Ко входуБиблиотека Якова КротоваПомощь
 

Борис Успенский

ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ РАЗЫСКАНИЯ В ОБЛАСТИ СЛАВЯНСКИХ ДРЕВНОСТЕЙ

(Реликты язычества в восточнославянском культе Николая Мирликийского)

К оглавлению

ГЛАВА I. КУЛЬТ НИКОЛЫ НА РУСИ: ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА

1. ОСОБОЕ ПОЧИТАНИЕ НИКОЛЫ

Хорошо известно, что Никола (св. Николай) занимает совершенно исключительное место в русском религиозном сознании. Никола, несомненно, наиболее чтимый русский святой, почитание которого приближается к почитанию Богородицы и даже самого Христа. Это особое положение Николы на Руси неоднократно отмечали иностранные наблюдатели, которые констатировали, что русские воздают Николе поклонение, приличествующее самому Богу. “Nicolaum sanctum... praecipue venerantur, eumque Divino fere cuitu prosequuntur”, — сообщает, например, о русских Гвань-ини (1578, л. 18, ср. также л. 2); ср. аналогичные свидетельства для начала XVIII в. у Перри (Перри, 1716, с. 224—225; Перри 1871, с. 145) или у Седерберга (1873, с. 14). По словам Одерборна (1582, л. 2 об. тетради В), “...Russos omnes S. Nicolaum tan-quam Deum adorare”, и это мнение находит подтверждение в свидетельстве самих русских: так, некий инок Афанасий, сторонник еретика Феодосия Косого, заявлял в те же годы: “Николу... аки Бога почитают православнии” (Зиновий Отенский, 1863, с. 485). С. Маскевич писал в 1609 г., что “в случае... убедительной просьбы русские молят не ради Бога или Христа Спасителя, но ради Николы” (Устрялов, II, с. 28), л нельзя не признать, что он имел основания так думать: еще в конце XVIII в. встречались священники, исповедующие Николу как Бога. Так, в 1781 г. епископ воронежский и елецкий Тихон (Малинин), испытав в катехизисе семидесятилетнего священника Афанасия Михайлова, обнаружил, что тот “святителя Николая почитает Богом”, а “о Христе Спасителе никакого понятия не имеет” (“Орловские епархиальные ведомости”, г. IV, 1868, № 23, с. 1858).

Равным образом иностранцы свидетельствуют об особом почитании Николина дня у русских: Де-Ту в начале XVII в. говорит о празднике вешнего Николы как “о празднике, предпочитаемом суеверными москвичами самой Пасхе” (Устрялов, I, с. 344, а также с. 456, примеч. 296), ср. сообщение Мартина Бера, относящееся к тому же времени: “Вербное воскресение... после Николина дня считатся [у русских] важнейшим праздником” (Устрялов, I, с. 136—137). Опять-таки, и это свидетельство подтверждается русскими источниками: Феофан Прокопович считал нужным

6


учить простолюдинов, “дабы святого Николая не боготворили”, ввиду того, что те “память святого Николая выше Господских праздников ставят” (Чистович, 1868, с. 215; Соловьев, X, с. 104).

Особенно характерно бытующее представление о том, что Никола входит в Троицу: еще .в XIX—XX вв. можно встретить мнение, что Троица состоит из Спасителя, Богоматери и Николы (Уоллес, I, с. 77; А. Логинова, устное сообщение). По свидетельству Вармунда, посетившего Россию в конце XVII в., русские могли даже считать Николу четвертым лицом Троицы (Рущинский, 1871, с. 173) 1.

Соответственно, в фольклорных текстах Никола может смешиваться с Богом (ср.: Федотов, 1935, с. 61—62) и имя Николы сочетается с наименованием Господа (или Троицы) а Богородицы, как бы объединяясь с ними в одно целое, что в какой-то мере соответствует их объединению в деисусном иконном изображении (см. об этом специально ниже, § 1.2). Ср., например:

