Ко входуБиблиотека Якова КротоваПомощь
 

Яков Кротов. Богочеловеческая история. Вспомогательные материалы.

ПАМЯТНИКИ СРЕДНЕВЕКОВОЙ ЛАТИНСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ.

X - XI века

К оглавлению

273

Эльфрик Бата

Эльфрик Бата (кон. Х- 1-я пол. XI в.) был учеником более известного Эльфрика Эйншамского (ок. 950- ок. 1010 г.), одного из наиболее образованных людей своего времени, писавшего как на латыни, так и на англосаксонском языке. Он известен как автор "Латинских бесед". О его жизни практически ничего не известно. Его прозвище - "Бата", по англосаксонски "бочонок", - возможно указывает на его телосложение. Он сам говорит о себе в первых строках своих "Бесед" как об "очень невысоком монахе". Кроме своих собственных сочинений, Бата переделал и расширил известные "Беседы" своего учителя Эльфрика о занятиях монахов, которые были в ходу наряду с "Латинскими беседами" Баты. "Беседы" Эльфрика Баты сделаны по образцу анонимной компиляции "О редких птицах", которую он переработал в молодости. "Беседы" представляют собой упражнения по развитию латинской речи. Они могли использоваться, чтобы научить учеников монастырской школы тем основным фразам, которые могли пригодиться им в повседневной жизни. В этом контексте понятны диалоги, герои которых просят напиться, или приготовить им баню, или дать им рекомендательное письмо. "Беседы" Баты тесно связаны с бенедиктинским уставом. Так, 28 диалог напоминает 28 главу устава св. Бенедикта Нурсийского: "Если некий брат, часто порицаемый за какую-либо провинность, (...) не исправится, да будет наказание его более суровым, то есть его следует наказать бичеванием". В 6-м диалоге учитель отчитывает мальчика, защищающего лентяя, что соответствует 69 главе устава: "Должно строго следить, чтобы по какому-либо случаю не дерзал один монах защищать или выгораживать другого в монастыре". "Беседы" Баты рассказывают о событиях монастырского дня: подъем, умывание, занятия в монастырской школе, игры, еда и питье, посещение богослужения, обвинение и наказание вора, сон. Композиция, простота и обыденность реплик "Бесед" наводят на мысль, что они заучивались наизусть и разыгрывались на занятиях как сценки, а потом по их образцам составлялись новые диалоги. "Беседы" также показывают, как проходило обучение в англосаксонской монастырской школе. Учитель, преподававший начала грамматики и составления текстов, во время занятий спрашивал заученные наизусть отрывки из Священного Писания и церковных служб. Ему мог помогать старший ученик. Ученики заучивали наизусть определенные тексты, а для затверждения читали их вслух много раз подряд. На следующий день каждый ученик отвечал выученное перед учителем, и тот слушал, одобряя или наказывая. В качестве наказания применялась порка. За исключением Вульфстана Винчестерского1 и Эльфрика Эйншамского, англо-латинские авторы X века писали на витиеватой "герменевтической" латыни, для которой были типичны несколько запутанный, но изящный синтаксис, настоящее "плетение словес", употребление редких, архаичных слов или, наоборот, неологизмов и даже грецизмов. В "Беседах" Баты встречаются выражения, доказывающие, что и на такой

214

изысканной латьщи говорили, хотя бы и в определенных, торжественных случаях. Разговорная латынь, которую могли употреблять в повседневной жизни, также широко представлена в "Беседах".

Перевод (в сокращении) сделан по изд.: Pre-Conquest colloquies. Toronto, 1998. P. 11-38.

Латинские беседы

з.

— Прошу вас, мальчики, и велю вам, чтобы вы усердно, не отвлекаясь, читали всё, что вчера учили с вашими учителями, и хорошо затвердите это, чтобы завтра вы могли как можно быстрее это ответить и так уберечь от побоев вашу шкуру.

