивается. Но, всасывая влажность из пропитанных ею и постепенно согревающихся частей тела, теплота производит испарение излишних питательных соков, вследствие чего организм чувствует потребность и от прежней пищи себя опорожнить. В неподвижном же организме принятая пища вовсе не ассимилируется, проходя через него, подобно непропеченному хорошенько хлебу, или в том же виде, в каком и принята, или же с оставлением после себя некоторых осадков. Естественно теперь, что при столь неудовлетворительном выделительном процессе получается излишек мочи, кала и иных соков; и при этой недостаточной ассимиляции пищи телом пот вместо того, чтобы выходить на поверхность тела, изливается в эти же излишние соки; из них-то потом возникают чувственные желания вследствие прилива этого излишка соков к половым частям. Должно, следовательно, этот излишек соков истощать и способствовать вливанию его в пищеварительные органы: тогда и лицо будет цвести живыми и здоровыми красками. Но нелепо нам, созданным по образу Божию (Быт. 1, 27), этот первообраз как бы не ценить и еще внешние украшения к нему присоединять, дополняя украшающим искусством человеческим Божие художественное творение. Педагог заповедует, чтобы жены ходили в приличном одеянии, со стыдливостью и целомудрием, как приличествует женам, посвятившим себя благочестию. Подчинялись бы своим мужьям, чтобы те из них, которые не покоряются слову, житием жен своих без слова приобретаемы были. Их украшением должно быть не внешнее плетение волос, не золотые уборы иди нарядность в одежде, но сокровенный сердца человек в нетленной красоте кроткого и молчаливого духа, что драгоценно перед Богом (Ср. 1 Тим. 2-9, 10; 1 Петр. 3, 1-4). Самодеятельность жен сообщает им истинную красоту; они упражняют свое тело ручными работами и сами приготовляют себе все, в чем нуждаются, одеваясь не в фабрикаты, приготовленные трудами других, и не украшения на себя налагая, вовсе и не украшающие, употребительные лишь у рабынь и гетер, а украшения, свойственные благоприличной женщине, сработанные и вытканные ее собственными руками. Гражданки Божественного царства должны показываться в обществе в материях, купленных не на рынке, а дома сработанных и украшенных искусством их собственных рук. Нечто чрезвычайно прекрасное представляет собой деятельная домохозяйка; она одевает в одежды своей работы и самую себя, и мужа. Все около нее дышит радостью: дети радуются, на мать глядя, муж - на жену, она сама, смотря на них, все вместе о Боге думая; короче говоря: Уста свои открывает с мудростию, и кроткое наставление на языке ее. Она наблюдает за хозяйством в доме своем, и не ест хлеба праздности. Встают дети - и ублажают ее, — муж, и хвалит ее: "Много было жен добродетельных, но ты превзошла всех их". Миловидность обманчива и красота суетна, как говорит Божественный Логос устами Соломона (Притч. 31, 26-30). Жена, боящаяся Господа, достойна хвалы. И опять: Добродетельная жена — венец для мужа своего (Притч. 12, 4). Вполне благоупорядочен далее весь внешний вид ее, взор, походка и голос, - не как у некоторых женщин, которые нечто театральное в себе имеют, ломанные движения танцоров принимают, при разговоре действуют подобно сценическим артисткам, подражая им в сладострастности своих движений, в плавности своей походки, в вычурности своего голоса, в обольщении маслянистостью своих глаз. Ибо мед источают уста чужой жены, и мягче елея речь ее; но последствия от нее горьки, как полынь, остры, как меч обоюдоострый; ноги ее нисходят к смерти, стопы ее достигают преисподней. (Притч. 5, 3-5) Благородного Самсона победила обольстительница, (Суд. 14, 1,2 и д.) и жена непотребная лишила его мужской крепости и сил (Суд. 16, 17). Иосифа же другая жена не могла обмануть так: египетская преступная женщина была побеждена, и воздержанность, на себя налагающая оковы, оказалась сильнее разнузданного вожделения (Быт. 39). Но разумно, мне кажется, сказано и это слово:
"Вообще не умею я шептать,
Ни в завлекательных позах прохаживаться
С шеей изгибающейся в разные стороны,
Как я вижу в этом городе иных кинедов прохаживающимися,
Себя позволивших насмолить". Движения женственные, не проникнутые единством и любострастные должны быть совершенно чужды нам. Некоторая мягкость походки, виляние при этом хвостом, как называет такую походку Анакреон, вообще свойственны лишь гетерам. "Время, полагаю я, как говорится в одной комедии, игривым одеждам, нравам и забавам сказать последнее прости". Шаги жены обольщающей опираются не на истину; она не ходит путями жизни; скользок путь ее и опасно познакомиться с ним. Но особенно за глазами нужно нам наблюдать и за нашими взорами, потому что лучше ногами спотыкаться и с ног падать, нежели глазам допускать быть причиной нашего падения. Господь предупреждает этого рода падения и от них исцеляет словами весьма краткими и сильными: Если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его (Мф. 5, 29), с корнем исторгая самое пожелание. Маслянистые взоры, подмигивание, т.е. подача знаков через моргание ресницами, это не иное что есть, как то же заискивание у чужих жен преступной склонности, но совершаемое лишь глазами; это - перестрелка желаниями. Глаза - первый из членов, с которого начинается повреждение, разливающееся потом и по всему телу. Светлый взгляд радует сердце (Притч. 13, 30), т.е. если кому-нибудь удастся обстоятельно рассмотреть что-либо для нравственно доброй цели, то это доставляет сердцу рассматривающего радость. Но если кто мигает глазами, тот причиняет досаду (Притч. 