Теперь благослови, Боже Господи,
Божья Мать, Пресвята Богородица,
Свет сударь Микола Многомилосливой.
(Шейн, 1898—1900, с. 379, №.1296)
Помолюсь я, красна девица,
Самому Христу небесному,
Пресвятой я Богородице:
Сохрани-помилуй, Господи,
На сегоднешний великой день [т. е. день свадьбы].
Помолюсь я, красна девица,
Я Николе Многомилостиву:
Сохрани-помилуй девицу,
Святый Никола Многомилостивый!
(Рыбников, III, с. 98)
Вставает Ванька по утру ранешенько,
Умывается Ванюшка белешенько,
Трется в миткалиново полотенышко,
Молится Миколы Можайскому,
Още Пресвятой Богородицы,
Самому Христу, Царю небесному:
“Вы храните меня, милуйте”.
(Рыбников, II, с. 137)
И, може, господи Бладыко свет помилует,
И Пресвята мать Богородица заступится,
И сохранит да ведь Микола многомилосливой.
(Е. Барсов, II, с. 70)
7


И мне-ка стать да перед Спасом — Богородичей,
И мне-ка Господу бы Богу помолитися
..............................................................
И три поклона положить да во сыру землю;
И как первой поклон — Пречистой Богородице,
И мне другой поклон Миколы-то Угоднику,
И мне третей поклон Бладыке-то Всевышнему.
(Е. Барсов, III, с. 172—173)
И я молилася ведь кланялась,
И Пресвятой да Богородице,
И Всевышнему Святителю,
И я Миколе свет-угоднику.
(Е. Барсов, III, с. 162)

[Невеста поет, обращаясь к подруге]:

И ты коим богам, голубошка, молилася,
И коим — ставила свещи да воску яроваго,
И ты Пречистой Пресвятой ли Богородице,
И ты Святителю Миколе ли угоднику;
И тебя Господи советну ведь помиловал.
И от разлукушки бажоной вольной волюшки.
(Е. Барсов, III, с. 198—199)

[Обращение к священнику при обручении]:
Пристало тебе, духовный отец,
Ты духовный наш батюшка,
Пристало тебе впереди сидеть,
Впереди под иконами;
Над тобою, духовный наш батюшко,
Стоит Спас-от Пречистой,
Да Никола со милостью,
Богородица с радостью.
(Зеленин. 1914—1916, с. 1052)
И говорит стар-казак Илья Муромец:
- Уж вы ой еси руськи богатыри!
Надо нам итти во Божию церковь,
Во Божью церковь, Богу молитися,
Помолит(ь)ся Спасу Вседержителю,
А затим и Миколу-то святителю,
А затим присветой Матерь-Богородице.
(Ончуков, 1904, с. 139)
Говорит-то им Василей Касимирович:
“Уж вы ой еси, дружина моя хоробрая!
Уж пойдёмте мы, робята, во Божью церковь,
Мы помолимся, робята, Восподу Богу,
А тому-же нонь Спасу Вседоржителю,
Присвятой Матери Божьей Богородице.
А тому-же ка.к Миколы свет-Моженскому [т. е. Можайскому]”.
(Ончуков, 1904, с. 265—266, ор. с. 266—267)
Стал же строить он [Михайло Потык] две церкви две соборныих.
Перву церковь он соборную
Строил он Спасителю,
Другу церковь он же строил да соборную
Матушки да пресвятою Богородици
И Миколы он было святителю.
(Гильфердинг, I, с. 92)
8


А у тэй церкви пристол стоиць,
Ны пристоли Христос ляжиць;
У гылывах у Яго Прячистыя Мать,
А у ныгах у Яго Свят Микола.
(Шейн, 1874, с. 76—77)
Помолилась девица Миколы, да Троицы,
Пресвятой Богородицы...
(Бессонов, I, с. 506, № 117)
Ой, у Миколы милосливого батюшка,
У святой Троицы-Богородицы
Не в большой колокол ударили,
Не к обеденке зазвонили.
(Н. Виноградов, 1917. с. 131) 2
В заговоре от грыжи младенцу читаем: “Милостивый государь Спас и пречястая Мати Божия и Никола Чюдотворец и все снятии, пристанте, государи, к сим добрым словам” (В. Срезневский, 1913, с. 502, № 90); ср. другой заговор от болезни: “...На том море-океяне бел горюч камень, на тем бел горюч камне сидит сам Госпоть, мать Божжа цэркоф, Николай угодник, суды судит ы рядит, от хомутоф [название болезни] ызбавляэт” (Азадовский, 1914, с. 09); название “Мать Божия церковь”, по-видимому, означает здесь Богородицу, причем замечательно, что слова Господь, Богородица и Никола согласуются с глаголом в единственном числе! Достаточно характерны и белорусские народные молитвы: “Господу Богу помолюся и святой прачистой поклонюся, святой Миколи, Троицы и Покрови, — ты Господи с помоччу, а я с словом” (Романов, V, с. 55, № 9) или: “Господу Богу помолюся и святой прачистой поклонюся, святому Миколи, Троицы и Покрови, и ясному месяцу, правядному сонийку и частым звяздом, усей святой сиди нябесной” (Романов, V, с. 73, № 115); название Покрова, надо полагать, относится к Богородице. В украинских колядках говорится о церкви с тремя дверьми; “одними ж дверци сам Господь ходить, другими дверци — Свята Пречиста, третими ж дверци — святый Николай” (Головацкий, II, с. 609, № 47). При этом из слез Николы в колядках образуется река, в которой купается Господь (Чубинский, III, с. 344, № 75-А), или же источник, в котором Богородица белит ризы (Головацкий, II, с. 40, № 60) 3. Рейтенфельс (1905, с. 165) сообщает,