— Так, добрый наставник, мы хотим смиренно и безропотно слушаться тебя во всём, что ты нам предписываешь или чему учишь.

— О, ты, брат, протяни мне свою книгу, сядь здесь со мной на эту вот скамью и прочти своё задание, чтобы я мог быстро повторить его.

— Сейчас приду и так сделаю.

— Положи удобно свою книгу (да будет тебе благо!), чтобы я мог читать и затвердить то, что вчера учил, ибо я не смог сегодня найти свою книгу ни в каком месте и никоим образом не дерзаю из-за нашего наставника искать её, ибо он весьма строг. И если он видит, что кто-то из нас выходит, тотчас же желает его хорошенько высечь.

— Почему ты меня об этом просишь? Конечно, я совсем не желаю давать тебе свою книгу, и не забочусь, есть ли у тебя книга или нет. Каким образом ты смог потерять свою книгу? Весь день ты бегаешь бессмысленно повсюду, не делая ничего хорошего, и не желаешь с нами читать, и не желаешь учиться по своей воле, и не желаешь петь, ни писать на дощечке, ни на листочке, ни на пергамене, ни в пергаменной тетради, ни здесь оставаться со своими товарищами, но, где царит глупость и умственная тупость, там всюду ты желаешь бегать. И никто из нас не знает, где ты находишься, если только мы не должны есть, или пить, или играть, и ты делаешь это все то время, пока наш наставник отсутствует в школе. Честное слово, я хочу пожаловаться на тебя нашему наставнику, так как ты ежедневно причиняешь нам огорчение, и почти каждый день из-за твоей глупости наш воспитатель подвергает нас жесточайшим розгам и плетям. Потому пусть страдает твоя шкура, ибо, Бог знает, есть ли среди всех наших учеников более тупой, более недоброжелательный и более хитрый лис, то есть более лукавый мальчик, чем ты.

— Конечно, это неправда. Это ты хитрый, и весьма лукавый, и притворяешься, клянусь Всемогущим Богом.

— Говорю тебе, что ты лжёшь. И мы все можем сказать против тебя то же самое, а именно: что ты обманываешь, и всегда хочешь солгать, каждый раз, как открываешь рот. Итак, только подойди сюда, лгун, обманщик, и сам себя

275

оправдай, если можешь, перед всеми нашими товарищами, так как они сами хорошо знают, что я говорю правду, и что вообще не возвожу на тебя напраслину, ибо гнушаюсь делать это, и я не лжесвидетельствую против тебя, глупейший из всех мальчиков. И они могут подтвердить без опаски, что истинно то, что я говорю тебе перед всеми ними.

— А я, напротив, в ответ скажу тебе вот что, - кто поставил тебя наставником надо мной или над другими моими товарищами, чтобы учить нас или чтобы управлять нами? Но это твоя обычная дурная манера так обращаться с нами. Да будет тебе всегда горе, ибо ты дурно поступаешь со мной и моими сотоварищами, обвиняя нас, ибо ты ничего другого не умеешь делать хорошего, только всегда и во всем винить нас, несчастных.

— Братья мои любезнейшие, вы тоже говорите так? Разве правда то, что он сказал?

— Нет, поверь нам, неправда то, что он говорит ныне, и то, что он прежде сказал. Но поскольку он лжец, он всегда говорит неправду.

— Довольно. Не забочусь о том, что он говорит. Я же, если жив буду2, оправдаюсь сам перед нашим учителем, и это исправлю перед ним, когда он придёт к нам.

5.

(Мальчики в классе)

— Ты, мальчик, иди и выбеги быстро за дверь, и посмотри, где ныне наш наставник, и если сюда он приблизится, тогда быстрее предупреди нас.

— Охотно пойду, любезный брат, и желаю побежать скоро и исполнить твоё приказание. Вот, я вышел, о товарищи мои, и увидел, что наш наставник сейчас идет из церкви на кладбище и беседует с одним мирянином.