10, 10). Так последний царь ассирийский, женоподобный Сарданапал, изображается сидящим на подмостках с растянутыми ногами, подобно женщине, пурпур щиплющим и вскидывающим белки своих глаз. Женщины, то же делающие, себя сватают своими собственными глазами. Светильник для тела есть око, говорит Писание (Мф. 6, 22); он освещает собой и своим светом озаряет и внутренности. Любострастность жены видна по поднятию глаз (Сир. 26, 9). Итак умертвите земные члены ваши: блуд, нечистоту, страсть, злую похоть и любостяжание, которое есть идолосдужение, за которые гнев Божий грядет на сынов противления, взывает апостол (Кол. 3, 5, 6). А мы еще сами возбуждаем в других пожелания и того не краснеем?. Так, некоторые из женщин постоянно жуют мастике, прохаживаются взад и вперед, улыбаются проходящим; другие придают себе интересность тем, что подолгу возятся, как если б у них пальцев не было, с зашпиливанием своих локонов булавкой для волос, прекрасно сработанной или из черепахи, или из слоновой кости, или другого какого трупного останка. Другие, опять-таки, стараются иным образом понравиться публике, разрисовывают себя различными красками и пачкают себе лицо, как если бы у них на нем цветы какие росли. Безрассудной, шумливой. Логос называет у Соломона женщину глупую, ничего не знающую. Она садится у дверей дома своего на стуле, на возвышенных местах города, чтобы звать проходящих дорогою, идущих прямо своими путями (именно через всю свою манеру держать себя, видом своим зазывает и всем своим поведением говорит Кто глуп, обратись сюда". И скудоумному сказала она: "Воды краденые сладки, и утаенный хлеб приятен". (Она разумеет тайные удовольствия любви. С отношением к этому беотийский поэт Пиндар говорит о приятности тайного служения богине Кипрской.) Но несчастный не знает, что мертвецы там, и что в глубине преисподней зазванные ею. Но, ты отскочи, говорит Педагог, не медли на месте, не останавливай взгляда своего на ней; таким образом ты пройдешь воду чужую (Прит. 9, 14-18) и Ахерон перешагнешь. Оттого Господь говорит у Исаии: за то, что дочери Сиона надменны, и ходят подняв шею и обольщая взорами, и выступают величавою поступью, и гремят цепочками на ногах, оголит Господь темя дочерей Сиона, и обнажит Господь срамоту их (Ис. 3, 16, 17): отвратительное зрелище. Я держусь того мнения, что нечего служанкам, следующим за знатными женщинами, напоминать об их обязанности не позволять себе в речах или поведении какого-нибудь неприличия, когда от своих барынь они не могут перенимать воспитанности. Весьма сильно выражает негодование против этого комический поэт Филимон, говоря: "Иногда приходится наблюдать, как позади осматривающейся благородной жены следует красивая горничная, а вслед за ней с Платоникума пристает кто-нибудь и глазами делает ей знаки". Беспутство служанки падает на госпожу; позволяя себе малое, служанка подвергается опасности не охранить себя и от большего; господа, смотрящие сквозь пальцы на малые проступки, дают тем понять, что они их не порицают. Но опущение порицания против распущенности есть ясное доказательство такого же образа мыслей в самих господах; "какова госпожа, говорит пословица, такова и собачка". Далее, нам должно быть чуждо всякого рода неприличие в походке. Важностью и медленностью должна отличаться она, но не быть при этом и вразвалку. Не следует выступать на путях павлином; не следует с откинутым назад затылком осматривать встречающихся, если бы кто-либо из них обратил на него свое внимание; это неистовство - самодовольно расхаживать по улицам как бы по сцене, так, что люди на него пальцами указывают. Не следует также, если в тесноте кто-нибудь будет столкнут с тротуара, снова стремиться занять на нем место при помощи слуг, как делают это господа изящные и разборчивые, желающие казаться энергичными, на самом же деле оказывающиеся женоподобными. Муж благородный ни в Нем не должен обнаруживать признаков женственной изнеженности, ни в лице, ни другой какой-либо части тела. Следовательно, ни в движениях его, ни вообще во всей манере держать себя не должно быть ничего такого, что с достоинством мужчины было бы несогласимо. Человек здравомыслящий и со своей прислугой не должен обращаться, как с подъяремным скотом. Петр хотя и заповедует слугам со всяким страхом повиноваться господам, не только добрым и кротким, но и суровым (1 Петр. 2, 18), но, с другой стороны, и господам приличествует ровность, терпеливость и дружественность. Наконец, продолжает Петр, будьте единомысленны, сострадательны, братолюбивы, милосердны, дружелюбны, смиренномудры и т.д., чтобы наследовать благословение некоторого прекрасного и достолюбезного (1 Петр. 3, 8-9). Зенон Киттийский, кажется, хотел нарисовать идеал девицы, когда набросал следующий образ: "Лицо у нее должно быть чистое, брови не должны быть опущены, но не должен быть глаз и совершенно открыт, однако же и не рассеян; затылок не должен быть назад откинут и не представляться как бы застылым; члены тела не должны быть вялыми, но выпрямленными и напряженными. Ухо ее должно быть восприимчиво для говоримого, а воспоминание верно передавать из слышанного все хорошее. Вся манера держать себя и все движения должны быть таковы, чтобы у беспутников отпадала всякая охота к пошлостям; стыдливость и степенность должны быть запечатлены на ней. С парфюмерами и цирюльниками она не должна иметь дел, а также с ювелирами, ткачами и продавцами шерстяных материй и множества других разорительных изобретений, в магазинах которых женщины, подобно наряженным куртизанкам, по целым дням проводят, сидя здесь как бы в каком простибуле". - Но и мужчины не должны по цирюльням, кабакам и трактирам слоняться, пустословя с ничтожными личностями, западни измышляя женщинам и для возбуждения смеха тысячи непристойных вещей злоречиво о ближних рассказывая. И игра шестисторонними кубиками нам недозволительна, а также и игральными костями, каковым играм многие столь усердно предаются ради корысти. Такие безрассудные удовольствия свойственны лишь праздношатающейся лености; причиной их — ничегонеделание. Эти суетные вещи, не имеющие простоты и естественности, также изобретает нечистая любовь, которую те люди поддерживают и питают в себе. Но не следует радовать сердце удовольствиями, от которых можно получить вред. Внешний образ жизни у всех людей служит выражением их внутренних расположении. Но, что и естественно, общение только с людьми добрыми может сопровождаться пользой для нас; обращающиеся же с людьми дурными скоро сами становятся такими. Божественная премудрость Педагога называет через Моисея общение с людьми дурными свинством, почему она и запретила древнему народу употребление