Джорджо Вазари

К оглавлению

Жизнеописание Мазаччо из Сан Джованни ди Вальдарно, живописца

Таков уж обычай природы, что когда она создает человека превосходного в какой-либо деятельности, то сплошь да рядом создает его не в единственном числе, но в то же самое время и где-нибудь поблизости от него создает и другого, с ним соревнующегося, чтобы они могли принести пользу друг другу доблестью и соперничеством. И помимо исключительной пользы для самих соревнующихся это безмерно воспламеняет и души потомков их, вселяя в них стремление со всяческим старанием и всяческим трудолюбием достичь тех почестей и той славной известности, коими, как они повседневно слышат, громко прославляются их предки. А что это действительно так и бывает, доказала Флоренция, породившая в течение одного поколения Филиппо, Донато, Лоренцо, Паоло Учелло и Мазаччо, из которых каждый был в своем роде превосходнейшим и благодаря которым не только сошла на нет грубая и неуклюжая манера, коей придерживались до того времени, но и прекрасные их творения возбудили и воспламенили души их потомков настолько, что занятие их делом достигло того величия и того совершенства, которые мы видим во времена наши. За это мы поистине весьма обязаны тем первым, кои своими трудами указали нам правильный путь, ведущий к высшей ступени. Что же касается доброй манеры живописи, то ею главным образом обязаны мы Мазаччо, ибо именно он, стремясь достигнуть славы, понял (поскольку живопись есть не что иное, как воспроизведение при помощи только рисунка и красок живых произведений природы такими, какими они ею порождены), что тот, кто в совершенстве этому будет следовать, и может именоваться превосходным. Так как, говорю я, Мазаччо это понял, то это и послужило причиной того, что он благодаря неустанным своим занятиям научился столькому, что может быть назван в числе первых, устранивших большую часть трудностей, несовершенства и препятствий в искусстве, и что именно он и положил начало прекрасным позам, движениям, порывам и живости, а также некоей рельефности поистине настоящей и естественной, чего до него никогда еще не делал ни один живописец. Обладая величайшей рассудительностью, он обратил внимание на то, что все те фигуры, у которых ступни ног не ступали на землю и не сокращались, а стояли на цыпочках, лишены всякого достоинства и манеры в самом существенном и что те, кто так их изображает, обнаруживают непонимание сокращений. И хотя этим делом занимался Паоло Учелло и кое-что сделал для облегчения этой трудности, тем не менее Мазаччо начал изображать сокращения на разные лады и с любой точки зрения гораздо лучше, чем кто-либо до тех пор это делал. Он писал свои работы с должной цельностью и мягкостью, согласуя телесный цвет лиц и обнаженных частей тела с цветом одежды, которую он любил изображать с немногими и простыми складками, как это бывает в живой действительности. И это принесло большую пользу художникам, за что он достоин похвалы как изобретатель, ибо поистине работы, созданные до него, можно назвать написанными, те же, что принадлежат ему, - живыми, правдивыми и естественными по сравнению с теми, которые выполнялись другими.

Родом он был из местечка Сан Джованни ди Вальдарно, и говорят, что там и теперь еще можно видеть несколько фигур, написанных им в егo первой молодости(1). Человеком он был весьма рассеянным и очень беспечным, подобно тем, у кого вся дума и воля сосредоточены лишь на вещах, имеющих отношение к искусству, и кто мало обращает внимания на себя и еще меньше на других. И так как он никогда и никак не хотел думать о житейских делах и заботах, в том числе даже о своей одежде, и имел обыкновение требовать деньги у своих должников лишь в случае крайней нужды, то вместо Томмазо, каково было его имя, его все звали Мазаччо(2), однако не за порочность, ибо от природы он был добрым, а за ту самую его рассеянность, которая не мешала ему с такой готовностью оказывать другим такие услуги и такие любезности, о которых и мечтать не приходилось.