— Где он сейчас?

— Прямо сейчас придёт к нам. Остерегитесь и будьте осторожны, и быстро возьмите ваши книги, и читайте, и пойте, пока он не придёт сюда, чтобы он не нашёл нас праздными и шутящими, когда придёт. Предостерегаю вас. Вот теперь он стоит за дверью и подслушивает, читаем ли мы и поём что-нибудь, и вот ныне входит.

(Учитель и мальчики)

— О, мои дорогие мальчики, что вы делали целый день и что у вас сделано?

— Дорогой господин, мы читали и пели весь день, и писали до первого часа и после первого вплоть до третьего, и когда церковный сторож ударил первый час, тогда тотчас же без промедления мы встали и пошли в отхожее место, и после вымыли руки, когда пелся седьмой псалом. И так мы пошли в церковь, чтобы петь наши молитвы, и после облачились в церковные одеяния к миссе, и спели миссу и вечерню с другими братиями.

— Вы все тогда надевали облачения?

— Не все, а только чередной служитель, певец, и тот, кто читал евангелие, и пресвитер. Только они одни надевали облачения.

276

— Что вы делали потом?

— Когда мы услышали, что звонит колокол, тогда мы пошли, стараясь идти вместе по порядку, молча в трапезную к нашей трапезе, и спели молитву, и затем съели свою еду и выпили всё, что было, по милости Божией; и после, подкрепившись, вместе вышли в церковь, воспевая наш последний стих, и после в должном порядке по строгим правилам вошли в отхожее место в соответствии с нашей нуждой, и ныне здесь перед тобой желаем делать всё, что ты бы нам ни предписал.

6. (Наставник и мальчики)

— Все ли вы ответили урок сегодня? -Нет.

— Почему?

— Потому что не все мы смогли отвечать. -Как?

— Некоторые ответили, господин, добровольно, а остальные отказались и не хотели отвечать. Я много их увещал, но ничего не добился.

— Почему так, брат?

— Не знаю, господин. Расспроси их. Они сами знают, отвечали ли они или нет.

— Конечно, я ответил свое задание без книги.

— Это хорошо. А этот вот маленький мальчик или тот брат, что там стоит мрачно?

-Нет.

— А эти вот братья или те мальчики ответили сегодня?

— Нет, господин.

— По какой причине?

— Не имеют столь хорошего разумения, чтобы всякий день могли отвечать.

— Я хорошо знаю, какое они имеют разумение; ты не должен мне это говорить. Но это твоё оправдание, так как ты их всегда оправдываешь.

— Я не хочу их больше оправдывать. Испытай сам, и так сможешь мне поверить.

— Почему ты, мальчик, не хотел сегодня отвечать урок?

— Я не мог, господин, и сейчас не могу.

— Конечно, по этой причине тебя следует высечь.

— Я хорошо знаю это, наставник, ибо я этого достоин и я виноват. Но будь милостив ко мне на этот раз, и, если будет твоя воля, позволь мне завтра ответить, и так всё затем хочу исправить, если Бог желает.

— Конечно, нет. Но снимай быстро твою накидку, и прежде я должен наказать тебя.

— Я сделаю это со смирением, и да будет твоя воля; и окажи мне некую милость, кроткий отче.

— Хочешь ещё раз исправить?

— Ещё, господин, честное слово, впредь исправлю.

27 7

— Тогда вставай, одевайся и исправь всё, и прощаю тебя, и щажу, и оказываю тебе милость, потому что ты столь смиренен. Однако остерегайся сам ныне и всегда. Вы желаете, мальчики, сходным образом завтра исправить и быстро ответить урок?

— Да, добрый отче. Прости и пощади нас, и ради любви Христовой даруй нам, пожалуйста, милость на этот раз, и мы все желаем исправить всё это и затем всегда вести себя осмотрительно и умно.

