Гораздо сложнее обстояло дело за рубежом в это же время. 1924 год в деле развития смуты следует считать годом окончательного выявления отщепенческих тенденций и при том в такой форме, что даже лица, стремившиеся путем разных компромиссов сохранить единство зарубежных русских церковников, поняли, что все их подобные усилия остаются тщетными. Однако, только события этого года смогли убедить в этом лиц, искавших в компромиссе церковного единства.

Всякий компромисс есть сделка между сторонами. И пока эта сделка касается вопросов внешнего порядка, она, при добром желании сторон, может послужить базой более мирного сожительства, но устранить возникшие противоречия компромисс не может. Как только компромисс распространяется в сферу духовных отношений он теряет всякое значение. Особая несостоятельность компромисса в сфере церковно-правовых отношений подчеркивается тем фактом, что всякий компромисс требует уступок с обеих сторон. Уступчивость стороны, отстаивающей полномочия Всероссийской церковной власти, недопустима, т. к. это означало бы нарушение полномочий этой власти и тем подрывало бы принципиальность этой позиции. Сторона эта отошла бы от строгого понимания своих собственных обязанностей перед высшей властью. Несостоятельность компромисса особенно подчеркивается еще тем, что другая сторона склонна всегда в уступчивости видеть слабость первой. Отход от строгого блюдения прав высшей церковной власти ее зарубежными сторонниками внушил мысль о возможности увлечь компромиссно-настроенных к еще большему нарушению прав центральной власти и тем, в конце концов, сделать невозможным сохранение единства с Русской церковью и для тех, которые сами не считали возможным отойти от нее. Наблюдая ход церковных событий за рубежом, нельзя сказать, чтобы подобная задача совершенно не удалась Карловацким руководителям, но она все же не привела к тем результатам, которых они ожидали от своей тактики.

Послания Св. Патриарха Тихона 1923 г. ³ и его интервью этого же времени с очевидностью выявили его отношения: 1) к гражданской власти в России, 2) к Карловацким действиям за рубежом. Зарубежные политиканы, стремившиеся вовлечь церковь в политическую борьбу и использовать ее в целях этой борьбы, получили столь сильный удар, что готовы были метать против Св. Патриарха громы и молнии. Зарубежники, боровшиеся вооруженно с советской властью, должны были также пережить серьезные моральные испытания, только отчасти уясняя себе причину подобных категорических заявлений со стороны Всероссийской церковной власти. Мы понимаем, что нужен был подвиг некоторого самоотрешения для этой части эмиграции. Церковная власть в России имела право на такой подвиг со стороны зарубежников, т. к. сама несла подвиг безмерно больший названных переживаний. Однако, правые из Высшего Монархического Совета решили использовать столь благоприятную для них политическую ситуацию.

Представители их были, как мы знаем, исключены в 1922 г. из Карловацких церковных органов. Однако, они далеко не отказались от своих стремлений влиять на ход церковных событий за границей: церковь оставалась единственной отдушиной их политической, или вернее политиканской, деятельности.

Неожидавшие убийственного для них оборота дела с постановлениями Карловацкого собора 1921 г., зарубежные политиканы были крайне подавлены и на первых порах прибегли к известному нам выходу из создавшегося положения: объявили акты высшей церковной власти подложными. Нашлись среди них и ученые исследователи, которые доказывали, что послания Св. Патриарха не могли быть написаны им самим.

