Александр Горфункель

ДЖОРДАНО БРУНО ПЕРЕД СУДОМ ИНКВИЗИЦИИ

Оп.: Горфункель А. Джордано Бруно перед судом инквизиции (краткое изложение следственного дела Джордано Бруно) // Вопросы истории религии и атеизма. Т. 6. М. 1958.

В первом выпуске “Вопросов истории религии и атеизма” (1950) были опубликованы материалы судебного процесса Джордано Бруно — главным образом относящиеся к венецианскому периоду. Ниже публикуемое, впервые на русском языке, “Краткое изложение” существенно дополняет предыдущую публикацию. Подготовка настоящей публикации, перевод, вступительная статья и комментарии принадлежат А. X. Горфункелю.

17 февраля 1600 г. в Риме был сожжен на костре великий итальянский философ-материалист Джордано Бруно.

Более двух с половиной столетий обстоятельства процесса и самой казни Бруно не были известны. Материалы архивов венецианской и римской инквизиции не были доступны для исследователей. Пользуясь этим, апологеты католической церкви пытались отрицать даже самый факт сожжения великого мыслителя. В 1885 г. была опубликована книжка Т. Дедуи “Трагическая легенда о Джордано Бруно”, автор которой утверждал, что сожжено было лишь изображение Бруно, а сам он кончил дни в доминиканском монастыре ¹.

Однако, несмотря на противодействие церковных властей, усилиями исследователей была постепенно восстановлена подлинная картина процесса Джордано Бруно. В период революции 1848—1849 гг. временно оказались доступными архивы инквизиции в Венеции и в Риме. В 1867—1889 гг. основные материалы были опубликованы. Так стали известны протоколы допросов Джордано Бруно в Венеции, материалы о выдаче Бруно в Рим и некоторые из постановлений римской инквизиции по делу Бруно. В 1925 г. было дополнительно опубликовано еще 26 декретов римской инквизиции.

Тем не менее известные до недавнего времени материалы не позволяли во всей полноте восстановить ход процесса Джордано Бруно. Сравнительно хорошо был известен венецианский процесс, от которого сохранились все основные документы. С необходимой полнотой были освещены в опубликованных ранее документах вопрос о передаче Бруно в распоряжение римской инквизиции, а также обстоятельства его казни.

И только следствие по делу Джордано Бруно в Риме получило отражение лишь в неполных и чрезвычайно кратких постановлениях инквизиции. [350]

По существу весь ход следствия с осени 1593 г. до 1599 г. не был известен исследователям. Неясно было, чем вызывалась длительная затяжка процесса. Документы венецианской инквизиции, содержавшие сообщения о покаянии Бруно, явно противоречили его поведению в Риме, особенно накануне казни. Это вызвало даже подозрение — не были ли протоколы венецианской инквизиции сфальсифицированы церковниками ².

Только публикация в 1942 г. воспроизводимого ниже в русском переводе нового документа о процессе Джордано Бруно, содержащего краткое изложение следственного дела за 1592—1597 гг. ³, позволила восполнить наиболее существенные из пробелов в наших сведениях о последних годах жизни философа. Стало известно, что уже в тюрьме Бруно явился жертвой еще одного предательства — на него был подан донос одним из соседей по камере, подтвержденный и другими заключенными. Это обстоятельство дало инквизиции дополнительные сведения для обвинения Бруно. В 1948— 1949 гг. Л. Фирпо опубликовал дополнительно ряд кратких постановлений инквизиции по делу Бруно и новые материалы о передаче Бруно из Венеции в Рим ⁴.

В мае — июне 1886 г. один из хранителей Ватиканского архива Грегорио Пальмьери обнаружил рукопись, содержащую материалы процесса Джордано Бруно. Папа Лев XIII предписал хранить в строжайшей тайне даже самый факт ее открытия. Рукопись была передана в личное распоряжение папы, и никакие сведения о ней не просочились за стены папской канцелярии. Так ценнейшие архивные документы о великом итальянском философе были скрыты от науки.

Лишь в 1925 г. история этой находки стала известна ватиканскому архивариусу Анджело Меркати, который только в 1940 г. обнаружил ее в материалах личного архива папы Пия IX.

Рукопись представляла собой сборник материалов инквизиции. Среди разного рода записей, сведений о еретиках и еретических книгах, о процессах инквизиции особенный интерес представили 59 страниц (листы 202— 231), содержащие краткое изложение следственного дела Джордано Бруно.

Этот важнейший документ был опубликован Меркати в 1942 г. Необходимо отметить, что издание его имело цели, весьма далекие от стремления к установлению истины. Католические историки стремятся использовать эту публикацию для доказательства “законности” процесса, правомерности расправы над Джордано Бруно, для доказательства его “виновности”. Апологетов католической церкви привлекло во вновь обнаруженном документе обвинение Бруно в “отступничестве” от веры, в выступлениях против догматов религии и церковных обрядов.

Каково же действительное научное значение найденного документа?

Как стало известно из сохранившихся кратких записей в постановлениях инквизиционного трибунала, “Краткое изложение следственного дела Джордано Бруно” (название дано издателем) было составлено по распоряжению кардиналов-инквизиторов в 1597 г.

Очевидно, составление его было начато до конца марта 1597 г., когда имел место семнадцатый допрос Джордано Бруно; в главах, излагающих пункты обвинения, приводятся показания Бруно на первых шестнадцати [351] допросах, и лишь впоследствии на полях были внесены дополнения к статьям 26 и 29 (о троице и о множественности миров) на основании текста протоколов семнадцатого допроса.

16 марта 1598 г. на заседании инквизиции было доложено, что составление “Краткого изложения” завершено. Один из экземпляров этого документа, переданный асессору инквизиции Маттео Филонарди, и был обнаружен Меркати.

Приведенные в 261 статье “Краткого изложения” данные были систематизированы составителем по 34 главам (нумерация статей “Краткого изложения” в рукописи отсутствует и дана А. Меркати) в соответствии с пунктами обвинения, за исключением трех последних глав.

Внутри глав сведения изложены в определенном порядке: вначале отрывки из доносов Мочениго, затем его показания на допросах, показания венецианских книгопродавцев Чотто и Бертано, донос и показания Челестино и показания других соседей Бруно по камере в венецианской тюрьме; в конце приведены в отрывках или в изложении показания Бруно.

“Краткое изложение” было составлено на основании подлинного следственного дела Джордано Бруно, состоявшего из документов как венецианской, так и римской инквизиции. Судьба подлинных документов до сих пор окончательно не выяснена.

Составитель “Краткого изложения” всякий раз (за исключением нескольких статей) указывает листы следственного дела, с которых сделаны выписки и содержание которых кратко изложено в соответствующей статье (эти ссылки в настоящем переводе опущены). На основании этих ссылок можно сказать, что следственное дело Бруно к осени 1597 г. состояло не менее чем из 295 листов.

В “Кратком изложении” широко использованы основные материалы следственного дела. Здесь цитируются и излагаются доносы Мочениго (первый донос — в статьях 1, 24, 41, 65, 82, 101, 133, 178, 198, 216, 242; второй — в статьях 190, 243; третий — в статьях 2, 25, 201), его показания на допросах в Риме (первый допрос — в статьях 3, 4, 5, 6, 26, 42, 66, 83, 102, 150, 155, 168, 179, 191, 202, 245; второй — в статье 206), протоколы допросов Чотто в Венеции (статьи 7, 246) и в Риме (статьи 8, 9, 208), допроса Бертано-(статья 10), донос Челестино (статьи 43, 57, 72, 84, 110, 117, 124, 130, 136, 158, 169, 180, 218) и его показания на допросе (статьи 11, 27, 44, 58, 73, 85, 103, 111, 118, 125, 137, 145, 159, 170, 181, 192, 209, 219, 247, 248), показания Франческо Грациано на допросах (первый допрос — в статьях 12, 47, 60, 76,-88, 112, 120, 127, 131, 139, 151, 162, 221, второй— в статях 13, 14, 48, 61, 67, 77, 89, 98, 105, 113, 121, 128, 140, 146, 152, 163, 173, 182, 203, 222), показания Маттео де Сильвестрис (первый допрос — в статьях 15, 49, 62, 78, 90, 106, 141, 147, 174, 183, 223, второй — в статьях 16, 50, 63, 68, 79, 91, 107, 142, 148, 164, 175, 184, 193, 199, 204, 224), Франческо Вайа (статьи 45, 46, 75,. 87, 161, 172), Джулио де Сало (статьи 59, 74, 86, 104, 119, 126, 134, 138, 160, 171, 220).

Особое место в “Кратком изложении” занимают извлечения из показаний самого Джордано Бруно на допросах в Венеции и в Риме: первый допрос— статьи 153, 226: второй допрос — статьи 69, 210, 227, 228; третий допрос — статьи 28—31, 92, 108, 229, 230; четвертый допрос — статьи 17— 20, 32—36, 51—53, 70, 135, 157, 185, 200, 205, 215, 231; пятый допрос — статьи 37, 38, 71, 186, 194, 195, 211—214, 217, 232; шестой допрос — статья 233;. седьмой допрос — статьи 235—237; восьмой допрос — статьи 39, 40; девятый допрос — статьи 21, 22, 64, 80, 81, 225; десятый допрос — статьи 54— 56, 122, 123, 129, 176, 177; одиннадцатый допрос — статьи 187—189; двенадцатый допрос —статьи 93, 109, 114—116, 149, 154; тринадцатый допрос — статьи 23, 132, 165—167: четырнадцатый допрос — статьи 94—97, 251; пятнадцатый допрос — статьи 196, 197; шестнадцатый допрос — статья 207; семнадцатый допрос — приписки на полях к статьям 26 и 29. Кроме того, [352] еще пять статей (99, 100, 143, 144, 156), несомненно извлеченных из показаний Бруно на допросах в Риме, относятся к каким-то из 8—16 допросов, но не имеют точных ссылок ни на номер допроса, ни на листы следственного дела. Статьи 252—261 содержат изложение письменных показаний Джордано Бруно по основным вопросам его философии. Восемь статей (234, 238—241, 244, 249, 260) являются делопроизводственными записями, содержащими существенные данные о ходе процесса.

Научное использование нового документа о Бруно невозможно без решения вопросов о его полноте и достоверности сообщаемых им сведений.

“Краткое изложение” по своему объему составляет не более десятой части следственного дела, на основании которого оно было составлено. Но это не значит, что в нем отражена лишь десятая часть материалов, имевшихся в распоряжении инквизиции. В протоколах допросов немало места занимали вопросы инквизиторов и их собственные высказывания по ходу допроса. В протоколах допросов свидетелей содержались опущенные составителем “Краткого изложения” сведения о самих свидетелях. Часть текста следственного дела занимала переписка по ходу следствия, формулы актов. Поэтому следует учесть, что действительный объем материалов, прямо относящихся к содержанию обвинения, занимал в тексте следственного дела значительно меньше тех 295 листов, на которые ссылается составитель “Краткого изложения”.

Сопоставление с известными ранее материалами процесса Джордано Бруно позволяет судить о степени полноты “Краткого изложения”.

Доносы Мочениго, особенно первый, широко использованы составителем; можно с уверенностью сказать, что ничто существенное из этих доносов не было им опущено.

В меньшей степени были использованы показания Чотто и Бертано, в основном благоприятные для обвиняемого. Из них извлечены лишь краткие упоминания о том, что Бруно слывет неверующим.

Показания самого Джордано Бруно на семи допросах в венецианской инквизиции использованы составителем “Краткого изложения” более или менее широко. Приведены все показания Бруно по вопросам богословия и философии, особенно из протоколов третьего, четвертого и пятого допросов; из остальных допросов извлечены преимущественно сведения биографического характера, данные часто в кратком изложении.

Таким образом, известные нам по другим источникам материалы венецианской инквизиции изложены с достаточной полнотой. Нет никаких оснований предполагать, что составитель при отборе материалов римской инквизиции исходил из каких-либо иных принципов.

С большой подробностью изложен донос Челестино и показания свидетелей. Гораздо менее подробно изложен несравненно более ценный для историков материал показаний Джордано Бруно на допросах в Риме.

Если семь венецианских допросов, занимавших в следственном деле всего 20 листов, изложены в 50 статьях “Краткого изложения”, то 9 римских допросов, занимавших около 50 листов, изложены в 42 статьях, а о семнадцатом допросе говорится лишь в двух примечаниях на полях.

Допросы в Риме касались двух основных разделов обвинения. Прежде всего Бруно были предъявлены выдвинутые Челестино и подтвержденные показаниями других свидетелей обвинения в богохульстве, высказываниях против культа святых, Христа, богородицы и т. п. При этом инквизиторы, несомненно, приводили показания свидетелей, пытаясь таким путем уличить обвиняемого. Все эти обвинения Бруно начисто отвергал. Доказательства обвинения, приводившиеся инквизиторами в ходе допросов, были опущены составителем “Краткого изложения”, а ответы Джордано Бруно переданы с предельной лаконичностью.

Вторая группа обвинений касалась некоторых богословских вопросов и основных положений философии Джордано Бруно. По этим пунктам [353] Бруно был допрошен еще в Венеции. Инквизиторы в Риме вновь и вновь возвращаются к этим вопросам, добиваясь от него отречения от своих взглядов. Немалое место в протоколах допросов могла занимать ожесточенная полемика инквизиторов с заключенным, не представлявшая интереса для составителя “Краткого изложения”. В протоколе четвертого допроса формулировка вопросов и возражения инквизиторов занимают до 40% текста. Нечто подобное могло иметь место и в протоколах римских допросов Бруно.

Джордано Бруно на допросах в Риме продолжал отстаивать твои философские взгляды, излагал их и приводил обоснования. Поэтому показания Бруно в Риме не представляли интереса для составителя “Краткого изложения”. Он приводит только те из них, которые значительно дополняют прежние.

По той же причине весьма скудно отражена в “Кратком изложении” наиболее интересная для нас часть следственного дела — письменные показания и объяснения Бруно. И здесь составитель более чем краток. По важнейшему пункту — о множественности миров — он просто ссылается на предыдущие показания Бруно.

20 января 1600 г. на заседании инквизиции в присутствии папы Климента “был вскрыт, но не прочтен” мемориал Джордано Бруно, содержавший изложение его взглядов. Инквизиторы в учении Бруно видели основание для обвинения, аргументация их не интересовала. Это нашло отражение и в “Кратком изложении”.

И все же, при всех пробелах по сравнению с погибшим полным текстом следственного дела, “Краткое изложение” сохраняет значение исторического источника, содержащего ценнейшие данные.

Не менее важен вопрос о достоверности сведений, сообщаемых “Кратким изложением”, вернее – источниками, которыми пользовался его составитель.

Доносы Мочениго вызывали сомнение у исследователей. Казалась невероятной смелость суждений Бруно в беседах со столь чуждым ему человеком. Новые материалы позволяют окончательно решить этот вопрос. Донос Челестино и показания других соседей по камере в венецианской тюрьме важны не столько тем, что подтвердили доносы Мочениго, сколько тем, что подтвердили представление о том, с какой откровенностью держался Бруно со своими собеседниками. Записи парижского библиотекаря Котена о разговорах с Бруно также свидетельствуют о его полной откровенности. Ни в тюрьме, ни на воле он не считал нужным скрывать своих убеждений. Характер пропагандиста новой философии брал верх над соображениями осторожности и безопасности.

Лучшим подтверждением достоверности показаний свидетелей является их полное соответствие сочинениям Бруно, которые не были известны никому из соседей по камере и с которыми к тому времени не успели еще ознакомиться инквизиторы. Разумеется, следует учитывать отдельные пре увеличения, вызванные заведомо враждебным отношением к Бруно таких доносчиков, как Мочениго и Челестино, или такого свидетеля, как Грациано. Кроме того, в ряде случаев свидетели, в силу своего невежества, плохо понимали высказывания Бруно по философским вопросам и искажали их.

Серьезные сомнения вызывало изложение в протоколах инквизиции показаний Джордано Бруно. Действительно, в протоколах седьмого венецианского допроса содержится текст покаяния и отречения Бруно. Между тем все, что нам известно о поведении Бруно в Риме, его непреклонность, вплоть до костра, в отстаивании своих взглядов — все это наводило на мысль о фальсификации этого места протоколов.

Новые материалы объясняют это противоречие.

В Венеции перед Бруно была реальная перспектива сравнительно легкого наказания — ссылки в монастырь. Ни одно из обвинений, выдвинутых Мочениго, не было подтверждено ни одним из свидетелей. Сам Бруно [354] отверг все обвинения, касавшиеся богохульства и высказываний о Христе и т. п., признался в сомнениях относительно троицы и твердо отстаивал свои философские взгляды. Произведения Бруно почти не были известны. Если бы процесс этим завершился, дело могло бы кончиться сравнительно легко для обвиняемого. Он пошел на формальное покаяние, касавшееся лишь его “образа жизни”, т. е. бегства из монастыря, снятия монашеского одеяния, несоблюдения постов и т. п. Разумеется, текст этого покаяния не принадлежит Бруно — это казенная официальная формула, которую обвиняемый повторял вслед за инквизитором.

В Риме положение существенно изменилось. Доносы Мочениго были подтверждены доносом Челестино и показаниями соседей по камере. В распоряжении инквизиторов были все основные произведения Бруно, в том числе антирелигиозный памфлет “Изгнание торжествующего зверя”. От него требовали теперь полного отречения от дела его жизни — от его философии.

Не фальсификация протоколов, а различие обстановки в Венеции и в Риме объясняет противоречия в поведении Бруно. К тому же неясно, для чего могло понадобиться инквизиторам искажение позиции Бруно на процессе. Явно не для того, чтобы обмануть судей инквизиционного трибунала. Инквизиция предпочла бы — и в действительности предпочла — казнить нераскаявшегося “еретика”, чем оправдать “виновного”, выдав его за раскаявшегося. Весь дальнейший ход следствия, протоколы римских допросов и постановления инквизиции по делу Бруно показывают, что инквизиция не удовлетворилась формальным покаянием Бруно в Венеции, не признала его и не принимала во внимание, требуя отречения по всем пунктам его мировоззрения.

* * *

Новый источник о процессе Джордано Бруно дает в распоряжение исследователей:

во-первых, новые биографические данные о Бруно, особенно интересно сообщение о мотивах вступления молодого Бруно в монастырь;

во-вторых, возможность, привлекая известные ранее материалы и опубликованные в 1948—1949 гг. Л. Фирпо отрывки из протоколов римской инквизиции, восстановить с достаточной полнотой весь ход инквизиционного процесса;

в третьих, дополнительные сведения для изучения мировоззрения Джордано Бруно. Показания Бруно содержат ряд мыслей и аргументов, развивающих и подтверждающих философские положения, известные нам из его сочинений. Сопоставление диалогов, поэм и трактатов Бруно с его показаниями на процессе позволяет опровергнуть утверждения Ольшки и других авторов о том, что Бруно якобы в последние годы жизни отошел от материализма и впал в мистику.

При изучении показаний Бруно на процессе необходимо учитывать обстановку, в которой ему приходилось излагать и отстаивать свои взгляды. Ему приходится вести спор с инквизиторами, доказывать свою правоту, опровергать возражения. В показаниях на допросах он шире, нежели в философских сочинениях, использует богословскую аргументацию и терминологию, ссылается на произведения “отцов церкви” и авторитет Библии. Но и здесь для него Библия не является “божественным откровением”, источником абсолютной истины, как для богословов; он ссылается на библейские тексты, используя их для борьбы с богословием.

Особый интерес представляют содержащиеся в “Кратком изложении” сведения об атеизме Джордано Бруно. Если философские его взгляды полно и точно отражены в его сочинениях, то атеистические свои воззрения он не мог пропагандировать открыто. Атеизм пронизывает его [355] произведения, но в философских сочинениях Бруно, как правило, не касается церковных обрядов, специальных вопросов веры, догматики и т. п. Даже в таких антирелигиозных памфлетах, как “Песнь Цирцеи”, “Тайна Пегаса с приложением Килленского осла” и “Изгнание торжествующего зверя”, Бруно вынужден был прибегать к аллегории, правда, весьма прозрачной. В частных же разговорах его атеистические взгляды находили наиболее яркое выражение. Это было известно и раньше, из дневника парижского библиотекаря Котена и из доносов Мочениго. Теперь мы находим новые подтверждения этого в свидетельствах соседей Бруно по камере в венецианской тюрьме. Отрицание догмата троицы, отрицание божественности Христа, высказывания Бруно о богоматери, о Моисее, о святых, о поклонении иконам и реликвиям святых, о мессе, о молитвеннике, его презрение и ненависть к невежественному духовенству, к монахам, богословам, отрицание всякой религии—все это говорит о ярко атеистическом характере мировоззрения Джордано Бруно.

Наконец, “Краткое изложение” позволяет воссоздать мужественный и героический образ Джордано Бруно — человека.

Страстный пропагандист “новой философии”, остроумный полемист, не считающий нужным скрывать свои взгляды, преисполненный презрения к невежеству и суеверию,— он издевается над предрассудками и наивной верой своих соседей по камере, смеется над их молитвами, прерывает их песнопения, высказывает смелые мнения о церкви и религии, о святых и о Христе. Таков Бруно — “враг всякого закона, всякой веры”, как с гордостью говорил он о себе словами Ариосто.

Вот он подводит к окну тюремной камеры заключенного, чтобы объяснить ему бесконечность вселенной и рассказать о множестве миров. Мы видим его в споре с наиболее образованными соседями по камере — монахом Челестино и учителем Грациано. Спор идет об основных вопросах философии Ноланца, о вечности мира и бесконечности вселенной. Мы узнаем яростного спорщика, провозглашавшего истины новой философии с кафедры Тулузы и Сорбонны, Оксфорда и Виттенберга. И здесь он верен себе, он не прекращает борьбы, начатой много лет назад в Неаполитанском монастыре и приведшей его к изгнанию, странствиям по дорогам Европы, поставившей на карту его жизнь. Пропагандист, увлеченный озарившими его сознание идеями, стремящийся донести их до каждого, с кем свела его судьба,— объяснить, убедить, без оглядки, без страха, невзирая на опасность,— таков Джордано Бруно, “пробудитель спящих умов”, возвещающий “философию рассвета”, как говорил он о себе и о деле своей жизни.

Мы видим Бруно и в минуту человеческой слабости. Он знает, что его предали Мочениго, Челестино, Грациано, Франческо Вайа, Маттео де Сильвестрис, Джулио де Сало. Ему сообщают о новом обвинении, связанном с толкованием псалмов. Имени обвинителя не называют. Он говорил об этом сам не помнит с кем, не то с Грациано в Венеции, не то с Виаларди в Риме. Теперь эти разговоры кажутся ему преднамеренной провокацией. Доведенный до отчаяния, озлобленный нескончаемым предательством людей, деливших с ним тяготы инквизиционной тюрьмы, он обвиняет обвинителей, рассказывает о еретических взглядах тех, кто донес на него, и оговаривает, наряду с Грациано, ни в чем не повинного перед ним Виаларди. Впрочем, для них это не имело последствий.