— Вы обещаете мне это постоянно, но ваше обещание неискренне и совсем ничего не значит. Однако то, что вы ныне обещаете, исполните, и наилучшим образом ведите себя в церкви и трапезной, никогда не бегайте туда и сюда без разрешения, ни в спальне, ни в любом другом месте.

— Мы так и хотим, клянемся Богом, и так должны мы поступать, прилагая к тому все силы.

-Делайте так, любезные дети и будьте осмотрительны, чтобы никто из братии наших завтра не обвинил вас перед вашими наставниками. Мир Христов да будет с вами ныне, здесь и повсюду.

— И с тобою всегда, господин. Ныне благослови нас.

— Да благословит вас Всемогущий Бог ныне и присно.

— Аминь. 7.

— Мне кажется, что уже близок час вечерни.

— Так и нам. Но ещё не вечерня. Господин наставник, можно ли нам поиграть немножко, ибо мы уже хорошо знаем наши домашние задания и, конечно, наши чтения, и респонсории, и антифоны3.

— Можно, ибо сегодня праздник; потому даю вам разрешение сейчас играть до звонка к вечерне.

— Нам сейчас хорошо, потому что мы живём счастливо! Пойдём все вместе на улицу играть с палками и мячом или с обручем и бубенчиками.

— Ты, мальчик, одолжи мне одну палку, и я хочу тотчас дать тебе две палки, если хочешь.

— У меня их достаточно, и если ты желаешь поиграть со мной в обруч, я дам тебе один кнутик, чтобы мы могли играть оба по очереди. Если хочешь играть с мячом, я одолжу тебе и мой мяч, и мою палку для игры.

— Сделай так. Да будет тебе всегда хорошо. Я уже почувствовал, что ты мой друг, и по этой причине я желаю с тобой быть крепко связанным наилучшим и правильным образом - истинной, а не ложной дружбой.

(...) 15.

— О, наши ученики, придите сюда и кое-что, что полезно и благостно,
немедленно выполните с веселием. Читайте или усердно пойте, или других
научите всему хорошему, что знаете, или возьмите пергаменные листы и кра­
сиво напишите на них чернилами или на своих восковых дощечках вашим
стилом, или палочками для письма, или нарисуйте какие-либо образы или

278


"спроси отца твоего, и он возвестит тебе, и старцев твоих, и скажут тебе" [Втор 32, 7]; и "блажен человек, который снискал мудрость" [Притч 3, 13]; да, еще более блаженны те, кто по своей воле учатся, обдумывают и выучивают, и то благое, что узнали, сберегают, по милости Божией.

(...)

21.

— Где сейчас наш старец, знаешь ли ты, брат?

— Не знаю. Ушел, думаю, на пир, который приготовлен для него в доме одного человека, его друга.

— Сколько братии пошло с ним?

— Трое.

— Когда он хочет вернуться?

— Полагаю, вечером.

— Я хотел бы получить у него разрешение выехать завтра в город верхом или на лодке.

— Пожалуй, ты смог бы. Он не захочет тебе отказать.

— Ты пойди, добрый мальчик, к нашему келарю, и попроси его смиренно от моего лица, чтобы он дал мне на рассвете еды на дорогу, чтобы она была у меня с собой в пути. Я не смогу вернуться в киновию прежде третьего, или шестого, или девятого часа, и я не могу поститься, и мои спутники не желают быть голодными весь день, ибо ныне летняя пора, а не зимняя. Попроси его, чтобы он дал нам пшеничного хлеба, и немного мёда и рыбы, сливочного масла и молока, солонины, и сыра, и яиц, и жареного мяса и взбитых сливок, бычатину, и свинину, и баранину, и овощи, и судок с перцем, и хорошую брагу, и вино с мёдом, и медовуху и все хорошее, и еще какую-нибудь скатерть. И если он хочет предоставить мне это или если не может, все равно - он человек хороший. Пусть сделает, как ему угодно. Скажи мне это тотчас же! Ты, милый мальчик, пойди в мою комнату и скажи моему слуге, чтобы рано утром он оседлал и подготовил моего коня с уздой и упряжью, и пусть держит его там наготове, и, оставаясь в кельи, ожидает моего возвращения, и прикажи ему подготовиться, чтобы он был готов ехать со мной верхом, и скажи ему, чтобы передал другим своим товарищам, чтобы и они все были сходным образом готовы.