Он начал заниматься искусством в то время, когда Мазолино да Паникале расписывал во флорентинской церкви Кармине капеллу Бранкаччи(3), следуя все время насколько мог по стопам Филиппо и Донато, хотя и в другом искусстве, и постоянно стараясь в своих работах изображать фигуры с возможно большей живостью и величайшей непосредственностью, наподобие действительности. И по сравнению с другими он рисовал и писал настолько по-новому, что произведения его смело могут выдержать сопоставление с любым современным рисунком и колоритом. Он был в высшей степени усердным в своей работе и удивительно искусным в преодолении трудностей перспективы, что можно видеть по истории с малыми фигурами, находящейся ныне в доме Ридольфо дель Гирландайо(4), где помимо Христа, исцеляющего бесноватого, изображены в перспективе прекраснейшие здания в такой манере, что в одно и то же время они видны и внутри и снаружи, ибо точка зрения для большей трудности выбрана не спереди, а с угла. Он в большей степени, чем другие мастера, старался изображать обнаженные тела и мало применявшееся до него сокращение фигур. Работал он с величайшей легкостью, одежды же писал, как говорилось, с большой простотой. Сохранился образ его работы, написанный темперой, с изображением Богоматери на коленях у св. Анны, с младенцем на руках. Образ этот ныне находится в Сант Амброджо во Флоренции, в капелле, что возле дверей, ведущих в приемную монахинь(5). В церкви Сан Никколо, что за Арно, на алтарной преграде находится еще один образ работы Мазаччо, написанный темперой, на котором, кроме Богоматери, которой ангел приносит благую весть, изображено в перспективе очень красивое здание со многими колоннами, и действительно помимо совершенного линейного построения он так передал удаление при помощи цвета, что здание это, постепенно бледнея, теряется из виду, в чем он обнаружил большое понимание перспективы(6). Во Флорентинском аббатстве он написал фреской на столбе, насупротив одного из тех, что несут арку главного алтаря, св. Ива Бретонского, изобразив его внутри ниши так, что ноги из-за низкой точки зрения сокращаются, а так как это никому другому так хорошо не удавалось, он заслужил немалые похвалы. А под названным святым на другом уровне он изобразил окружающих его вдов, сирот и бедняков, нуждам которых святой помогает(7). Также и в Санта Мариа Новелла он написал фреской под трансептом церкви Троицу(8), расположенную над алтарем св. Игнатия, по бокам же Богоматерь и св. Иоанна Евангелиста, созерцающих распятого Христа. По обе стороны находятся две коленопреклоненные фигуры, в которых, насколько можно судить, изображены заказчики работы; однако их едва видно, так как они закрыты позолоченным окладом. Но что там помимо фигур красивее всего, так это цилиндрический свод, изображенный в перспективе и разделенный на кессоны с розетками, уменьшающимися и сокращающимися так хорошо, что кажется, будто стена уходит вглубь. Он написал также в церкви Санта Мариа Маджоре, возле боковых дверей, ведущих к Сан Джованни, на доске в одной из капелл Богоматерь, св. Екатерину и св. Юлиана, а на пределле изобразил несколько малых фигур из жития св. Екатерины, а также св. Юлиана, убивающего отца и мать, в середине же изобразил Рождество Христово со свойственными его работам простотой и живостью(9).

В церкви Кармине в Пизе на доске, находящейся в одной из капелл трансепта, он написал Богоматерь с младенцем, в ногах же у нее несколько играющих ангелочков, один из коих, играющий на лютне, внимательно прислушивается к гармонии звуков. Вокруг Богоматери - св. Петр, св. Иоанн Креститель, св. Юлиан и св. Николай - фигуры, полные движения и жизни. Внизу, на пределле, изображены малыми фигурами истории из житий этих святых, а в середине волхвы, приносящие Христу дары, и в этой части несколько коней написаны с натуры так прекрасно, что лучше и не придумаешь, люди же в свите этих трех царей одеты в разнообразные одежды, в какие одевались в те времена. Наверху же, завершая названную доску, расположено в нескольких клеймах много святых вокруг Распятия. Полагают, что фигура святого в епископском одеянии, изображенная в этой церкви фреской возле дверей, ведущих в монастырь, принадлежит Мазаччо, я же уверен, что это работа фра Филиппо, его ученика(10).

По возвращении из Пизы он написал во Флоренции доску с обнаженными мужчиной и женщиной во весь рост, находящуюся ныне в доме Паллы Ручеллаи(11). Вскоре после этого, чувствуя, что во Флоренции ему не по себе, и побуждаемый влечением и любовью к искусству, он решил, дабы поучиться и превзойти остальных, отправиться в Рим. Так он и сделал и, приобретя там себе величайшую славу, расписал для кардинала Сан Клементе в церкви Сан Клементе капеллу, где фреской изобразил Страсти Христовы с разбойниками на кресте и истории из жития св. Екатерины-мученицы(12). Он расписал также много досок темперой, но все они во время римских неурядиц либо погибли, либо затерялись. Одна из них - в церкви Санта Мариа Маджоре в маленькой капелле возле ризницы; на ней четыре святых изображены так хорошо, что кажутся рельефными; в середине же - закладка церкви Санта Мариа делла Неве, где папа Мартин, написанный с натуры, намечает мотыгой основание церкви, а рядом с ним император Сигизмунд II(13). Как-то эту работу рассматривал со мной вместе Микельанджело, который очень похвалил ее и прибавил затем, что люди эти во времена Мазаччо еще были живы.