свинины в пишу (Лев. 9, 7; Втор. 14, 8), показывая этим, что для признающих Бога недозволительно вращаться между людьми нечестивыми, которые, подобно свиньям, предаются плотским желаниям, принимают нечистые, страсти питающие кушанья и, возбуждая чувственный зуд, со злой радостью предаются служению Афродите. Но и употребление в пищу ястребов и быстрокрылых птиц плотоядных (хищных) и орлов запрещает Педагог (Лев. 11, 13; Втор. 4, 12). Не касайся того, говорится, что хищностью свою жизнь поддерживает. Но Педагог подобной же аллегорией выражает и положительную заповедь. Итак, с кем же нужно поддерживать общение? С праведными, что аллегорически выражено так: Всякий скот, у которого раздвоены копыта и ил копытах глубокий разрез, и который жует жвачку, ешьте (Лев. 11, 3; Втор. 14, 12). Двукопытной называется здесь сохраняющая равновесие праведность, отрыгающая Логоса - истинную пищу праведности. Эта пища, как и всякая другая, входит внутрь тоже извне, через выслушивание огласительного учения; но изнутри она опять обращается вовне как бы из желудка, т.е. воспринятая сначала познанием, потом воспроизводится рассудительным припоминанием. Праведный есть отрыгиватель духовной пищи и имеет в устах Логоса. Но, без сомнения, праведность и двукопытна, поскольку она освящает нас для этой стороны жизни, но она вводит нас в состояние блаженное и по ту сторону гроба. Наш Божественный Педагог далее не велит нам и на зрелища ходить. Не без права можно назвать ристалища и зрелища собраниями развратителей (Пс. 1, 1). Ибо здесь против Мужа праведного как бы злой совет составляется; посему это собрание и проклятию предается. Они полны беспорядочности и беззакония; и предлоги к составлению их - пошлого рода. На этих собраниях перемешиваются между собой и мужчины, и женщины, чтобы взаимно себя видеть; и так бывают они причиной беспорядочности. Здесь говорит и действует собрание совета нечестивое. Взоры чувственностью питаются, желания разгораются, и праздные глаза, случай имея соседей пристальнее рассматривать, воспламеняются чувственными желаниями. Воспрещенными для себя поэтому должны считать мы публичные зрелища и представления с их вздорным кривлянием и пустословием. Потому что каких только грязных деяний на этих сценах не представляется; каких только бесстыдных слов здесь скоморохи не произносят! Но кто в этих пошлостях находит удовольствие, тот приносит образы их с собой и домой. Те же, напротив, кто не соприкасаются с чародейством этого рода и душевный мир кого остается не затронутым ими, не могут и в легкомысленные удовольствия вдаваться. Но даже и в том случае, если бы кто такие зрелища считал за шуточные, за устраиваемые для развеселения духа, я утверждаю, что немного же ума у заправил тех городов, где обеспокоены, как бы делом каким важным, забавами. А кроме того, тщеславные забавы эти и жестокосердны, для столь многих смертью сопровождаясь. Да и не суетное ли это дело — серьезно заниматься вещами пустыми и ничтожными? Они питают собой честолюбие безрассудное, силы же здесь расходуются бессмысленно. Но и волнения, и возмущения на этих зрелищах вовсе не шутка и не развлечение. Тем более не следует устраивать такие удовольствия другим по побуждениям суетности. Человек разумный никогда не предпочтет приятного доброму. Но говорят: "Не всем же быть философами". Неужели? А разве не все мы стремимся к вечной жизни? Что скажешь ты на это? Зачем же ты и веру принял? Можешь ли Бога любить и ближнего не философствуя? "Да я и читать-то не умею", — быть может, скажет кто-нибудь. Если читать не умеешь: чем ты защитишься, если не слушаешь? Слушанью, ведь, не нужно учиться. Впрочем, вера вовсе и не есть достояние мудрых сего мира (1 Кор. 1, 26-27), а мудрых в Боге. Бога и не зная грамоты можно познавать; свиток, содержащий положения этой веры и обращенный к людям, хотя и к простым и несведущим, есть однако же Божественный; это - Божественное самосвидетельство, именуемое Божественной любовью, это - книга печати духовной. Но можно быть слушателем Божественной мудрости и вместе своему гражданскому положению соответствовать; ничто, ведь, не препятствует и деда мирские вести правильно и Богоугодно. Кто что-либо покупает или продает, поэтому пусть не назначает тому цены двоякой, одну - для продажи, другую - покупную; пусть называет он только одну истинную; через это останется он верным истине и хотя не получит прибыли, зато богат окажется справедливостью. Особенно от клятвы при делах торговых пусть всякий воздерживается, но и при других случаях. Такова должна быть философия как крупных торговцев, так и мелких. Не произноси имени Господа, Бога твоего, напрасно; ибо Господь не оставит без наказания того, кто произносит имя его напрасно (Исх. 20, 7). Вопреки же сему поступающих, как то: сребролюбцев, лжецов, лицемеров, через игру истиной мелкие барыши получающих (2 Кор. 2, 17), извергает Господь из дома своего Отца (Мф. 21, 12, 13; Мк. 11, 15-17; Лк. 19, 46), ибо Он не хочет, чтобы святой дом Божий был местом неправедной торговли или перепродаж, или вещественных барышей. В церковь муж и жена должны идти прилично одетые, походкой не напускной, храня молчание, к ближним пламенея нелицемерной любовью (Рим. 12, 9; 2 Кор. 6,6), чистые телесно, чистые сердцем, настроенные к молитве. От жены в особенности желательно, чтобы она выходила из дома совершенно закрывшись. Это сообщает ей вид степенности, но и для высматривателей она остается невидимой, так что никакого преткновения из сего не выйдет ни для нее самой, ибо ее глаза нравственной стыдливостью и покрывалом будут прикрыты, но и никакому постороннему мужчине собой она греха не навяжет, доколе лица не откроет. Так хочет этого Логос; для женщины это прилично, чтобы она молилась с покрывалом на лице (1 Кор. 11, 5). О жене Энея рассказывается, что она была столь скромна и столь благопристойна, что и по взятии Трои не забылась и покрывала с себя не сбросила, оставшись под ним даже при бегстве из объятого пожаром города. И мужчины, посвятившие себя Христу, во всей своей жизни должны не казаться лишь, а и быть столь же степенными и