Эта точка зрения настолько наивна, что ее было трудно принять. Нужно было взглянуть на дело глубже. Последнее и нашло свое выражение: в послании митрополита Евлогия к пастве и разъяснениях митрополита Антония ⁴. Первое появилось в общей зарубежной прессе, а второе было напечатано в органе Карловацкого Синода. Митрополит Антоний, пишущий охотно и по всякому поводу послания, которые обыкновенно печатаются на первых страницах, на этот раз по вопросу, волновавшему зарубежье, выступил только с разъяснениями, помещенными на девятой странице № 13 - 14 "Ведомостей", под заголовком: "Не надо смущаться". Это разъяснение как бы представляет личное заявление митрополита Антония и притом по второстепенному вопросу. Однако содержание этого разъяснения весьма интересно. Митрополит Антоний прямо заявляет, что "послание Св. Патриарха Тихона ничего нового не представляет" в отношении признания советской власти, так как все эти положения уже были изложены в патриаршем послании 1919 г. Исповеднический подвиг "даже до смерти" был бы обязателен только при одном условии, если бы от него (Патриарха) потребовали отречения от истин Христовой веры, а так как этого не было, то требовать от представителя церкви нарочитого стремления к мученичеству, и при том не только своей собственной личности, но и без малого почти всей православной России - незаконно. Далее митрополит Антоний приводит ряд примеров, когда великие деятели церкви (Св. Патриарх Тарасий) поступали подобным образом. На этом мы, к сожалению, не можем останавливаться дольше, да основная точка зрения митрополита Антония совершенно ясна из приведенной выдержки. Так или иначе, но митрополит Антоний и митрополит Евлогий в этот момент выполнили свой долг перед Русской церковью. Так обстояло дело только в первый момент после получения послания Святейшего. Закулисно же, в секретном заседании, Карловацкий Синод обсуждал вопрос о возможности издания Патриархом указа "роняющего достоинство зарубежной церкви, о чем у нас будет речь впереди" ⁵.

Карловацкое Церковное Управление довольно рано стало проектировать насаждение в неправославной Западной Европе, удержанной митрополитом Евлогием в своем управлении, целого ряда викариатств. С момента расхождения митрополита Евлогия с большинством Карловацкого Собора учреждение викариатств получает не только значение отвлеченной логической возможности для Карловацких руководителей, но и существенного средства для воздействия на митрополита Евлогия, если он и в дальнейшем будет себя вести самостоятельно.

С церковно-правовой точки зрения учреждение викариатств в условиях временности всей церковной организации, созданной патриаршими указами 1921-1922 гг., на территории Западной Европы, которая совсем не была в территориальном отношении епархией, было неправомерным: раз нет епархии, не может быть и викариатств. Митрополит Евлогий, конечно, мог привлекать отдельных епископов в помощь себе к делам управления отдельными церквами и их объединениями с теми или иными полномочиями. Но от этого они не делались викариями, так как сам митрополит Евлогий не занимал кафедры и из подведомственных ему церквей не было образовано в строгом смысле слова епархии.

Временность полномочий самого митрополита Евлогия удерживала его от подобного "революционного" строительства, пока, наконец, под давлением Карловацких кругов он не решил учредить викариатство в Берлине, да еще с хиротонией архимандрита Тихона, настоятеля Берлинского прихода, во епископа Берлинского. Это последнее обстоятельство совершенно не соответствовало ни канонам, ни практике Русской церкви. По постановлению Карловацкого Синода беззаконно было возводить архимандрита Тихона в сан епископа, так как это означало признать за этим Синодом власть, равную власти "начальствующего митрополита", т. е. такую, которая принадлежала Св. Патриарху Тихону, в это время уже находившемуся на свободе, управлявшему Русской церковью, потребовавшему в свое управление Финляндскую и Польскую церкви и признавшему, что исключительные обстоятельства, в силу которых эти церкви временно перешли в управление Константинопольского Патриарха миновали. В России в это время с величайшей пунктуальностью относились к архиерейским хиротониям, памятуя живоцерковные хиротонии, которые в первое время после ареста Патриарха Тихона совершались еще епископами, неотделенными от церкви никаким актом, но они совершались без "соизволения патриарха". Поэтому, эти хиротонии и не были признаваемы за действительные: как рукоположенные помимо воли главы епископов живоцерковники попадали под действие шестого правила I Вселенского Собора, а потому "не должны быть епископами". В последующее время эта точка зрения получает особенно ясное подтверждение в послании временного Заместителя Патриаршего Местоблюстителя, архиепископа Серафима Углицкого ⁶. Подтверждая широкую самостоятельность епархиальных архиереев, данную им патриаршими указами и распоряжением Местоблюстителя, митрополита Агафангела, архиепископ Серафим требует, чтобы все дела решались на местах, "кроме принципиальных и общецерковных, как то: например, избрание и хиротония во епископа". Подобная хиротония Николая Соловья, восторженно принятого частью эмиграции, не была признана и самим Карловацким Синодом.