Мы видим и другого Бруно — сильного и мужественного, ведущего многолетний неравный спор с инквизицией. Здесь необходимы выдержка и упорство. Его пытаются поймать на противоречиях, ему задают провокационные вопросы. Перед лицом судей, в руках которых находится его жизнь, он смело отстаивает свои взгляды. Ни палачам инквизиции, ни богословам — иезуитам, ни духовнику, ни папе не удалось его сломить. [356]

Католические историки утверждают, что на процессе Бруно речь шла не о научных и философских вопросах, не о бесконечности и вечности вселенной, а о вопросах богословия и религии; что его судили не как мыслителя, а как беглого монаха и отступника от веры. Издатель “Краткого изложения” Анджело Меркати писал, что на процессе Бруно “речь идет о предметах законной компетенции святой службы, об истинах веры и связанных с ними доктринах, которые ничего общего не имеют с наукой или с тем, что выдается за науку, даже тогда, когда является (плодом) богатой воображением фантазии...” “Церковь могла, должна была вмешаться — и вмешалась; документы процесса свидетельствуют о его законности... Если приходится констатировать осуждение, то основание его следует искать не в судьях, а в обвиняемом” ⁵. Вторя Меркати, историк-иезуит Луиджи Чикуттини заявляет: “Способ, которым церковь вмешалась в дело Бруно, оправдывается той исторической обстановкой, в которой она должна была действовать; но право вмешаться в этом и во всех подобных случаях любой эпохи является прирожденным правом, которое не подлежит воздействию истории” ⁶.

Все эти апологетические утверждения имеют целью оправдать расправу инквизиции над Бруно. Меркати и Чикуттини совершенно произвольно трактуют содержание “Краткого изложения” и всего процесса Джордано Бруно. Действительно, в “Кратком изложении” содержится немало обвинений Бруно в богохульстве, кощунстве, выступлениях против духовенства, папы, монахов, церковных имуществ ⁷, поклонения святым, почитания икон, реликвий и т. д. и т. п. Но дело решает не арифметический подсчет. Важным является то, что обвинения, касающиеся философских и научных вопросов, занимают значительное место в “Кратком изложении”. Бруно допрашивали и относительно его взглядов на вечность мира, и о бесконечности вселенной, и о множественности миров. Только по этим вопросам от него требовали письменных объяснений. В заключительной части процесса инквизиторы рассматривают сочинения Бруно, спорят с ним, требуют от него новых и новых объяснений — речь опять-таки идет о вопросах философии Бруно.

Обвинения, касавшиеся философских и научных взглядов Джордано Бруно, были безусловно доказаны. Помимо доносов и показаний свидетелей имелись гораздо более существенные доказательства — собственные показания Бруно (а он на процессе не отрекся от своих взглядов) и его философские произведения.

Последний этап процесса сводится к попыткам инквизиторов добиться от Бруно отречения от своих взглядов, используя все средства, включая прения с богословами и камеру пыток. Но выбор был сделан давно: “Смерть в одном столетии дарует бессмертие в веках”,— пророчески писал Бруно за много лет до процесса. [357]

В переводе на русский язык “Краткое изложение следственного дела Джордано Бруно” ⁸ появляется впервые.

Перевод сделан по изданию: A. Mercati. Il sommario del processo di Giordano Bruno. Citta del Vaticano, 1942.

Язык “Краткого изложения” представляет известные трудности для перевода. Синтаксис — особенно в разделах, содержащих показания Бруно по богословским и философским вопросам,— чрезвычайно сложен. Разделение громоздких периодов на удобочитаемые фразы в ряде случаев произведено переводчиком.

Перевод показаний Бруно на первых семи допросах в ряде случаев отличается от уже опубликованного перевода этих протоколов, сделанного В. С. Рожицыным (см. “Вопросы истории религии и атеизма”, М., 1950, стр. 333—387). Это объясняется отчасти тем, что составитель “Краткого изложения” сокращал и изменял используемый им текст протоколов, отчасти — расхождением переводчика настоящей публикации с В. С. Рожицыным в толковании отдельных мест текста.

В работе над переводом и комментированием “Краткого изложения” переводчик имел возможность пользоваться советами и помощью профессора М. А. Гуковского, которому и выражает глубокую признательность.

А. Горфункель

Комментарии

1 T. Desdouits. La legende tragique de Jordano Bruno. Comment elle a ete fermee, son origine suspecte, son invraisemblance. Paris, 1885, p. 20.

2 В. С. Рожицын. Джордано Бруно и инквизиция. М„ 1955, стр. 305.

3 A. Mereati. Il sommario del processo di Giordano Bruno, con appendice di documenti sull eresia el inquisizione a Modena nel secolo XVI. Citta del Vaticano, 1942.

4 L. Firpo. Il processo di Giordano Bruno. Napoli, 1949.

5 A. Mercati. Указ. соч., стр. 6—7, 13, 52 .

6 L. Cicuttini. Giordano Bruno. Milano, 1950, Cтp. 46. Publicazioni dell' Universita Cattolica del Sacro Cuore. Nuova serie, voi. XXXI.

7 В литературе высказывалось мнение, что важнейшей причиной осуждения Бруно были его выступления против монастырских имуществ (М. А. Дынник. Вступительная статья к книге Д. Бруно. Диалоги. Госполитиздат, 1949, стр. 24). Но это обвинение буквально тонет в процессе, о нем мало говорится в “Кратком изложении” и совсем не заходит речи на последней — решающей — стадии процесса. К тому же оно содержалось только в доносах Мочениго.

8 В статье Ю. Я. Когана “Историческое значение Джордано Бруно” (введение к монографии В. С. Рожицына “Джордано Бруно и инквизиция”. М., 1955), где упоминается этот документ, ошибочно указан год издания публикации (1947 вместо 1942).

КРАТКОЕ ИЗЛОЖЕНИЕ СЛЕДСТВЕННОГО ДЕЛА ДЖОРДАНО БРУНО

О ТОМ, ЧТО БРАТ ДЖОРДАНО БРУНО ДУМАЛ О СВЯТОЙ КАТОЛИЧЕСКОЙ ВЕРЕ, ОСУЖДАЛ ЕЕ И ЕЕ СЛУЖИТЕЛЕЙ

1. Джованни Мочениго ¹, доносчик, в Венеции: — Я несколько раз слышал от Джордано в моем доме, что ему не нравится никакая религия. Он высказывал намерение стать основателем новой секты под названием “Новая философия” ². Говорил, что наша католическая вера преисполнена кощунствами против величия божия, что нужно прекратить диспуты и отнять доходы у монахов, ибо они оскверняют мир; что все они ослы, и что наши воззрения — учения ослов; что у нас нет доказательств, угодна ли наша вера богу; и что он удивляется, как бог выносит столь многочисленные ереси католиков. Это могут подтвердить святой службе книготорговцы Чотто и Джакомо Бертано ³; каковой Бертано беседовал со мной о нем и сказал, что он враг Христа и святой нашей веры и высказывал при нем великие ереси.

2. Я слышал от него, что теперешний образ действий церкви — не тот, какой был в обычае у апостолов, ибо они [358] обращали людей проповедями и примерами доброй жизни, а ныне кто не хочет быть католиком — подвергается карам и наказаниям, ибо действуют насилием, а не любовью; и что такое состояние мира не может далее продолжаться, ибо в нем царит одно лишь невежество и нет настоящей веры; что католическая нравится ему больше других, но и она нуждается в величайших исправлениях; что в мире неблагополучно и очень скоро он подвергнется всеобщим переменам, ибо невозможно, чтобы продолжалась такая испорченность и что он ожидал больших деяний от короля Наваррского ⁴; и поэтому он хотел поспешить выпустить в свет свои сочинения и таким путем приобрести влияние, ибо он собирался, когда придет время, стать капитаном, и что он не всегда будет бедняком, так как будет пользоваться чужими сокровищами.— Показал, что на его упреки [Джордано] отвечал смеясь: “Дождитесь страшного суда, когда все воскреснут, получите тогда награды за свои добродетели!” И упрекал [Венецианскую] республику в том, что она оставляет монахам богатства, говоря, что нужно поступить с ними как во Франции, где доходами монастырей пользуются дворяне; и что все монахи — ослы.

3. Он же, допрошенный ⁵, показал: — Я слышал, что он слывет человеком, ни во что не верующим, и сразу, как он приехал в Венецию, стал замечать, что он еретик. Когда Патрици ⁶ поехал в Рим, Джордано говорил о его преосвященстве: “Этот папа — порядочный человек, так как он покровительствует философам ⁷, и я тоже могу надеяться на покровительство; я знаю, что Патрици — философ и ни во что не верует”. А я ответил, что Патрици — добрый католик. Высказываясь о религии, Джордано говорил решительно и твердо. Он много говорил против веры, но походя. Он говорил, что вера католиков полна учения ослов и не может быть доказана. Эти слова, включенные в статью допроса (то есть о воскрешении мертвых, как указал выше в первом доносе), он говорил мне лично, смеясь и издеваясь над воскресением, о котором мы беседовали, когда я его осуждал.

4. Я не слышал от него, что он хотел учредить в Германии секту джорданистов, но он утверждал, что когда он закончит некоторые свои исследования ⁸, он станет известен, как великий человек. И что он надеется, что дела Наварры успешно пойдут во Франции, и что он вернется в Италию ⁹, и тогда сможет жить и говорить свободно. Когда Патрици поехал в Рим, он говорил, что надеется на милостивый прием папы, ибо он никого не оскорблял своим образом мыслей. Рассуждая о воскресении, он утверждал, что все будут спасены и добавил: “Увидите, чего добьетесь вашим воскресением!”. [359]

5. Спрошенный отвечал: — Об этом стихе Ариосто, который выпал Бруно, я ничего не знаю и не припоминаю. — Далее, в другой части допроса, на пятый день, от себя показал: — В тот раз я сказал, что не помню о стихе Ариосто, но потом вспомнил, что Джордано говорил мне об этом, когда мы с ним беседовали об английской королеве, которую он хвалил ¹⁰, а я сказал, что будучи еретичкой, она не достойна больших похвал. Мы заговорили о сектах, существующих в Германии и Англии. Он ругал Лютера и Кальвина ¹¹ и других основателей ересей, и я ему сказал: “Какой же вы веры?” — так как принимал его за кальвиниста.— “Или вы вообще неверующий?” И он, улыбаясь, ответил: “Я расскажу вам об одном забавном случае и рассмешу вас. Когда я с некоторыми своими друзьями играл в предсказания, кому какой выпадет стих, мне выпал стих Ариосто, который гласит: “Враг всякого закона, всякой веры” ¹². И он расхохотался. Припомнив, я хотел добавить это к своим показаниям.

6. Ругал Венецианскую республику за то, что она позволяет монахам пользоваться имуществами.

7. Джованни Баттиста Чотто, допрошенный в Венеции: — Слышал от других во Франкфурте, что Джордано слывет человеком неверующим ¹³.

8. Он же, повторно допрошенный, показал, что уже после того, как Джордано был заключен в Святой службе, слышал от некоторых монахов-кармелитов во Франкфурте, что его всегда считали человеком неверующим; и слышал от разных лиц в Германии, что он хотел учредить в Саксонии новую секту, и был изгнан оттуда ¹⁴.

9. И в Германии, на последней ярмарке, я беседовал с разными лицами, как французами и англичанами, так и немцами, и все, знавшие Джордано, говорили мне, что он еретик и таковым слывет и почитается в этих странах.

10. Джакомо Бертано, допрошенный в Венеции ¹⁵:— Слышал от приора кармелитов во Франкфурте, что, по его мнению, это человек неверующий. Кроме того, он говорил, что знает больше, чем апостолы, и что если он только захочет, то сможет добиться того, чтобы весь мир придерживался одной веры.— Сей свидетель повторно не допрошен.

11. Брат Челестино, капуцин, сосед Джордано по камере в Венеции ¹⁶, на допросе показал: — В тюрьме он высказывал великое множество ересей и говорил серьезно, стараясь в разговоре убедить собеседника. Он рассказывал, что в гостях у одного вице-короля некий врач ¹⁷ сказал ему: “Как видно, синьор Джордано, вы ни во что не веруете”, а Джордано ответил: “А вы верите во все на свете?” И, бахвалясь этим, он рассказал, что однажды в игре ему [360] выпал стих Ариосто “Враг всякого закона, всякой веры”, что ему нравилось, ибо находилось в согласии с его природой. Он уверял, что своим образом жизни он никого не оскорблял.

12. ФранческоГрациано ¹⁸, сосед по камере в Венеции: — Казалось, что он противился всему католическому, о чем шла речь, но он еще постоянно уверял в этом и сделал своим занятием высказывания против всякой веры и введение новой секты и говорил, что в Германии [его последователи] назывались джорданистами ¹⁹. Он рассказывал, что однажды, то ли в Германии, то ли в Англии, при гаданиях по книге предсказаний, каждому выпадал какой-нибудь стих Ариосто, и ему выпал такой стих: “Враг всякого закона, всякой веры”, чем он весьма бахвалился, говоря, что ему выпал стих, согласный с его природой.

13. Он же, повторно допрошенный: — Он [Бруно] говорил, что католическая вера полна кощунств. Однажды, когда Маттео Дзаго ²⁰ пел псалом “Вступись, господи, в тяжбу с тяжущимися со мною” ²¹, он стал говорить, что это величайшее кощунство, и укорять его. В том же роде он высказывался также и в других случаях. Он утверждал, что наша вера неугодна богу, и хвалился, что с детства стал врагом католической веры, и что видеть не мог образов святых, а почитал лишь изображение Христа, но потом отказался также и от него. И что он сделался монахом потому, что услышал диспут в монастыре св. Доминика в Неаполе. И сказал так: “Вы боги, и сыны всевышнего все вы” ²², но потом открыл, что все они — ослы и невежды. Он говорил, что церковь управляется невеждами и ослами. Много раз он говорил, что в Германии в прошлые годы высоко ценились сочинения Лютера, но что теперь их больше не признают, ибо после того, как отведали его [Бруно] сочинений, не желают ничего иного. И что он основал в Германии новую секту, и, если его выпустят из тюрьмы, он вернется туда, чтобы учредить и оформить ее наилучшим образом, и хочет, чтобы она называлась сектой джорданистов. Когда же он попытался и меня также вовлечь в свою секту, я ответил ему, что не хочу быть ни джорданистом, ни органистом. Он рассказывал, что однажды в игре ему выпал по жребию стих “Враг всякого закона, всякой веры” и что это очень подходило к его природе, чем он гордился и похвалялся. Насколько я знаю, он дурно отзывался о Лютере и Кальвине, и о всякой иной секте, желая жить по-своему, ибо, говорил он, живя и думая, как ему угодно, он никого этим не оскорблял. Говоря о святой службе, он сказал: “Какое дело этой службе до моей души!”.

14. Он [Бруно] говорил, что в Англии, Германии и во Франции, где он бывал, его считали врагом католической веры [361] и других сект и покровительствовали ему, как философу, обучающему истине, и что если бы он не был монахом, то перед ним бы преклонялись.

15. Маттео де Сильвестрис, сосед по камере ²³: — Дня не проходило, чтобы он не высказывался о церкви; он говорил, что управляющие ею монахи и священники — невежды и ослы.

16. Он же, повторно допрошенный, показал: — Я думаю, что он [Бруно] не верует ни в бога, ни в святых, ни во что на свете, так как я слыхал от него в тюрьме множество ересей и всякого вздора против нашей веры. Высказывался он твердо и основательно, не в шутку, но как бы говоря должное. И хотя его укоряли, он все же продолжал свои дерзости. Он говорил, что вера наша преисполнена учений ослов, что он не признает иной церкви, кроме себя самого, говоря: “Хороша же эта церковь, которой управляют невежды!” И бахвалился, что ему выпал такой стих: “Враг всякого закона, всякой веры”.

17. Брат Джордано, обвиняемый, на четвертом допросе ²⁴ показал, что никогда не разговаривал с еретиками о вещах, относящихся к вере,— так что они скорее считали меня неверующим, чем верующим в то, чего придерживались они. Они приходили к такому выводу, ибо знали, что я бывал в разных странах, не приобщившись и не приняв религии ни одной из них.

18. Спрошенный, отрицал, что говорил, что католическая вера преисполнена кощунств и неугодна богу. Отрицал, что с осуждением высказывался о монахах и, в частности, об их богатствах.— Я говорил, что апостолы больше сделали своими проповедями, доброй жизнью, примерами и чудесами, чем можно достичь теперь насилием, не отрицая, однако, какого бы то ни было средства, которое употребляет святая церковь против еретиков и дурных христиан.

19. Отрицал, что говорил такие слова: “Дождитесь страшного суда, увидите тогда награды за ваши добродетели!”, говоря, что из его книг явствует, что он этого не думал.

20. Отрицал, что осуждал христианскую веру.

21. Он же на девятом допросе: — Однажды, в бытность мою послушником, я гадал в шутку, как это обычно делается, по книге Ариосто, и мне выпали .по жребию такие стихи Ариосто: “Враг всякого закона, всякой веры”. Я упоминал об этом иногда в разговоре в связи с доводами, которые приводили некоторые монахи, ставя под сомнение мою веру, клеветали на меня, приводя в качестве аргумента этот поступок, совершенный в присутствии многих послушников.— Отрицал, что похвалялся этим. [362]

22. Отрицал все, что касается секты джорданистов, и что когда-либо имел и тем более высказывал намерение основать новую религиозную секту.

23. На тринадцатом допросе отрицал, что осуждал католическую веру и дурно думал о ней.

ОТНОСИТЕЛЬНО ТРОИЦЫ, БОЖЕСТВЕННОЙ ПРИРОДЫ И ВОПЛОЩЕНИЯ ²⁵

24. Джованни Мочениго, доносчик, в Венеции: — Я слышал несколько раз от Джордано в моем доме, что нет различия лиц в боге, что это свидетельствовало бы о несовершенстве бога.

25. Он говорил мне также (в связи с тем, что не знает другого такого времени, когда в мире процветало бы большее невежество, чем теперь), что некоторые похваляются, будто обладают величайшим знанием, какое только когда-либо существовало, ибо уверяют, что знают то, чего сами не понимают, а именно, что бог един и вместе с тем троичен; и что это — нелепость, невежество и величайшее поношение величия божия. А когда я велел ему замолчать, он ответил: “О, увидите, чего вы достигнете с вашей верой!”

26. Он же, допрошенный: — Дважды, беседуя со мной, он [Бруно] говорил, что в боге нет троицы, и великое невежество и богохульство утверждать, что бог троичен и един. Он сказал это в связи со своими уверениями, что теперешний мир погряз в величайшем невежестве, чем когда бы то ни было, ибо похваляется знанием того, чего не понимает, то есть троицы, так как в боге нет трех лиц, и безумие — утверждать это.

27. Брат Челестино, капуцин, сосед Джордано по камере в Венеции, допрошенный, показал: — Он высказывался о троице и приводил какие-то примеры, но я никогда не понимал этого в том смысле, что он отрицал разделение лиц в боге.

28. Обвиняемый, на третьем допросе: — Вместе с богословами и величайшими философами я полагаю, что в божестве все атрибуты представляют собой одно и то же. Под тремя атрибутами я понимаю могущество, мудрость и благость, или же ум, интеллект и любовь. Благодаря им вещи получают, во-первых, существование (благодаря уму), затем упорядоченное и разграниченное существование (благодаря интеллекту) и, в-третьих, согласие и симметрию (благодаря любви), которая, я полагаю, присутствует во всем и над всем. Подобно тому, как никакая вещь не существует без причастности бытия, и бытие невозможно без сущности, как ни один предмет не может быть прекрасен без присутствия в нем красоты, так и ни одна вещь не может быть обособлена от божественного [363] присутствия ²⁶. Таким образом я считаю, что различия в божестве возникают вследствие разума, а не вследствие субстанциальной истины ²⁷. Далее, что касается принадлежащего вере, рассуждая не философски, чтобы прийти к отдельным лицам божества, то этой мудрости, этого сына ума, философами именуемого интеллектом, а богословами — словом, о котором надлежит веровать, что оно воплотилось в человеке, я, оставаясь в границах философии, не понимал и сомневался, или же придерживался с неустойчивой верой. Однако я не припоминаю, чтобы я хоть как-то выразил это в своих сочинениях или разговорах. Разве только если кто-либо, как и в других вопросах, сможет прийти к такому выводу, основываясь на духе и убеждении, относящемся к тому, что можно доказать путем разума и заключить на основании естественного света ²⁸. Что же касается духа божия как третьего лица, то я не мог его понять в согласии с тем, как надлежит веровать, но понимал согласно пифагорейскому взгляду, соответствующему тому, как понимал его Соломон, а именно, как душу вселенной или присутствующую во вселенной, как сказано в Премудрости Соломона: “Дух господень наполнил круг земной и то, что объемлет все” ²⁹. Это, как кажется, вполне согласуется с пифагорейским учением, изложенным Вергилием в шестой песни “Энеиды”: “Твердь изначала и землю, и воду текучих просторы...” и т. д. ³⁰. Далее, от этого духа, называемого жизнью вселенной, происходит, согласно моей философии, жизнь и душа, и всякая вещь, имеющая душу и жизнь, и т. д. ³¹

29. Спрошенный относительно троицы, отвечал:— Говоря по-христиански и в соответствии с богословием и тем, во что должен веровать каждый истинный христианин и католик, я действительно сомневался относительно лица сына божия и святого духа, не понимая, как эти два лица могут быть отличным от отца, если не таким образом, о котором я говорил выше, рассуждая философски и называя интеллект отца сыном, а любовь святым духом, не признавая этого слова “лицо”, о котором святой Августин говорил, что оно не древнее, а новое, возникшее в его время ³². Такого взгляда я придерживался с восемнадцатилетнего возраста до сих пор. Но я действительно никогда это свое отрицание не высказывал и не писал о нем, а только сомневался наедине с собой, как говорил (На полях: “Об этих словах спрошен на семнадцатом допросе и ответы совпали с этим”).

30. Спрошенный, отвечал: — Относительно первого лица я придерживался всего того, во что должен веровать и чего должен держаться всякий верный христианин.

31. Спрошенный, отвечал: — Что касается первого лица, то я говорил, что считал его по своей сущности одним [364] тем же с первым и третьим. Будучи неразделимы по своей сущности, они не могут терпеть неравенства, ибо все атрибуты подобающие отцу, подобают также сыну и святому духу Я только сомневался, каким образом это второе лицо могло воплотиться и пострадать, как я говорил об этом выше. Однако я никогда этого не отрицал и не учил противному. Если же я говорил что-либо о втором лице, то лишь излагая чужие взгляды, например Ария, Савеллия и их последователей ³³. Я скажу то что должно быть, говорил, и что могло послужить соблазном и что было как я подозреваю, отмечено на первом процессе, происходившем в Неаполе, о чем я уже говорил на первом допросе. Я утверждал, что взгляды Ария менее опасны, чем их понимали и оценивали обычно. Обычно полагают, что Арий считал слово первым творением отца. Я же заявлял, что Арий считал слово не творцом и не творением, а посредником между творцом и творением, подобно тому, как слово является посредником между говорящим и сказанным. Поэтому оно было назвало первородным, существующим раньше всех творений. Не им, а посредством его были сотворены все вещи. Не к нему, а посредством его все вещи относятся и возвращаются к своему последнему пределу, то есть к отцу. Горячо настаивая на этом, я был взят под подозрение и предан суду, помимо всех прочих вещей, вероятно и за это. Мой же взгляд таков, как я его изложил. Я припоминаю, что и здесь в Венеции, я тоже говорил, что Арий не имел намерения сказать, что Христос, то есть слово, был сотворен, а считал его посредником в том смысле, что я сказал. Но я не помню, в каком точно месте я это говорил, то ли в аптеке, то ли в книжной лавке, знаю только, что говорил в одной из этих лавок, беседуя с некими священниками-богословами, которых я не знаю. Однако я лишь пересказывал то, что считал мнением Ария.