благопристойными, в каком виде и в церквах они оказываются: столь же скромными, богобоязливыми, любвеобильными. Но я недоумеваю, отчего это с переменой места они меняют и внешний вид свой, и поведение, подобно полипам, которые уподобляются камням, к которым присасываются, соответственный цвету этих и своей коже цвет сообщая. Оставляя церковное собрание, отлагают они в сторону и святые чувства, навеянные в церкви Духом Божиим, и уподобляются большинству, среди, которого вращаются. Или, лучше сказать: как скоро отлагают напускную и лицемерную эту степенность, делается очевидным, что она была лишь маской на истинной их духовной физиономии. По-видимому, с благословением выслушав слово Божие, они оставляют его там, где выслушали, а вне церковного собрания, как бы умом рехнувшись, в обществе нечестивцев себя не помнят от удовольствия; внимая игре арфистов и арфисток, из себя они выходят при выслуживании их любовного чириканья, приходят в исступление от пения под игру на флейте, хлопают в ладоши, выпивают, позволяя себя осыпать и пакостить всякого рода и другим сором и мусором, наметенным, натащенным и накиданным течением и веянием времени. Только что певшие перед тем гимны в прославление бессмертия, попеременно теперь, то на каком-нибудь инструменте себе подыгрывая, то с другим чередуясь, они себе на гибель поют повторно песню: "Будем есть и пить, потому что утром умрем" (Ис. 22, 13; 1 Кор. 15, 32). Нет, не завтра умрете вы; вы уже теперь мертвы перед Богом, своими мертвецами занимаясь (Мф. 8, 22; Лк. 9, 60) , т.е. себе самим вы могилу копаете в пропастях преисподней. Апостол со всей энергией противопоставляет им такие слова: Не обманывайтесь: ни блудники, ни идодослужители, ни прелюбодеи, ни малахи, ни мужеложники, ни воры, ни лихоимцы, ни пьяницы, ни злоречивые и иные, перечисленные у апостола, Царства Божия не наследуют (1 Кор. 6, 9,10). Но если мы в Царство Божие призваны, то должны быть и гражданами этого царства, звания этого достойными. Бога любя и ближнего. Любовь же эта состоит не в целовании мира, а в благорасположенности. Некоторые же свой поцелуй мира с таким бесстыдством в церковных собраниях дают и принимают, что производят шум и смятение, самой любви в сердце вовсе и не имея. И это обстоятельство дает повод заподозрить, что столь разнузданное практикование целования мира происходит с целями постыдными и нечестивыми, тогда как оно должно было бы иметь таинственное значение. Апостол называет его святым (Рим. 15, 16). Давая этим самым целованием мира доказательство, что пользуемся гражданскими правами в своем царстве правильно и для целей добрых, будем свидетельствовать о своей душевной благорасположенности к ближним целованием мира скромным и при устах сомкнутых; такого рода целование особенно и соответствует нравам кротким. Но есть другое, преступное целование, ядовитое, на себя лишь личину благочестия накидывающее. Или вы не знаете, что некоторые пауки человеку боль причиняют, лишь только садятся на уста? Точно так же и поцелуями часто вливается яд чувственности. Для нас теперь, следовательно, ясным становится, что христианская любовь состоит вовсе не в целованиях мира. Она есть любовь Божественная (1 Иоан. 4, 7). Но эта любовь Божия, говорит Иоанн, состоит в том, чтобы мы соблюдали заповеди Его (а не во взаимных лобызаниях); и заповеди Его нетяжки (1 Иоан. 5, 3). Но и открытые объятья на улицах людей, близких между собой, глупая непринужденность, с какой они этими внешними доказательствами свидетельствуют друг другу свою любовь, не представляют собой ничего достолюбезного. Если Богу должно молиться втайне даже и в доме-то нашем, в месте, куда не всякому позволяется входить (Мф. 6, 6), то последовательно, чтобы и ближнего, которого после Бога мы более всего должны любить (Мф. 22, 39), обнимали мы любовью внутренне и таинственно, пользуясь временем (Кол. 4, 3; Еф. 3, 13, 16), ибо вы — соль земли (Мф. 3, 13). Говорится: кто громко хвалит друга своего с раннего утра, того сочтут за злословящего (Притч. 27, 14). Сверх того, должно избегать присутствия в обществе женщин и старательно уклоняться от встречи с ними; для внесения в свою душу греха вовсе не необходимо прикосновение; может быть греховным уже и простой взгляд. Глаза твои пусть прямо смотрят, и ресницы твои да направлены будут прямо пред тобой (Притч. 4, 23). Возможно, конечно, и, видя, твердым оставаться, все же опасности следует остерегаться. Возможно и зрением поскользнуться; но невозможно, чтобы в ком родилось желание без усмирения того, что может быть предметом оного. Для мудрых не довольно сердце чистое иметь; они должны к тому стремиться, чтобы и во внешнем поведении быть выше всякого порицания и устранять всякий повод заподозрить себя, чтобы безупречность их была полной; нам следует быть не только верными, но и оказываться такими, и, притом, оказываться достойными верными. Остерегайтесь, — говорит апостол, - чтобы нам не подвергнуться от кого нареканию, ибо мы стараемся о добром не только пред Господом, но и пред людьми (2 Кор. 8, 20, 21). И Писание говорит: Отвращай око твое от женщины благообразной, и не засматривайся на чужую красоту (Сир. 9, 8). А дабы ты знал и причину этого, оно присовокупило: потому что многие совратились с пути чрез красоту женскую; от нее, как огонь, загорается любовь (Сир. 9, 9); обращаясь же в грех, она ведет в огонь даже неугасимый; та склонность от этого огня возгорается, которая называется "любовью". 