Присвоение новому заграничному епископу титула: "епископа Берлинского" было покушением на права других автокефальных церквей, что отлично понимал старый Святейший Синод. По этой же причине Св. Патриарх в 1921 г. не присвоил митрополиту Евлогию титула: ни Берлинского, ни Парижского, ни Западноевропейского. Наконец, рукоположение нового епископа не вызывалось и церковной необходимостью: в Сербии на покое жило в этот момент значительное число епископов, еще способных к активной работе. Без Берлинской хиротонии можно было обойтись. Самая хиротония протекала в условиях, совершенно несоответствующих столь важному событию церковной жизни. Итак, под давлением лиц и обстоятельств и из желания найти какой-то модус мирного сожительства с Карловацкой группой русских епископов, митрополит Евлогий пошел на этот компромисс. Последующие события вполне выявили не только бесполезность этого шага, но и крайний церковный вред его. Если насаждение викариатств было направлено к изоляции митрополита Евлогия от его паствы, то эта хиротония имела огромное значение, но только в интересах не церковных, и не митрополита Евлогия, а групп, недовольных самим митрополитом Евлогием. Эту хиротонию нужно считать значительным моментом в развитии церковной смуты за рубежом.

Нужно сказать, что самое продвижение архимандрита Тихона совершилось не без содействия Высшего Монархического Совета, члены которого в Берлинском приходе составляли довольно значительную и при том компактную группу. Достижения в этой области окрылили это учреждение на дальнейшие шаги. В конце июня 1924 г. В. М. С. обратился к митрополиту Евлогию с собой бумагой, в которой прямо говорилось, что задачей момента является "установление автокефалии Русской Православной Заграничной Церкви". Для этого необходимо созвать в "скорейшем времени" собор на началах Московского Поместного Собора 1918 г., т. е. с выборными представителями от приходов. Ясно, насколько превратно понимались те начала, на которых был созван Поместный собор. Представительство приходов и особенно Берлинского было необходимо В.М.С. в целях проведения на этот собор своих людей. Дело заглохло летом. С наступлением осени настойчивость В.М.С. пробудилась снова: 5 сентября в этом Совете состоялась беседа о положении русской церкви за границей, затем "Заключения" ⁷ этого совещания были приняты В.М.Советом к руководству и исполнению. В чем состояли эти "заключения" и как их мог исполнить В.М.С.?

Прежде всего совещание признало, что наступил момент, когда заграничные епископы могут действовать "самостоятельно" на основании патриаршего указа 1920 года. Заключение это совершенно неправильно. Указ организацию органов "высшего, чем епархиального управления" возлагал на епархиального архиерея или старшего из епархиальных, находящихся в своих епархиях, при условии: 1) прекращения деятельности высшего церковного управления во главе с патриархом или 2) если епархия окажется вне общения с центральным управлением и 3) все подобные мероприятия должны быть представлены на утверждение Всероссийской церковной власти. Нужно сказать, что этот указ не получил на территории России соответствующего применения. Им пытались воспользоваться живоцерковники. Менее всего был применим этот указ в 1924 г. Деятельность Св. Патриарха была восстановлена. Возникшее со ссылкой на этот указ заграничное В.Ц.У. было закрыто специальным распоряжением высших церковных органов и даже было указано, что подобное учреждение не нужно, так как оно "не имеет области (сферы), в которой могло бы проявить свою деятельность". Последующие указы настолько расширили компетенцию епархиальных архиереев, что в предусмотренных указом 1920 г. органах не было никакой нужды.

Возможность получения новых указов от Патриарха, конечно, и послужила мотивом для создания автокефалии за рубежом, так как, по мнению В.М.С., русской заграничной церкви грозит сейчас опасность отречения ее Московским собором и уничтожения ее теперешней законной организации. Из процитированной фразы ясно, что ссылка на указ Патриарха была сделана не для того, чтобы церковные дела устроять, а чтобы оказать сопротивление Всероссийской церковной власти. Ноябрьский указ не только был неправильно понят с формальной стороны, но им хотели воспользоваться против той власти, которая его издала, забывая все последующие распоряжения той же власти.