32 . На четвертом допросе: - Я никогда не писал и тем более не высказывался о воплощении второго лица, но что касается моих мыслей, то я сомневался наедине с собой, как я уже сказал на предыдущем допросе, каким образом слово могло воплотиться. ³⁴

33. Спрошенный, отвечал: — Для полного разъяснения, я заявляю: я считал и веровал, что существует один бог, различный в отце, слове и любви, то есть святом духе. Все три являются, в сущности, одним богом, но я не мог понять и сомневался, можно ли к этим трем приложить название лица, ибо мне кажется, термин “лицо” не может быть прилагаем к божеству. В этом мнении меня укрепляли слова св. Августина: “С ужасом произносим это имя “лицо”, когда говорим о божественном, и пользуемся им, лишь вынуждаемые необходимостью”. ³⁵ Кроме того, ни в Ветхом, ни в Новом завете я не нашел и не читал этого слова и выражения. [365]

34. Спрошенный, отвечал: — Я полагал, что божественная сущность слова присутствовала в человеческой сущности Христа личным образом, но не мог представить себе, что здесь имело место соединение, подобное соединению души и тела. Я полагал, что здесь было такое присутствие, благодаря которому воистину можно было бы сказать об этом человеке, что он — бог, и об этом божестве, что оно — человек. Причина этого заключается в том, что между бесконечной и божественной сущностью и конечной человеческой нет такого соотношения, как между душой и телом или какими бы то ни было двумя предметами, которые могут образовать единую сущность. Я полагаю, что именно по этой причине св. Августин боялся в данном случае произнести это слово “лицо”. Не помню сейчас, в каком месте св. Августин говорит об этом. Таким образом — в заключение — что касается сомнения в воплощении, я считаю, что я колебался относительно его непостижимого характера, но не выступал против авторитета священного писания, которое говорит: “И слово стало плотью” и против символа веры: “И воплотился”.

35. Спрошенный, отвечал: — Сомнение, которое у меня было относительно воплощения, заключалось в том, что мне казалось теологически неверным утверждать, будто божество могло соединиться с человеческой природой в иной форме, чем в форме соприсутствия, как я уже говорил. Из этого я не делал выводов против 'божественной ипостаси, называющейся Христом.

36. И далее, спрошенный, отвечал: — Я признавал, что слово зачато от святого духа, рождено приснодевой Марией, и если будет обнаружено, что я придерживался противного, то пусть я подвергнусь любому наказанию.

37. Он же на пятом допросе от себя сказал: — Чтобы облегчить свою совесть, я рассказал о своих сомнениях относительно воплощения. Так как в этом вопросе меня плохо поняли, или я не сумел хорошо объяснить, вернусь к нему снова. А именно: поскольку божественная природа бесконечна, а человеческая природа конечна, первая вечна, а вторая смертна, мне казалось, что между ними нет такого соотношения, которое образовывало бы единую ипостась, чтобы человеческая природа так соединялась с божественной для образования одного существа, как человеческая душа с телом. И вообще говоря о вечной троице, выражаясь проще и понятней, эту человеческую сущность я понимал как нечто дополнительное, как бы четвертую составную часть, как это понимал, мне кажется, аббат Иоахим ³⁶. Затем я полагаюсь на то, во что верует святая матерь церковь, и таким образом считаю, что божественная сущность соприсутствовала в человеческой сущности Христа, и не вывожу [366] вслед за аббатом Иоахимом четверицу, ибо мне кажется недостойным счислять конечное с бесконечным.

38. Когда же ему было сказано, что из этого объяснения следует, что Христос был человеческой личностью, он отвечал: — Я признаю и допускаю, что из этого может последовать эта и иные несообразности. Я привел этот взгляд не для того, чтобы его защищать, а только для того, чтобы объяснить и исповедать свое заблуждение, каким бы оно ни было. Если бы я обратил внимание на приведенное несоответствие и на иные, которые могут последовать, я никогда не вывел бы таких заключений, ибо я могу ошибаться в основании, но не в выводах.

39. Он же на восьмом допросе показал: — Что касается способа соединения божественной природы с человеческой, то я не мог его понять и сомневался. Не то чтобы я сомневался в этом вопросе явно или скрытно, обладает ли лицо постоянной божественной и человеческой природой в силу своей сущности или акцидентально. Это сомнение происходило от того, что три лица святейшей троицы вечны, а человеческая природа смертна и является творением и постольку не может быть сопричислена к ним, по сущности, как вещь субстанциальная. Поэтому я не приходил вместе с аббатом Иоахимом к утверждению четверицы, ибо нет ни соответствия, ни ряда между творением и несотворимым. Так что акцидентально я считал человеческую природу соединенной с божественной, хотя это единение в величайшей степени необъяснимо.

40. Спрошенный, отвечал: — В соответствии с учением святых докторов апостолической католической римской церкви, и особенно святого Фомы, в учении коего я был воспитан, верую, что господь наш Иисус Христос — бог.— И сказал: — Верую в бога, единого в троице и троичного в единстве, отца и сына и святого духа, в котором лицо сына является истинным богом и человеком, соединенными непостижимым образом ³⁷.

ОТНОСИТЕЛЬНО ХРИСТА

41. Джованни Мочениго, доносчик: — Я слышал от Джордано много раз в моем доме, что Христос был злодеем, и что ему легко было предсказать, что его повесят, раз он совершал скверные дела, совращая народы. И что Христос творил лишь мнимые чудеса и был магом, как и апостолы ³⁸. И что он сам мог бы совершить столько же и даже больше. Что Христос проявил нежелание умирать и избежал бы смерти, если бы только сумел.

42. Он же, допрошенный: — Однажды, когда мы с Джордано шли в церковь Сан-Джорджо Маджоре, он сказал, что не следует удивляться чудесам Христа, ибо он сам мог бы [367] совершить еще более замечательные. И добавил, что нет чуда в том, что Христос предсказал свою смерть, ибо за совершенные им преступления его неизбежно должны были повесить. А по поводу чудес Христа сказал, что он знает, благодаря какому искусству Христос совершал свои чудеса, и что с помощью того же искусства он сам мог бы сделать то же и еще больше. Я не помню, называл ли он Христа магом и считал ли его чудеса истинными или мнимыми, но полагаю, что, зная еврейский язык, он пытался убедить в том, что Христос совершал эти чудеса при слабом знании еврейского языка ³⁹. Я помню, как он говорил” что апостолы проявили большую твердость духа, чем Христос, ибо они показали себя готовыми к смерти, а Христос молился о том, чтобы смерть его миновала. Тогда же, когда говорил о чудесах Христа, он сказал, что сам сумел бы совершить большие дела, чем апостолы, но я не помню, называл ли он их магами.

43. Брат Челестино, капуцин, сосед по камере в Венеции, донес: — Джордано говорил, что Христос не был распят на кресте, а был подвешен на столбе с перекладиной, в форме костыля, который тогда употребляли, называя виселицей.— Сослался на свидетелей, соседей по камере, брата Джулио де Сало, Франческо Вайа и Маттео де Орио ⁴⁰.

44. Он же, допрошенный, показал: — Так как прошло много времени, я не помню всего, что говорил брат Джордано, и ссылаюсь на другие показания. Он говорил, не помню только по какому случаю, что Христос был злодей и как злодей был казнен. Рассуждая о кресте в камере, в присутствии вышеназванных и поименованных свидетелей, а также Франческо Грациано, он утверждал, что крест, который мы теперь держим в церквах,— не тот и не той формы, как крест, на котором умер Христос, ибо Христос был подвешен на некоем столбе с перекладиной, вроде виселицы, как тогда имели обыкновение вешать преступников.

45. Франческо Вайа Неаполитанец, сосед по камере в Венеции: — Он говорил во гневе, что тот, кто правит этим миром,— предатель, и что Христос не был распят на кресте, а лишь повешен на виселице или костыле, так что верхняя часть не выступала. Он разговаривал об этом с Франческо Грациано, и иногда говорил по-латыни.

46. Не допрошен повторно, умер.

47. Франческо Грациано, сосед по камере в Венеции: — Я слышал от него, что Христос умер позорной смертью, и что все пророки, равно как и Христос, умерли как мошенники, ибо все, что они говорили, было ложью.

48. Он же, повторно допрошенный: — Видя, как я и другие осеняли себя крестным знамением, он сказал, что не следует этого делать, ибо Христос не был распят на кресте, [368] а был пригвожден к столбу с перекладиной, на каком тогда обычно вешали осужденных; и что крест в той форме, как ныне держат над алтарем, есть знак, изображенный на груди богини Изиды; этому знаку всегда поклонялись древние, а христиане украли его у древних, лживо утверждая, что такова была форма столба, на котором был распят Христос. Насколько я помню, это слышали Франческо Вайа и брат Джулио, остальных не помню. Когда же я ему сказал, что ведь надпись “Иисус Наза-реянин, царь иудейский” была прикреплена к верхней части креста, он мне ответил, что это неправда, так как сверху был положен добавочный брус, и к нему-то и была приделана эта надпись.

49. Маттео де Сильвестрис, сосед по камере, слышал от заключенных, что Джордано дурно высказывался о смерти Христа, но подробностей не помнит.

50. Он же, повторно допрошенный, показал: — Он [Бруно] говорил, не помню по какому случаю, в присутствии брата Челестино и других заключенных, что все свои чудеса Христос совершал с помощью искусства и некромантии. И еще говорил, что Христос был повешен на виселице, а не на кресте. И когда он видел, как мы осеняли себя крестным знамением, он смеялся. Он много раз кричал на меня, когда слышал, как я пел псалмы. В частности, когда я пел псалом: “Боже мой! Боже мой! для чего ты оставил меня?” ⁴¹, он крикнул мне: “Ну и отчаянный псалом! Замолчи, а то пойдешь на галеры!”.

51. Обвиняемый на четвертом допросе, спрошенный относительно чудес Христа, показал: — Я говорил, что чудеса являются свидетельством божественности, но, по-моему, большим свидетельством, чем они, является евангельский закон, так как господь сказал о чудесах: “И больше сих сотворят” ⁴². В связи с этим мне случалось еще говорить, что хотя и другие, апостолы, например, творили чудеса — они совершали их силой Христа. Так что, хотя по внешнему результату чудеса Христа и апостола или святого кажутся одинаковыми, однако, Христос творил чудо благодаря собственной, а апостол или святой — благодаря чужой силе. Все же я считал, что чудеса Христа были божественными, истинными, действительными, а не мнимыми. Я никогда не думал, не верил, не говорил чего-либо противного этому.

52. Спрошенный, отрицал, что осуждал Христа.

53. Отрицал, что говорил или думал, будто чудеса Христа и апостолов были мнимыми и магическими.

54. На десятом допросе сказал, что он всегда веровал в Христа, его страдания и смерть— Правда, я говорил, что крест не имел четырех равных концов, как его принято изображать, и что его священное значение было взято у [369] древних. Ибо в древности иным способом наказывали преступников. К кресту Христа четвертый конец, то есть верхний брус, был приставлен для удобства прикрепления к нему надписи. Признавая, что знак креста символизирует смерть на нем господа нашего, я излагал то, что, мне кажется, прочитал у Марсилио Фичино ⁴³. А именно, что значение этого знака и преклонение перед ним восходят к эпохе гораздо более древней, чем время воплощения господа нашего. Крест почитался со времени, когда процветала религия египтян, примерно, во времена Моисея. Знак креста запечатлен на груди Сераписа. Планеты и их влияния, помимо начала, тогда имеют больше силы и основания, когда вначале имеются главные знаки, где планеты пересекают эклиптику или зодиак под прямым углом, от чего из двух таким образом пересекающихся кругов получается форма этого знака. Четыре главных знака — это два равноденствия и два солнцестояния, к которым всегда относили и близ которых всегда праздновали смерть, рождество и воплощение господа нашего.

55. Спрошенный, отвечал: — Крест мог походить на молоток или костыль, а что касается обычного его изображения, то скажу, что можно показать тысячи крестов, в которых нет продолжения тела креста в виде верхнего конца, но вместо него я видел форму стержня или палки, на которой прикрепляли надпись. Не говоря о том, что не всегда и в церкви он изображен, как повсюду, в соответствии с обычной формой орудия казни, с четырьмя равными концами.

56. Отрицал, что называл крест виселицей, что говорил: “Кто правит этим миром — предатель”. Отрицал, что говорил оскорбительно о смерти Христа и что дурно думал об учении Христа.

О ТОМ, ЧТО ГОВОРИЛ: ХРИСТОС ГРЕШИЛ

57. Брат Челестино, капуцин, сосед по камере в Венеции, донес: — Джордано говорил, что Христос совершал смертный грех, когда творил молитву в саду, отрекаясь от воли отца, говоря: “Отче, если возможно, да минует меня чаша сия”.— Сослался на свидетелей, соседей по камере, брата Джулио де Сало, Франческо Вайа, Маттео де Орио.

58. Он же, допрошенный: — Джордано, желая показать, что в Христе были все акциденции человека, сказал, что Христос совершал смертный грех, когда в саду отказался выполнить волю отца. Он говорил это много раз, и однажды присутствовал Сильвио, каноник из Кьоссы ⁴⁴, который говорил мне, что был этим возмущен.

59. Брат Джулио, о коем выше: — Когда Джордано беседовал с братом Челестино, заключенным, я слышал, как он говорил, что господь наш Христос совершил смертный грех в [370] этом мире, ибо хотел воспротивиться воле отца, когда, молясь в саду, сказал: “Если возможно, да минует меня чаша сия”. При этом присутствовал также Франческо Марангон Неаполитанец. И я сказал: “Вы слышите, как кощунствует этот человек!” Мне кажется, это было в сентябре 1592 года в вышеназванной тюрьме.— Повторно не допрошен.

60. Франческо Грациано, сосед по камере в Венеции, показал со слов заключенных, ибо сам тогда не был в этой камере, что Джордано говорил: “Христос совершал смертный грех”.— Я же слышал, как он говорил, что все, чего придерживается церковь — суета, и ничего нельзя доказать.

61. Он же, повторно допрошенный, показал: — Он [Бруно] множество раз, когда речь шла о грехах, говорил, в извинение людям, что и Христос совершал смертный грех, когда в саду молил отца. Он говорил это множество раз, повторяя: “Ведь и Христос грешил, когда не хотел исполнить волю отца!”

62. Маттео де Сильвестрис, сосед по камере:-— Однажды он сказал, что Христос совершал смертный грех, когда, молясь в саду, отрекся от воли отца.

63. Он же, повторно допрошенный: — Он вступил в большой спор с Челестино и братом Джулио, утверждая, что Христос совершал смертный грех, когда молился в саду: “Если возможно, да минует меня чаша сия”. Об этом много судачили в камере. Тогда в камере присутствовали Франческо Неаполитанец, Грациано Хромой ⁴⁵, эти два монаха и я.

64. Обвиняемый на девятом допросе отрицал, что он говорил: “Христос грешил в саду”, и по представлении ему показаний свидетелей упорствовал в отрицании.

ОТНОСИТЕЛЬНО ПРЕСУЩЕСТВЛЕНИЯ И СВЯТОЙ ОБЕДНИ ⁴⁶

65. Джованни Мочениго, доносчик: — Я несколько раз слышал от Джордано Бруно в моем доме, что католики допускают величайшее богохульство, говоря, что хлеб пресуществляется в тело; и что он — враг обедни.

66. Он же, допрошенный: — Когда мне иной раз случалось спросить его, был ли он у обедни, он, издеваясь, отвечал: “Что обедня! Моя служба — в искусстве любви!” А о пресуществлении говорил мне, когда рассуждал о троице, что хлеб не может превратиться в плоть, и что утверждать это — глупость, богохульство и идолопоклонство.

67. Франческо Грациано, сосед Джордано по камере в Венеции, на допросе показал: — Однажды Франческо Неаполитанец рассказал, что ему приснилась обедня, и Джордано стал говорить: “Плохо, плохо, дурной знак!” И Франческо спросил: “Чем плохо пойти к обедне?”, а Джордано ответил: “Обедня — это кощунство, скверное дело, [371] ибо в ней хлеб не пресуществляется в тело Христово, как вы говорите. И как в обедне поднимают просфору, так и тебя поднимут на виселицу!”

68. Маттео де Сильвестрис, доспрошенный, показал: — В камере был приделан амулет, содержащий молитвы, и он ходил перед ним, говоря, что хочет служить обедню, кричал и паясничал. А затем, беседуя относительно обедни, он говорил, что это вещь излишняя, и что в освященном хлебе никоим образом нет тела Христова ⁴⁷. И смеялся над священниками, говоря, что они, отслужив обедню, шли обжираться.

69. Обвиняемый на втором допросе показал, что, когда был в Париже, ему предложили читать ординарные лекции; он отказался, ибо ординарные лекторы этого города обязаны посещать обедню и другие богослужения,— а я всегда избегал этого ⁴⁸, зная, что отлучен от церкви за выход из ордена и снятие монашеского одеяния. Когда же в Тулузе я читал ординарные лекции, я не был обязан посещать обедню. Затем король поручил мне экстраординарные лекции, и так я читал в течение пяти лет. Затем я поехал в Англию, где прожил два с половиной года у посла его величества ⁴⁹, но и в это время я не посещал обедню, когда ее служили в доме и вне его, как и проповедей — по указанной выше причине.

70. Он же на четвертом допросе, спрошенный относительно обедни и пресуществления, отвечал: — Я не посещал обедню, так как мне препятствовало отлучение за то, что я был отступником. Однако я присутствовал на вечернях и проповедях, и в последнюю четыредесятницу я посетил церковь. Хотя многие годы я имел дело с кальвинистами, лютеранами и другими еретиками, однако, я не усомнился ни в этом, ни в других таинствах. С еретиками я всегда обсуждал философские вопросы и никогда не допускал, чтобы со мной говорили о другом. За это ко мне хорошо относились еретики, ибо они считали меня философом и видели, что я не касаюсь их взглядов. Они скорее считали меня неверующим, чем думали, что я верую в то, чего придерживались они.

ОТНОСИТЕЛЬНО АДА

72. Брат Челестино, капуцин, сосед Джордано по камере в Венеции, добровольно донес: — Джордано говорил, что ада нет, и никто не осужден на муки вечные, но со временем все спасутся, ссылаясь на пророка: “Неужели вечно будешь гневаться на нас...?” ⁵⁰ — Сослался на свидетелей, соседей по камере, брата Джулио де Сало, кармелита, Франческо Вайа и Маттео де Орио.

73. Он же, допрошенный, показал: — Он [Бруно] говорил, что все будут спасены, вплоть до демонов, ссылаясь на [372] псалом: “Неужели вечно господь будет гневаться на нас?”; и что ни для кого не будет мук вечных.

74. Брат Джулио, о коем выше: — Рассуждая однажды в присутствии отца капуцина Франческо Неаполитанца и моем относительно ада и чистилища, Джордано сказал, что ада нет, а есть только чистилище, ибо муки ада не вечны, но должны иметь конец, и все спасутся. Не помню, ссылался ли он на авторитет писания.— Повторно не допрошен.

75. Франческо Вайа Неаполитанец: — Я слышал от него, что адский огонь вечен, но муки не вечны, ибо ко времени страшного суда все спасутся.— Повторно не допрошен.

76. Франческо Грациано, сосед по камере в Венеции: — Он говорил, что нет ни ада, ни чистилища, но что если что-нибудь одно из этих двух и существует, то это чистилище, которое более разумно, чем ад. Ибо хотя огонь вечен, муки не вечны, потому что в конце концов все спасутся. И что гнев божий не вечен, говорил он, ссылаясь на псалом: “Неужели вечно господь будет гневаться на нас?”. И еще он говорил, что при конце света все спасутся, вплоть до демонов, ибо сказано: “Человеков и скотов спасешь ты, господи” ⁵¹. И хотя я ему на это возражал, он, тем не менее, мне ответил, что я дурак и козопас и ничего не понимаю.

77. Он же, повторно допрошенный, показал: — По поводу ада он говорил, что хотя огонь вечен, он не будет вечен ни для кого, ибо не будет так жесток, и ссылался на псалом: “Неужели вечно господь будет гневаться на нас?” А потом, переменив взгляд, сказал, что все эти подземные адские края — выдумка ⁵², ибо в конце концов все спасутся, вплоть до демонов, .и ссылался на стихи Ювенала: “Что преисподняя есть, существуют какие-то маны, в это поверят лишь дети” ⁵³.

78. Маттео де Сильвестрис, сосед по камере: — В спорах между братом Джордано и братом Челестино. брат Джордано отрицал вечные муки ада, говоря, что невозможно, чтобы бог осудил души на ад, на вечные муки, но что в конце концов он освободит их от этих мучений, говоря: “Неужели вечно господь будет гневаться на нас?” Это было много раз, когда в камере присутствовали брат Джулио и Франческо Марангон Неаполитанец.

79. Он же, повторно допрошенный: — Я не помню подробно сказанного братом Джордано, но помню, что он ссылался на текст псалма “Неужели вечно господь будет гневаться на нас?” и говорил, что ада нет, и никто не должен быть осужден на вечные муки, но все должны спастись, вплоть до дьяволов. [373]

80. Обвиняемый, допрошенный в Риме, на девятом допросе показал, что верует в вечность адских мук, также и для демонов, и в то, что демоны никогда не спасутся.

81. По прочтении ему показаний этих четырех свидетелей сказал, что свидетели его не поняли, и объяснил, с какой целью он все это говорил, и настаивал, что верует в вечность ада.

СУЩЕСТВУЕТ МНОЖЕСТВО МИРОВ ⁵⁴

82. Джованни Мочениго, доносчик: — Я слышал несколько раз в моем доме от Джордано, что существуют бесконечные миры, и что бог постоянно создает бесконечные миры, ибо сказано, что он хочет все, что может.

83. Он же, допрошенный: — Он много раз утверждал, что мир вечен и что существует множество миров. Еще он говорил, что все звезды — это миры, и что это утверждается в изданных им книгах ⁵⁵. Однажды, рассуждая об этом предмете, он сказал, что бог столь же нуждается в мире, как и мир в боге, и что бог был бы ничем, если бы не существовало мира, и что бог поэтому только и делает, что создает новые миры.

84. Брат Челестино, сосед Джордано по камере в Венеции, донес:—- Джордано говорил, что имеется множество миров, что все звезды — это миры, и что величайшее невежество — верить, что существует только этот мир.— Сослался на свидетелей, соседей по камере Джулио де Сало, Франческо Вайа и Маттео де Орио.

85. Он же, допрошенный, показал: — Он утверждал, что существует огромное количество миров, и что все звезды, сколько их видно, это миры.

86. Брат Джулио, о коем выше: — Я слышал от него, что все — мир, что всякая звезда — мир, и что сверху и снизу существует много миров.— Повторно не допрошен.

87. Франческо Вайа Неаполитанец: — Он говорил, что существует множество миров и великое смешение миров, и что все звезды — это миры.— Повторно не допрошен, умер.

88. Франческо Грациано, сосед по камере в Венеции: — В своих беседах он утверждал, что существуют многие миры; что этот мир — звезда, и другим мирам кажется звездой, подобно тому, как светила, являющиеся мирами, светят нам, как звезды. А когда я ему возражал, он ответил, что рассуждает, как философ, ибо кроме него нет других философов, и в Германии, кроме его философии, никакой другой не признают.