9


что на Руси во второй половине XVII в. “была прекращена ересь тех, кои пытались свести все иконопочитание исключительно к поклонению лишь Христу, Пресвятой Богоравной Деве и св. Николаю”, ср. в этой связи мнение некоего англичанина, служившего в 1557—1558 гг. при царском дворе в Москве, что митрополит считается на Руси ближайшим лицом к Богу после Богородицы и св. Николая (Середонин, 1884, с. 22).

Никола нередко именуется в фольклоре непосредственно “богом”, ср., например:

Ты не дай-же Бог, Микола да на тихом Дону,
На тихом Дону середь лета о Пе[т]рова дни да пересохнут,
Ты не дай-же Бог, Никола во крещенския морозы перемёрзнути 4.
(Ончуков, 1904, с. 156—157)
Федотов (1935, с. 62) указывает на случай, когда фраза “Микола святитель Богом силен” превращается в духовном стихе в “Святитель Микола, силен Бог наш” (ср. Бессонов, I, с. 565, № 127). Соответственно, Никола может называться “морским богом” (Подвысоцкий, 1885, с. 102), “бурлацким богом” (Романов, VIII, с. 190, 274; П. Иванов, 1897, с. 72; Городцов, 1915, с. 24), “пивным богом” (Прыжав, 1934, с. 319) и даже “общим богом” (Даль, 1904, I, с. 9; Ермолов, I, с. 264); все эти наименования будут специально интерпретированы ниже (§ III.2.1; § III.2.2; § III.2.3; § III.4).

Однако подобные примеры сами по себе еще не являются достаточно показательными в интересующем нас отношении. Действительно, соответствующее наименование в принципе может быть обусловлено тем обстоятельством, что “богами” могут называться вообще иконы *.

В следующих ниже примерах объединение Николы и Господа может расцениваться — с большим или меньшим основанием — как их отождествление:

От жаланья от посподу помолилсэ,
Он сьвятому-ту Николы со сьлёзамы
От жалания ты посподу помолисе,
Тому-ту Мяколы да со сьлёзамы, и т. д.
(Марков и др., 1911, с. 33)
От желаньица мы Господу намолимся,
От сердечушка Николу принапросимся:
“Дай-ко Господи-Бладыко, Свет-ты милосливой”...
[далее — обращение в ед. числе].
(Е. Барсов, I, с. 92)
10