Далее в "Заключениях" идет речь о компетенции существующих за границей Собора и Синода и мнимых правах митрополита Антония, в это время уже уволенного на покой. Но особенно интересен п. 5, где прямо говорится, что "в случае поступления за границу указов находящегося в большевистской неволе Патриарха Тихона... Архиерейский Синод в исполнение не приводит, в .чем даст отчет, после падения советской власти. Верховному Церковному Собору" . Итак, В.М.С. поставил себя выше Св. Патриарха: он освободил Арх. Синод от обязанности исполнения патриарших указов, он же, по-видимому, соберет неизвестный церковный практике какой-то Верховный Собор.

В этих же "заключениях", принятых к руководству и исполнению, находится требование созыва "всезаграничного" собора с участием законно избранных мирян и, наконец, сюда включено и требование об учреждении в Германии самостоятельной епархии.

Итак, в "Заключениях" дана полная программа церковной работы, санкционированная В.М.С.! При этом Синод и Собор в Карловцах трактуются, как пленные и находящиеся в "неволе" у В.М.С. Так даже безбожники не третировали патриаршего управления, как третируются этим постановлением Карловацкие учреждения. Можно подумать, что мы живем не в XX веке, а двести лет назад: только тогда Верховный Тайный Совет принимал подобные постановления и направлял их к исполнению в Синод. Разница между Верховным Советом и Высшим, несмотря на большое созвучие их названий, весьма существенна: первый был высшим учреждением в Российском Государстве, а второй является партийным органом, не объединяющим даже всех монархистов за рубежом. Времена меняются, а люди ничему не научаются. Все это, может быть, было бы и смешным, если бы не наступили в связи с этими выступлениями В.М.С. события, горькие даже до слез.

Я имею в виду деятельность Карловацкого епископского совещания 1924 года. Собралось оно в октябре. На втором заседании его, 18 октября, заслушано было секретное определение Карловацкого Синода, о котором мы уже говорили. Это определение гласит: "В случае появления и в будущем времени каких либо распоряжений Его Святейшества, касающихся Заграничной православной Церкви, роняющих ее достоинство и при том носящих столь же явные следы насильственного давления на совесть Св. Патриарха со стороны врагов христовых, таковых распоряжений не исполнять, как исходящих не от Его Святительской воли, а от воли чуждой: но в тоже время сохранить потное уважение и преданность к личности невинного страдальца - Св. Патриарха и всегдашнюю готовность исполнить все распоряжения Его Святейшества, имеющие характер свободного Его волеизлияния". После обмена мнений была принята резолюция уже самим совещанием, в которой говорится о распоряжениях, "смущающих совесть иерархов и противоречащих интересам церкви, вследствие невозможности Св. Патриарху иметь правильную информацию о жизни церкви за границей, или по каким либо другим причинам, таковые распоряжения передавать на обсуждения и принятия их Архиерейским Синодом с участием в оном, по возможности, других правящих епископов, а, в исключительных случаях, и Архиерейским Собором".

Нет никакого сомнения, что по существу эти резолюции сходны между собой, но все же между ними есть и разница. Нужно ли говорить, что Архиерейский Синод совершенно запутался: постановляя не исполнять распоряжений, он в то же время свидетельствует готовность исполнить все распоряжения. Дело оказывается только в том, что одни распоряжения исходят от святительской воли, а другие от воли чуждой. Кто и каким способом может определить, от чьей воли исходит данное конкретное распоряжение? Карловацкие епископы, конечно, лишены возможности иметь достаточную информацию по каждому вопросу. Вопрос до известной степени проясняется резолюцией самого совещания: суждения эти передаются Архиерейскому Синоду и правящим архиереям. Совершенно ясно, что инстанция указана недостаточная. До сих пор не было случая, чтобы Св. Патриарх издавал распоряжения по вопросам, по которым он не мог бы иметь достаточных данных для суждения. Несомненно также и то, что в суждениях о распоряжениях, касающихся Карловацких Собора, Синода и составляющих их архиереев, эти учреждения едва ли могли бы быть достаточно правомочными и совершенно беспристрастными. Подчинение же главе, господину и отцу обязательно для всех членов данной церкви и, конечно, для монашествующих и имеющих священный сан в особенности. Нужно иметь в виду, что постановление Синода состоялось в июне месяце, а резолюция совещания принимались в октябре. Совещание, приняв во внимание известные его членам "Заключение", предложенные к руководству и исполнению В.М.С., пошло, именно, этой дорогой: п. 5 "заключений" требовал исследования патриарших указов Архиерейским Синодом, но здесь не было указано способов исследования, не нашло их и совещание. Дело обстояло гораздо проще: в том и другом случаях шла речь просто о неисполнении патриарших распоряжений и больше ничего; доброго для себя ничего не могли ожидать: ни автокефальные иерархи, ни верховники из Монархического Совета.