89. Он же, допрошенный: — Однажды вечером он подвел к окну Франческо Неаполитанца и показал ему звезду, говоря, что это — мир, и что все звезды — миры. [374]

90. Маттео де Сильвестрис, сосед по камере: —Далее он говорил, что мир вечен, и что существуют тысячи миров, и что все звезды, сколько их видно,— это миры.

91. Он же, повторно допрошенный: — Множество раз он поучал меня, что все звезды, какие видны,— это миры.

92. Обвиняемый, на третьем допросе (На полях: — Относительно этого ответа опрошен на семнадцатом допросе, но не ответил удовлетворительно, ибо вернулся к тем же показаниям.): — В моих книгах, в частности, можно обнаружить взгляды, которые в целом заключаются в следующем. Я полагаю вселенную бесконечной, то есть созданием бесконечного божественного могущества. Ибо я считаю недостойным божественной благости и могущества, чтобы бог, обладая способностью создать помимо этого мира другой и другие бесконечные миры, создал конечный мир ⁵⁶. Таким образом, я заявлял, что существуют бесконечные миры, подобные миру земли, которую я вместе с Пифагором считаю светилом, подобным луне, планетам и иным звездам, число которых бесконечно. Я считаю, что все эти тела суть миры, без числа, образующие бесконечную совокупность в бесконечном пространстве, называющуюся бесконечной вселенной, в которой находятся бесконечные миры ⁵⁷. Отсюда косвенно следует, что истина находится в противоречии с верой. В этой вселенной я полагаю всеобщее провидение, благодаря которому всякая вещь живет, растет, движется и совершенствуется в мире. Оно находится в мире подобно тому, как душа в теле, все во всем и все в какой угодно части, и это я называю природой, тенью и одеянием божества ⁵⁸. Это я понимаю также и так, что бог по существу, присутствию и могуществу неизреченным способом находится во всем и над всем: не как часть, не как душа, но необъяснимым образом.

93. На двенадцатом допросе: — Из всех моих сочинений и высказываний, которые могли бы быть сообщены сведущими и достойными доверия людьми, видно следующее: Я считаю, что этот мир, и миры, и совокупность миров рождаются и уничтожаются. И этот мир, то есть земной шар, имел начало и может иметь конец, подобно другим светилам, которые являются такими же мирами, как и этот мир, возможно, лучшими или даже худшими; они — такие же светила, как и этот мир ⁵⁹. Все они рождаются и умирают, как живые существа, состоящие из противоположных начал. Таково мое мнение относительно всеобщих и частных созданий, и я считаю, что по всему своему бытию они зависят от бога.

94. На четырнадцатом допросе, по существу, отвечал в том же роде относительно множества миров и сказал, что существуют бесконечные миры в бесконечном пустом пространстве, и приводил доказательства. [375]

95. Спрошенный, отвечал: — Я говорю, что в каждом мире с необходимостью имеются четыре элемента, как и на земле, то есть имеются моря, реки, горы, пропасти, огонь, животные и растения. Что же касается людей, то есть разумных созданий, являющихся, подобно нам, телесными существами, то я предоставляю судить об этом тем, кто хочет так их называть. Однако следует полагать, что там имеются разумные животные ⁶⁰. Что же касается, далее, их тела, то есть смертно оно, как наше, или нет, то наука не дает на это ответа. Раввины и святые Нового завета верили, что существуют живые существа, бессмертные по милости божией. Их имеют в виду, когда говорят о земле живущих и месте блаженных, по псалму: “Верую, что увижу благость господа на земле живых” ⁶¹, откуда нисходят ангелы в виде света и пламени. Так толковал святой Василий следующий стих: “Ты творишь ангелами твоими духов, служителями твоими — огонь пылающий” ⁶², полагая, что ангелы телесны, и святой Фома говорил, что не составляет вопроса веры, телесны ангелы или нет. Основываясь на этих, я считаю для себя допустимым мнение, что в этих мирах имеются разумные существа, живые и бессмертные, которых вследствие этого следует скорее называть ангелами, чем людьми ⁶³. Как философы-платоники, так и христианские богословы, воспитанные в учении Платона, определяют их как разумных бессмертных существ, в высшей степени отличающихся от нас, людей.

96. Спрошенный, отвечал: — Не исключено, что они питаются подобно животным, едят и пьют соответствующим их природе образом, но если они не умирают, то наверняка и не размножаются.

97. Спрошенный, видит ли он различие в том, что живые существа этого мира смертны, живые же существа иных миров бессмертны, отвечал: — Я исхожу из авторитета священного писания, которое не помещает смертных людей на небе и вокруг этого мира, а говорит о земле живущих. Кроме того, если бы не первородный грех, то и в этом мире существовали бы еще подобные людям разумные живые существа, которые обладали бы бессмертием, несмотря на то, что ели и питались. Причина этого бессмертия не в природе, ибо эти существа состояли бы из противоположных элементов, а в милости божией.

Таким именно образом бог создал бессмертным нашего прародителя с его родом, который, питаясь от древа жизни, имел возможность не только питаться, но и восстанавливать всю свою сущность и полностью сохранять природные элементы и начала. [376]

ОТНОСИТЕЛЬНО ПОКЛОНЕНИЯ ВОЛХВОВ

98. Франческо Грациано на допросе показал: — О стихе: “Цари Фарса и островов поднесут ему дань, цари Аравии и Савы принесут дары ⁶⁴”,— он говорил: неправда, что цари поклонялись Христу, ему поклонялись только пастухи и простой народ, эти же слова о царях относятся к Соломону, а не к Христу.

99. Обвиняемый показал, что он беседовал с кем-то, но не помнит с кем; если это было в Венеции, то с Франческо Грациано, если же в Риме, то с Виалардо ⁶⁵, сказавшими ему, что три волхва не были царями. Они некоторым образом смеялись над тем, что волхвов изображают, как царей; им казалось, что это пророчество “Цари Фарсиса и т. д.” не оправдалось. На что он им ответил, что это пророчество буквально относится к Соломону.— И мною по этому поводу ничего не было добавлено против величия Христа. Я никогда не говорил и не считал, что не подобает фигурально относить эти слова к Христу. Я помню, как я говорил, что пророчество о поднесении золота, ладана и т. д. в большей степени исполнилось и осуществилось по отношению к Христу, которому не только при жизни, как волхвы, но также и после смерти и воскресения все цари земные приносили не только названные вещи, но еще большие дары души.

100. А сверх того, да поможет мне так бог, как я уверен в том, что они (т. е. Грациано и Виалардо) не веруют в бога, особенно Виалардо, который много раз произносил ужасные слова против бога, религии, церкви. К такому ответу я был вынужден высказываниями вышеназванных, которые постоянно докучали мне этим и иными сомнениями ⁶⁶.— И пустился в изложение ересей, которых придерживались Грациано и Виалардо.

ОТНОСИТЕЛЬНО ВЕЧНОСТИ МИРА ⁶⁷

101. Джованни Мочениго, доносчик:—Я слышал несколько раз от Джордано в моем доме, что мир вечен.

102. Он же, допрошенный: — Он много раз утверждал, что мир вечен.

103. Брат Челестино, капуцин, сосед Джордано по камере в Венеции, на допросе показал:— Он утверждал, что мир не был создан богом, но был вечно, и что об этом говорится в его книгах.

104. Брат Джулио де Сало; сосед Джордано по камере, показал: — Он утверждал, что бог не был творцом мира, ибо мир столь же вечен, как бог ⁶⁸. Я ему сказал, [377] что это противоречит книге Бытия: “Вначале бог создал...” и т. д., а он ответил, что я не понимаю, о чем он говорит.

105. Брат Грациано, сосед по камере, на допросе показал: — Он говорил, что мир вечен и вечно существовал и вовсе не был сотворен богом.

106. Маттео де Сильвестрис, сосед по камере: — О мире говорил, что он вечен.

107. Он же, повторно допрошенный, показал:— Множество раз он поучал, что мир вечен и не создан богом.

108. Обвиняемый, на третьем допросе: — Считая далее, что мир имеет причину и сотворен, я полагал, что по своему бытию он зависит от первопричины. Таким образом я не отвергаю понятия творения, как это, по моему мнению, выразил также и Аристотель, говоря: “Существует бог, от которого зависит мир и вся природа”. Точно также, согласно толкованию святого Фомы, мир, существует ли он вечно или ограничен во времени, по всему своему бытию зависит от первопричины, и в нем нет ничего, существующего независимо.

109. На двенадцатом допросе по существу отвечал в том же роде и отверг представленные ему возражения.

ОТНОСИТЕЛЬНО КАИНА И АВЕЛЯ

110. Брат Челестино, капуцин, сосед Джордано по камере в Венеции, донес:— Джордано говорил, что Каин был честным человеком и поделом убил своего брата Авеля, ибо тот был злодей и палач животных.— Сослался на свидетелей, соседей по камере брата Джулио де Сало, Франческо Вайа и Маттео де Орио.

111. Он же, допрошенный, показал: — Рассуждая о людях, убивающих животных, он жалел животных и говорил, что эти люди поступали дурно и что Авель был палачом, а Каин честным человеком. Иного о смерти Авеля не говорил.

112. Франческо Грациано, сосед по камере в Венеции: — Рассуждая сам с собой о справедливых людях, Джордано говорил, что таких нет, и что первый человек, считавшийся справедливым, Авель, был палачом, убийцей животных, и заслужил смерти, а Каин был честным человеком и правильно поступил, убив Авеля.

113. Он же, повторно допрошенный: — Он говорил, что Авель был палачом животных и живодером, а Каин был честным человеком и поделом убил своего брата, ибо тот зарезал лучших его овец.

114. Обвиняемый на двенадцатом допросе признался, что обсуждал с соседями по камере историю [378] Каина и Авеля, и некий заключенный, Пьерфранческо Комаскио ⁶⁹, допытывался: как, по моему мнению, следует понимать, что богу более угодны были жертвоприношения Авеля, чем Каина? Я сказал ему, смеясь, что Каин был пифагорейцем, то есть имел пифагорейские убеждения, ибо тогда еще не было на свете Пифагора, который осуждал убийство животных.— И пустился в рассуждения о Каине по истории священного писания.

115. И по предъявлении ему показаний названных свидетелей, что он хвалил Каина, отвечал: — Я припоминаю, что в шуточном разговоре сказал, что если один из этих двух братьев был злодеем, убивая животных, то другой, у которого хватило духу убить брата, был гораздо хуже его, и вследствие этого на каинитах лежит больший грех, чем на потомках Авеля.

116. По предъявлении ему обвинений, что хвалил Каина, как честного человека, и осуждал Авеля, как палача, отрицал все, кроме того, что показал выше.

ПРОТИВ МОИСЕЯ

117. Брат Челестино, капуцин, сосед Джордано по камере в Венеции, донес: — Джордано говорил, что Моисей был коварнейшим магом и легко победил магов фараона, будучи более опытным в магическом искусстве. И что он лгал, будто бы говорил с богом на горе Синай, и что данный им еврейскому народу закон был выдуман и измышлен им самим.— Сослался на свидетелей соседей по камере брата Джулио де Сало, Франческо Вайа, Маттео де Орио.

118. Он же, допрошенный, показал: — Он считал и проповедовал, что Моисей был великим магом, и что данный им еврейскому народу закон был создан с помощью магического искусства.

119. Брат Джулио сказал, что не помнит.

120. Франческо Грациано, сосед по камере в Венеции: — Я слышал от него, что это ложь, будто Моисей говорил с богом, и [слышал], что его закон жесток, тираничен и несправедлив, и не дан богом, а создан его собственным воображением.

121. Он же, повторно допрошенный: — Я помню, как он мне говорил по-латыни: Моисей превзошел магов фараона, ибо был более опытным магом, чем они. Он говорил, что Моисей был коварнейшим магом и величайшим обманщиком, и поэтому пошел на гору один, чтобы не иметь свидетелей. Облака, которые были видны, происходили от окуривания или от огненных духов. Данный им закон был выдуман им [379] самим, а не дан богом, ибо это был тиранический и кровавый закон.

122. Обвиняемый на десятом допросе отрицал, что осуждал Моисея и его закон: — Я говорил, что в магии и тех науках, которыми обладали маги фараона, он был опытнее других. Я считаю, что насколько они умели действовать магически, настолько умел также и он. Равным образом, Моисей был опытен во всех науках египтян. Я полагаю, что все это я говорил без оскорбления, со всяческой похвалой. А что он превзошел науку египетских магов ⁷⁰ — тут я лишь передавал то, что всем известно относительно силы созерцания в одиночестве в течение сорока лет. Неправда, будто я оскорбительно думал или высказывался о нем или его законе.

123. Спрошенный, отвечал: — Я полагаю, что, возможно, еще до того, как беседовал с богом, он [Моисей] мог действовать магически, как опытнейший в магии. Ведь магия сама по себе не запретна, будучи основана на силах природы, посредством наблюдения за погодой и разными положениями неба, приложения одной материи к другой и соотношения этих низших пассивных начал с высшими активными началами. Так маги обычно с легкостью преуспевают в создании несовершенных животных, как мухи, лягушки, змеи, мыши и другие им подобные, но никогда не было смысла в создании совершенных животных. В этом смысле я думаю, что Моисей мог и умел действовать наравне с возможностями магов фараона и даже мог действовать магически лучше их, будучи более великим магом, чем они сами. Я считаю, что такие действия являются чисто физическими; и совершают ли их демоны или люди, они могут действовать, лишь основываясь на естественных началах. Я нахожу, что магию можно считать недопустимой только если она применяется в злодейских целях или для похвальбы божественным могуществом, чтобы под этим предлогом обманывать мир. Магия же, как Моисеева, так и абсолютная магия, есть не что иное, как познание тайн природы путем подражания природе в ее творении и создания вещей, удивительных для глаз толпы. Что же касается математической и суеверной магии, то я считаю ее чуждой Моисею и всем почитаемым умам ⁷¹.

ПРОТИВ ПРОРОКОВ ⁷²

124. Брат Челестино, капуцин, сосед Джордано по камере в Венеции, донес: — Джордано говорил, что все пророки были коварными людьми, лжецами и обманщиками и поэтому так скверно кончили, а именно осуждены на позорную смерть, как того заслужили.— Сослался на [380] свидетелей, соседей по камере, брата Джулио де Сало, Франческо Вайа и Маттео де Орио.

125. Он же, допрошенный: — Говоря о других пророках, [Бруно] сказал, что они были пьяницами и лжецами, за это и были казнены.

126. Брат Джулио сказал, что не помнит.

127. Франческо Грациано, сосед по камере в Венеции, показал: — Я слышал от него, что все пророки были казнены как мошенники, ибо все, что они говорили, было ложью.

128. Он же, повторно допрошенный, показал: — Он сказал, что пророки плохо кончили из-за своих дел, что все они были лжецами и обманщиками и были казнены за свои преступления.

129. Обвиняемый на десятом допросе отрицал, что осуждал пророков.

ПРОТИВ ПРЕДПИСАНИИ ЦЕРКВИ

130. Брат Челестино, капуцин, сосед Джордано по камере в Венеции, донес: — Джордано говорил, что нельзя доказать ничего из того, во что верует церковь.— Сослался на свидетелей, соседей по камере Джулио де Сало, Франческо Вайа и Маттео де Орио. Брат Джулио сказал, что не помнит.

131. Франческо Грациано, сосед по камере в Венеции: — Он говорил, что все, чего придерживается церковь,— суета, и ничего этого нельзя доказать ⁷³.

132. Обвиняемый на тринадцатом допросе отрицал, что осуждал святую матерь церковь.

ОТНОСИТЕЛЬНО УЧИТЕЛЕЙ ЦЕРКВИ ⁷⁴

133. Джованни Мочениго, доносчик: — Он говорил, что святой Фома и все учителя ничего не знают в сравнении с ним и что он мог бы разъяснить всем первым богословам мира вопросы, на которые они не могут найти ответа.

134. Брат Джулио де Сало: — Я слышал от него, что святой Иероним — невежда.— Повторно не допрошен.

135. Обвиняемый, на четвертом допросе: — Говоря, о богословах, которые толковали священное писание согласно установлениям церкви, я отзывался о них только хорошо. Я мог высказаться о какой-нибудь частности и обругать какого-нибудь богослова, лютеранина или из иных еретиков, но католических богословов я всегда высоко ценил, особенно святого Фому, сочинения которого всегда находились при мне. [381]

ПРОТИВ ПРИЗЫВАНИЯ СВЯТЫХ

136. Брат Челестино, капуцин, сосед Джордано по камере в Венеции, донес: — Джордано говорил, что молиться святым — смешно, и не следует этого делать.— Сослался на свидетелей, соседей по камере, брата Джулио де Сало, Франческо Вайа, Маттео де Орио.

137. Он же, допрошенный, показал: — Когда он видел, что кто-нибудь в камере творил молитву или читал литании, он по этому поводу заводил речь о молитвах святым и говорил, что суетно и смешно молиться им и призывать их, ибо они не могут ничем помочь ⁷⁵.

138. Брат Джулио сказал, что не помнит.

139. Франческо Грациано, сосед по камере в Венеции, показал: — Беседуя с братом Серафино дель Аква-Спарта ⁷⁶ о монахах, он сказал, что молиться святым - вздор, ибо они не могут быть заступниками за нас.

140. Он же, повторно допрошенный: — Когда он видел, что кто-либо из нас творил молитву и читал литании, он издевался, говоря, что смешно молиться святым и призывать их, ибо не следует почитать никого, кроме одного бога.

141. Маттео де Сильвестрис, сосед по камере: — Он терпеть не мог слышать о заступничестве святых, говоря, что это смешно.

142. Он же, повторно допрошенный: — Когда в камере пели литании, Джордано, услышав “Молись за нас...”, сердился, говоря: “Кто это “молись”? Богу молись, богу, святые тебе не помогут, и звать их нечего!” Однажды, услышав “Тебя молим, выслушай нас”, он сказал: “Кто “выслушай нас”? Тебя молим, сатана!” А потом, когда на него закричали, он, чтобы оправдаться, сказал, что так говорят крестьяне.

143. Обвиняемый отрицал, что он когда-либо высказывался против молитв святым и отрицал их заступничество, говоря: — Религии, основанные на божественном откровении, а также и те, что основаны на принципах природы и разума, допускают призывания разных святых. Например, древние идолопоклонники для дел великих и возвышенных призывали тех, кого мы называем высшими ангелами, а для дел менее значительных — низших ангелов.

144. И сверх того: — Таким образом я считаю, что согласно всем религиям, из которых одни, как наша, основываются на откровении, а другие на каких-либо иных принципах, как религия древних римлян, греков и египтян, все сходятся на необходимости признать первого высшего дарителя благ. [382]

ПРОТИВ РЕЛИКВИЙ СВЯТЫХ ⁷⁷

145. Брат Челестино, капуцин, сосед Джордано по камере в Венеции, допрошенный, показал: — Он смеялся и издевался над поклонением католиков реликвиям святым и говорил, что не следует этого делать никоим образом, и смеялся над тем, что в Генуе считают реликвией хвост христовой ослицы ⁷⁸.

146. Франческо Грациано, другой сосед па камере, показал: — У него не было никакого благоговения перед реликвиями святых, ибо, говорил он, можно взять руку повешенного, выдавая ее за руку святого Ермакора ⁷⁹ и если бы реликвии, которые английский король выбросил в реки и моря, были истинными, они творили бы чудеса ⁸⁰. Все это он говорил с насмешкой.

147. Маттео де Сильвестрис, сосед по камере: — Он отрицал, что следует почитать реликвии, говоря: “Вздумалось же кому-то выдавать за реликвию голову какого-то мертвеца! Но если бы даже останки были подлинными, их не следовало бы почитать”.

148. Он же, повторно допрошенный, показал:— Он [Бруно] утверждал, что не следует ни поклоняться, ни почитать реликвии святых, ибо так можно было бы почитать собачью кость, и говорил: “Откуда вы знаете, что это останки этих святых?” И смеялся над тем, что однажды в Геную некий англичанин привез ослиный хвост в ящике с бумагой, говоря, что это хвост осла, на коем ехал Христос. И говорил, что все мы, христиане, невежды и глупцы, если поклоняемся ослиному хвосту и иным реликвиям.

149. Обвиняемый отрицал, что дурно отзывался о реликвиях святых.

ОТНОСИТЕЛЬНО СВЯТЫХ ОБРАЗОВ

150. Джованни Мочениго, доносчик, допрошенный, показал: — Несколько раз, беседуя со мной, он [Бруно] ругал образа святых, называя почитание их — идолопоклонством ⁸¹.

151. Франческо Грациано, сосед по камере в Венеции, показал: — Он осуждал иконы и говорил, что это идолопоклонство, и издевался над ними, совершая грубые и нечестивые жесты.

152. Он же, повторно допрошенный: — Он не только хулил образа святых, но и называл их идолами, и несколько раз становился на колени перед иконами в камере и паясничал. Он говорил мне, что больше движут примеры, нежели слова.

[383] 153. Обвиняемый на первом допросе от себя рассказал, что в 1576 году он скрывался в Риме в монастыре святой Марии делла Минерва, ибо в Неаполе против него дважды начинали следствие. В первый раз он был обвинен в пренебрежении образами святых за то, что выбросил из кельи некоторые фигуры и изображения святых.

154. Он же на двенадцатом допросе сказал, что одобрительно высказывался и писал в своих книгах об образах святых.

ОТНОСИТЕЛЬНО ДЕВСТВЕННОСТИ СВЯТОЙ ДЕВЫ

155. Джованни Мочениго на допросе показал: — Когда Джордано говорил мне о величайшем невежестве, царящем в мире, и относительно троицы, он высказывался также и о девственности Марии, и сказал, что невозможно, чтобы дева родила, смеясь и издеваясь над этим верованием людей.

156. Обвиняемый отрицал, что высказывался о девственности: — Да поможет мне бог, я даже считаю, что дева может зачать физически, хотя и придерживаюсь того, что святая дева зачала не физически, а чудесным образом от святого духа.— И пустился в рассуждения о том, каким образом дева может физически зачать.

ОТНОСИТЕЛЬНО ТАИНСТВА ИСПОВЕДИ

157. Обвиняемый, на четвертом допросе: — Я в течение шестнадцати лет не исповедовался, за исключением двух раз, однажды в Тулузе, а другой раз в Париже. Исповедники сказали мне, что не могут отпустить мне грехи, так как я отступник. Поэтому я не исповедовался, но имел намерение выйти из такого состояния. Я всегда просил прощения у бога, когда грешил, и охотно исповедался бы, если бы мог.— Сказал, что всегда хорошо думал о таинстве исповеди.

ОТНОСИТЕЛЬНО МОЛИТВЕННИКА ⁸²

158. Брат Челестино, капуцин, сосед Джордано по камере в Венеции, донес:—Джордано говорил, что автор или составитель молитвенника — грубый пес, .... козел (В оригинале непереводимое ругательство: becco fottuto), бесстыдник, и что молитвенник похож на расстроенную лютню, что в нем содержится множество нечестивых и не относящихся к делу вещей, и он не заслуживает того, чтобы его читали порядочные люди и должен быть сожжен.— Сослался на свидетелей, соседей по камере, брата Джулио де Сало, Франческо Вайа и Маттео де Орио. [384]

159. Он же, допрошенный, показал: — По всякому поводу он пускался в рассуждения, и когда слышал, как читают молитвенник, говорил, что это нечестивая вещь, что в нем нет ни порядка, ни благозвучия, подобно расстроенной лютне, и поэтому он никоим образом не хочет его читать.