Да змолилса Садко да Господу Богу,
Как тому-то нынь Миколы нынь светителю.
(Ончуков, 1904, с. 302)
А он [Добрыня] Господу-то Богу да он молится,
А и да молится Миколы да святителю,
А и чтоб спас Господь меня помиловал.
(Гильфердинг, I, с. 447)
Порукою давал мне Спасов образ
Светителя Николу Чудотворца.
(Кирша Данилов, 1977, с. 194 или 336)
Ср. молитву на сон грядущий: “Около нашего двора Иисусова молитва, Николина ограда — тын медный, ворота железны, аминем заперты, а на хоромах святая вода” (Ефименко, II, с. 165, № 29) или в другом, несколько менее показательном варианте: “Микола по дверям, Ангиль по углам, Сам Господь на одном!” (Магницкий, 1883, с. 9—10, № 53; ср. также: Н. Виноградов, I, с. 91, № 119); если в первом тексте может быть усмотрено, по-видимому, отождествление Христа и Николы (“Иисусова молитва, Николина ограда”), то во втором Никола и Господь как бы объединяются в охране спящего; знаменательна во всяком случае устойчивость самого сочетания соответствующих имен. Не менее характерно традиционное напутствие: “Никола в путь, Христос подорожник!” (Максимов, XV, с. 326) или в другом варианте: “Бог на дорогу, Никола в путь!” (Мельников, III, с. 405; ср.: Даль, 1904, II, с. 258; Каравелов, 1861, с. 274). По сообщению В. Н. Чернышева, “владимирские богомазы говорят о падающем предмете: Доржи, Спас, доржи (т. е. держи), Микола, а вы, маненьки божки, поддарживайте!” (Назаревский, 1963, с. 71, примеч. 9), ср. также пословицы типа “Со Спаса дерет, да на Николу кладет” (Даль, 1904, I, с. 17). Ричард Джемс в своих записях 1618—1619 гг. приводит русскую поговорку: “Христос воскрес, Микула выручай” (Ларин, 1959, с. 200). Ассоциация Николы и Христа может отражаться и в свадебном обряде, когда невесте дают икону с изображением Богоматери, а жениху полагается икона Спасителя или Николы (М. Смирнов, 1922, с. 8). Точно так же имя Николы наряду с именем Христа применяется в божбе 5. Поговорка “Никола с нами!” (Даль, 1904, I, с. 9; Максимов, XV, с. 305)

11



 

может рассматриваться как трансформация выражения “С нами Бог!” и т. п. Наконец, встречаются, хотя и редко, и прямые свидетельства о соответствующем восприятии Николы: так, в Полесской экспедиции под руководством Н. И. Толстого на вопрос “Кто такой Микола?” (относящийся к записанному духовному стиху, в одном из вариантов которого вместо ожидаемого упоминания Богородицы было зафиксировано упоминание Николы) был получен ответ: “Микола сам Господь был”6.

Для дальнейшего изложения важно отметать, что отождествление св. Николая с Христом можно встретить не только в русской, но и в западнославянской народной традиции, ср. польскую “Молитву к св. Николаю” (подробнее о таких молитвах мы говорим ниже, § III.2.1.2), где упоминается Богоматерь:

Przed Nia kielich,
A w kielichu krew Baranka niewinnego,
Mikotajka Swietego.
[Пред ней чаша,
А в чаше кровь невинного Агнца,
Святого Николая.]
(Котуля, 1976, с. 88—89)
Характерное перенесение признаков Христа на Николу имеет место и в следующей русской “обережимой молитве”, т. е. тексте, предназначенном для оберега от порчи: “Спущается с небес Николай скорый помощник с двунадесяти учениками, садил [т. е. садится] Николае на три пещеры каменныя, емлет Николае скорый помощник три лука золотополосые и три стрелы

12


золотоперыя, стреляет Николае и сберегает меня р[аба] Б[ожия] и[мярек] от порченика от порченицы, от колдуна и от колдуньи” (Ефименко, II, с. 191, № 53). Такого рода восприятие может быть усмотрено и в разговоре двух мужиков, Козовода и Мирохп, в стихотворения Княжнина “Ладно и плохо” (1787):

“А! кум любезный Козовод!
Давно ли?..” — “Вот лишь только с клячи”.
— “М и к о л а  к а к  т е б я  п а с е т?
В дороге много ли удачи?..”
(Княжнин, 1961, с. 693)
См. в этой связи ниже (§ III.5.3, а также § III.2.1) относительно представлений о Николе как о пастухе, пасущем стадо.

Вместе с тем, как будет продемонстрировано ниже, Никола может не только объединяться с Богом, но даже и противостоять ему в качестве самостоятельного и в известном смысле равноправного начала (см. § III.1.4).

Вообще, в русском религиозном сознании вера в Бога как бы предполагает в качестве непременного условия веру в Николу (ср.: Федотов, 1935, с. 61); соответственно непочитание Николы закономерно рассматривается как ересь 7.

Остается добавить, что почитание Николы от русских перешло

13


к инородцам, которые, между прочим, могли именовать его “Никола Русский Бог” (Семенкович, 1912, с. 32—33; Белявский, 1833 с. 48—49; Хангалов, 1903, с. 186—187; Долгих, 1976, с. 49, 59; Прыжов, 1934, с. 320; Маторин, 1934, с. 351—352; ср. также: Мансикка, 1922, с. 392; Максимов, XV, с. 92; Иконников, 1869, с. 219). Можно полагать, что именно отсюда и объясняется хорошо известное по литературным источникам выражение русский бог *.
 