Последнему, когда Пизанелло и Джентиле да Фабриано(14) расписывали в Риме стены церкви Санта Янни для папы Мартина, была заказана часть работы, но он, услышав, что Козимо деи Медичи, который ему много помогал и покровительствовал, возвратился из изгнания, уехал во Флоренцию, где ему была заказана капелла Бранкаччи в церкви Кармине ввиду смерти Мазолино да Паникале, которым она была начата. Прежде чем приступить к ней, он написал возле веревок колоколов в качестве опыта св. Павла, дабы показать улучшения, внесенные им в искусство(15). И в живописи этой он обнаружил поистине бесконечное умение, ибо голова этого святого, в котором он написал с натуры Бартоло ди Анджолини, являет такую потрясающую силу, что кажется, будто этой фигуре недостает только речи. И тот, кто не знал, каков был св. Павел, взглянув на него, сразу увидит в нем благородство римской гражданственности, а вместе с тем и неукротимую твердость сей благочестивейшей души, целиком устремленной к заботам о вере. В этой же живописной работе он обнаружил также поистине удивительное понимание сокращения при точке зрения снизу вверх, о чем можно судить и ныне по ногам названного апостола, ибо не кто иной, как Мазаччо, полностью преодолел эту трудность, сравнительно с той старой неуклюжей манерой, в которой, как я говорил несколько выше, все фигуры изображались на цыпочках и которой все придерживались вплоть до него и никто не исправлял, а лишь он один раньше всех остальных преобразовал ее в хорошую манеру наших дней. В то время как он выполнял эту работу, происходило освящение названной церкви Кармине, и Мазаччо в память этого написал светотенью и зеленой землей во дворе над дверями, ведущими в монастырь, все освящение, как оно происходило(16): он изобразил там бесчисленное множество граждан в плащах и с капюшонами, которые следуют за процессией, и в их числе Филиппо Брунеллеско в деревянных сандалиях, Донателло, Мазолино да Паникале, своего учителя, Антонио Бранкаччи, заказавшего ему капеллу, Никколо да Удзано, Джованни ди Биччи деи Медичи, Бартоломео Валори; они же изображены им в доме Симона Корси, флорентинского дворянина. Он написал там и портрет Лоренцо Ридольфи, который в то время был послом Флорентинской республики в Венеции, и не только портреты вышеназванных благородных мужей, но и ворота монастыря, и привратника с ключами в руках. Это произведение в самом деле отличается великим совершенством, ибо Мазаччо сумел так хорошо разместить на поверхности этой площади людей по пяти и по шести в ряд, что они пропорционально и правильно уменьшаются в соответствии с точкой зрения, и это поистине чудо. И в особенности обращаешь внимание на то, что они совсем как живые, ибо ему удалось обдуманно изобразить этих людей не всех одного роста, но с должной наблюдательностью различить низких и толстых от высоких и худощавых, и стоят они всей ступней на одной и той же поверхности, причем ряды сокращаются так удачно, что и в натуре по-другому не бывает.

Когда он после этого вернулся к работам в капелле Бранкаччи, то, продолжая истории из жития св. Петра, начатые Мазолино, он закончил одну часть их, а именно истории с папским престолом, исцеление расслабленных, воскрешение мертвых и излечение хромых тенью Петра, идущего в храм вместе со св. Иоанном. Но самой примечательной кажется нам та, где св. Петр, чтобы уплатить подать, достает деньги по указанию Христа из внутренностей рыбы, ибо в одном из апостолов, стоящем в заднем ряду, мы видим изображение самого Мазаччо, выполненное им самим при помощи зеркала так хорошо, что он кажется совсем живым, а кроме того, примечательно, с каким пылом св. Петр вопрошает Христа и с каким вниманием апостолы, окружившие его в разных положениях, ожидают его решения, с телодвижениями столь выразительными, что поистине кажутся живыми; в особенности примечателен св. Петр, который старается достать деньги из внутренностей рыбы, с лицом, налившимся кровью оттого, что он наклонился; и более того, когда он платит подать, видно, с каким возбуждением он пересчитывает деньги и с какой жадностью и величайшим удовольствием сборщик податей разглядывает в своей руке уже полученные им монеты. Он написал также воскрешение царской дочери, совершаемое св. Петром и св. Павлом, хотя из-за смерти самого Мазаччо работа эта и осталась незавершенной и после него закончил ее Филиппино. В истории крещение св. Петром высокую оценку получила обнаженная фигура одного из новокрещеных, который дрожит, окоченев от холода; написанный с прекраснейшей рельефностью и в мягкой манере, он всегда вызывал почтение и восхищение художников, как старых, так и современных(17).