12. Дальнейший очерк наилучшего (идеального) образа христианской жизни, составленный на основании различных мест свящ. Писания. И женатым мужчинам я советовал бы (Гал. 7, 10) своих жен никогда не целовать в присутствии слуг. Аристотель господам не дозволяет даже и улыбаться перед прислугой; тем непозволительнее обнимать жен в их присутствии. Гораздо лучше даже и дома, начиная с брачных отношений, вести себя степенно. Святые нравы в супружеских отношениях у хозяев распространяют благоухание чистых радостей и по всему дому. Прекрасно говорится об этом в одной трагедии: Увы, как мало влияете вы, жены, на наше счастье! В совместную жизнь людей ведь не золотом, не властью и не блеском богатств Вносится полное изобилие чистых радостей, А дельного мужа честностью И нравственной жены заботливой к нему любовью. Почему у нас пренебрегают этими заповедями мудрости и праведности, которые выражаются питомцами даже и мирской мудрости? Поймите каждый свою обязанность и со страхом проводите, говорит Петр, время странствования вашего, зная что не тленным серебром иди золотом искуплены вы от суетной жизни, переданной вам от отцов, но драгоценною Кровию Христа, как непорочного и чистого агнца (1 Петр. 1, 17-19). Ибо невольно, что вы в прошедшее время жизни, продолжает апостол, поступали по воде языческой, предаваясь нечистотам, похотям (мужеложеству, скотоложеству, помыслам), излишеству в пище и питии и нелепому идолослужению (1 Петр. 4, 3). Жалкому образу прежней нашей жизни противопоставлена преграда, крест Господа; через который мы как бы каким палисадником отгорожены и отделены от наших прежних грехов. Возрожденные, поэтому пригвоздим мы себя к кресту жизни, соответствующей истине (нашему имени, нашей двоякой природе, согласию между словом и делом); войдем в самих себя и поревнуем о святости жизни. Ибо очи Господни обращены на праведников и уши Его - к воплю их. Но липе Господне против делающих зло (Пс. 33, 16, 17). И кто сделает вам зло, если вы будете ревнителями доброго (1 Петр. 3, 13)? Наилучший образ жизни есть благоупорядоченность, т.е. безупречная во всем благопристойность и полная во всем красота, вошедшая в определенные нормы, и нравственная сила, устойчивая сама в себе, вследствие чего все в образе мыслей и действий получает подобающее ему место, и добродетель человека становится непобедимой. "И если Я говорил вам о сей истине несколько сурово, говорит Педагог, то единственно из ревности о вашем благе и улучшении. Строгость Моих слов есть величайшее доказательство благости Моего сердца, ибо кто с откровенностью порицает, тот готов и на мировую (Притч. 10, 10). Итак, если вы Меня послушаетесь, то спасетесь. А если сказанному не последуете, то Я от того ничего не потерплю; или нет: все же это будет заботить Меня, как написано: Разве я хочу смерти беззаконника? говорит Господь Бог. Не того ли, чтоб он обратился от путей своих и был жив?" (Иез. 18, 23). Снова посему Педагог повторяет: "Если захотите и послушаетесь, то будете вкушать блага земли" (Ис. 1, 19). Под благами земли разумеет Он человеческое счастье: красоту, богатство, здоровье, телесные силы, материальные средства к жизни. Но кроме этих благ нас ожидает истинное счастье, о котором написано: не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку (1 Кор. 2, 9), счастье истинное у истинного Царя, который есть Раздаятель, но и Страж этого счастья. Но, побуждая нас стремиться к достижению этого счастья по ту сторону гроба. Он говорит о счастье земном: Божественный Логос в качестве Педагога возводит, ведь, нашу человеческую слабость к умозрению духовному через образы чувственные. Итак, Божественный Педагог научает нас всему: и тому, какие добродетели мы особенно должны любить и соблюдать, и тому, к каким из пороков мы должны питать отвращение и их избегать. Чтобы нас исправить. Он проникает даже внутрь наших домов, преподавая нам правила, как и здесь должно вести себя и свою жизнь устраивать. Обращается Он с нами, прежде всего, также как обращаются с малыми мальчиками, когда ведут их в школу. Как им по пути обыкновенно внушаются главные из правил их поведения во время предстоящего им учения: подобно этому и нам в Писании изложены и в нем предлагаются соответственно краткости пути (земного странствования) правила лишь короткие и главные, дальнейшее развитие которых предоставляется Учителю (на небе). Действительно, Педагог немного желает. Разрешая узы закона. Он желает лишь одного, чтоб мы не боялись Его (Рим. 8, 15), но чтобы Его любили, следуя с этих пор за Ним охотно и без сопротивления, по силе предоставленной нам свободы добровольной веры. "Если хочешь быть благовоспитанным, говорит Он, то выслушай, дитя Мое, выслушай и узнай главные из спасительных законов. Я раскрою перед твоими очами заповеди Моего нравственного закона и изложу главные его положения перед лицом твоим: соблюдением их ты достигнешь неба. Путь, каким Я поведу тебя, есть единственно спасительный; поэтому оставь пути заблуждения. Ибо знает Господь путь праведных, а путь нечестивых погибает (Пс. 1, 6). Итак, следуй, дитя Мое, доброму пути, тебе Мной указываемому. Приклони ухо твое (Пс. 44, 11) для выслушивания Меня, и отдам тебе хранимые во тьме сокровища, от язычников сокровенными и утаенными (Ис. 45, 3), нам же известными, сокровищами мудрости "неоскудевающими" (Лк. 12, 33). Удивляясь им, апостол взывает: О бездна богатства и премудрости (Рим. 11, 33). Дарованием бесчисленных сокровищ взыскивает нас единый Бог. Одни Он открывает нам через закон, другие — через пророков, третьи - устами Своего Божественного Сына, о четвертых в седьмиголосном аккорде поет нам Дух Святой (Ис. 11, 2, 3). Но во всем этом открывает себя единый Господь всех людей, тот же самый Педагог их. Так одна из Его заповедей содержит как бы в зерне все правила и положения Его Божественной морали: я как хотите, чтобы с вами посту-пади люди, так и вы поступайте с ними (Лк. 6, 31). В двух нижеприводимых заповедях содержатся, равным образом, и все другие, как нам сказал об этом Сам Господь в таких словах: Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всею крепостию твоею, и всем разумением твоим, и ближнего твоего, как самого себя. На сих двух заповедях, присовокупил Он, утверждается весь закон и пророки (Мф. 22, 37, 39, 40; Лк. 10, 27). И когда некто спрашивал Его: Что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную. Он, в свою очередь, спросил: Знаешь заповеди? А когда вопрошатель отвечал утвердительно. Он сказал: Так поступай, и будешь жить (Лк. 18, 18, 20; 10, 25-28). Но нам следует познать еще и особенное человеколюбие нашего Педагога, сказавшееся в бесчисленном количестве различных спасительных заповедей, рассеянных но всему Писанию, чтобы тем легче и во всем изобилии можно было находить нам здесь все, что необходимо нам для спасения и чтобы тем: охотнее пользовались мы совокупностью Писаний, всякий раз находя в них для себя нечто спасительное. Особенно важно здесь Десятисловие, данное через Моисея, которое простой однородной десятерицей заповедей описывает область спасения через наименование грехов, от которых нужно уклоняться. Таковы: "Не нарушай супружеской верности, не предавайся идолослужению, не посягай на мальчиков (Лев. 18, 22), не кради, не произноси ложного свидетельства, чти отца и мать" и т.