 

2. КУЛЬТ НИКОЛЫ И ИКОНОПИСЬ

Особое значение Николы находит отражение и в иконописи. Примечательно в этом плане бытующее в народе мнение, что всякая вообще икона Николы является чудотворной (А. А. Салтыков, устное сообщение), ср. пословицу: “Нет икон, как Никол” (Антонова, 1957, с. 382). Вместе с тем иностранцы в XVII в. могли называть любую икону “Николаем” (Micola и т. п.), т. е. употреблять соответствующий апеллятив как общее обозначение иконы (Коллинз, 1671, с. 25—26; ср.: Семенкович, 1912, с. 141, 165, 166); ср. русскую поговорку, где слово Никола выступает в том же значении: “На тибе полатенца — ты утрися, на тибе Николу — помалися” (Добровольский, 1914, с. 486), или следующий фольклорный текст:

Я пришла домой, мил-сердечный друг переставился,
Впереди лежит под иконами,
Под иконами, под Николаю.
(Киреевский, 1977, с. 214, № 304)
Во всех этих случаях в иконе Николы усматривается как бы квинтэссенция иконы как таковой, т. е. выражение самой сущности иконы. Особое почитание русскими образа св. Николая отмечают иностранцы в своих сообщениях о России — например, А. Дженкиноон (Готье, 1937, с. 79) и др.8

Культ Николы проявляется не только в специфическом отношении к иконам с его изображением, но и в самой иконографии икон такого рода. Особенно знаменательно то обстоятельство, что Никола может изображаться в “Деисусе” наряду с Богородицей (вместо Иоанна Предтечи), выражая таким образом идею предстательства за род христианский, посредничества между человеком и Господом. Примером такого изображения может служить

14


икона московских писем начала XVI в. московского старообрядческого Покровского собора (Королев и др., 1956, табл. 11; наст. изд., иллюстрация I9); ср. еще такую же композицию на верхнем поле новгородской иконы “Чудо Георгия о змие. Никита, побивающий беса” XVI в. из собрания Русского музея, № 2125 (Лазарев, 1970, с. 92; Лаурина и др., 1974, табл. 64; наст. изд., иллюстрация II) 10, а также на каменном образке из владимирского Успенского собора (Барщевский, альбом II, фото № 2, бывш. № 772; ср.: Порфиридов, 1960, с. 40 11), по-видимому, на окладе Евангелия Федора Кошки 1392 г. (Пуцко, 1973, с. 14) и на каменной иконке из собрания Исторического музея (Рындина, 1972, с. 228) 12.

На дошедших до нас (русских) изображениях Никола, кажется, единственный святой, который может занимать место Иоанна Предтечи в трехфигурной деисусной композиции, помещаясь, таким образом, по левую сторону Христа13. Отражение

15


участия Николы в деисусной композиции может быть усмотрено и в цитированных выше (§ 1.1) стихах, где объединяются Никола, Господь (или Троица) и Богородица; следует при этом иметь в виду, что место Спасителя в “Деисусе” может занимать изображение св. Троицы или же близкое по значению изображение Софии Премудрости (Кирпичников, 1893, с. 20) 14.

Если в только что приведенных примерах Никола объединяется с Богородицей в их отношении к Христу, то в других случаях Никола может помещаться в центре деисусной (или квази-деисусной) композиции, т. е. на месте самого Христа. Отметим запрестольный крест XVI в. из собрания М. Кудрявцева: на лицевой его стороне изображен “Деисус”, где Христу предстоят Богородица и Иоанн Предтеча, а на оборотной стороне — совершенно такая же композиция, где Николе (замещающему Христа!) в тех же молитвенных позах предстоят святые Георгий и Димитрий (Логинова, 1975, табл. 39; наст. изд., иллюстрации IV и V). Между тем на верхнем поле псковской иконы “Воскресение” XIV в. из собрания Русского музея, № 2120, сама Богоматерь предстоит Николе в молитвенной позе — наряду с архангелами Михаилом, Гавриилом и другими святыми — в деисусной композиции (Овчинников, 1971, табл. 28; наст. изд., иллюстрация III). Ср. еще Николу в центре деисусной композиции на верхнем поле псковской иконы “Воскресение” XV в. собрания Псковского музея, № 2731 (Овчинников, 1971, табл. 40) 15.