— Иду сейчас, и передам ему все, и, вернувшись, скажу тебе. {По возвращении) Он готов сделать все, как я ему передал, и будет внимателен, снаряжая твою лошадь к путешествию. Но если бы ты захотел плыть на лодке, то, как они сказали мне, они согласны все приготовить, чтобы плыть с тобой, куда бы ты ни пожелал.

— Они так сказали? -Да.

— Да свершится воля Божия!

220

24. (...)

— Ты хороший писец и прекрасный отрок, смиренно прошу тебя: перепиши мне один экземпляр или на листке, или на хартии, или на пергаменте, или на диптихе.

— Если ты готов дать мне за то вознаграждение.

— Напиши мне прежде одну псалтирь, или гимнарий, или эпистоларий, или тропарий, или один миссал, или хороший итинерарий, или капитуларий4, правильно разбитый на рубрики и написанный без погрешностей и без ошибок, и я дам тебе хорошее вознаграждение, или тотчас же это все куплю у тебя, и дам тебе их цену, или в золоте, или в серебре, или в конях, или в кобылах, или в быках, или в овцах, или в свиньях, или в козах, или одеждой, или вином, или мёдом, или зерном, или овощами.

— Самое для меня приятное, если ты дашь мне денарии, ибо тот, кто имеет денарии или серебро, может получить все, что ему угодно.

-Даты хитёр!

— И ты также гораздо хитрее, чем я, простой человечишка.

— Ныне прекратим такие речи, но лучше давай обсудим. Сколько должен я дать тебе за один "Миссал"?

— Ты должен мне дать две лиры чистого серебра, если ты желаешь иметь эту книгу, а если ты не пожелаешь, то пожелает другой какой-нибудь муж. Эта книга ценится дорого, и кто-нибудь сможет купить её дороже, чем ты.

— Если другой хочет быть настолько глупым, то я быть таким не хочу; но хочу быть осмотрителен и купить твою книгу за подобающую цену, поскольку мои друзья сказали мне, какова ее настоящая цена.

— Но сколько можешь дать мне?

— Да уж не знаю.

— Но что ты тогда хочешь, или сколько денариев даешь, или сколько ман-кузов5?

— Честное слово, не дерзаю дать тебе больше или купить книгу за более высокую цену. Прими вот это, если хочешь. Больше она не стоит. Я хочу дать тебе двенадцать манкузов и отсчитать их в твою руку. Что я еще могу? Ничего не хочу дать сверх того, что ты хотел бы получить.

— А теперь отсчитай монеты сюда, чтобы я видел, имеют ли они правильную ценность и сделаны ли они из чистого серебра.

— Я сделаю это.

— Да, все хорошие.

— Истинно, так и есть.
28.

— Мальчики мои, кто из вас вчера днем украл яблоки этого монастыря? Скажите и сообщите мне, не украл ли их кто-либо из вас?

— Не знаем, отче. Полагаем, что их украли этот вот наш вор и его сообщник.

221

— Так думаю и я. О дурные мальчишки, это вы оба воруете наши яблоки?

— Нет, господин, нет.

— Не верь им, не так, как они говорят. Вчера на рассвете они одни были там в яблоневом саду, и украли много яблок, и так наполнили свои пазухи, и после вернулись на кровати свои, и спрятали их в своих ящичках на хранение. Мне также дали немного из них съесть.