д. (Исх. 20, 13-16; Втор. 5). Таковы заповеди, соблюдение которых для нас обязательно, но и многое другое, исполнение чего в иных местах заповедует нам Писание. Устами еще Исаии-пророка Бог обращался к нам с такими словами: Омойтесь, очиститесь; удалите злые деяния ваши от очей Моих; переставьте делать зло; научитесь делать добро; ищите правды; спасайте угнетенного; защищайте сироту; вступайтесь за вдову; тогда придите и рассудим, говорит Господь (Ис. 1, 16-18). Различные заповеди находим мы в Писании, приложимые в различных состояниях. Так здесь находим мы заповеди касательно молитвы, ее природы, образа и плодов. "Молитва Богу благоприятная есть доброе дело", говорит Писание. Но и род, и образ молитвы здесь показывается. Раздели с голодным хлеб твой, и скитающихся бедных введи в дом; говорит Писание, когда увидишь нагого, — одень его, и от единокровного твоего не укрывайся. Тогда откроется, как заря, свет твой, и исцеление твое скоро возрастет, и правда твоя пойдет пред тобою, и слава Господня будет сопровождать тебя (Ис. 58, 7-8). А что за плод сей молитвы? Воззовешь, и Господь услышит; возопиешь, и Он скажет: "Вот Я!". Но и относительно поста также дается заповедь: Таков ли тот пост, который Я избрал, говорит Господь, день, в который томит человек душу свою, когда гнет голову свою, как тростник, и подстилает под себя рубище и пепел? Это ли назовешь постом и днем, угодным Господу? Какой же пост угоден Богу? Вот пост, который Я избрал, говорит Господь, разреши оковы неправды, развяжи узы ярма, и угнетенных отпусти на свободу, и расторгни всякое ярмо; раздели с голодным хлеб твой, и скитающихся бедных введи в дом; когда увидишь нагого,— одень его. (Ис. 58, 5-7). То же самое и относительно жертвоприношений. К чему Мне множество жертв ваших? говорит Господь. Я пресыщен всесожжениями овнов и туком откормленного скота; и крови тельцов, и агнцев, и козлов не хочу. Когда вы приходите являться пред лице мое, кто требует от вас, чтобы вы топтали дворы Мои? Не носите больше даров тщетных; курение отвратительно для Меня; новомесячий и суббот, праздничных собраний не могу терпеть: беззаконие — и празднование (Ис. 1, 11-13). Какие же жертвы должны мы приносить Господу? Жертва Богу, говорится, дух сокрушенный (о грехе) (Пс. 50, 19). К чему мне, следовательно, себя венком украшать, себя благовониями умащать и перед Господом курения возжигать? "Благоуханно перед Господом уже сердце, своего Творца прославляющее", говорит Писание. Вот венок, вот жертва, вот благоухание и аромат цветов перед Богом. Есть изречения в Писании, нам внушающие терпение. Если же согрешит против тебя брат твои, говорит оно, выговори ему (наедине), и если покается, прости ему. И если семь раз в день согрешит против тебя и семь раз в день обратится и скажет: "каюсь", — прости ему (Лк. 17, 3, 4). Солдатам далее устами Иоанна Господь возвещает, чтобы они довольствовались своим жалованьем (Лк. 3, 14); сборщикам податей, чтобы они ничего не требовали больше определенного им (Лк. 3, 13); судьям: Не различайте лиц на суде (Втор. 1, 17); даров не принимай: ибо дары слепыми делают зрячих и превращают дело правых (Исх. 23, 8), вместо освобождения угнетенных (Ис. 1, 17), освобождая совершителей злодеяний. Далее домохозяевам говорит Писание: Богатство от суетности истощается (Притч. 13, 11); и о христианской любви: Любовь покрывает множество грехов (1 Петр. 4, 8); и об обязанностях гражданских: Отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу (Мф. 22, 21). О клятве и злопамятстве: Ибо отцам вашим Я не говорил и не давал им заповеди в тот день, в который Я вывел их из земли Египетской, о всесожжении и жертве (Иер. 7, 22); но такую заповедь дал им: никто из вас да не мыслит в сердце своем зла против ближнего своего, и ложной клятвы не любите (Зах. 8, 17). Лжецам и высокомерным грозит Он так. Первым: Горе тем, которые горькое почитают сладким, и сладкое горьким (Ис. 5, 20). Последним: Горе тем, которые мудры в своих глазах и разумны пред самими собою (Ис. 5, 21); ибо всякий, возвышающий сам себя, унижен будет; а унижающий себя возвысится (Лк. 14, 11; 18, 14). Милосердных называет Он блаженными, ибо они помилованы будут (Мф. 3, 7); на гнев же Мудрость жалуется, потому что (гнев губит и разумных) (Притч. 15, 1). Она повелевает нам и врагов любить, и тех благословлять, кто нас проклинает, за тех молиться, кто нас обижает. Ударившему тебя по щеке подставь и другую; и отнимающему у тебя верхнюю одежду не препятствуй взять и рубашку (Мф. 5, 40; Лк. 6, 27-29). И о вере: И все, чего ни попросите в молитве с верою, получите (Мф. 21, 22); "недоверчивый же, и по Пиндару, не заслуживает доверия". Со слугами Он вменяет нам в обязанность обходиться так же, какого обхождения мы желали бы для себя самих, потому что и они такие же люди, как и мы; и Владыкой своим и господа, и слуги имеют одного и того же Бога (Кол. 4, 7; Еф. 6, 9). Заблуждающихся братьев не наказывать следует, а порицать (2 Тим. 4, 2). В этом смысле говорится: Кто падки жалеет, ненавидит сына своего (Притч. 12, 24). И погоню за суетными отличиями осуждает Он: Горе вам, фарисеям, что любите председания в синагогах и приветствия в народных собраниях (Лк. 11, 43). Раскаяние же грешника принимает Он охотно (Иез. 18, 23); раскаянию Он радуется как эпилогу греховного дела. Безгрешен (т.