160. Брат Джулио:— В камере он никогда не читал службу, и когда я осуждал его за это, он сказал, что он отступник и отлучен от церкви и поэтому ему нельзя этого делать.— Повторно не допрошен.

161. Франческо Вайа. Неаполитанец показал: — Он никогда не читал службы и говорил, что молитвенник плохо составлен, в нем много путаницы.— Повторно не допрошен, умер.

162. Франческо Грациано, сосед по камере в Венеции, показал: — Он говорил, что молитвенник плохо составлен и похож на расстроенную лютню, а его составитель — ... козел (В оригинале непереводимое ругательство: becco fottuto).

163. Он же, повторно допрошенный: — Он говорил по тому случаю, что монахи-заключенные читали молитвенник, что эти монахи — шептуны, и сами не понимают, что говорят; что у него голова начинала болеть, когда ему попадал в руки молитвенник, ибо он скверно составлен и похож на расстроенную лютню; и что чтение молитвенника нагоняло на него скуку, а когда читал Соломона — будило похоть; и он издевался и смеялся, как если бы при нем читали или рассказывали не относящуюся к делу историю, при словах “Ты же, господи, смилуйся над нами” ⁸³. То же самое слышали от него брат Джулио, брат Серафино ⁸⁴ и другие заключенные.

164. Маттео де Сильвестрис, сосед по камере, повторно допрошенный: — Он говорил, что молитвенник похож на расстроенную лютню, и ничего в нем хорошего нет. Он это говорил монахам-заключенным, читавшим службу.

165. Обвиняемый, на тринадцатом допросе спрошенный о вышеизложенном, отрицал, что он ругал молитвенник, или его содержание, или его автора и составителя.— Но существуют молитвенники, в настоящее время не одобренные, ибо в некоторых из них содержатся истории, не полученные от церкви. Например, в старом молитвеннике ордена святого Доминика, который был у меня в венецианской тюрьме, содержалось житие святого Доминика, написанное человеком, который не знал грамматики и еще менее умел отличать хорошее от плохого, вероятное от невероятного. О сочинителе этого жития я говорил, и уверен, что говорил правильно, [385] а именно, что он — невежественный баснописец, поскольку утверждает, что святой Доминик в капитуле однажды поколотил дьявола, избивая, как бурдюк, тело этого духа, или что в другой раз он заставил его держать в руке горящую свечу, в то время как сам читал заутреню, вплоть до того, что, когда кончилось сало или воск, дьяволу пришлось к величайшей своей досаде сжечь палец. И один заключенный ответил, что поэтому дьявола рисуют с рукой о четырех пальцах. Были там и другие подобные вещи ⁸⁵.

166. А эти слова, что молитвенник похож на расстроенную лютню, говорил не я, а Франческо из Удине ⁸⁶.

167. По предъявлении ему содержащегося в процессе — все отрицал.

ОТНОСИТЕЛЬНО КОЩУНСТВ

168. Джованни Мочениго на допросе показал:— Я слышал, как он говорил: “Христова...” (В оригинале непереводимое ругательство: potta di Christo). Однажды, рассердившись на слугу, он сказал: “Христос козел, пес и козел”, и показал кукиш небу. Слуга этот был мальчик, которого он сам нашел, он уехал. Что же касается другого его кощунства, его слов: “Предатель, кто правит этим миром”, то я этого теперь не помню и ссылаюсь на мой донос, представленный ранее.

169. Брат Челестино, капуцин, сосед Джордано по камере в Венеции, донес:—Джордано говорил, что Христос — пес, ...козел... (В оригинале непереводимое ругательство: becco fottuto), пес; говорил: “Предатель, кто правит этим миром, ибо не умеет им хорошо управлять”. И, подняв руку, показывал кукиш небу.— Сослался на свидетелей, соседей по камере, брата Джулио де Сало, Франческо Вайа и Маттео де Орио.

170. Он же, допрошенный: — Он по разным поводам произносил столь великие кощунства, что приводил в ужас слышавших его: называл Христа ...козлом (В оригинале непереводимое ругательство: becco fottuto), псом, показывал кукиш небу, говоря такие слова: “Кто правит этим миром...”, как сказано выше.

171. Брат Джулио, о коем выше: — Я много раз слышал в камере, как он кощунствовал, говоря: “Христос — ... козел” ** (** - В оригинале непереводимое ругательство: becco fottuto), “божья девка”.— Повторно не допрошен.

172. Франческо Вайа Неаполитанец: — Я слышал от него слова: “христова...” (В оригинале непереводимое ругательство: potta di Christo). Он говорил во гневе: “Предатель, кто правит этим миром”.— Повторно не допрошен, умер.

173. Франческо Грациано, сосед по камере в Венеции, допрошенный, показал: — Во время [386] заключения он по всякому случаю произносил ужаснейшие кощунства и больше двадцати пяти раз показывал кукиш небу, говоря: “Получай, пес, злодей, ...козел!” (В оригинале непереводимое ругательство: becco fottuo). А иногда, ночью, едва проснувшись, он кощунствовал ужаснейшим образом, называя Христа указанными словами, и иногда добавлял, что бог — предатель, так как плохо правит миром. При этом присутствовали заключенные.

174. Маттео де Сильвестрис, сосед по камере: — Я слышал, как он ужаснейшим образом кощунствовал, говоря: “христова... (В оригинале непереводимое ругательство: potta di Christo), божья девка, Христос пес, козел”, и другие непристойные слова. Я видел, как он показывал кукиш небу, именуя Христа.

175. Матео де Сильвестрис: — Ко всем своим рассуждениям он примешивал множество кощунств. Много раз я видел, как он показывал кукиш небу, говоря: “Презираю тебя, ... козел (В оригинале непереводимое ругательство: becco fottuo), такой-разэтакий!”, и многие кощунства говорил о Христе, столь ужасные, что подробностей я не запомнил.

176. Обвиняемый на десятом допросе: — Я иногда кощунствовал, но подробностей не помню, разве что мог сказать “божья сила”, “бог весть”. Я называл имя бога и Христа в гневе, прибавляя оскорбления против тех, о ком говорил, но не признаю себя виновным в оскорблениях, направленных против святого имени.

177. Отрицал, что показывал кукиш небу, как говорят свидетели.

ОТНОСИТЕЛЬНО ДУШ ЛЮДЕЙ И ЖИВОТНЫХ

178. Джованни Мочениго, доносчик: — Я слышал несколько раз от Джордано в моем доме, что души, созданные природой, переходят от одного животного к другому, и что люди после потопа рождаются в разврате, подобно грубым животным.

179. Он же, допрошенный, показал: — Однажды я пришел к нему, когда он был в постели, и найдя рядом с ним паука, убил его. А он сказал мне, что я дурно поступил, и стал рассуждать о том, что в этих животных могла быть душа какого-нибудь из его друзей, ибо души после смерти тела переходят из одного тела в другое. Он утверждал, что прежде уже был в этом мире и много раз возвращался после смерти в тело человека или животного. Я смеялся над этим, а он порицал меня за то, что я смеюсь над такими вещами.

180. Брат Челестино, капуцин, сосед Джордано по камере в Венеции, донес:—Джордано [387] говорил, что после смерти души переселяются из одного мира в другой, в один из многих миров, и из одного тела в другое.— Сослался на свидетелей, соседей по камере, брата Джулио де Сало, Франческо Вайа и Маттео де Орио.

181. Он же, допрошенный, показал: — Рассуждая о множественности миров, он сказал, что душа переходит из одного мира в другой, из одного тела в другое, и что он помнит, что прежде уже был в этом мире; и что когда он был ребенком, к нему приползла змея, напугавшая его, и мать его защитила ⁸⁷.

182. Франческо Грациано, другой сосед по камере, допрошенный, показал: — Он говорил, что души, уходя из одного мира, переселяются в другой, и что он сам был уже прежде в этом мире в образе лебедя; а мы, заключенные, смеялись над ним.

183. Маттео де Сильвестрис, сосед по камере: — Он говорил, что душа, уходя из нашего тела, переходит в другое тело, человека или животного; и что он помнит, что был прежде в этом мире, но не помню, утверждал ли он, что душа его была в человеческом теле или в теле какого-нибудь животного.

184. Он же, повторно допрошенный:— Он объяснял, что когда кто-нибудь умирает, душа его переходит в другое тело, и что он был прежде в этом мире, в другом теле.

185. Обвиняемый на четвертом допросе: — Я считал, что души бессмертны и являются самостоятельными сущностями, то есть интеллектуальными душами, и что, говоря католически, они не переходят из одного тела в другое, но идут в рай, чистилище или ад. Но я рассуждал, следуя философским основаниям, что поскольку душа может обладать бытием без тела и небытием в теле, она может таким же образом, как она находилась в одном теле, находиться и в другом, переходя из одного тела в другое. Таков, если и не верный, то во всяком случае правдоподобный взгляд Пифагора ⁸⁸.

186. Он же на пятом допросе, спрошенный, каких взглядов придерживался относительно сотворения души и размножения людей, и считал ли, что люди рождаются в разврате, отвечал: — Я полагаю, что таково мнение Лукреция, и я читал о нем и слышал, как о нем говорят, и пересказывал его, но никогда не выдавал за свое мнение, не придерживался его и не признавал. Когда я беседовал на эту тему или читал лекции, то ссылался при этом на мнение Лукреция, Эпикура [388] и других им подобных ⁸⁹. Это мнение не может быть выведено из моей философии.

187. На одиннадцатом допросе: — Рассуждая философски и естественным образом, я полагаю, что душа, подобно тому, как она находится в одном теле и является самостоятельной сущностью вне этого тела, имея отличное от органического тела существование — в чем я выступаю против Аристотеля и других, считающих ее качеством и формой тела, неотделимой от него — таким же образом может находиться и в другом теле, и придать другому телу, имеющему пассивные свойства, бессмертную природу ⁹⁰.

188. По существу он считает, что душа одного человека может переселяться из одного тела в другое. По представлении ему многочисленных возражений относительно несообразностей, вытекающих из его положений, он все же отвечал, и настаивал, что к этим несообразностям приходят те, кто считает переселение душ фактическим, а я считаю его только возможным, о чем пустился в пространные рассуждения.

189. Спрошенный, отрицал, что говорил или придерживался мнения о переселении душ в тела животных ⁹¹, и, в частности, что говорил, будто он прежде был в этом мире.

ОТНОСИТЕЛЬНО ИСКУССТВА ПРОРИЦАНИЯ

190. Джованни Мочениго, доносчик: — Джордано говорил, что он хотел заняться искусством прорицания и заставить следовать за собой весь мир. Когда я держал его под замком, чтобы донести на него, он просил меня дать ему копию книжки заклинаний, которую я нашел среди некоторых его рукописей.

191. Он же, допрошенный: — Когда он был заключен в тюрьму, среди его имущества была найдена книжка, полная букв, которую я передал инквизиции.

192. Франческо Грациано, сосед по камере в Венеции, показал: — В тюрьме он составлял гадальную книгу и чертил круги, внутри которых были стихи из псалмов. Он говорил, что это верный способ постичь судьбу, и хвастался, что, постигнув ее, совершит великие дела.

193. Маттео де Сильвестрис, сосед по камере, повторно допрошенный, показал: — В тюрьме он составлял книжку с буквами и стихами псалмов и потом гадал по ней.

194. Обвиняемый на пятом допросе сказал, что он всегда презирал книги заклинаний: — Я высказывал и имел намерение изучать юдициарную астрологию, чтобы увидеть, содержится ли в ней какая-либо истина [389] и пригодна ли она к чему-нибудь ⁹². Спрошенный, отрицал, что он говорил, будто деятельность мира управляется судьбой. Всегда говорил и веровал в провидение божие ⁹³.

195. В Падуе я велел переписать книгу “О печатях Гермеса” ⁹⁴. Не знаю, есть ли в ней что-нибудь запрещенное, кроме естественного предсказания. Я хотел воспользоваться ею в изучении юдициарной астрологии, но так и не прочитал ее.

196. На пятнадцатом допросе, спрошенный, от кого получил книгу, отмеченную литерой “А”, и с какой целью переписал ее, отвечал: - Эта книга переписана с другой, имевшейся у одного моего служителя в Нюрнберге. Он переписал ее по моему приказанию, из-за прославленности ее древних авторов, упоминаемых Альбертом Великим, святым Фомой и другими ⁹⁵.

197. Спрошенный, отвечал: — Я уверен, что в этой книге не написано ничего в поношение господа нашего, ибо авторы ее люди серьезные и основываются на силе небесных синодов и других расположений светил и на низших началах, хотя я знаю, что никому не дозволено обладать этой книгой и этой наукой из-за злоупотреблений, которые могут последовать, если они попадут в руки сведущих и злобных людей. Ибо такова действенность этого искусства, обещанная в заглавии книги. Поэтому я признаю, что я незаконно и без разрешения владел названной книгой, полагая, что мне можно исследовать науку и знание, какими бы они ни были. Ибо святой Фома говорит: “Всякое знание — благо” ⁹⁶. И эта наука, по моему мнению, из числа благородных. Но она должна находиться в руках людей святых и справедливых. Ибо она подобна шпаге, опасной в руках преступника и полезной в руке человека, имеющего страх божий и способного иметь суждение о допустимых и недопустимых последствиях: от каких начал они происходят и в какой форме осуществляются, в силу ли расположения светил и воздействия изображений и букв, от действий сведущих людей или демонов. Каковые все сходятся на том, что с помощью знамений времени и обрядового обращения с низшей материей осуществляются удивительные вещи во вред и на пользу людям. Я никогда не имел намерения распространять эту науку и сообщать кому-либо содержание этой книги Я только хотел иметь ее при себе, чтобы познакомиться с формой и теорией этой науки. Ибо практическая ее сторона никогда меня не привлекала, за исключением части, относящейся к медицине, которой эта наука преимущественно содействует. Гиппократ и Гален много раз заявляли, что врачи не знают астрологии, именно в таком ее применении. Она подобна острейшему мечу в руке безумца, случайно поражающего самого себя. [390]

О ТОМ, ЧТО НЕТ НАКАЗАНИЯ ЗА ГРЕХИ

198. Джованни Мочениго, доносчик: -— Я несколько раз слышал от Джордано в моем доме, что нет наказания за грехи. Еще он говорил, что для добродетельной жизни достаточно не делать другим того, чего не желаешь себе самому.

199. Маттео до Сильвестрис, сосед Джордано по камере в Венеции, на допросе: — Он говорил, что нет никакого наказания за грехи.

200. Обвиняемый на четвертом допросе показал, что он всегда веровал в необходимость добрых дел для спасения,— как это видно из моей книги “О бесконечной вселенной...”, лист 19 ⁹⁷.

ОТНОСИТЕЛЬНО ПЛОТСКОГО ГРЕХА

201. Джованни Мочениго, доносчик: —Он говорил мне, что ему очень нравятся женщины, но он не дошел еще до Соломонова числа; что церковь совершает великий грех, считая грехом то, что так хорошо служит природе. И что он сам находил в этом величайшее удовольствие.

202. Он же, допрошенный: — Он был весьма предан плоти и, рассуждая об этом, говорил, что удивляется, как это церковь запрещает то, что так естественно; и что когда он имел дело с женщинами, получал величайшее удовольствие. Говоря это, он шутил и смеялся.

203. Франческе Грациано, сосед по камере в Венеции, на повторном допросе показал: — Он много раз говорил, что церковь совершала грех, запрещая иметь дело с женщинами, ибо это дело естественное и полезное для здоровья.

204. Маттео де Сильвестрис, сосед по камере, на повторном допросе показал: — Он рассуждал о плотских вещах и говорил, что церковь совершает грех, запрещая женщин, ибо с ними можно иметь дело, не впадая в грех, так как при этом соблюдается повеление бога. И еще говорил: “Чего хотят эти невежественные попы? Нужно, чтобы по крайней мере у каждого была жена” ⁹⁸.

205. Обвиняемый на четвертом допросе показал: — Я говорил иной раз, что плотский грех, вообще говоря, является наименьшим среди других, но, в частности, грех прелюбодеяния есть больший грех, чем другие плотские грехи, за исключением греха против природы. Я говорил, что грех простого совокупления настолько легок, что приближается к простительному греху. Я говорил это несколько раз и сознаю, [391] что, говоря таким образом, впадал в заблуждение, ибо я помню, что святой Павел говорит: “Прелюбодеи не унаследуют царства божия”. Говорил же я это по легкомыслию, в компании, беседуя о мирских предметах. Кажется, я сказал, что не верю, что это смертный грех.— Однако отрицал, что когда-либо осуждал церковь за то, что она установила плотский грех.

ОТНОСИТЕЛЬНО ВЕРХОВНОГО ПРЕОСВЯЩЕННИКА

206. Джованни Мочениго, после заключения брата Джордано, по прошествии двух лет, явился снова и показал: ⁹⁹ — Я вспомнил, как он говорил мне, что в одной своей книжке, озаглавленной “Песнь Цирцеи”, которую я тогда представил инквизиции — она была в красной обложке — он имел намерение говорить обо всей церковной иерархии; что в образе свиньи он подразумевал папу и поэтому представил его в почтительных терминах в окружении эпитетов, что можно видеть в этой фигуре, а также прилагая другие фигуры одну за другой к другим духовным званиям. Это легко понять благодаря данному им освещению, читая книгу со вниманием ¹⁰⁰. Он говорил мне это, когда проживал в моем доме, при этом никого больше не было, по поводу того, что я ему сказал, что он дурно поступил, сделав свои книги столь темными. Говоря это, он смеялся, хохотал, что есть мочи — Повторно по этому пункту не допрошен.

207. Обвиняемый на шестнадцатом допросе признал, что вышеупомянутая книга сочинена им, но отрицал все, о чем донесено выше сего.

О ТОМ, ЧТО БЫВАЛ В АНГЛИИ, ЖЕНЕВЕ И ДРУГИХ СТРАНАХ ЕРЕТИКОВ, ГДЕ ПРИСУТСТВОВАЛ НА ИХ СБОРИЩАХ

208. Джамбаттиста Чотто, на допросе: — Я слышал от разных лиц, что читал он лекции в Париже, Англии и Саксонии; я с ним познакомился в Германии.

209. Брат Челестино, капуцин, сосед Джордано по камере в Венеции, на допросе показал: — Он рассказывал, что когда он был доминиканским монахом, и против него было начато следствие, он, семнадцать лет назад, сбросил монашеское одеяние и жил в Англии, Женеве и других еретических странах.

210. Обвиняемый на втором допросе показал, что он был в Женеве, где остановился в гостинице.— Немного погодя, маркиз де Вико ¹⁰¹, неаполитанец, находившийся [392] там, спросил меня, кто я. Я, рассказав ему о себе и о причинах, по которым вышел из ордена, сказал, что не намерен исповедовать религию этого города, так как не знаю, что это за религия, и что поэтому я желаю остаться здесь, чтобы жить на свободе и в безопасности, а не в иных целях. Маркиз и другие итальянцы позаботились о предоставлении мне работы по корректуре книг, чтобы я мог содержать себя. В этом занятии прошло около двух месяцев. Иногда я посещал проповеди и чтения как итальянцев, так и французов, которые читали и проповедовали в этом городе. Среди других я много раз слушал чтения и проповеди лукканца Никколо Бальбани ¹⁰², который читал о Посланиях святого Павла и проповедовал о Евангелии. Но когда мне сказали, что я не могу там оставаться длительное время, если не решу принять религию этого города, а иначе я не получу от них никакой поддержки, я решил уехать. Я направился в Лион, где пробыл один месяц, и переехал в Тулузу. — И рассказал, что в течение пяти лет читал лекции в Париже.— С письмом короля Генриха III переехал в Англию, где остановился у посла его величества Мишеля де Кастельно, сеньера Мовисьер. В Англии находился два с половиной года, а затем вернулся в Париж, где пробыл год. Потом переехал в Германию, в Майнц, иначе Магонцу, где пробыл 12 дней, а оттуда отправился в Виттенберг, в Саксонию. Там я застал две партии, одну — философов-кальвинистов, а другую — богословов-лютеран. Некий доктор прав Альбериго Джентиле ¹⁰³ из Марки, с которым я познакомился еще в Англии, помог мне получить курс лекций по “Органону” Аристотеля. Эти и другие лекции по философии я читал в течение двух лет. Когда старому герцогу, который был лютеранином, наследовал его сын, кальвинист, он стал покровительствовать партии, враждебной той, которая оказывала покровительство мне. Из-за этого я уехал в Прагу. Там я пробыл шесть месяцев и напечатал книгу по геометрии, за которую император дал мне в награду 300 талеров. Уехав из Праги, я пробыл год в Юлианской Академии в Брауншвейге. После смерти герцога, который был еретиком, я в соревновании с другими составил речь на его погребение, за которую его сын выдал мне в награду 80 скуди. Потом я направился во Франкфурт, чтобы напечатать книгу “О минимуме” и другую “О числе” ¹⁰⁴. Там я прожил шесть месяцев в монастыре братьев-кармелитов.

211. Он же на пятом допросе показал, что он присутствовал на собраниях и диспутах еретиков из любопытства и отрицал, что когда-либо разделял трапезу еретиков.

212. Признался, что восхвалял многих еретиков, и особенно государей, за моральные добродетели.— В своей книге “О причине, начале и едином” я восхваляю королеву Англии [393] и называю ее божественной не в значении религиозного атрибута. Я сознаю, что впал в заблуждение. Я не знаю короля Наваррского. Я говорил о нем, что он стал еретиком лишь из-за государственной необходимости. Я никогда не восхвалял его за то, что он принадлежал к еретикам.

ОТНОСИТЕЛЬНО УПОТРЕБЛЕНИЯ МЯСНОЙ ПИЩИ В ПОСТНЫЕ ДНИ

213. Обвиняемый на пятом допросе показал: — Я общался с еретиками и жил так же, как они, употребляя пищу и питье всякого рода, во всякое время, как они, в пятницу, в субботу, в великий пост и в иное запретное время, употребляя в пищу мясо, как они. Я не знал даже, было ли это в великий пост, в пятницу или в субботу. В образе жизни я не допускал никаких различий от них, когда находился вне общества католиков. Я испытывал угрызения совести, но все же ел вместе с ними, чтобы не казаться щепетильным и не подвергаться издевательствам с их стороны.

214. Спрошенный, сказал, что согласен с предписаниями церкви относительно соблюдения постов и воздержания от мяса в определенные дни; и ел мясо не из пренебрежения церковными запретами.

ОТНОСИТЕЛЬНО ЧТЕНИЯ ЗАПРЕЩЕННЫХ КНИГ

215. Обвиняемый на четвертом допросе: — Я читал книги Меланхтона, Лютера, Кальвина и других северных еретиков ¹⁰⁵, но не для того, чтобы усвоить их доктрину, не для того, чтобы извлечь из них пользу, ибо я считал их невеждами по сравнению со мною. Я читал их из любознательности. Этих книг я никогда не держал у себя, ибо видел, что в них речь идет о вещах, враждебных католической вере. Имел же я при себе книги таких запрещенных авторов, как Раймунд Луллий ¹⁰⁶ и другие, в которых речь шла о философии.