Любопытна также псковская икона начала XIV в. из собрания Третьяковской галереи, где Никола держит раскрытое Евангелие с текстом, начинающимся словами: “Евангелие от Николы...” (Антонова и Мнева, I, с. 184 и табл. 95) 16, ср. в этой связи каменный образок XIV в. из собрания Исторического музея, где Никола представлен в окружения четырех евангелистов, причем маленькие евангелисты окружают большого Николу (Рындина, 1978, табл. 60).

16
 



 
 
 
 

3. ХРИСТИАНСКИЕ И ЯЗЫЧЕСКИЕ НАПЛАСТОВАНИЯ: ПОСТАНОВКА ПРОБЛЕМЫ

Нет никакого сомнения в том, что русский Никола представляет собой очень сложный по своему происхождению, контамннированный образ, в котором можно выделить как христианские, так и языческие напластования. Ниже предлагаются две гипотезы, относящиеся соответственно к контаминациям того и другого рода. При этом данные гипотезы не противоречат друг другу, поскольку отражают, по-видимому, последовательные напластования на исходной образ.

Речь идет при этом о напластованиях, имевших место на славянской, а не на греческой почве; как мы уже говорили, нас интересует вообще исключительно славянская рецепция образа св. Николая, т. е. трансформация образа этого святого на славянской — в первую очередь восточнославянской — территория.

Для того чтобы вплотную подойти к рассмотрению языческих черт в образе Николы (в главе III), нужно, очевидно, устранить христианские напластования, т. е. те контаминации, которые не имеют отношения к язычеству. Этот вопрос и рассматривается в следующей, II главе.
 

1 При интерпретации этого сообщения нельзя упускать из виду, что во второй половине XVII в. на Руси было распространено представление о том, что Христос не входит в Троицу, но восседает пред Отцом небесным на “особом четвертом престоле”; сторонников этого мнения обвиняли в том, что они “четверят” Троицу (П. Смирнов, 1897, с. 64, 71—72; П. Смирнов, 1898, с. 221—225). Не исключено, таким образом, что в цитированном свидетельстве нашло отражение отождествление Христа и Николы.

2 Из приведенных примеров видно, что объединение Господа, Николы и Богородицы характерно для свадебных причитаний (хотя встречается и не только в них). Ср. в этой связи ниже, § III.3.2.

3 К мотиву источника из слез см. вообще: Афанасьев, I, с. 600—604; В. Иванов, 1973, с. 174; специально о слезах Николы см.: Потебня, XII, с. 222; Веселовский, 1883, с. 238. В фольклорных текстах слезы могут уподобляться святой воде (Афанасьев, II, с. 191—192; Мельников, И, с. 545), ср. ритуальное плаканье в церкви на Троицу (Зернова, 1932, с. 30; ср.: Пушкин, V, с. 52, Лотман, 1980, с. 204—205 — “Евгений Онегин”, И, 35); в связи с дальнейшим изложением важно отметить, что ритуальное проливание слез предназначено для вызывания дождя (Мошинский, 1933, с. 475—478; Н. Толстой, 1976а; Толстые, 1978, с. 111—112; ср. ниже, § III.4).

4 В цитированном отрывке имеется в виду, по всей видимости, ритуальное омовение, очищающее от греховных святочных и купальских увеселений: после купальских праздников соответствующее омовение совершалось на Петров день, а после святок — на Крещение.

5 Ср. перечисление разновидностей божбы, принятой в Вологодской губернии, у Н. А. Иваницкого: “Клясться именем Бога — большая клятва, но право считается “выше солнца”. Это самая страшная божба. Виды же божбы следующие: ей Богу! перед Богом! право-ну! на то те Христос! на то те Микола! на то те Истинный [крест]! вот те Истинный! Будь я проклят! провалиться мне на этом месте! лопни мои глаза! выдь душа!” (Иваницкий, 1890, с. 119). Вот типичные примеры таких клятв: “Вот тебе Никола Святитель, ничего такого у меня на уме не бывало...” (Мельников, II, с. 391), “Вот тебе Микола порукою” (Афанасьев, 1957, с. 151, № 377); в Ливонскую войну при осаде замка Венден в 1577 г. Иван Грозный поклялся Николой, что никто из осажденных не останется в живых (Геннинг, 1848, с. 271; Гиерн, 1836, с. 317).