е. по природе), ведь, только Логос. Грех есть некое общее наследство; обратиться же после греха, на это способен не всякий, а только честный. Он побуждает нас к добру также и наградами. Придите, сказал Он, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира, ибо алкал Я, и вы дали мне есть; жаждал, и вы напоили Меня; был странником, и вы приняли Меня; был наг, и вы одели Меня; был болен, и вы посетили Меня; в темнице был, и вы пришли ко Мне (Мф. 25, 34-6). А когда мы что-либо из этого Господу оказали? Опять-таки сам Педагог пусть нам скажет об этом. Относя любвеобильное благодеяние братьев к Своему Собственному Лицу, Он говорит: Так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне: и пойдут праведники в жизнь вечную (Мф. 25, 40, 46). Таковы заповеди Логоса, таковы напоминания Его. Не на скрижалях каменных (2 Кор. 3, 3) перстом Господним начертаны они, но на полотняных скрижалях сердца написаны, лишь бы эти были не разбиты. Жестокосердых же иудеев скрижали именно потому и разбиваются, что эти истины веры имели быть напечатлены на сердцах юных христиан. Но и тот, и другой закон служат Логосу в воспитании человечества, один — через Моисея, другой — через апостолов. Посему я нахожу необходимым представить теперь в общих чертах педагогику и апостолов, или, лучше сказать, говорит через меня сам Педагог, предлагая здесь зерна заповедей. Отвергнувши ложь, говорите истину каждый ближнему своему, потому что мы члены друг Другу. Гневаясь, не согрешайте: солнце да не зайдет во гневе вашем; и не давайте места дьяволу. Кто крал, вперед не кради, а лучше трудись, делая своими руками полезное, чтоб было из чего уделять нуждающемуся (Еф. 4, 25-28). Всякое раздражение и ярость, и гнев и крик, и злоречие со всякою злобою да будут удалены от вас. Но будьте друг ко другу добры, сострадательны, прощайте друг друга, как и Бог во Христе простил вас (Еф. 4, 31-32). Итак, будьте мудры (Мф. 10, 6), подражайте Богу, как чада возлюбленные и живите в любви как и Христос возлюбил нас (Еф. 5, 1-2). Жены, повинуйтесь своим мужьям как Господу (Еф. 5, 22). Мужья, любите своих жен, как Христос возлюбил церковь (Еф. 5, 25). Соединившиеся брачными узами должны любить друг друга как свои тела (Еф. 5, 28). Дети повинуйтесь своим родителям в Господе. Отцы не раздражайте детей ваших, но воспитывайте их в учении и наставлении Господнем. Рабы, повинуйтесь господам своим по плоти со страхом и трепетом, в простоте сердца вашего, как Христу, не с видимою только услужливостью, как человекоугодники, но как рабы Христовы, исполняя волю Божию от души (Еф. 6; 1, 4-3). И вы, господа, поступайте с ними так же, умеряя строгость, зная что и над вами самими, и над ними есть на небесах Господь, у которого нет лицеприятия (Еф. 6, 9). Если мы живем духом, то по духу и поступать должны. Не будем тщеславиться, друг друга раздражать, друг другу завидовать. (Гал. 5, 23-26). Носите бремена друг друга и таким образом исполните закон Христов (Гал. 6, 2). Не обманывайтесь: Бог поругаем не бывает (Гал. 6, 7). Делая добро, да не унываем, ибо в свое время пожнем, если не ослабеем. (Гал. 6, 9). Будьте в мире между собою. Умоляем также вас, братия: вразумляйте бесчинных, утешайте малодушных, поддерживайте слабых, будьте долготерпеливы ко всем. Смотрите, чтобы кто кому не воздавал злом за зло (1 Фес. 5, 13-15). Духа не угашайте. Пророчества не уничижайте. Все испытывайте, хорошего держитесь. Удерживайтесь от всякого рода зла (1 Фес. 5, 19-22). Будьте постоянны в молитве, бодрствуя в ней с благодарением (Кол. 4, 2). Со внешними обходитесь благоразумно. Слово ваше да будет всегда с благодатию, приправлено солью, дабы вы знали, как отвечать каждому (Кол. 4, 5, 6). Питайтесь словами веры и добрым учением. Упражняй себя в благочестии. Ибо телесное упражнение мало полезно, а благочестие на все полезно, имея обетование жизни, настоящей и будущей (1 Тим. 4, 6-8). Те, которые имеют господами верующих, не должны обращаться с ними небрежно, потому что они братья, но тем более должны служить им, что они верные (1 Тим. 6, 2). Раздаватель ли, раздавай в простоте; начальник ли, начальствуй с усердием; благотворитель ли, благотвори с радушием. Любовь да будет непритворна; отвращайтесь зла, прилепляйтесь к добру; будьте братолюбивы друг к другу с нежностью, в почтительности друг друга предупреждайте, в усердии не ослабевайте; духом пламенейте; Господу служите; утешайтесь надеждою; в скорби будьте терпеливы, в молитве постоянны; в нуждах святых принимайте участие; ревнуйте о странноприимстве (Рим. 12, 8-13). Это немногое из многого, быстро пробегая по свящ. Писаниям, Педагог предлагает ради примера своим чадам, с помощью этого исторгая из них, так сказать, с корнем зло и заключая грех в границы. Но есть в свящ. Писании множество заповедей, предназначенных для отдельных лиц: для епископов, пресвитеров, дьяконов, для вдов, о чем речь может быть поведена у нас в другой раз. Многое в Писании и символически выражено, многое – и в притчах; такие притчи очень полезны для тех, кто при случае на них наталкивается. "Но не Мое дело, говорит Педагог, еще и об этом беседовать; для изложения тех святых учений нужен Учитель, к которому теперь и предстоит нам обратиться (идти)" Задача Педагога теперь для меня окончена; предстоит теперь Учителя слушать. С вами, наставленными в добрых учениях Педагогом, теперь будет беседовать Учитель научным образом. Прекрасной же руководительницей в разумении сих духовных вещей состоит церковь, и единственным Наставником в них является ее Жених, (олицетворенная) воля Отца, истинная мудрость, освящение всех наших познаний. И Он есть грех за наши грехи, как говорит о Нем Иоанн. Он наш дух и тело исцеляет, целого человека. Это Иисус, (умилостивление) за грехи наши, и не только за наши, но и за грехи всего мира. А что мы познали Его, узнаем из того, что соблюдаем Его заповеди. Кто говорит: "Я познал Его", но заповедей Его не соблюдает, тот лжец и нет в нем истины. А кто соблюдает слово Его, в том истинно любовь Божия совершилась; из сего узнаем мы, что мы в Нем. Кто говорит, что пребывает в Нем, тот должен поступать так, как Он поступал (1 Иоан. 2, 3-6). О, питомцы сладостной педагогики! Все больше, все теснее и полнее будем присоединяться к прекрасному этому телу Св. Церкви; побежим в нее, как малые дети бегут к своей доброй матери. Став слушателями Логоса, прославим домостроительство нашего спасения, нас блаженными делающее; им человек воспитывается до состояния чада Божия и освящается в него; через воспитание, получаемое на земле, становится он гражданином неба (Фил. 3, 20); на небе получает он Отца, которого учился познавать здесь на земле. Логос есть всего Творец; и Педагог Он, и Учитель. Лошадью управляют посредством узды, волом — при посредстве ярма, дичь сетями ловят, а человеческая жизнь преобразовывается Логосом. Он дикого коня обуздает, животных, плавающих в воде, уловляет на прикормку, летающих по воздуху, очаровывает. Это Он образует узду для коня, ярмо для вола, уду для рыб, силки для птиц. Он сам гражданами Своего Царства управляет, но Он же и Земледелец; Повелитель Он, но и Министр; сам Он все творит. Он землю образовал, небо и море