Нужно однако отметить, что степень дерзости, которую проявил Синод, превосходит все, имевшее место до сих пор и стоит в ряду тех выступлений против личности Святейшего, которые допускали живоцерковники. Какое имел основание Синод предполагать со стороны Патриарха Тихона указы, которые роняли бы достоинство "зарубежной церкви", и что значит обособление в достоинстве и чести зарубежных политиканов и карловацких синодалов от остальной Русской Церкви, достоинство которой стояло на недосягаемой высоте. Первым и главным строителем этого достоинства был "начальствующий епископ" всей Русской церкви, которого главы автокефальных церквей почитали "за исповедника". В это самое время Карловацкие архиереи усомнились даже в простой порядочности Святейшего. Как можно серьезно говорить после этого об уважении и преданности? Возможно ли уважать и быть преданным тому, кто способен уронить "достоинство". Ясно, что последние абзацы обеих резолюций есть голая дипломатия, направленная к тому, чтобы затушевать свое истинное настроение, прорвавшееся столь бурным и грязным потоком.

На обсуждение епископов был поставлен также вопрос об изменениях в организации высшей церковной власти за границей. Сущность синодального доклада по этому вопросу сводилась к тому, что автономия, предоставленная Западно-Европейскому митрополичьему округу, отменялась, оказавшись, по мнению Синода, вредной в том отношении, что служит к разделению русских заграничных общий, порождая двоевластие. Второе обстоятельство, побудившее Синод поставить этот вопрос, заключалось в хозяйственной самостоятельности этого округа. Синод предлагает возвратиться к старой системе, т. е. более широкой рукой черпать из средств Западно-Европейских и Американских церквей на нужды самого Синода. В этих целях и предлагается отменить автономию.