О ТОМ, ЧТО ПРОТИВ НЕГО РАНЕЕ УЖЕ ВОЗБУЖДАЛОСЬ СЛЕДСТВИЕ В СВЯТОЙ СЛУЖБЕ

216. Джованни Мочениго, доносчик: — Он говорил мне, что раньше в Риме ему было инквизицией предъявлено обвинение по 130 пунктам. Он бежал, пока велось следствие, так как ему приписывали, что он бросил в Тибр своего обвинителя или того, кого считал своим обвинителем перед инквизицией.

217. Обвиняемый на пятом допросе показал, что против него уже возбуждалось следствие, как сказано выше в главе о [394] святых образах.— В 1576 году мне сообщили, что против меня возбуждается следствие по обвинению в ереси. Я не мог представить себе, по каким статьям меня обвиняли. Разве что по такому поводу. Однажды я беседовал с братом Монтальчино ¹⁰⁷. Он сказал, что еретики невежды и не знакомы со схоластическими понятиями. Я ответил, что хотя они и не рассуждали схоластически в своих высказываниях, однако, излагали свои взгляды вполне понятно, как поступали и древние отцы святой церкви. В качестве примера я привел ересь Ария, о котором схоласты говорили, что он рассматривал рождение сына как акт природы, а не как акт воли. То же самое можно выразить в отнюдь не схоластических понятиях, приведенных святым Августином, то есть что он не единосущен отцу, а, будучи творением, происходит от воли отца. На это упомянутый священник и другие стали говорить, что я защищаю еретиков и считаю их учеными людьми. Я не знаю и не могу представить себе, в чем еще меня могли обвинить. Я никогда не представал перед святой службой кроме как в этот раз и никогда не отрекался ¹⁰⁸.

ЧТО НАМЕРЕВАЛСЯ ДЕЛАТЬ, ЕСЛИ ВЫНУЖДЕН БУДЕТ ВЕРНУТЬСЯ В ОРДЕН

218. Брат Челестино, сосед Джордано по камере в Венеции, донес: — Джордано говорил, что если его заставят снова стать монахом-доминиканцем, он бросит монастырь, в который его сошлют, и, сделав это, тотчас вернется в Германию или в Англию к еретикам, чтобы жить там как ему угодно и насаждать там новые нескончаемые ереси.— Сослался на свидетелей, соседей по камере, брата Джулио де Сало, Франческо Вайа и Маттео де Орио.— Относительно этих ересей думаю представить в качестве свидетелей Франческо Иеронимиани ¹⁰⁹, Сильвио — каноника из Кьоццо и брата Серафино из Аква Спарта.

219. Он же, допрошенный, показал: — Он говорил, что не желает оставаться окруженным ненавистью в этих местах, а хочет вернуться в Германию и жить там в почете, и что никоим образом не хочет принять монашеское облачение, а если его заставят, то он некоторое время будет притворяться, а затем убежит в Германию.

220. Брат Джулио, о коем выше: — Я слышал только, что он хотел умолять папу или синьорию ¹¹⁰, чтобы ему разрешили остаться светским лицом. А если бы его заставили вернуться в орден, то он не хотел подчиняться ни генералу ордена, ни приору монастыря, а только этой синьории. [395]

221. Брат Франческо Грациано, сосед по камере в Венеции: — Он говорил, что когда его вынудят идти в монастырь, он его подожжет и вернется в Германию, чтобы завершить создание своей секты.

222. Он же, повторно допрошенный: — Что если его заставят вернуться в монастырь, то он некоторое время будет вести себя смирно, а потом подожжет монастырь и вернется в Англию. Он говорил это без всякого повода, от себя, и иногда в бешенстве.

223. Маттео де Сильвестрис, сосед по камере: — Он говорил, что если его заставят вернуться в орден, он убежит и вернется в Германию, ибо в этой стране он напечатал много книг и его там знают.

224. Он же, повторно допрошенный: — Он говорил, что если бы пробыл в Венеции немного дольше, то прежде чем его бы успели арестовать, он вернулся бы в Германию, где перед ним преклонялись. И если его заставят снова вступить в орден, то он подожжет монастырь и вернется в Германию.

225. Обвиняемый на девятом допросе отрицал вышесказанное.

ПОКАЗАНИЯ БРАТА ДЖОРДАНО БРУНО СВЕРХ ТОГО, ЧТО СОДЕРЖИТСЯ В ВЫШЕПИСАННЫХ ГЛАВАХ

226. Обвиняемый на первом допросе, в мае месяце 1592 г. в Венеции, показал, что ему часто угрожали донести на него святой службе, но он смеялся над этим. Показал, что когда в 1591 г. находился во Франкфурте, получил письменное приглашение от Джованни Мочениго приехать в Венецию для обучения его искусству памяти и изобретения. С этой целью он приехал в Венецию и обучал оного Мочениго названным искусствам. Когда же затем хотел вернуться во Франкфурт для печатания некоторых сочинений, Мочениго, боясь, как бы он не обучил других названным искусствам, не позволил ему уехать, жалуясь, что он не всему его научил. Когда же обвиняемый все же вознамерился уехать, Мочениго заключил его в собственном доме, обещая, однако, освободить его, если пожелает обучить его наукам; в противном случае угрожал повредить ему. Далее показал, что, по его мнению, заключение его в святой службе — дело рук Мочениго, который подал на него какой-нибудь донос. Показал, что ему сорок четыре года и назвал имя, родину и родителей, рассказал о своей жизни. Когда ему было четырнадцать или пятнадцать лет, он принял облачение ордена святого Доминика в городе Неаполе, где после годичного испытания был допущен к монашескому обету. [396] Затем был посвящен в сан священника. В этом ордене пробыл до 1576 года, когда отправился в Рим в монастырь святой Марии делла Минерва, где против него велось следствие относительно предполагаемого пренебрежения к святым иконам и за то, что упрекал некоего послушника в чтении “Истории семи радостей” и по пунктам, ему неизвестным. Из-за этого он вышел из ордена и, сняв монашеское облачение, пошел в Ноли, в Генуэзской области, где находился четыре или пять лет и обучал грамматике детей.

227. На втором допросе: — Оттуда я переехал в Савойю, в Турин, и направился в Венецию, где напечатал книгу “О знамениях времени” ¹¹¹. Оттуда уехал в Падую, где встретил нескольких монахов, убедивших меня вновь надеть монашеское одеяние.— Так переехал в Бергамо, где снова надел облачение, и оттуда хотел поехать в Лион.— Когда я был в Шамбери, в монастыре, где со мной обращались весьма холодно, один итальянский священник сказал мне, что если я пойду дальше, то встречу еще худший прием; я повернул в сторону Женевы, где сбросил монашеское облачение, запасшись парой штанов и другой одеждой. Маркиз де Вико и другие итальянцы дали мне плащ, шляпу и другую необходимую одежду.— Оттуда направился в Лион и Тулузу, где читал о сфере и философии в течение шести месяцев, и затем был допущен к ординарным лекциям и в течение двух лет читал публичные лекции по книге Аристотеля “О душе” и по философии. А затем из-за войны переехал в Париж, где читал тридцать экстраординарных лекций. Показал, что король Генрих III спросил его, обладает ли он такой памятью от природы или приобрел ее с помощью магического искусства. Он ему отвечал, что развил память с помощью науки. Показал, что в это время напечатал книгу о памяти под названием “О тенях идей” ¹¹², и за это Генрих разрешил ему чтение экстраординарных лекций. Он читал их в продолжение пяти лет. Признал, что бывал в различных еретических странах, как сказано в своем месте. Сообщив о многих напечатанных им книгах, прибавил, что хотел вернуться во Франкфурт — чтобы напечатать другие мои сочинения, и в частности книгу “О семи свободных искусствах” ¹¹³, с намерением собрать эти и другие напечатанные мной книги, которые я одобряю (ибо некоторых я не одобряю), и повергнуть их к ногам его святейшества, который, как я считал, любит способных людей, рассказать ему о своем деле и получить отпущение грехов, и жить в духовном облачении вне ордена. Об этом я говорил в здешнем капитуле с некоторыми священниками,— каковых назвал ¹¹⁴.

228. Спрошенный, отвечал: — В некоторых сочинениях я говорил и рассуждал чрезмерно философски, [397] нечестиво и не вполне как добрый христианин. В частности, я рассуждал о вещах, относящихся к могуществу, мудрости и благости бога, согласно христианской вере, основываясь на разуме и чувстве, а не на вере. Но при этом я не припоминаю отдельных пунктов или отдельной теории.

229. На третьем допросе привел перечень всех книг, им напечатанных и печатающихся, и признал все книги, упомянутые в составленном им списке, за исключением книги “О печатях Гермеса и Птолемея”. Показал, что книги, на которых указано “Венеция”, в действительности были напечатаны в Англии, но издатель хотел указать Венецию, чтобы книги лучше продавались. Другие книги тоже были напечатаны в Англии, хотя указано: “в Париже”. Сказал, что в этих книгах речь идет о философии, и что намеренно ничего не писал в них против религии.

230. Спрошенный, отрицал, что в своих лекциях выступал против католической религии.

231. На четвертом допросе: — Я думаю, что в моих книгах содержатся многие вещи, враждебные католической вере, и что равным образом, в разговорах, я мог высказать мысли, которые могли ввести в соблазн, однако я говорил и писал это не с намерением прямо нападать на католическую веру, но основываясь только на философских принципах, либо излагая взгляды еретиков.

232. На пятом допросе изложил все ереси и сомнения, которых придерживался.

233. На шестом допросе подтвердил сказанное на предшествующих допросах и сказал, что Джованни Мочениго и его слуги — враги ему.

234. Список книг брата Джордано.

235. На седьмом допросе признал, что дал немалое основание для подозрения в ереси, благодаря своим заблуждениям. Но сказал, что всегда испытывал угрызения совести и имел намерение добиться прощения за свое отступничество.

236. Отрицал, что в Венеции обучал еретическим догматам и доктринам. Полагает, что его обвинитель — Мочениго, ибо кроме него никто не мог бы обвинить его в распространении ложных учений.

237. Просил прощения за все свои заблуждения, говоря: — Если мне будет дарована жизнь, обещаю значительно исправить мой образ жизни, дабы искупить вызванный мною соблазн.

238. Статьи обвинения, представленные фискальным прокуратором, извлеченные из допросов свидетелей и показаний брата Джордано. [398]

239. Некие разъяснения, написанные рукой брата Джордано.

240. Брат Джордано получил копию всего обвинительного процесса.

241. Замечания, сделанные на ответы и книги брата Джордано.

ЗАЩИТА ПРОТИВ СВИДЕТЕЛЕЙ ОБВИНЕНИЯ

242. Джованни Мочениго, доносчик: — Отметил себе все пункты, относительно которых донес на Джордано, и опасаясь после этого его побега, запер его в комнате для передачи инквизиторам; считал его одержимым.

243. В тот день, когда я его запер, я спросил его: если он не хочет обучить меня за все любезности и подарки, сделает ли он это, чтобы я не обвинил его в стольких преступных словах против Христа и католической церкви. Он ответил мне, что не боится инквизиции, ибо никого не оскорблял своим образом жизни, и что он не помнит, чтобы говорил мне что-нибудь дурное, а если и говорил, то мне одному, и поэтому не боится, что я ему поврежу. И я ему сказал, что хотя он не сдержал слова, данного мне, и вел себя столь неблагодарно за хорошее отношение к нему, я хочу быть ему другом. И он мне сказал, что если я его отпущу на свободу, он выучит меня всему, что знает. Я прошу прощения у вашего преосвященства за свою ошибку, что я откладывал это обвинение, учитывая мои благие намерения и то, что я не мог сразу раскрыть все обстоятельства. Кроме того, я узнал всю его порочность только после того, как он прожил в моем доме, вероятно, в течение двух месяцев.

244. Отмечено, что Джованни Мочениго донес инквизиции обо всех обстоятельствах в трех письмах, и впоследствии подтвердил все содержащееся в двух из указанных писем, но не подтвердил содержания третьего письма.

245. Затем был формально допрошен и жаловался, что был обманут указанным Джордано, о чем по существу выше.

246. Джамбаттиста Чотто сказал, что Мочениго до ареста Джордано жаловался ему, что тот многому обещал научить и получил от него в счет этого деньги и одежду; и я [говорил Мочениго] не могу добиться от него выполнения обещаний.

247. Брат Челестино из Вероны, капуцин, показал, что он донес на Джордано, ибо подозревал, что тот клеветнически донесет на него самого. Донес все против Джордано в письменном виде.

248. Затем, допрошенный, показал: — Между нами бывали споры, так что однажды он даже дал мне пощечину, но я его простил. [399]

249. Отмечено, что Франческо Вайа, указанный в качестве свидетеля братом Челестино, обо многом и по большей части показал, что ничего не знает.

250. Маттео де Сильвестрис осужден на галеры на двенадцать лет.

251. Обвиняемый на двенадцатом допросе указал незначительные причины вражды с соседями по камере в Венеции.

КРАТКОЕ ИЗЛОЖЕНИЕ НЕКОТОРЫХ ОТВЕТОВ БРАТА ДЖОРДАНО НА ЗАМЕЧАНИЯ, СДЕЛАННЫЕ ОТНОСИТЕЛЬНО НЕКОТОРЫХ ПОЛОЖЕНИИ, ИЗВЛЕЧЕННЫХ ИЗ ЕГО КНИГ ¹¹⁵

252. Относительно происхождения вещей показал: — Имеется два реальных вечных начала существования, от коих произошли все вещи. Это — душа мира и первая материя ¹¹⁶ — Спрошенный, распространяется ли вечность этих начал только на будущее или также и на прошлое их существование, отвечал: — Они сотворены богом и согласно всему своему бытию зависят от бога и вечны. Таким образом я считаю их вечными в смысле будущего, а не прошлого существования, в соответствии с разумом и с тем, каким образом существуют и понимаются (то есть всеобщим образом и полностью) начала:—духовная сущность, которая находится внутри и вне всех одушевленных или неодушевленных вещей, и телесная, которая находится и проникает все составные вещи. Каковые начала и элементы прежде существовали сами по себе, нежели в соединении, как полагает Моисей ¹¹⁷.

253. Относительно следующего положения, а именно, что природа бога конечна, если не производит бесконечного ¹¹⁸, или же бесконечна, отвечал в следующих словах: — Я говорю, основываясь на исходных положениях и выводах моей философии, что могущество бога, будучи бесконечным, производит бесконечные вещи; конечный же результат во всяком случае предполагает конечную потенцию в силу неоспоримого закона соотношений, которые, по-моему, должны быть во всяком случае равны. При моем же мнении, что результат бесконечен, божественное могущество и бесконечное деяние не будут ущемлены и поколеблены. Те же, что считают результат конечным, сталкиваются с такими несообразностями, трудностями и попадают в ложное положение, пытаясь согласовать эти два несогласующиеся отношения, и рассуждая таким образом, следуют еретическим воззрениям и т. д.— После чего по главному вопросу: — Я говорю, что тот, кто считает результат конечным, может лишь с натяжкой, с трудом и запинаясь вывести его из [400] бесконечной причины. Вследствие этого в затруднительном положении оказываюсь не я, а тот, кто тратит силы на рассуждения с этими хромыми соотношениями. В целом, я говорю, что исходное положение столь же хорошо, сколь и необходимо; гот же, кто считает, что бог производит конечные результаты, представляет его не иначе, как конечной причиной и конечной способностью.

254. Относительно способа творения человеческой души, сказал такими словами: — Поскольку из этого вселенского и всеобщего начала выводится всякая частность, как из всеобщности воды выходит и от нее зависит частность той или иной воды, и та или иная земля, находящаяся во мне, и в тебе, и в нем, происходит из этой всеобщей земли и возвращается в нее, так и дух, который есть во мне, и в тебе, и в нем, происходит от бога и возвращается к богу: “Возвратится к богу, который дал его” ¹¹⁹. Таким образом, душа создана несотворенным духом; и сотворенный дух, частный и новый, уже созданный и тот, что будет создан завтра, делает эту душу творением сегодняшним, а ту душу завтрашним творением, но всеобщий дух — это тот, что, будучи сотворенным, равным образом всегда остается таковым ¹²⁰.

255. Относительно следующего положения, а именно: в мире ничто не рождается и не уничтожается по сущности, если мы не захотим таким образом именовать изменение; произведенное же, каково бы ни было это изменение, по сущности всегда остается тем же ¹²¹,— сказал так:

— Во-первых, что касается рода и вида, т. е. духа, воды, земли и света, из которых состоят все вещи, то они не могут быть ничем иным, как тем, чем они были, и не будут иным, нежели тем, чем они являются. К их величине или сущности никогда не прибавляется и не убавляется ни единой точки, а происходит только разделение, или соединение, или составление, или расчленение, или перемещение из одного места в другое. Я полагаю, что универсальные начала такого рода не изменяются по своей сущности.

Что же касается индивидуальных частностей, как говорит евангелист Иоанн, согласный с вышеуказанным текстом ¹²², подобно тому, как тело уничтожается не по своей сущности, а лишь по единению, расположению, строению, ибо что в нем является водой, всегда было и будет водой; что в нем является землей, всегда было и будет землей, и сущность света всегда была и будет таковой, так и дух всегда был и будет духом, так что уничтожается или умирает не то, что мы может назвать [401] сущностью, а производное от сущности, т. е. первого вида сущего.

И далее: — Как Соломон не впадает в противоречие с самим собой, то говоря: “Род проходит, и род приходит”, а то — несколько дальше — “Что было, то и будет... ничего нового под солнцем” ¹²³,— то есть в теле земля, бывшая в нем и влага, и все другие вещи.

Дух же, как я отвечал, что касается его частной и индивидуальной сущности, как считают и я считаю, воспроизводится как бы от одного огромного зеркала, которое является жизнью и отражает образ; и форма, путем разделения и умножения связанных частей становится множеством форм, так что сколько имеется частей зеркала, столько получается и полных форм в каждой из них так же как было в целом ¹²⁴, каковые формы не терпят разделения или отделения, как тело, но где они находятся, там они находятся целиком, как голоса и т. д.

Таким вот образом, как душа в разуме вселенной, и дух истинной субстанции, истинного сущего и творения был, есть и будет в разуме отдельного индивидуума, и его души; тот, кто является Иоанном, не был им, а является им, пока живет Иоанн, и будет, после смерти Иоанна.

Это преимущество есть у человеческой души, ибо частность своего бытия, получаемого в теле, она удерживает и после отделения от тела, в отличие от душ животных, которые возвращаются к всеобщности духа, подобно тем, о которых говорит псалом: “Да исчезнут, как вода протекающая” ¹²⁵; как если бы многие части зеркала объединялись в старой форме зеркала. Образы которые были в каждом, уничтожаются, но остается стекло, сущность, которая была и пребудет.

Отсюда я не делаю вывода, что остается душа того или иного животного, но остается сущность души того или иного животного, которая была, и есть, и будет, ибо этот дух существовал раньше, чем было это тело, и принадлежит своей всеобщности. Ибо бог, благодаря могуществу той же воли, с которой он хранит другие души, хранит и эти; как благодаря влечению собственного духа к самому себе, может извлечь частную сущность из всех духовных вещей, и душ, в соответствии с тем, что говорит псалом: “Бог стал в сонме богов... Я сказал: вы—боги, и сыны всевышнего—все вы; но вы умрете, как чело-веки” ¹²⁶. И та, и другая власть создает все бессмертные души по милости бога.

256. Относительно движения земли ¹²⁷ сказал так: — Прежде всего я говорю в целом, что сам факт и характер движения земли и неподвижности небесного свода или неба выведен мной из своих оснований или авторитетов, [402] которые верны и не наносят ущерба авторитету священного писания, как каждый, кто обладает подлинным пониманием того и другого, будет в конце концов вынужден допустить и признать.

На текст священного писания: “Земля же стоит вечно”, и в другом месте: “Восходит солнце, и заходит солнце” ¹²⁸,— отвечал, что здесь подразумевается не пространственное движение или стояние, а рождение и уничтожение, т. е. земля всегда пребывает, не становится ни новой, ни старой.— Что же касается солнца, то скажу, что оно не восходит и не заходит, а нам кажется, что оно восходит и заходит, ибо земля вращается вокруг своего центра; и считают, что оно восходит и заходит, ибо солнце совершает воображаемый путь по небосводу в сопровождении всех звезд.

И на возражение, что это его положение противоречит авторитету святых отцов, отвечал,— что это противоречит их авторитету не постольку, поскольку они являются благими и святыми примерами, а постольку, поскольку они в меньшей степени были практическими философами и были менее внимательны к явлениям природы.

257. Так же сказал, что звезды суть ангелы ¹²⁹, в таких словах: — Звезды являются также ангелами, одушевленными разумными телами, и в то время, как хвалят господа и возвещают его могущество и величие, через каковой свет и письмена, высеченные на небосводе, “небеса проповедуют славу божию” ¹³⁰. Слово “ангелы” означает не что иное, как вестники и глашатаи голоса бога и природы, и эти ангелы ощутимы, видны, в отличие от других, невидимых и неощутимых.

258. Также говорил, что земля одушевлена, обладает не только чувствующей, но и разумной душой ¹³¹, и бог явно присваивает ей душу, когда говорит: “Производит земля душу живую”, то есть подобно тому, как она образует тела животных из своих телесных частей, так из своего всеобщего духа одушевляет всякую их часть, приобщая их духу своему. Поэтому она в действительности должна быть в гораздо большей степени одушевленной, нежели произведенные ею животные, ибо она содержит в себе океан всех начал и элементов отдельных животных.

Что земля — разумное животное — это ясно из ее разумного и интеллектуального действия, которое видно в правильности ее движения вокруг собственного центра, и вокруг солнца, и вокруг оси своих полюсов, каковая правильность невозможна без интеллекта скорее внутреннего и собственного, чем внешнего и чуждого; ибо если собственный дух находится в муравьях, пчелах и змеях, и в человеке, то он с гораздо большим основанием должен находиться в материи; и не следует [403] приписывать ей внешнего, толкающего и вращающего ее воздействия ¹³².

И т. д., растолковывая то же самое.

259. Он же сказал, что интеллектуальная душа не есть форма ¹³³, такими словами: — Я считаю, в соответствии с моей философской системой, что душа есть не форма (и ни одно место священного писания ее так не называет), но дух, который находится в теле, как жилец в своем доме, как поселенец в странствии, как человек внутренний в человеке внешнем, как пленник в тюрьме ¹³⁴: “Имею желание разрешиться и быть со Христом” ¹³⁵; подобно тому, как человек в своей одежде: “Кожею и плотию одел меня” и т. д. ¹³⁶, и тысячью других способов это сказано как в священном писании, так и в толкованиях отцов, что душа находится в теле иным образом, нежели это понимает и говорит Аристотель, каковыми всеми способами подтверждается то, что я сказал.

260. Также отрицал, что действительно существуют индивидуальные вещи, но что они — суета, как сказано у Соломона: “Видел все, что делается под солнцем, и все — суета” ¹³⁷. Истинные же сущности суть виды первой природы, которые действительно являются тем, что они есть.

261. Также считает, что существует множество миров, множество солнц, в которых с необходимостью имеются вещи, подобные в роде и виде тем, что имеются в этом мире, и даже люди, как сказано выше в длинном отступлении ¹³⁸.