Характерен в этом плане обычай брать Николу в поручители, т. е. клясться именем святого и перед его образом. Этот обычай находит отражение как в книжных источниках русского происхождения (таких, как “Чудо святого Николы о половчине”, см. о нем специально в экскурсе II; ср. еще: Аничков, 1892, с. 26, 28), так и в фольклоре (см., например: Афанасьев, 1914, с. 86—в7, примеч. к № 11; Зеленин, 1914, с. 256—257, № 36; Зеленин, 1915, с. 403—404, № 128; Соколовы, 1915, с. 137, № 77; Чубинский, II. с. 27—35, № 7; Кравченко, 1911—1914, V, с. 50 второй пагинации, № 61). Вместе с тем он отвечает реальной бытовой практике: так, например, Ф. Ю. Ромодановский в Николин день отпустил в деревню на праздник приговоренного к смертной казни преступника, обязав его клятвой перед образом Николы прибыть в срок; преступник сдержал свое слово (Голиков, XV, с. 173—175, № 75).

Как предполагают В. О. Ключевский (1871, с. 218), Н. Д. Чечулин (1890, с. 5—6) и Н. Н. Ардашев (устное высказывание, цит. у Семенковича, 1912, с. 34), русские в XVI—XVII вв. избегали давать при крещении имя Николай-подобно тому, как невозможно было окрестить ребенка в честь Христа или Богородицы (ср.: Б. Успенский, 1969, с. 39). По мнению Ардашева, русские люди “даже избегали в разговоре упоминать самое имя Николай — все из того же крайнего почтения к Святителю”.

6 Запись И. Хазановой в дер. Новинки Калинковического р-на Гомельской области, июль 1975 г.; следует иметь в виду, что Николин день в этой деревне является престольным праздником и именно в этот день исполняется соответствующий духовный стих.

7 В этом обвинялся, например, Порфирий, один из учеников старца Артемия, бывшего игумена Троицкого Сергиева монастыря, в XVI в. (Голубинский, II, 1, с. 837) или Феодосий Яновский и Феофан Прокопович в XVIII в. (Харлампович, 1914, с. 473; Чистович, 1868, с. 214—215; Соловьев, X, с. 104). Аналогичное обвинение выдвинуто было и против Лжедмитрия (РИБ, XIII, стб. 373; Устрялов, I, с. 58; Петрей, 1867, с. 220).

В одном сочинении петровского времени (“Curieuse Nachricht...”, 1725 г.) о Петре говорится: “Что касается до изображений святых, то его величество указал, чтобы изображения св. Николая больше не стояли в комнатах или при входе в дом — чтобы не было обычая, приходя в дом, сначала кланяться святому, а потом хозяину” (“Was weiter die AnruHung der Heiligen betrifft, so hat Ihro Majestat darinn die Verordnung gemacht, dasz die Bilder des heiligen Nicolai nirgend menr liber die Stuben oder die Hausz-Thuren stehen mussen, noch man die wunderliche Art habe, dem Heiligen zu erst, und denn dem Hauszherren seine Ehrenbezeugung zu machen”). (Верховской, I, c. X; ср.: Морозов, 1880, с. 272—274; Зызыкин, III, с. 228). Культ Николы обыкновенно воспринимается вообще как типичная черта православия в его традиционных формах, ср. характерное высказывание из толстовского круга: “Потом говорила его [С. Д. Николаева — толстовца] жена. Она была утомлена работой и говорила в мрачном духе. Она сказала, что прежде, когда она верила в православие, ей было легче жить, чем теперь, когда приходится довольствоваться Богом отвлеченным. Прежде, когда станет тяжело, она пойдет в церковь, станет перед иконой и тихо выплачет свое горе. Теперь этого нет и не на что опереться. Но что же делать, если мы уже не верим ни в иконы, ни в Николу, ни в таинства” (Молочников, 1927, с. 126). Между тем сам Толстой в следующих выражениях описывал наблюдавшуюся им исступленную и долгую молитву развратной деревенской бабы: “Вижу — она все молится. Вот это и есть молитва, самая настоящая. Пусть там „матушка царица небесная" и „батюшка Микола угодник", — это не важно, а вот то, что делалось в душе этой бабы, дай Бог всякому. Так закончил Л. Н. свой рассказ, и голос его задрожал” (там же, с. 87).