Выделив специальную комиссию по финансовому вопросу, совещание большинством ⁸ против 4 голосов, при 2 воздержавшихся, решило: упразднить названную автономию. После этого миг. Евлогий заявил, что это противоречит указаниям высшей церковной власти, и покинул заседание. Положение создалось на заседании ужасное: единственный из епископов, имеющий поручение от Всероссийской церковной власти, покинул совещание. Совещание в этот момент утратило всякое значение, т. к. все остальные епископы официально не имели никакого отношения к церковным делам в Западной Европе. Оставшиеся на совещании члены его дрогнули и стали искать выхода из создавшегося положения. Нельзя не отметить, что пункт 3 известных нам и принятых к руководству "Заключений" говорил о том, что "поставленный Собором епископов Синод за границей надзирает и руководит епархиями заграничными, не исключая и Северо-Американской, назначая, смещая, поощряя и наказывая всех лиц духовного сана, пребывающих за границей". Одним словом, данная В.М.С. директива проводилась с замечательной последовательностью. Св. Патриарх предоставил всем правящим архиереям самую широкую самостоятельность. В.М.С. потребовал ее отмены. Епископское совещание пошло за В.М.С. Последний, по-видимому, более блюл достоинство заграничной церкви. Св. Патриарх поручил все русские общины в Западной Европе управлению митрополита Евлогия. Мало того, что беззаконно были созданы какие то управляющие общинами в Константинополе, Болгарии, Сербии и Греции, теперь совещание в большинстве заштатных епископов стремится и в неправославной Европе умалить власть лица, поставленного для управления всеми европейскими церквами, находящимися вне границ России. Конечно, митрополит Евлогий допустил много такого, что не только не вытекало из патриарших указов, но противоречило им и церковной практике. Все же штурм митрополита Евлогия Карловацким епископским совещанием 1924 г. представляется исключительным по своей дерзости и напоминает первые времена "живоцерковных натисков" на епархиальных архиереев. Штурм в данном случае не удался, и штурмующие оказались в очень трудном положении. Выход из него был найден, но такой выход, который свидетельствовал о полной капитуляции в данный момент Карловацких соборян. Совещание в отсутствии митрополита Евлогия постановило: 1) представить все дело на окончательное решение Св. Патриарха, до его решения все оставить в положении Status quo. 2) Сохранить Архиерейский Синод. 3) Включить в постоянные члены Синода митрополита Платона "и просить Св. Тихона, Патриарха Московского, соизволение на это". Кто мог ожидать, что в результате столь задорного синодального доклада последует столь смиренная резолюция? Кто мог предвидеть, что совещание будет просить патриаршего соизволения на включение в состав Синода одного члена дополнительно, тогда как самый Синод действовал без благословения и даже вопреки патриаршему указу? Не могло быть сомнений, что Св. Патриарх изменит установленный в 1923 г. статус, но, конечно, не в том направлении, в каком желали изменить его Карловацкие руководители.

При создавшемся положении трудно было обсуждать вопрос об автокефалии, поставленный на повестку совещания совсем при других ауспициях. Оставалось одно возможное решение, которое и было принято совещанием: "Архиерейский Собор имел суждение о необходимости и возможности в виду происходящих в России событий присвоить Архиерейскому Синоду или Собору, под председательством митрополита Антония, права и функции Всероссийской церковной власти. На основании бывших суждений постановили: означенный вопрос отклонить, как не вызываемый необходимостью". Какая же необходимость заставила поставить его на обсуждение? Как гром разряжает тяжелую, давящую атмосферу, так и решительный шаг митрополита Евлогия вернул на путь некоторого отрезвление и это совещание. Несомненно и то, что Карловацкие органы находились в гораздо большем пленении у В.М.С., чем Св. Патриарх у гражданской власти. Карловацкие Синод и епископское совещание слепо следовали указаниям В.М.С.

Таким образом, бессмысленное политиканство в 1924 году снова стало движущей силой реформированного Карловацкого В.Ц.У. и только решительный шаг митрополита Евлогия вернул это Ц. У. к порядку на некоторое время.

Признаки церковного разбоя и татьбы ясно указаны в Евангелии от Иоанна. Отличительными признаками лиц, идущих этим путем, является "хождение" не дверью, а искание ими окольных путей "инде".

В 1924 году обновленцы оказались в очень трудном положении. Вопрос о восстановлении единения с церковью стал для значительного числа лиц, увлеченных в живую церковь, вопросом насущным. Это не могло не оказать влияние и на руководителей обновленчества. Указанный патриаршим посланием путь воссоединения с церковью через покаяние, путь прямой, оказался недоступным для них. Личные и групповые соображения, поставленные выше церковных интересов, удерживали руководителей от этого пути. Но с другой стороны упорствовать и оставаться на прежней точке зрения было нельзя. Как естественное следствие создавшегося положения явилась попытка найти обходные дороги. Переговоры с представителями Патриаршей церкви и обращение к Константинопольскому Патриарху, по существу, были такими дорогами и заключали в себе обман: желание усыпить бдительность патриаршей организации, и, в случае неудачи переговоров, свалить вину на эту организацию, лживой информацией желали склонить на свою сторону Царьград, а самым фактом обращения туда внушить своим поколебавшимся последователям наличность единства с вселенской церковью. Все эти ухищрения были настолько элементарными, что вскрыли только внутреннюю сущность этого движения. Сущность же его была исполнена татьбы и разбоя.