Комментарии

1 Джованни Мочениго, венецианский патриций; в 1583 г. входил в состав Совета мудрых по ересям, осуществлявшего правительственный надзор над деятельностью венецианской инквизиции. В 1591 г. пригласил Джордано Бруно в Венецию обучать его искусству памяти. В мае 1592 г. выдал Бруно инквизиции.

2 Доносчики, свидетели обвинения и судьи считали философию Джордано Бруно ересью. В действительности философия Бруно, направленная на обоснование, развитие и распространение материализма, ничего общего не имела с религиозным сектантством.

3 Джамбаттиста Чотто, сиенский книготорговец, проживавший в Венеции; познакомился с Бруно во время книжной ярмарки во Франкфурте. Джакомо Бертано, венецианский книготорговец; встречался с Бруно во Франкфурте и Цюрихе. На допросах не подтвердили основного содержания доносов Мочениго.

4 Генрих Наваррский, будущий король Франции Генрих IV (1594— 1610), возглавлял гугенотов в период гражданских войн. Бруно с полным основанием полагал, что Генрих примкнул к кальвинистам из чисто политических соображений.

5 Допрос Мочениго происходил в Риме в начале 1594 г.

6 Франческо Патрици (1529—1597), философ-неоплатоник. В книге “Перипатетические дискуссии” (1571—1581) критиковал Аристотеля с идеалистических позиций. Бруно в диалоге “О причине, начале и едином” отрицательно отзывался об этом сочинении Патрици (“Диалоги”, стр.225). В книге “Новая философия вселенной” (1591) Патрици высказывает мысль об одушевленности вселенной и принимает учение Коперника. В марте 1592 г. Патрици находился в Венеции и мог встречаться с Бруно.

7 Имеется в виду папа Климент VIII, пригласивший философа Патрици в Ним.

8 Вероятно, Джордано Бруно продолжал в Венеции работу над сочинениями “О началах вещей”, “О связях вообще” и другими, вошедшими в рукописный так называемый “Московский кодекс”, хранящийся ныне в Государственной библиотеке СССР им. В. И. Ленина. Возможно, речь идет также о не дошедшем до нас сочинении “Семь свободных искусств”, упомянутом Бруно на допросах в венецианской инквизиции.

9 Предвидение Бруно оправдалось: Генрих IV в 1594 г. стал королем Франции. Вероятно, с победой Генриха IV Джордано Бруно связывал надежды на распространение веротерпимости и на возможность своего возвращения на родину.

10 Английская королева Елизавета (1558—1603). Джордано Бруно с похвалой отзывается о ней в диалогах “Пир на пепле”, “О причине, начале и едином” и “О героическом энтузиазме” (“Диалоги”, стр. 82, 195, “О героическом энтузиазме”, стр. 23). В годы пребывания Бруно в Англии (1583—1585) Елизавета проводила политику борьбы с католицизмом.

11 О деятелях реформации Джордано Бруно писал в “Обращении к... читателю” в сатирическом диалоге “Тайна Пегаса, с приложением Килленского осла” (“Диалоги”, 464). Во время своего пребывания в Женеве в 1579 г. Джордано Бруно подвергся преследованию со стороны сената и кальвинистской консистории за попытку издания брошюры с разоблачением ошибок реформатского проповедника Делафе, а в 1589 г. в Брауншвейге — со стороны церковников-лютеран. Осуждая реформаторов за попытку подновить религию, за религиозную нетерпимость и фанатизм, Джордано Бруно в то же время одобрял их борьбу с папством и католической церковью (См. прим, 100).

12 Поэма великого итальянского поэта Лодовико Ариосто (1474—1533) “Неистовый Роланд”, песнь XXVIII, октава 99. L. Ari osto Orlando furioso, vol. II. Ili ed. Firenze, 1854, p. 125.

13 Первый допрос Чотто происходил в Венеции 26 мая 1592 г., второй — в Риме, в начале 1594 г.

14 В Саксонии Джордано Бруно находился с 1586 по 1588 г.; отъезд его был вызван преследованиями со стороны кальвинистов.

15 Допрос Бертано происходил в Венеции 26 мая 1592 г.

16 Джованни Антонио ди Латтанци Арригони из Вероны, клирик и субдиакон ордена капуцинов (монашеское имя — брат Челестино из Вероны). В 1587 г. находился под следствием в римской инквизиции по обвинению в ереси. Находился в одной камере с Бруно в венецианской тюрьме с сентября 1592 г. до выдачи его римской инквизиции в феврале 1593 г.

Летом 1593 г. Челестино подал донос на Джордано Бруно. Донос Челестино, последующие показания его и других соседей Бруно по камере в венецианской тюрьме дали инквизиторам дополнительный материал, тогда как до этого в их распоряжении были только доносы Мочениго, не подтвержденные показаниями других свидетелей.

17 Возможно, речь идет о “Великопостной вечере”—собрании в доме английского аристократа Фулка Гривелла в Лондоне, описанном Джордано Бруно в диалоге “Пир на пепле” (1584). В беседе принимал участие врач Мэттью Гвинн (1558?—1627).

18 Франческо Грациано, родом из Удине, проживал в 80-х годах в Венеции, где занимался переводами, перепиской книг (в том числе и запрещенных церковью) и частными уроками; судя по показаниям свидетелей, “.человек образованный..., он со всеми вступал в споры... Все считали его сумасбродом и никто ему не доверял” (A. Mercati. Указ, соч., стр. 33). В 1584 г. был арестован Венецианской инквизицией и обвинен в ереси (выступал против светской власти папы и доходов духовенства, отрицал подлинность так называемого “Константинова дара”); после отречения 4 апреля 1585 г. был освобожден, но впоследствии арестован как “вновь впавший” в ересь. Находился в одной камере с Джордано Бруно в 1592— 1593 гг. 27 марта 1593 г. был приговорен к пожизненному заключению. Был вызван в Рим для дачи показаний по делу Бруно и дважды допрошен (в конце 1593 и в начале 1594 г.). Показания Грациано, лучше других свидетелей, соседей Бруно по камере, разбиравшегося в богословских вопросах, наряду с доносами и показаниями Мочениго и Челестино, дали инквизиции основной материал против Бруно. В феврале 1598 г. Грациано был освобожден из заключения.

19 Под “джорданистами”, очевидно, следует понимать учеников Джордано Бруно. Некоторые из них известны: Жан Эннекен, выступавший в 1586 г. на диспуте в коллеже Камбрэ с тезисами Бруно против Аристотеля; Иоганн Генрих Альштед, опубликовавший в 1612 г. ряд сочинений Бруно; Иоганн Ностиц, выпустивший в свет 1615 г. лекции Бруно о “великом искусстве” Раймунда Луллия; Иоганн Генрих Гайнцель фон Дегерштейн, принимавший Бруно в своем замке в Цюрихе в 1591 г.; Рафаэль Эглин (впоследствии профессор Ма-рбургского университета), опубликовавший в 1595 г. “Свод метафизических терминов” Бруно; Иероним Бесслер, сопровождавший Бруно в странствиях по Германии в 1590— 1591 гг. и прибывший с ним в Падую, откуда ему пришлось уехать в Нюрнберг вскоре после ареста учителя. Бесслером были переписаны произведения Джордано Бруно, вошедшие в “Московский кодекс”.

20 Сосед Джордано Бруно по камере в венецианской тюрьме.

21 Псалом XXXIV.

22 Псалом LXХХ1, 6.

23 Маттео де Сильвестрис де Орио был осужден на галеры сроком на 10 лет.Первый допрос происходил вконце 1593 г., второй — в начале 1594 г.

24 Допросы Джордано Бруно с первого по седьмой происходили в Венеции с 26 мая по 30 июля 1592 г.: с восьмого по шестнадцатый — в Риме в 1594 г., семнадцатый — в конце марта 1597 г.

25 Догмату о троице — одному из основных в христианской религии — инквизиторы уделяли большое внимание; это был один из центральных вопросов следствия. Следует учитывать, что, излагая свои взгляды перед инквизиционным трибуналом, Бруно использует богословскую терминологию и аргументацию.

26 Понимание бога в философии Джордано Бруно прямо противоположно религиозному представлению о личном и стоящем вне и над природой божестве. В поэме “О безмерном и бесчисленном” он пишет: “Итак, мы достигли не ничтожной и маловажной, но серьезной и достойнейшей совершенного человека области созерцания, где мы ищем великолепия божества и природы, слияния и приобщения к нему не в личности египтянина, сирийца, грека или римлянина, не в пище, питье и в каком-либо низшем веществе, и не мним, что находим его в этом по обычаю оглушенных людей. Мы ищем его в величественном царстве всемогущего, в безграничном пространстве эфира, в бесконечной двойственной способности природы все создавать и всем становиться; откуда, говорю я, мы созерцаем столь великое множество звезд, миров, великих живых существ и божеств, согласно поющих и ведущих свой хоровод, без числа и без конца, повсюду, сообразно свойственным им цели и порядку” (Op. Lat., voI, I рt. I, стр. 205).

Джордано Бруно отождествляет понятие бога и природы, заявляя, что природа — это бог в вещах (Op. Lat., voI, I рt. I, стр. 101), а также в диалоге “Изгнание торжествующего зверя”. Полемизируя с Аристотелем в тезисах, выдвинутых на публичном диспуте в Париже в 1586 г., Джордано Бруно утверждает, что “достойнейшим именем природы является материя” (Op. Lat., voI, I рt. I, стр. 72, 104), которая, как он говорит в диалоге “О причине, начале и едином”, является божественным бытием в вещах (“Диалоги”, стр. 269, 271). В философии Бруно термин “бог” утрачивает религиозный характер и сливается с понятиями “природа” и “материя”. Пантеизм Джордано Бруно — не более как исторически обусловленная форма материалистической философии.

27 Это положение Джордано Бруно означает, что ипостаси (лица) троицы не присущи божеству, а устанавливаются лишь путем рационального познания. С точки зрения ортодоксального богословия эта мысль несовместима с догматами веры.

28 В своих философских произведениях Джордано Бруно подчеркивает несовместимость рационального, научного познания с религиозным откровением, отвергая последнее. В диалоге “О причине, начале и едином” он противопоставляет философию и естественное созерцание “наивысшему созерцанию”, “которое подымается над природой и которое для не верующего в него невозможно и есть ничто...” (“Диалоги”, стр. 264). В предисловии к диалогу “Тайна Пегаса, с приложением Килленского осла” Бруно причисляет “божественную мудрость” к ослиности и, пародируя стиль церковных сочинений и проповедей, показывает, что религия требует отказа от науки (“Диалоги”, стр. 466, 469).

29 Книга премудрости Соломона, I, 7.

30 Джордано Бруно имеет в виду следующее место из “Энеиды” Вергилия:
Твердь изначала и землю, и вод текучих просторы
И лучезарный шар Луны, и светила Титана
Дух изнутри питает, и всею, разлитый по членам,
Движет громадою Ум и с великим сливается телом.
(“Энеида”. Пер. В. Брюсова и С. Соловьева. “Academia”, 1933, стр. 176).

31 В диалоге “О причине, начале и едином” Джордано Бруно дает следующее определение Души мира: “Итак, если дух, душа, жизнь, находится во всех вещах и сообразно известным степеням наполняет всю материю, то достоверно, что он является истинным действием и истинной формой всех вещей. Итак, душа мира — это формальное, образующее начало вселенной и всего, что в ней содержится” (“Диалоги”, стр. 213).

32 В сочинении “О троице” Августин (354—430) писал: “В писании мы нигде не находим упоминания о трех лицах” (J. P. Migne, Patrologiae cursus completus, t. XLII. Parisiis, 1886, col. 941).

33 Савеллий из Птолемаиды в Сирии (III в.) отрицал разделение лиц троицы. Александрийский священник Арий (ум. в 336 г.) выступил против учения о единосущности троицы, принятого впоследствии Никейским собором (325 г.).

34 Джордано Бруно отрицал божественность Христа. В диалоге “Изгнание торжествующего зверя” он высмеивает церковное учение о двойственной— божественной и человеческой — сущности Христа, изображая его в виде греческого божества кентавра Хирона, полу-зверя, полу-человека (стр. 195).

В поэме “О безмерном и бесчисленном”, выступая против всякой религии, против антропологического представления о божестве и, возможно, намекая на христианский культ страданий Иисуса, Бруно писал: “Однако мы иным образом, нежели негодяи и глупцы, определяем волю бога; мы считаем нужным прилагать к нему наилучшие, достославные и наиболее отвечающие его природе понятия. Кощунство — искать его в крови клопа, зашитом трупе, пене припадочного, под топчущими ногами палачей и в мрачных мистериях презренных колдунов. Мы же ищем его в неодолимом и нерушимом законе природы, в благочестии души, хорошо усвоившей этот закон, в сиянии солнца, в красоте вещей, происходящих из лона нашей матери природы, в ее истинном образе, выраженном физически в лике божественных живых существ, которые сияют на безграничном своде единого неба, живут, чувствуют и мыслят, и восхваляют величайшее единство” (Op. Lat., voI, I рt. I, стр. 316).

35 Джордано Бруно цитирует по памяти. Вероятно, он имеет в виду следующее место из сочинения Августина “О троице”; “Можно, в случае необходимости высказываний и споров, говорить о трех лицах... Итак, что же нам остается, как не признать, что произносим эти слова, вынуждаемые необходимостью, когда дело касается обильных рассуждений, направленных против нападок или заблуждений еретиков” (.J. P. M i g n e. Patrologise cursus completus, t. XLII, col. 941).

36 Имеется в виду аббат Иоахим ди Фьоре, автор вышедшей в 1527 г. книги “Пророчества о мужах апостольских”. Он присоединял к троице обособленную человеческую сущность Христа в качестве “четвертого лица”.

37 В диалоге “Изгнание торжествующего зверя” Джордано Бруно высмеивает церковное учение о том, что в Христе божественная и человеческая сущность соединены непостижимым образом (стр. 195, 196).

38 В диалоге “Изгнание торжествующего зверя” Джордано Бруно пародирует евангельские рассказы о чудесах Христа (стр. 181, 182).

39 По крайне туманному изложению Мочениго, невозможно определить, в чем заключалась мысль, высказанная Джордано Бруно.

40 Джулио де Сало — монах ордена кармелитов. Франческо Вайа Неаполитанец— плотник; умер вскоре после первой серии допросов соседей Бруно по камере. Маттео де Орио — Маттео де Сильвестрис (см. прим. 23).

41 Псалом XXI, 2.

42 Евангелие от Иоанна, XIV, 12.

43 Марсилио Фичино (1433—1499), философ-неоплатоник, основатель Платоновской академии во Флоренции. Бруно имеет в виду его трактат “О сравнении жизни небес”. Далее Бруно почти дословно излагает содержание XVIII главы этого произведения. (Marsilius Fieinus. De vita coelitus comparanda in Opera, I. Basileae, 1576, cтp. 556).

44 Сильвио, каноник из Кьоццы — сосед Джордано Бруно по камере в венецианской тюрьме. Упомянут также в статье 218 “Краткого изложения” (Mercati. Указ, соч., стр. 107—108).

45 Грациано Хромой — Франческо Грациано (см. прим, 18).

46 Пресуществление освященного хлеба и вина в тело и кровь Христа— одна из основных догм христианской религии. Тридентский собор (1545—1563) вынес специальное постановление “О святом таинстве евхаристии”: “Если кто скажет, что в святом таинстве евхаристии сохраняется сущность хлеба и вина вместе с телом и кровью господа нашего Иисуса Христа; или будет отрицать чудесное и исключительное превращение всей сущности хлеба в тело и всей сущности вина в кровь, при сохранении лишь внешнего вида хлеба и вина, каковое превращение католическая церковь подобающим образом называет пресуществлением — да будет анафема” (Sacrosancti et oecumenici Concilii Tridentini... canones et decreta. Parisiis, 1899, стp. 109).

47 В поэме “О безмерном и бесчисленном” Джордано Бруно выступает против догмата пресуществления и таинства причастия, говоря: “Мы ищем великолепия божества и природы, слияния и приобщения к нему... не в пище и питье и не в каком-либо низменном веществе...” (Op. lat., vol. I, pt. I стр. 205). В “Изгнании торжествующего зверя” он говорит о себе, что Джордано называет вещи своими именами... зовет хлеб — хлебом, вино — вином. Там же он издевается над таинством причастия (стр. 186).

48 Гийом Котэн, библиотекарь аббатства Сен-Виктор в Париже, с которым Джордано Бруно часто беседовал в 1585 г., отмечает в своем дневнике, что Бруно с презрением высказывался “о тонкостях схоластов, о таинствах и даже об евхаристии, о которой, как он говорит, святые Петр и Павел не имели представления, а только знали, что “это — тело мое” (Memoires de la Societe de l'histoire de Paris et de l'Ile-de-France, vol. XXVII, Paris, 1901, стр. 295, 296).

49 Мишель де Кастельно, сеньер де Мовисьер (1520—1592)—посол короля Генриха III при дворе английской королевы Елизаветы. Был врагом Католической лиги, сторонником веротерпимости. Джордано Бруно жил в его доме во время пребывания в Лондоне с лета 1583 до октября 1585 г. Ему посвящены диалоги Бруно “Пир на пепле”, “О причине, начале и едином” и “О бесконечности, вселенной и мирах” и одно латинское сочинение (“Диалоги”, Прим., стр. 526).

50 Псалом LХХХIV, 6.

51 Псалом XXXV, 7.

52 В трактате “О связях вообще” Джордано Бруно прямо считает ад плодом воображения: “Ибо хотя не существует никакого ада, воображение и представление об аде делают ад истинным и достоверным, без всякого основания истинности” (Op. lat., vol. I, pt. III, стр. 683).

53 Джордано Бруно цитирует 2-ю сатиру Ювенала, стихи 149—152:
Что преисподняя есть, существуют какие-то маны,
Шест харона и черные жабы в пучине стигийской.
Возит единственный челн столько тысяч людей через реку, —
В это поверят лишь дети, еще не платившие в банях.
(Римская сатира. Пер. с латинского Д. Недовича и Ф. Петровского. М., 1957, стр. 178).

54 К учению о множественности миров Джордано Бруно пришел, развивая учение Коперника и делая философские выводы из гелиоцентрической системы. Оно в корне противоречило не только господствовавшей в средние века геоцентрической системе, которой придерживалась и церковь, но и учению церкви о том, что человек — “венец творения”, что земля — центр мира, а Иисус Христос — спаситель рода человеческого. Решительный отказ Бруно отречься от учения о множественности миров послужил одной из главных причин его осуждения и казни.

55 Свои космологические взгляды Джордано Бруно изложил в диалогах: “Пир на пепле”, “О причине, начале и едином”, “О бесконечности, вселенной и мирах”, в философской поэме “О безмерном и бесчисленном”, в тезисах “Камераценского акротизма” и в ряде других произведений.

56 Здесь, как и в диалоге “О бесконечности, вселенной и мирах”, Бруно борется с богословами их же оружием, показывая, что отрицание бесконечности вселенной, как творения бога, означает умаление бесконечного божественного могущества: кто отрицает бесконечное действие, отрицает бесконечную потенцию. Вместе с тем Бруно выступает против положения, выдвинутого Фомой Аквинским: “Бог может сотворить все, что он хочет”, не признавая за богом свободы воли и утверждая, что деятельность бога подчинена законам внутренней необходимости. Отождествление воли бога и необходимости является естественным выводом из положения философии Бруно о тем, что “природа—это бог в вещах” (см. прим. 26).

57 В “Камераценском акротизме” Джордано Бруно определяет вселенную как “бесконечную телесную субстанцию в бесконечном пространстве”. “Вселенная бесконечна, миры же бесчисленны: ибо отдельные тела миров конечны по величине, по численности же все бесконечны” (Op lat., vol I, pt. I, стр. 75, 173, 174).

58 Под всеобщим провидением Бруно понимает необходимость, совпадающую со свободой: “Божественная воля не только необходима, но сама является необходимостью... Свобода и необходимость — едины; так что не следует опасаться того, что, если божественная сущность действует с необходимостью природы, то она действует не свободно; но скорее напротив, она действовала бы совсем не свободно, поступая иначе, чем требуют необходимость и природа, точнее, необходимость природы” (“О безмерном и бесчисленном”, Op. lat., vol. I, pt. I,, стр. 243. См. также “Вопросы истории религии и атеизма”, 1950, стр. 411, прим. 76). Об отношении Бруно к учению церкви о “божественном провидении” см. прим. 93.

59 Эти взгляды изложены Джордано Бруно в диалоге “Пир на пепле” (“Диалоги”, стр. 60).

60 Относительно обитаемости других миров Джордано Бруно говорит в диалоге “О бесконечности, вселенной и мирах”: “Поэтому, подобно тому как на этом холоднейшем теле, которое само по себе холодно и темно, существуют животные, которые нуждаются в теплоте и свете солнца, точно так же на этом самом горячем светящемся теле (солнце) существуют животные, которые живут благодаря холоду окружающих тел...” (“Диалоги”, стр. 369). Бруно предполагал, что жизнь возможна не только на “освещенных” звездах — планетах, но и на “светящихся звездах”.

61 Псалом XXVI, 13.

62 Псалом СIII, 4.

63 Отстаивая мысль о возможности жизни на других мирах, Бруно в целях маскировки ссылается на “священное писание” и “отцов церкви”.

64 Псалом LХХI, 10.

65 Франческо Мария Виаларди (Виалардо) (ок. 1540—1613), писатель, поэт, автор ряда политических и философских произведений. В 1592 г. по обвинению в сочувствии Генриху Наваррскому был арестован инквизицией и содержался в римской тюрьме до июня 1597 г., хотя уже в 1595 г. папская власть признала Генриха IV католиком. Находясь в заключении, всячески подчеркивал свои заслуги в борьбе с еретиками. Некоторое время находился в одной камере с Джордано Бруно. Возможно, что отголоском полемики с Бруно в тюрьме является одна из записей в составленном Виаларди во время заключения комментарии к поэме Торквато Тассо “Завоеванный Иерусалим”. По поводу стиха Тассо “Подобно вечному движению луны” Виаларди пишет: “Таков (еретический взгляд) тех, которые придерживаются мнения о вечности мира, ложную сущность которого я показываю в своем сочинении “О физических первоначалах”” (Rivista Storica Italiana, anno LXVIII, fase. Ili, Napoli, 1956, стр. 330).

66 Потрясенный предательским доносом Челестино и уличающими его показаниями Франческо Грациано и других соседей по камере в венецианской тюрьме, Джордано Бруно и в Виларди готов был видеть предателя, а в его высказываниях — преднамеренную провокацию.

67 Признание вечности мира несовместимо с церковным тезисом о сотворении мира богом. Бессильные логически доказать этот тезис, богословы объявляют акт творения вопросом веры, а не познания. “Столп” католического богословия, Фома Аквинский пишет: “Что мир имел начало — этого следует придерживаться на основании одной лишь веры. Нельзя познать этого с помощью доказательств, однако, в высшей мере подобает веровать в это” (Summa ex universa sacrae Theologiae, Antverpiae, 1583, p. I, qu. XLVI, ari II).