— Врешь, честное слово, и говоришь против нас ложь, о сын диавола! Кто учит тебя так лживо говорить, если не злой диавол! Ты злоречив и никогда не перестанешь лгать? Виновен ты, а мы невиновны.

— Ты говоришь против нас неправду, ибо ты лжец и отступник от Бога и че-ловеков. Ты, хищный волк, все желаешь красть, что бы и где бы ты ни нашел, в ограде ли монастыря, или в церкви, или в трапезной, или в спальной. Ты часто крадешь наши пояса, и наши денарии, и кошельки, и деньги наших братии, и их овечьи шубы, и шапки, и накидки, и капитии6, и гребни, и чаши, и кубки, и фиалы7, и сети, и книги, и пергамен, и сыр, и хлебы, и кусочки еды, и опорки, и птиц, и рыбу. Ибо ты никто иной, как сам диавол среди твоих товарищей и величайший вор всего, что ныне существует на земле, и этот твой сообщник сходным образом постоянно поступает также дурно, как и ты, и ты всегда утаиваешь свое коварство и нечестие, и все, что стянул, ты отдаешь вилланам8, и они, со своей стороны, дают тебе за это или сливочное масло, или молоко, или кур. Но уж далее продолжаться не может так, как желаешь ты и твой сотоварищ. Скажи нам сейчас, ты наихудший мальчишка, что думаешь ты о своей жизни, чем ты занимаешься почти каждый день? Правда или вздор то, что мы говорим о тебе?

— Не могу отпираться; то, что вы говорите, истинно. Но впредь желаю перестать и принести покаяние.

— Ты всегда так говоришь, и снова делаешь так, как делал прежде. Пусть это все исправит наш наставник, каким образом ему покажется лучше.

— Я, конечно, не отказываюсь исправить. Есть ли у вас здесь какие-нибудь розги?

— Нет, но мы желаем принести их тебе.

— Быстро принесите мне розги покрепче.

— Вот, у нас есть теперь розги, господин.

— Хотите ли вы его высечь?

— Да, немедленно, если мы должны.

— Возьмите две розги, и пусть один встанет справа от его седалища, а другой слева, и так по очереди бейте по седалищу его и спине, и прежде вы высеките его хорошо, а я хочу сделать это после.

— Помилуй меня, отец, сейчас и пощади. Уже довольно.

— Ты, глупец, бей лучше. Он смеется над вашими ударами и вообще их не чувствует.

— Впредь, отче, желаю прекратить этот обман, за который такое терплю. Теперь меня достаточно высекли и наказали на этот раз. Окажи мне милость и снисхождение. Уже вот-вот умру.

222

— Ты еще не умер, но живешь.

— Ныне мне плохо. Любезнее ныне мне быть мертвым, чем претерпевать таковую порку. Горе мне, несчастному! И зачем я родился? Лучше бы мне было ныне быть мертвым, чем жить в таких несчастьях. Повсюду меня преследует моя судьбина. Бедственное положение души моей весьма угнетает и беспокоит меня. Меня обступили беды, окружили великие несчастья, я погружен в неудачи и горести, и подавлен злой судьбой и утеснениями. И у дверей дома меня не оставляет бедствие. Все зло, куда бы я ни убегал и куда бы ни повернулся, преследует меня, и особенно здесь и ныне. Никому я не сделал никакого зла, никому не причинил беспокойства, никого не оклеветал, никому не грозил, не сопротивлялся, и, однако, все мне стремятся навредить и обвинить меня, и против меня умышляют зло. Никто не оказывает мне покровительства, никто не подает мне защиты, никто не уделяет поддержки, никто не спешит на помощь мне в моих несчастьях. Я покинут всеми моими друзьями, и ближними, и знакомыми, и родней. Кто бы меня ни увидел, или убегают, или преследуют меня повсюду, и не перестают подготавливать и произносить лжесвидетельства против меня. Они говорят со мной лукаво, миролюбивыми словами и свое нечестие скрывают за ласковыми речами. Они из уст испускают одно, а в сердце обдумывают (то есть помышляют) другое. Они показывают мне сообщника, которого у меня нет. Всем я ненавистен, и все меня презирают, и лицемерно разговаривают, и угрожают. Я хотел бы, чтобы они были милостивы, а они еще больше мне досаждают. Я, отвернув лицо, безмолвствую; они не успокаиваются, но пуще свидетельствуют против меня, больше и больше бросаются на меня. Ослабло сердце мое; я, несчастный, изнурен.