Вот почему капелла эта постоянно посещается и поныне бесчисленным множеством рисовальщиков и мастеров. В ней есть еще несколько голов очень живых и настолько прекрасных, что, по правде сказать, ни один мастер той поры так близко не подошел к современным мастерам, как Мазаччо. И потому труды его заслуживают несчетнейших похвал и главным образом за то, что он в своем мастерстве предвосхитил прекрасную манеру нашего времени. А доказательством истинности этого служит то, что все прославленные скульпторы и живописцы с того времени и поныне, упражнявшиеся и учившиеся в этой капелле, стали превосходными и знаменитыми, а именно фра Джованни да Фьезоле, фра Филиппо, Филиппино, ее завершивший, Алессио Балъдовинетти, Андреа дель Кастаньо, Андреа дель Верроккио, Доменико Гирландайо, Сандро Боттичелли, Леонардо да Винчи, Пьетро Перуджино, фра Бартоломео да Сан Марко, Мариотто Альбертинелли и божественнейший Микельанджело Буонарроти.Также и Рафаэль Урбинский отсюда извлек начало прекрасной своей манеры, Граначчо, Лоренцо ди Креди, Ридольфо дель Гирландайо, Андреа дель Сарто, Россо, Франчабиджо, Баччо Бандинелли, Алонзо Спаньуоло, Якопо да Понтормо, Пьерино дель Вага и Тодо дель Нунциата и, в общем, все те, кто стремился научиться этому искусству, постоянно ходили учиться в эту капеллу, чтобы по фигурам Мазаччо усвоить наставления и правила для хорошей работы(18). И если я не перечислил многих иноземцев и многих флорентинцев, ходивших учиться в названную капеллу, то достаточно будет и этого, ибо куда стремятся главы искусства, туда же сбегаются прочие его члены. Однако, несмотря на то, что творения Мазаччо всегда пользовались таким уважением, все же существует у многих мнение и даже твердая уверенность в том, что деятельность его была бы еще гораздо более плодотворной для искусства, если бы смерть, похитившая его у нас в возрасте двадцати шести лет, не унесла его столь преждевременно. Но было ли это по причине зависти или потому, что все хорошее обычно бывает недолговечным, так или иначе, умер он во цвете лет и ушел от нас столь внезапно, что многие подозревали, скорее, отравление, чем иную случайность(19).

Говорят, что, когда Филиппо ди сер Брунеллеско услышал о его смерти, он сказал: "В лице Мазаччо нас постигла величайшая утрата", - и горевал о нем безутешно, тем более что покойник положил немало трудов, показывая ему многие правила перспективы и архитектуры. Погребен он в той же церкви Кармине в 1443 году, и если тогда же на гробницу его не было поставлено никакого памятника, ибо при жизни его мало ценили, то после смерти его не преминули почтить следующими эпитафиями:

сочинения Аннибала Каро:

Как живописец, я с природою сравнился.

Правдиво придавал любой своей работе

Движенье, жизнь и страсть. Великий Бонарроти

Учил всех остальных, а у меня учился.

и сочинения Фабио Сеньи:

Invida cur, lachesis, prime sub flore juventae

Pollice discindis stamina funereo?

Hoc uno occiso, innumeros occidis Apelles:

Picturae omnis obit, hoc obeunte, Iepos.

Hoc Sole extincto, extinguuntur sydera cuncta.

Heu! decus omne pent, hoc pereunte, simul(20).

Главная работа: фрески в капелле Бранкаччи флорентинской церкви Кармине (между 1424 и 1428 гг. с перерывом).

Другие работы: части полиптиха церкви Кармине в Пизе: "Мадонна с ангелами" в Лондонской Национальной галерее, "Распятие" в Неаполитанском Национальном музее, "Св. Павел" в музее г. Пизы, "Св. Андрей" в собрании Ланцкоронского в Вене, "Поклонение волхвов" в Берлинском музее, "Святые Августин и Иероним" там же; "Мученичество святых Петра и Иоанна" там же, "Св. Юлиан и св. Николай" там же; "Св. Анна с Богоматерью и младенцем" в Уффици (может быть, в сотрудничестве с Мазолино); фреска "Троица с донаторами" в церкви Санта Мариа Новелла во Флоренции; "Мужской портрет" в музее Гарднера, Бостон, США.