И все прекрасные звезды, какими увенчано небо. О дела Божественные! О Божественные заповеди! "Пусть эта вода (Божественных откровений и заповедей), говорит Логос, подобно приливам и отливам моря, волнуется безостановочно и беспрепятственно, взаимно нас соединяя! Пусть этот огонь (Божественных откровений и заповедей) приносит с собой и гнев. Пусть воздух (этих откровений и заповедей) разливается по эфиру, очищая его. Пусть эта почва (Божественных откровений и заповедей) упрочивается; и, будучи ими оплодотворяема, постоянно и далее растительностью покрывается. Если бы Я и еще (нового) человека захотел создать, и еще материи для этого пожелал, то имею ее в этих элементах. В этом своем творении живу Я. Если ты уверуешь в Меня, огонь (вечный, но и судов здешних) будет служебным тебе". Таков Логос и таково Его величие. Он — Педагог и Учитель. Он - Творец мира и человека. А через это Он состоит Педагогом и Вселенной. Дух и материя равно Ему покорны; и это их Он имеет на последнем суде разделить. Ибо не скоротечным каким-либо словом Логос оглашает нас в этих откровениях своих и заповедях, а мудростью вечной, как говорит Бакхилид. Чтобы вам быть неукоризненными и чистыми, чадами Божиими непорочными среди строптивого и развращенного рода, в котором вы сияете, как светила в мире, говорит Павел (Фил. 2, 15). Теперь после столь торжественного признания славы Логоса, что остается нам сделать, как не обратиться к Нему с такой смиренной молитвой: "Будь милостив к Твоим чадам. Божественный Педагог, Отец, Вождь Израиля, Сын и Отец, оба - единый Бог, наш Господь. Даруй нам, исполнителям Твоих заповедей, быть полным подобием Твоего образа, Тебя любить, насколько сил у нас есть, оказываться достойными Твоей благости и не подвергнуться строгости Твоего грозного правосудия на Последнем Суде. Между тем до его наступление проникни всех желанием собраться под мирное знамя Твоего царства, под кроткие крылья Святого Духа, преобрази всех в мирных граждан Твоего святого града, дабы под действием тихого веяния благодати Духа силой Его тихо плыть нам по направлению к мирной гавани, не терпя на море этой жизни вреда от прибоя к нам волн греха, напротив, в Нем, Святом Духе, мудрости неизреченной, ночь и день даже до последнего часа жизни благодаря славословите, а славословя, благодарить единого Отца и Сына, Сына и Отца, Тебя Сына в качестве Педагога и Учителя , со Святым Духом, Который собой представляет все в едином, в Котором все, через Которого все едино, через Которого вечность, Которого все мы состоим членами. Которому принадлежит слава, (история во все) века. Который есть совокупность всех благ, всей красоты, всей мудрости, всей праведности. Которому слава ныне и во веки веков. Аминь. ЗАКЛЮЧЕНИЕ Так как Педагог ввел нас в церковь и Сам с Собой соединил, то совершенно естественно, чтобы этому Учителю, всевидящему Логосу, Господу, каждый раз как здесь бываем, приносили мы в дань хвалы и благодарности. Людям, хорошо воспитанным, совершенно и прилично это делать. Гимн Христу Спасителю
Узда для жеребят неразумных,
Крыло птиц в полете не блуждающих,
Прочное кораблей Кормило,
Пастырь агнцев царских!
Твоих простых
Детей собери
Славить свято,
Воспевать бесхитростно
Устами невинными
Христа - детоводителя.
Царь святых,
О, Логос, Смирение дарующий,
К мудрости Отца Всевышнего Водитель,
В трудах Опора,
Жизни Радость вечная,
Смертного рода
Спаситель, Иисусе,
Пастырь, Пахарь,
Кормило, Узда,
Крыло небесное святого стада!
Ловец человеков,
Спасаемых
Из моря нечестия!
Рыб чистых
Из волны враждебной
к сладостной жизни уловляющий!
Веди нас, овец
Пастырь разумных!
Царю Святый, веди
Твоих чад непорочных,
Стезями Христа,
Путем небесным!
О Слово вечное!
О Вечность бесконечная!
О Свете вечный!
Источник милосердия,
Содеятель добродетели,
Жизнь безупречная
Бога прославляющих! О Христе Иисусе!
Млеко небесное
От сосцов сладостных
Девы благодатной!
Твоей мудрости струящееся.
Мы — дети малые,
Нежными устами
Питаясь,
Сосца одушевленного
Нежным дыханием
Проникаясь,
Хваления простые,
Гимны неложные
Парю Христу,
В воздаяние благоговейное
За учение жизни,
Поем мы вместе,
Поем просто
Отрока Державного.
Мы — хор мира,
Христом рожденные,
народ разумный!
Бога мира в псалмах да восхваляем все купно. Посвящение творения
О Педагог, тебе сие творение
Я приношу с Писаний луга чистого,
Собрав его, как мед трудолюбивая
Пчела, когда весь день жужжит над нивою.
Подобно ей изо всех сил старался я Тебе,
Владыке моему, собрать прекрасный мед.
Я, из твоих рабов поистине ничтожнейший,
Благодарить тебя за благодатные
Стремлюсь Законы, благ податель. Господи.
Благих водитель и все созидающий
Отец, который небо утвердил один
И Логосом Своим устроил мир,
Нам показавший день и свет, кто дарует
Пути для звезд на небе непреложные.
Тобою море и земля устроены,
Премудро в круг времен весь год связующий,
Весну и зиму, лето и богатую
Плодами осень. Ты из состояния
Воззвал весь мир материи бесформенной
И все привел в порядок безупречнейший.
Прошу о благодати непрестанно я
Твои Законы исполнять и помнить их
И славить и Тебя, и полный Мудрости
Твой Логос, что с Тобою вечно царствует.
Ни бедности я не прошу, ни, Отче мой,
Богатства у Тебя, но об одном молю,
Чтобы и жить, и умереть без ропота. |