Я исчах, и, сделавшись бледным, сохну от страха и трепета. Никто мне, бедному, не протягивает руки, ибо нет такого, кто бы мне сострадал, но всем я отвратителен, и никто мне не источит или подаст каплю утешения. И, однако, мне, несчастному, достаточно ныне мучений, истязаний, пыток. Ныне кровь моя льется на землю, со слезами кровавая влага по капле истекает, это кровь не слез, но ран. Горе тому дню, в который я родился, и в который зачат человек. Почему я не умираю? Ах, я, несчастный, увы, мне неудачливому! Увы мне, я стражду! О скорбь, почему смерть так медленно приходит, почему, уже погребенный, конца жизни не приемлю? О смерть, как ты сладка несчастным, сколь радостна ты, о смерть, всем опечаленным и всем скорбящим, ибо смерть полагает конец всем несчастьям. Смерть кладет предел бедствию. Смерть от всякого бедствия избавляет. Лучше хорошо умереть, чем плохо жить. Лучше не существовать, чем быть несчастливым. Будьте милосердны к моей скорби, прошу вас. Пощадите меня, прошу; простите. Окажите милость моей тяготе и впредь не раздражайтесь против меня. Нестерпима моя скорбь и бесконечна печаль! Уже нет никакого упования душе моей.

— Оставь печаль. Перестань горевать. Отгони от себя уныние. Отгони от
своего сердца скорбь. Превозмоги тяготу душевную. Победи скорбь ума. По­
чему ты настолько отчаиваешься духом? Не ропщи, не богохульствуй. Не го-

223

вори: "Почему я претерпеваю беды, почему угнетаюсь, что терплю такое несчастье?" Но лучше скажи: "Согрешил, и не пообещал стать достойным".

— По заслугам мне, и правильно, могу так сказать, господин учитель.

— Будешь еще когда-либо что-нибудь красть?

— Нет, господин, нет. Мне противно все, что я где-либо украл. Теперь же хочу тебе Богом поклясться, что впредь желаю всякое воровство прекратить и равно обманывать перестать во все время жизни моей.

— Сделай так, несчастный, сделай! Ныне остановитесь, братия, остановитесь, и не порите его больше. Встань, глупец и оденься, и не плачь. И более не греши, чтобы не случилось с тобой чего похуже.

— Я всегда смогу уберечься от греха, пока жизнь моя пребывает в теле моем и Бог позволяет мне жить на земле.

1 См. «Вульфстан Винчестерский» в наст. изд. 2Иак4:15.

3 Респонсорий - песнопение, состоящее из перемежающихся реплик солиста и хора; антифон -
песнопение, исполняемое поочерёдно двумя хорами или солистом и хором.

4 Гимнарий - собрание текстов гимнов, которые пелись во время Миссы; эпистоларий - литур­
гическая книга, содержавшая тексты Апостольских Посланий, которые во время службы чи­
тались во время богослужения; тропарий - собрание богослужебных песнопений; миссал -
богослужебная книга, содержащая последование Миссы; итинерарий - книга, содержащая
описания паломнических маршрутов и святынь, которым можно было поклониться по пути;
капитуларий - сборник законов.

5 Монета арабского или византийского происхождения, обычно золотая.

6 Часть одежды, плотно облегающая грудь.

7 Маленькие бутылочки.

8 То есть "крестьянам".

 

 

 
Ко входу в Библиотеку Якова Кротова