1) В Сан Джованни ди Вальдарно работ Мазаччо не сохранилось.

2) "Мазаччо" в буквальном переводе значит "мазила".

3) О работах Мазолино в капелле Бранкаччи см. его биографию; о работах Мазаччо там же см. ниже, прим. 17.

4) Биографию художника Ридольфо Гирландайо см. в ч. III "Жизнеописаний". Находившуюся в его доме работу Мазаччо идентифицируют с "Исцелением бесноватого" в собрании Джонсон в Филадельфии (США).

5) "Св. Анна" находится теперь в Уффици. После последней реставрации сотрудничество Мазолино признано еще более вероятным (ему приписывается сама Анна и ангелы по обеим сторонам).

6) Работа из церкви Сан Никколо идентифицируется с "Благовещением" Мазолино в собр. Гольдман в Нью-Йорке.

7) Фрески не сохранились.

8) "Троица" в Санта Мариа Новелла сохранилась. При недавней реставрации расчищена нижняя часть фрески с гробницей, на которой лежит скелет Адама.

9) Из работ в Санта Мариа Маджоре не сохранились "Св. Юлиан" (в Уффици) и часть пределлы (в музее Энгра в Монтобане).

10) Пизанский полиптих Мазаччо сохранился; отдельные части его находятся теперь в разных местах: в Лондоне, Неаполе, Пизе, Вене, Берлине. В работе над полиптихом принимал участие ученик Мазаччо Андреа ди Джусто. Фреска возле дверей не сохранилась.

11) Доска из дома Ручеллаи не сохранилась.

12) Фрески в римской церкви Сан Клементе приписываются в настоящее время Мазолино. Вопрос об участии Мазаччо может быть решен окончательно лишь после того, как фрески будут целиком очищены от более поздних записей (возможно, что Мазаччо, чья рука усматривается в некоторых частях фресок, дописывал их после Мазолино).

13) "Закладка церкви Санта Мариа Маджоре" находится теперь в Неаполитанской пинакотеке, 4 святых - в собр. Джонсон в Филадельфии.

14) Биографии Джентиле да Фабриано и Пизанелло см. в ч. III "Жизнеописаний"; церковь Санто Янни - базилика Сан Джованни ин Латерано.

15) Причина приглашения Мазаччо, по-видимому, была другая; "Св. Павел" Мазаччо не сохранился (как и "Св. Петр" Мазолино).

16) Фреска "Освящение церкви Кармине" уничтожена; сохранились лишь копии XVI века.

17) В работах по росписи капеллы Бранкаччи (Бранкаччи звали не Антонио, как говорит Вазари, а Феличе) во флорентинской церкви Кармине принимали участие в хронологической последовательности: Мазолино, Мазаччо и Филиппино Липпи. Разделение работы первых двух вызывает известные трудности. Судя по некоторым чертам, Мазаччо заканчивал после Мазолино фрески "Исцеление калеки" и "Воскресение Тавифы" и принимал участие в работе над фресками "Воскрешение царского сына" и "Петр в Аyтиохии", законченными Филиппино Липпи,

Бесспорные шедевры Мазаччо, ставшие этапом в развитии итальянской живописи, - "Изгнание из рая" и "Взимание статира", а также фрески с изображением апостола Петра (крестящего, исцеляющего и оделяющего милостыней). Во "Взимании статира" один из апостолов (Фома) - портрет не Мазаччо, а, предполагают, заказчика Феличе Бранкаччи (которому тогда было 43 года); автопортрет же Мазаччо усматривается в фигуре безбородого юноши в красной одежде с фрески "Проповедь Петра с кафедры".

18) Всем перечисленным художникам в частях II и III "Жизнеописаний" посвящены отдельные биографии (кроме Тото дель Нунциата, ученика Р. Гирландайо, и испанца Алонзо, как, по-видимому, назван учившийся и работавший в Риме и Флоренции Алонсо Берругете).

19) Догадка Вазари об отравлении Мазаччо никаких оснований не имеет.

20)
"Лахезис, о для чего ты, завистница, знамением черным

Срезала юный цветок нежный нещадным перстом?

Так, поразив одного, Апеллес поразил неисчетных:

Живопись лепость свою с этим одним погребла

Так, лишь солнце погаснет, все звезды на небе,

С этим погибшим, увы! Гибнет прекрасное все."

Перевод Ю. Н. Верховского