Хотя и не столь явно выступают эти качества в другом отщепенческом движении, однако, при некотором анализе событий, имевших место за рубежом в 1924 г., с достаточной отчетливостью выявляются те же самые черты и в Карловацком течении.

По толкованию митр. Фотия под дверью нужно разуметь "церковные и священные правила". Только тот входит в церковь дверью, кто блюдет сущность и форму установленного этими правилами порядка. Всякое самочиние и противление церковной власти есть путь, лежащий "инде". Мы уже видели суть устремлений Карловацких иерархов. Если в 1921 году было допущено самочиние, а в 1922 и 1923 гг. мы столкнулись уже с открытым неподчинением велениям Всероссийской церковной власти, то 1924 г. принес нечто новое: автокефалистические стремления и переход в наступление на эту самую власть явились движущими силами событий этого года. Автокефальные верховники открыто об этом заговорили, а Карловацкие синодалы, хотя и не решались назвать вещи их именами, своими действиями вполне это подтверждали. Сущность, конечно, не в словах, а в делах!

Что же влекло часть зарубежных церковников на путь самочинной автокефалии? Страх перед прещениями со стороны церковной власти, о чем Св. Патриархом было заявлено открыто. О боязни отрешения ясно говорится в "Заключениях", принятых В.М.С. к руководству и исполнению. Провозглашение автокефалии и требование апробации патриарших указов Карловацким Синодом вели к одному и тому же: к фактической автокефалии. Декларативная часть автокефалии была несущественна - это во первых, а во вторых, на пути к ней было встречено значительное препятствие в поведении единственного полномочного в Западной Европе русского епископа: митрополита Евлогия. Штурм его не удался, решили испробовать обходное движение, а пока повременить с объявлением своей собственной автокефалии.

Отчужденность Карловацкой группы архиереев особенно сильно выявилась в безрассудно-дерзком по отношению к Св. Патриарху, и совершенно несправедливом, по существу, утверждении Карловацкого Синода, предположившего со стороны первоиерарха действия, роняющие достоинство церкви. Ясно, что моральные связи в это время были утрачены. Св. Патриарх Тихон перестал для них быть "господином и отцом", а они уже больше не имели к нему сыновнего послушания.

Идя путем заговора вплоть до присвоения себе функций Всероссийской власти, Карловацкие архиереи стремились обеспечить себя от мер воздействия со стороны иерарха, начальствующего в Русской церкви.

Оставляя в стороне вопрос о возможности установления зарубежной автокефалии, мы с особой силой должны подчеркнуть беззаконность путей, которыми шли к автокефалии и преступность целей, ради которых к ней стремились. Все это вскрывает наличность элементов татьбы и разбоя в поведении явных и тайных автокефалистов.

Поэтому, в наши дни имеет полный смысл призыв митрополита Фотия, обращаемый некогда к части русской паствы. "Научились от нее (Христовой церкви), писал названный святитель, иметь единого первосвятителя, и как научились, так и сохраните это до конца веков"". Тот же святитель внушает верным не удивляться, если "пастыри по виду бывают хуже волков" и проникают во двор овчий не дверью священных правил, а путем необычным "по своему желанию".

Нужно ли после всего, что мы наблюдали в церковной жизни 1924 г. за рубежом, доказывать, что Карловацкие руководители и их вдохновители шли необычным путем и, конечно, по своему желанию. А потому призыв митрополита Фотия "не прельщаться злодейством и лукавством их" обращен и к нам, переживающим тяжелые годы церковной смуты.

³ Патриаршее послание, от 28 июня 1923 г.. Известия, 1923, июнь 29. ⁴ Послание мит. Евлогия, имеется отдельный экземпляр; заметка мит. Антония: Ц. В., 1923, № 13-14, стр. 9. ⁵ Протоколы епископского совещания не опубликованы, но имеются у автора в копиях, заверенных секретарем, г. Махараблидзе

. ⁶ См. Сборник указов Св. Патриарха Тихона. В конце напечатано послание арх. Серафима Углицкого. ⁷ "Заключение" В. М. Совета напечатаны в газете Возрождение, 1926, № 466. ⁸ Послание мит. Фотия (1415-1416 гг.) Р. И. Б. VI, стр. 320.