Вальтер ШатильонскийОБЛИЧЕНИЕ РИМАОп.: Зарубежная литература средних веков. М.: Просвещение, 1974, стр. 40-42. Вальтер Шатильонский - ок. 1135-1200 гг. Пер. О.Румер и М.Гаспаров . Ср. Всепьянейшая литургия. Антиклерикализм.
Обличить намерен я лжи природу волчью: часто, медом потчуя, нас питают желчью, часто сердце медное златом прикрывают, род ослиный львиную шкуру надевает. С голубиной внешностью дух в разладе волчий: губы в меде плавают, ум же полон желчи. Не всегда-то сладостно то, что с медом схоже: часто подлость кроется под атласной кожей. Замыслы порочные скрыты речью нежной, сердца грязь прикрашена мазью белоснежной. Поражая голову, боль разит все тело; корень высох - высохнуть и ветвям приспело. 40//41
Возглавлять вселенную призван Рим, но скверны полон он, и скверною все полно безмерною - ибо заразительно веянье порока, и от почвы гнилостной быть не может прока. Рим и всех и каждого грабит безобразно; пресвятая курия - это рынок грязный! Там права сенаторов продают открыто, там всего добьешься ты при мошне набитой. Кто у них в судилище защищает дело, тот одну лишь истину пусть запомнит смело: хочешь дело выиграть - выложи монету: нету справедливости, коли денег нету. Есть у римлян правило, всем оно известно: бедного просителя просьба неуместна. Лишь истцу дающему в свой черед дается - как тобой посеяно, так же и пожнется. Лишь подарком вскроется путь твоим прошеньям. Если хочешь действовать - действуй подношеньем. В этом - наступление, в этом - оборона: деньги ведь речистее даже Цицерона. Деньги в этой курии всякому по нраву весом, и чеканкою, и сверканьем сплава. В Риме перед золотом клонятся поклоны, и уж, разумеется, все молчат законы. Ежели кто взяткою спорит против права - что Юстиниановы все ему уставы? Здесь о судьях праведных нету и помина - деньги в их суме - зерно, а закон - мякина. Алчность желчная царит в Риме, как и в мире: не о мире мыслит клир, а о жирном пире; не алтарь в чести, а ларь там, где ждут порядка, и серебряную чтят марку вместо Марка. К папе ты направился? Ну так знай заране: ты ни с чем воротишься, если пусты длани. Кто пред ним с даянием появился малым, - взором удостоен он будет очень вялым. 41//42
Не случайно папу ведь именуют папой: папствуя, он хапствует цапствующей лапой. Он со всяким хочет быть в пае, в пае, в пае - помни это каждый раз, к папе приступая. Писарь и привратники в этом с папой схожи, свора кардинальская не честнее тоже. Если, всех обславивши, одного забудешь, - всеми разом брошенный, горько гибнуть будешь. Дашь тому, дашь этому, деньги в руку вложишь, дашь, как можешь, а потом дашь и как не можешь. Нас от многоденежья славно в Риме лечат: здесь не кровь, а золото рудометы мечут. К кошельку набитому всем припасть охота; раз возьмут и два возьмут, а потом без счета. Что считать на мелочи? Не моргнувши глазом, на кошель навалятся и придушат разом. Словно печень Тития, деньги нарастают: расточатся, явятся и опять растают. Этим-то и кормится курия бесстыдно: сколько ни берет с тебя, все конца не видно. В Риме всё навыворот к папской их потребе: здесь Юпитер под землей, а Плутон на небе. В Риме муж достойнейший выглядит не лучше, нежели жемчужина средь навозной кучи. Здесь для богача богач всюду все устроит по поруке круговой: рука руку моет. Здесь для всех один закон, бережно хранимый: "Ты мне дашь - тебе я дам" - вот основа Рима! |