68 Это высказывание Джордано Бруно прямо направлено против одного из основных положений богословия. Фома Аквинский утверждает: “Несомненно, что ничто не может быть равно богу. Но если бы мир существовал всегда, он был бы равен богу по длительности своего существования; следовательно, достоверно то, что мир существовал не всегда” (Summa Theologiae, р. I, qu. XLVI, art. II). Джордано Бруно в своих философских произведениях доказывает вечность природы, вечность материи: “И нет вещества, которому по природе подобает быть вечным, за исключением субстанции, которая есть материя, но и ей тем не менее подобает быть в вечном изменении”,— пишет он в диалоге “Пир на пепле” (“Диалоги”, стр. 149) и эту же мысль отстаивает в диалоге “О причине, начале и едином” (“Диалоги”, стр. 235). В “Камераценском акротизме” Бруно выдвигает тезис о несотворенности и нетленности вселенной (Op. lai, vol. I, pt. I, стр. 175). В “Изгнании торжествующего зверя” он пародирует утверждения богословов о едином акте творения мира богом (стр. 69).

69 Пьерфранческо Комаскьо, сосед Джордано Бруно по камере в венецианской тюрьме.

70 В диалоге “Изгнание торжествующего зверя” Бруно пишет, что Моисей, называемый им магом, учился у египтян и “по множеству знамений победил всех сведущих в магии” (стр. 167, 173).

71 Джордано Бруно подразделяет магию на три вида: естественную, математическую и церемониальную или религиозную (суеверную). Математическая магия ничего общего не имеет с математикой, кроме названия: она изучает образы, фигуры, знаки, буквы, рассматриваемые в качестве средств общения с “высшими” существами. Два последние вида магии Бруно отвергал как антинаучные, хотя и изучал содержание этих “оккультных наук”. В комедии “Подсвечник” Бруно высмеивает суеверия своих современников и жульничество “магов”. К естественной магии Джордано Бруно проявляет серьезный интерес, особенно в годы, предшествующие аресту. Он посвятил этому вопросу трактат “О магии” (сам Бруно называл его “О естественной магии” или “О физической магии”), вошедший в “Московский кодекс” (Op. lat, vol. III, стр. 684). Предшественник Бруно в этой области французский философ Агриппа Неттесгеймский (1486—1535) следующим образом определяет естественную магию: “...естественная магия есть такая, которая созерцает могущественные силы природных и небесных предметов, изучает их скрытые способности и открывает тайные силы природы” (В. С. Рожицын. Джордано Бруно и инквизиция. М., 1955, стр. 163). Вслед за ним Бруно в диалоге “Изгнание торжествующего зверя” говорит, что естественная магия занимается “наблюдением природы, доискиваясь ее тайн”. В своих сочинениях о магии Джордано Бруно, основываясь на идее о всеобщей одушевленности природы, пытается дать физическое объяснение “магических” явлений, т. е. таких явлений в жизни природы и в жизни людей, объяснить которые было не в состоянии современное ему естествознание (F. Tocco. Opere inedite di Giordano Bruno, Napoli, стр. 137, 138). В этом плане магия, как ее понимал Бруно, являлась предшественницей естественных наук, подобно тому как астрология предшествовала астрономии, а алхимия — современной химии.

72 “Глупцы мира были творцами религий, обрядов, закона, веры, правил жизни”,— писал Джордано Бруно в предисловии к диалогу “Тайна Пегаса, с приложением Килленского осла” (“Диалоги”, стр. 464).

73 В том же диалоге Джордано Бруно называет ослиностью богословие и религию (“Диалоги”, стр. 465).

74 В сатирическом диалоге “Тайна Пегаса, с приложением Килленского осла” Джордано Бруно дает резко отрицательную оценку схоластическому богословию и деятельности “отцов церкви” (“Диалоги”, стр. 456, 486, 487)

75 Тридентский собор (1545—1563) провозгласил анафему всякому, кто стал бы выступать против служения обедни в честь святых и осуждать молитвы об их заступничестве перед богом. “Поскольку святые, правящие вместе с Христом, приносят богу свои молитвы за людей, хорошо и полезно призывать их со смирением”,— говорится в одном из постановлений собора (Sacrosancti et oecumenici Concilii Tridentini... canones et decreta, P. 1899, стр. 206, 296, 299). Сравнивая, в “Изгнании торжествующего зверя”, египетский культ (понимаемый им как пантеистическое поклонение богу, разлитому в природе) с религиями “идолопоклонников в Греции и других странах мира”, Бруно выступает против христианского культа святых (стр. 175, 176).

76 Серафино дель Аква-Спарта, сосед Джордано Бруно по камере в венецианской тюрьме. Упомянут также в статьях 163 и 218 “Краткого изложения” (стр. 94, 107—108).

77 Тридентский собор провозгласил анафему всякому, кто стал бы утверждать, что не следует поклоняться реликвиям святых (Sacrosancti et oecumenici Concilii Tridentini... canones et decreta, Paris, 1899, стр. 296— 299).

78 О поклонении ослиному хвосту Джордано Бруно рассказывает в диалоге “Изгнание торжествующего зверя”: “Также я видел, что монахи Генуэзского замка показываются на короткое время и заставляют целовать мохнатый хвост...” (стр. 173). В первой сцене I акта комедии Бруно “Подсвечник” Бонифацио клянется “благословенным ослиным хвостом, которому генуэзцы поклоняются в Замке” (Op. it., vol. III, Bari, 1909, стр. 29). Вплоть до 1797 г. в принадлежавшей Доминиканскому ордену генуэзской церкви Сайта Мария ди Кастелло хранился в серебряном ларце хвост осла, “на котором Иисус въехал в Иерусалим” (там же, стр. 30). Бруно видел его во время своего пребывания в Генуе в 1576 г. вскоре после побега из монастыря. В той же комедии “Подсвечник” Бруно высмеивает поклонение мощам различных святых в Риме и торговлю амулетами (Op. it., vol. III, Bari, стр. 211—212).

79 Св. Ермакор, полулегендарный католический святой, первый епископ Аквилеи; в Венеции была церковь св. Ермакора, в которой, вероятно и находилась упомянутая Бруно реликвия.

80 Речь идет о событиях, сопровождавших английскую реформацию, секуляризацию монастырских имуществ и расхищение церковных богатств в царствование королей Генриха VIII (1509—1541) и Эдуарда VI (1547— 1553).

81 Тридентский собор (XVI в.) провозгласил анафему всякому, кто стал бы называть идолопоклонством поклонение “святым образам” (Sacrosancti et oecumenici Concilii Tridentini... canones et decreta, Paris, 1899, стр. 296—299). Против поклонения иконам и иным изображениям божества и святых Джордано Бруно выступает в диалоге “Изгнание торжествующего зверя”: “Некоторые бессмысленные и глупые идолопоклонники... ищут божества, не имея о нем никакого представления, в останках мертвых и в бездыханных предметах” (стр. 163).

82 Молитвенник (бревиарий) Доминиканского ордена состоит из молитв, католических гимнов, отрывков из “священного писания” и житий святых, расположенных по церковным праздникам и по дням календаря.

83 Слова, которыми завершается чтение церковной службы; молящиеся должны ответить: “Господи помилуй!” (Mercati, Sommario del processo di Giordano Bruno, Citta del Vaticano, 1942, стр. 94).

84 Серафино дель Аква-Спарта, см. прим. 76.

85 Рассказами о подобных “чудесах” переполнены жития святых, и, в частности, жития св. Доминика. Приведенные Джордано Бруно эпизоды содержатся в житии, написанном последовательницей Доминика “блаженной” Цецилией Чезарини (церковь и ее приобщила к “лику святых”); там же содержатся рассказы о том, как св. Доминик загнал в реку дьявола, явившегося в виде ящерицы о двух головах, или, в другой раз, ощипал заживо ни в чем не повинного воробья, который помешал его проповеди и в образе которого, по убеждению присутствовавших и прежде всего самого “святого”, явился не кто иной, как сам сатана (Acta sanctorum, Augusti tomus I. Venetiis, 1750, стр. 588).

86 Франческо Грациано; см. прим. 18.

87 Этот эпизод из раннего детства Джордано Бруно рассказан им в сочинения “Печать печатей” (Ор. lat, v. Il, pt. II, стр. 184—185. См. В. С. Рожицын. Указ соч., стр. 38).

88 Джордано Бруно исходит из представления о “душе мира” как всеобщем движущем начале. Жизненное начало, по мнению Бруно, неотделимо от материи. Из неразрывности духа и материи, из бессмертия и неуничтожимости материи Бруно выводит бессмертие жизни и души. Идея всеобщей одушевленности противоречила точке зрения церкви, считавшей “душу” исключительной привилегией человека, “даром божиим”. Что касается пифагорейской идеи метемпсихоза, переселения душ, то Бруно писал о ней в диалоге “Изгнание торжествующего зверя”: “Я думаю, что если и нельзя в это поверить [то], во всяком случае, следует хорошенько рассмотреть это мнение” (стр. 16).

89 Джордано Бруно, вероятно, имеет в виду следующее место из поэмы Лукреция “О природе вещей”:
Семени мы, наконец небесного все порожденья,
Общий родитель наш тот, от которого все зачинает, —
Мать всеблагая, земля, дождевой орошенная влагой,
И порождает хлеба наливные и рощи густые,
И человеческий род, и всяких зверей производит,
Всем доставляя им корм, которым они, насыщаясь,
Все беззаботно живут и свое производят потомство,
Матери имя земля справедливо поэтому носит.
(Тит Лукреций Кар. О природе вещей, кн. II, стихи 991—998. Пер Ф. А. Петровского. Изд. АН СССР, 1946, стр. 131).

90 Под бессмертной природой души Джордано Бруно понимает вечное свойство одушевленной материи, вечную жизнь, меняющую лишь свои формы. Этот взгляд прямо враждебен религиозно-теологическому представлению о бессмертии личной души. Именно поэтому инквизиторы так тщательно расследовали этот вопрос. Взгляды Бруно на природу души, идея всеобщей одушевленности природы составили, наряду с идеей множественности миров, важнейший пункт обвинения.

91 Джордано Бруно подчеркивал в “Тайне Пегаса”, что душа человека по своей субстанции тождественна душе животных и отличается от нее лишь своей фигурацией (“Диалоги”, стр. 490). Он пришел к материалистическому представлению о том, что человек возвысился над животным Состоянием не благодаря исключительным свойствам его “души” и не благодаря “воле божией”, а в силу развития органов его тела и, прежде всего, “органа органов” — руки (“Диалоги”, стр. 492).

92 Астрология подразделялась на “натуральную”, изучавшую воздействие, которое якобы оказывают движения созвездий на природные явления, изменения погоды и т. п., и “юдициарную”, рассматривавшую “влияние” небесных тел на судьбы людей и всего человечества. Интерес Бруно к астрологии несомненен и подтвержден им самим на допросах в инквизиции; однако нет никаких данных о том, что он соглашался с суеверными представлениями астрологов. Более того, в комедии “Подсвечник” он зло пы-смеипает астрологов и людей, верящих их предсказаниям (Op. it, vol. III).

93 Джордано Бруно в равной мере отрицал как веру в судьбу, так и учение церкви о “провидении божием”. В комедии “Подсвечник” он говорит о Фортуне: “Пытаясь раздавать блага, которые она держит в своих руках, она идет ощупью и чаще всего натыкается на мерзавцев, негодяев и злодеев, которыми полон мир... Впрочем, это но ее вина, а вина того, кто ее сотворил. Юпитер отрицает, что сотворил, ее. Как бы то ни было, сотворена она или нет, но именно так обстоит дело” (Op. it., vol. IlI, стр. 187). Блестящая сатира на учение о “божественном провидении” содержится в диалоге “Изгнание торжествующего зверя” (стр. 67—69).

94 Популярный в средние века сборник магическо-астрологического характера неизвестного автора II в. до н. э.

95 Вероятно, речь идет о трактате “О математической магии”, содержащем цитаты из нескольких книг, вышедших в XVI в., и из трактата Альберта Великого “О чудесных деяниях природы”. Это сочинение было переписано учеником Джордано Бруно Иеронимом Бесслером (“служителем из Нюрнберга”, как называет его Бруно) и вошло в состав “Московского кодекса”.

96 Мысль эта принадлежит Аристотелю и лишь была повторена Фомой Аквинским, о чем Джордано Бруно говорит в трактате “О магии” (Op. lat., vol. III, стр. 403—404). Бруно имеет в виду начало трактата Аристотеля “О душе”: “Признавая знание хорошим и полезным [делом], [можно ставить] одну [отрасль знания] выше других либо по [степени] отчетливости [знания!, либо потому, что [предмет данной науки] более ценен” (Аристотель. О душе. М., 1937, стр. 3).

97 Гийом Котэн (см. прим. 48) пишет в своем дневнике о Бруно: “Он в высшей степени питает 'отвращение к еретикам Франции и Англии, за то, что они презирают добрые дела” (Memoires do la Siciete de l'histoire de Paris, vol. XXVII. Paris, 1901, стр. 296). Бруно ссылается на свой диалог “О бесконечности, вселенной и мирах”. Относительно точного названия этого диалога в литературе существует спор, не разрешенный до настоящего времени. Ряд исследователей, основываясь на отсутствии запятой в названии диалога в первом издании (De l'infinito universo et mondi или De l'infinito, universo et mondi) считает более правильным называть его “О бесконечной вселенной и мирах”. В своем ответе на допросе в инквизиции Джордано Бруно как будто подтверждает это последнее толкование, если только дело не в сокращении, допущенном составителем протокола. Бруно имеет в виду следующее место из диалога, где он выступает против деятелей реформации: “Так иногда известные извратители законов веры и религии, желая казаться мудрыми, заражали столько народов и делали их более варварскими и преступными, чем они были раньше, презирающими добрые дела, уверенными в себе при всех своих пороках и злодействах” (“Диалоги”, стр. 319).

98 Против средневекового аскетизма Бруно выступает в диалоге “О героическом энтузиазме” (стр. 19, 20).

99 Джованни Мочениго явился в римскую инквизицию с новым доносом на Джордано Бруно в июне 1594 г.

100 Первая часть сочинения Джордано Бруно “Песнь Цирцеи”, изданного в Париже в 1582 г., в которой перечисляются свойства различных животных, является острой, хотя подчас и не вполне понятной для современного читателя, сатирой на духовенство; в виде обезьян там изображены монахи, в виде псов — монахи-доминиканцы (называвшие себя “псами господними”), вполне возможно, что в виде свиньи там изображен римский папа (Op. lat., vol. II, pt. I, стр. 179—257). В “Прощальной речи в Виттенбергском университете” (1588 г.) Джордано Бруно говорит о папе, что он “во всеоружии, с ключами и мечом, с обманом и силой, коварством и насилием, с лицемерием и жестокостью,— лисица и лев, наместник адского тирана, — отравил человечество суеверным культом и более чем животным невежеством под видом божественной мудрости и угодной богу простоты”, и сравнивает папскую тиару с адским псом — треглавым цербером (Ор. lat., vol. I, pt. I, стр. 20, 21).

101 Галеаццо Караччоли, маркиз де Вико (1516—1586) возглавлял итальянскую реформатскую общину в Женеве.

102 Никколо Бальбани, доктор церковного права; с 1551 по 1587 г. был настоятелем итальянской реформатской церкви в Женеве.

103 Альбериго Джентиле (1512—1608), уроженец Анконы, автор труда “Право войны”; принадлежит к итальянской реформатской эмиграции. Во время пребывания Джордано Бруно в Англии преподавал юриспруденцию в Оксфордском университете. В Саксонию А. Джентиле прибыл с английским посольством.

104 Во Франкфурте в 1591 г. Джордано Бруно опубликовал три философские поэмы, которые, наряду с итальянскими диалогами, составляют основную часть его философского наследия: “О безмерном и бесчисленном”, “О монаде, числе и фигуре” и “О тройном наименьшем и об измерении”.

105 Постановлением Тридентского собора (XVI в.) были запрещены все сочинения Лютера, Кальвина, Цвингли и других деятелей реформации (Sacrosancti et oecumenici Concilii Tridentini... canones et decreta, Paris, 1899, стр. 427).

106 Раймунд Луллий (1235—1315), испанский философ-схоласт. Разрабатывал искусство механического мышления при помощи кругов с начертанными на них понятиями, занимался мнемоникой — учением о методах развития механической памяти. Отвергая богословские взгляды Луллия, Бруно много внимания уделял развитию логических мнемонических приемов Луллия. Сочинения Луллия во времена Бруно были запрещены католической церковью, как еретические. Впоследствии Луллий был причислен к “лику святых”.

107 Агостино Монтальчино — один из самых реакционных итальянских богословов XVI в.; не раз приезжал в монастырь св. Доминика, где находился Джордано Бруно, для устройства теологических диспутов, сводившихся к доказательству того или иного положения из “Суммы богословия” Фомы Аквинского.

108 Вопрос о том, отрекался ли Джордано Бруно ранее от своих “еретических” взглядов, имел большое юридическое значение. Еретик, однажды уже представавший перед судом инквизиции и отрекшийся, а затем “вновь впавший” в ересь, подлежал более суровому наказанию.

109 Франческо Иеренимиани — сосед Джордано Бруно по камере в венецианской тюрьме.

110 Имеется в виду Венецианская синьория.

111 Книга Джордано Бруно “О знамениях времени” не сохранилась. Содержание ее не известно.

112 “О тенях идей”—первое дошедшее до нас сочинение Джордано Бруно. Оно посвящено не только учению о памяти, но и изложению теории познания.

113 Содержание этого произведения Джордано Бруно не известно.

113 Имеется в виду священник Доменико да Ночера, учитель Бруно, преподававший философию Фомы Аквинского в монастырской школе в Неаполе в 1572—1574 гг., с которым Джордано Бруно встречался в Венеции незадолго до ареста; он подтвердил это показание Бруно во время допроса в инквизиции.

115 С марта 1595 по декабрь 1597 г. инквизиторы изучали философские произведения Джордано Бруно с целью извлечения из них “еретических” положений. К этому времени в распоряжении инквизиции имелись все основные сочинения Бруно. Приведенные далее положения извлечены из итальянских диалогов “Пир на пепле”, “О причине, начале и едином” “О бесконечности, вселенной и мирах”, а также из латинских поэм “О монаде, числе и фигуре” и “О тройном наименьшем и об измерении”.

116 Эти положения извлечены из диалога “О причине, начале и едином”, а также из поэм “О монаде, числе и фигуре” и “О тройном наименьшем и об измерении”.

117 В своих произведениях Джордано Бруно ссылается на Библию не как на “священное писание”. Он дает библейским текстам рационалистическое толкование. В данном случае Бруно имеет в виду второй стих I главы Книги бытия: “Дух господень пребывал на водах”. Перевод, который дает Бруно, отличается от латинского перевода Вульгаты и от русского синодального перевода: “Дух божий носился над водою” и, по мнению Л. Фирпо, более точно передает древнееврейский текст (L. Firро. Il processo di Giordano Bruno, Napoli, 1949, стр. 77—84). Толкование этого места Бруно дает в диалоге “О причине, начале и едином” (“Диалоги”, стр. 267).

118 В диалоге "О бесконечности, вселенной и мирах" Бруно пишет: “Там, где, активная потенция бесконечна, там с необходимостью и объект этой потенции бесконечен” (“Диалоги”, стр. 326).

119 Екклезиаст, XII, 7.

120 Взгляды Джордано Бруно на сущность “Души мира” и всеобщей одушевленности природы и материи изложены в диалогах “О причине, начале и едином” и “О бесконечности, вселенной и мирах” (“Диалоги”, стр. 202, 213, 323 и др.).

121 Эти положения извлечены из диалогов “О причине, начале и едином” и “Пир на пепле”: “Никакая вещь не уничтожается и не теряет бытия, но лишь случайную внешнюю и материальную форму...”; “И когда мы видим нечто, как говорится, умирающим, то мы должны верить не столько в его смерть, сколько в изменение и в прекращение его случайного состава и построения, так как вещества, которые в него входят, всегда остаются бессмертными” (“Диалоги”, стр. 113, 232, 233).

122 Очевидно, в разъяснениях Джордано Бруно приводились какие-то цитаты из Библии, опущенные составителем “Краткого изложения”. Что касается евангелиста Иоанна, то Бруно имеет в виду ссылку на 17-й стих I главы “Откровения Иоанна”, содержащуюся в его диалоге “О причине, начале и едином” (“Диалоги”, стр. 245).

123 Екклезиаст, I, 4 и I, 9. В синодальном издании Библии слова Екклезиаста I, 9 гласят: “что было, то и будет... И нет ничего нового под солнцем”.

124 Сравнение “мировой души” и душ людей с отражением солнца в зеркале и в осколках зеркала содержится в трактате Бруно “Светильник тридцати статуй”: “Если бы одно было солнце и одно огромное зеркало, во всем зеркале можно было бы созерцать одно солнце; и если бы случилось так, что это зеркало разбилось на бесчисленное количество частей, мы увидели бы, как во всех частях явился полный и цельный образ солнца” (Ор. lat, vol. III, стр. 59, 60).

125 Псалом LVII, 8.

126 Псалом LXX1, 1, 6, 7.

127 Пропаганде гелиоцентрической системы и философских выводов из нее посвящен диалог Джордано Бруно “Пир на пепле”. Девятая глава третьей книги поэмы “О безмерном и бесчисленном” называется “О свете Николая Коперника” и прославляет научный подвиг великого польского ученого (Op. lat., vol. I, pt. I, стр. 380—389).

128 Екклезиаст, I, 4, 5.— Синодальный перевод этого текста соответствует толкованию, которое дает Джордано Бруно: земля не “стоит”, а “пребывает” вовеки.

129 Речь идет о метафорическом стиле сочинений Джордано Бруно. В диалоге “Пир на пепле” он говорит о звездах: “Эти пылающие тела суть посланники, извещающие о превосходстве славы и величия божия” (“Диалоги”, стр. 60). В ответе на замечания инквизиторов Бруно пытается дать приемлемое для богословов объяснение этого поэтического образа.

130 Псалом, XVIII, 2.

131 В диалоге “О бесконечности, вселенной и мирах” Джордано Бруно пишет о земле и других мировых телах, как о живых существах, одаренных “большим и лучшим разумом” (“Диалоги”, стр. 376).

132 Под одушевленностью земли и вообще материальных тел Джордано Бруно подразумевал внутреннюю способность материи к движению и развитию. Об этом он писал в диалоге “Пир на пепле” (“Диалоги”, стр. 112).

133 Отрицание принятого схоластами и богословами аристотелевского понимания человеческой души как формы рассматривалось церковью в качестве ереси. Относительно этого положения инквизиторы 24 августа 1599 г., по докладу кардинала Беллармина, вновь потребовали объяснения от Джордано Бруно.

134 Такого рода определения души часто встречаются в произведениях Джордано Бруно. Например: “Всякая материальная форма связана с материей; душа же имеет такое же отношение к материи, как мастер к дому, кормчий к кораблю” (Op. lat., vol. III, стр. 246).

135 Послание к Филиппийцам, I, 23.

136 Книга Иова, X, II.

137 Екклезиаст, I, 14. В синодальном издании Библии указанное место гласит: “Видел я все дела, какие делаются под солнцем, и вот, все — суета и томление духа!”

138 См. статьи 82—97 “Краткого изложения” (стр. 373—375). В данном случае составитель не счел нужным приводить новые объяснения и доказательства, представленные Джордано Бруно, так как они полностью совпадали с содержанием его философских произведений и прежних показаний на процессе. В этом основном вопросе своей философии, явившемся главным пунктом обвинения, Джордано Бруно не отступил ни на шаг.