8 “На мой вопрос, сообщает Кобенцель, могу ли я поклониться образу св. Николая, которого москвитяне почитают в особенности, они ответили, что могу, если исповедую древнюю римскую, а не лютеранскую веру” (Цветаев, 1890, с. 334). Когда в 1593 г. посол римского императора Николай Варкоч направлялся в Москву, ему и сопровождающим его лицам не разрешили остановиться в Можайске как священном месте пребывания чудотворной иконы Николы Можайского (Гене, 1875, с. 14).

9 В цитируемом издании этой иконе приписано псковское происхождение, и датируется она XV в. Ни с тем, ни с другим согласиться невозможно,

10 Лазарев (1970, с. 92 и 96, примеч. 181) датирует эту икону концом XIV в. Датировка Лауриной и др. (1974, с. 84, № 144) представляется более правдоподобной.

11 В тексте цитируемой работы Порфиридова опечатка: упоминание каменного образка Успенского собора должно относиться к примеч. 15, а не 16.

12 Нам известны, впрочем, случаи подобного изображения и вне восточнославянского ареала. Таковы фреска церкви св. Николая в румынском монастыре Curtea de Arges второй половины XIV в. (Опреску, 1968, с. 162—163 и табл. 140) или фреска придела св. Николая в диаконнике сербского собора св. Троицы в Сопочанах второй половины XIII в. (Джурич, 1963, с. 86 и схема на с. 135). Надо полагать, однако, что появление св. Николая в деисусной композиции определяется в этих случаях не столько вообще особым его почитанием, сколько специальной ролью патрона церкви или придела, т. е. речь должна идти скорее о местном почитании. Действительно, существовала особая традиция—в России, по-видимому, неизвестная —помещать патроналыюго святого в “Деисусс” на место Предтечи, т. е. по левую руку Христа, ср., например, “Деисус” со св. Марком на мозаике венецианского собора св. Марка (Болонья, 1964, табл. 27). Брейе (1940, с. 55) приводит аналогичные примеры с Феодором Стратилатом на мозаике в церкви в Серрах (Македония) и со св. Евгением в монастыре св. Евгения в Трапезунде; отметим еще сходное изображение со св. Андреем из церкви св. Андрея в Ананьи (Италия), хотя этот пример и может быть подвергнут сомнению, поскольку св. Андрей представлен здесь не в традиционной для “Деисуса” позе молитвенного предстояния (Гаррисон, 1949, с. 110, № 278). Однако русское церковное искусство не знает подобных примеров: “Деисусы” с патрональным святым, замещающим Предтечу, здесь совершенно неизвестны и, можно даже думать, невозможны. Тем самым цитированные русские “Деисусы” с Николой, по всей видимости, не могут быть истолкованы таким образом: мы имеем здесь принципиально иное явление. До некоторой степени существенно, вероятно, и то, что рассматриваемая композиция (“Деисус” с Николой) во всех случаях представлена в России на иконах, а не в произведениях монументального искусства.

13 Этому положению нисколько не противоречит складень с “Деисусом” конца XIV в., происходящий из Троицкой церкви Кривецкого Погоста (Холмогорский р-н Архангельской области), где Иоанна Предтечу замещает Иоанн Богослов (Антонова и Мнева, I, с. 31 и 381—383, табл. 250—254). Действительно, это—не русская, а сербская икона (см.: Лазарев, 1970, с. 277).

14 Если указанное объединение может знаменовать церковь—как это особенно заметно, например, в цитированном выше (§ 1.1) свадебном причитании, опубликованном Н. Виноградовым (1817, с. 131),—то и изображение “Деисуса” в иконе может именно символизировать храм: когда, например, на иконах XVII в. художник хочет воспроизвести простейшую форму храма, он вместо высокого иконостаса изображает один простой “Деисус” (Н. В. Покровский, 1890, с. 75; Кирпичников, 1893, с. 2).

15 На подобную композицию ссылается также Вагнер (1974, с. 201, примеч. 1), однако соответствующее упоминание не подтвердилось при проверке.

16 Нельзя не отметить, что иконографическая специфика Николы проявляется по преимуществу в псковской иконописи (ср.: Реформатская, 1968, с. 118; Плешанова, 1977, с. 205, 208). Есть основания полагать, что это объясняется не столько специальной местной интерпретацией данного образа, сколько меньшей приверженностью псковских иконописцев к иконографическому канону.


 

 
Ко входу в Библиотеку Якова Кротова