Яков Кротов. Богочеловеческая история. Вспомогательные материалы.

Борис Успенский

ЦАРЬ И ИМПЕРАТОР

ПОМАЗАНИЕ НА ЦАРСТВО И СЕМАНТИКА МОНАРШИХ ТИТУЛОВ

См. монархия.

К началу

ГЛАВА II

Титул «царь» в его отношении к греческому басилеус и латинским гех и imperator

§ 1. Зависимость значения царского титула от культурной или семиотической ориентации

По своему исходному значению русский титул «царь» (древнерус. «цьсарь», старослав. «цЪсарь»), восходящий к имени Цезаря, равнозначен титулу византийского императора: действительно, византийских императоров называли на Руси «царями». Так же называли здесь и татарского хана; наименование «царем» как византийского императора, так и татарского хана соответствует при этом употреблению греч. (ЗаспЛеи? — таким образом могли называть в Византии как императора византийского, так и шаха персидского.

Тем самым конкретное значение царского титула в значительной мере зависит от культурной ориентации. Действительно, наименование «царем» на Руси могло означать ориентацию как на византийского императора, так и на татарского хана; в разных исторических условиях преимущественный акцент мог делаться на уподоблении того или иного рода. Следует иметь в виду, что если формально русский государь принимает царский титул лишь в середине XVI в., когда имеет место первое поставление на царство (традиция по-ставления на царство, как мы помним, восходит к 16 января 1547 г., когда венчался на царство Иван IV), то неофициально русские князья могут спорадически именоваться таким образом по крайней мере с середины XI в. (так называется уже Ярослав Мудрый)¹ — в этих условиях наименование «царем» может означать, в сущности, только культурную ориентацию (поскольку оно не основывается на преемственности и не определяется формальной процедурой поставления).

Изначально «царем» называли византийского императора, и соответствующее наименование русского князя означало тем самым уподобление императору. После нашествия татар так начинают именовать и хана, и наименование князя «царем» может означать в этих условиях не только византийскую, но и татарскую ориентацию. В свою очередь, по мере освобождения от татарского господства все большую актуальность вновь получает уподобление византийскому императору, однако это уподобление осуществляется с новых позиций — тем более, что ко времени окончательного освобождения от татар Византии уже не существует. Более того: уподобление византийскому императору становится особенно актуальным именно с тех пор, как Византийская империя прекращает свое существование, поскольку Москва — в рамках доктрины «Москва— Третий Рим» — понимается теперь как Новый Константинополь и русский государь заявляет о себе как о преемнике византийски* «царей» (что и обусловливает в конце концов венчание на царство Ивана IV)². Таким образом, если в свое время образ хана наслоился на образ императора, то в дальнейшем, со сменой культурной ориентации, образ императора в какой-то мере наслаивается на образ хана³.

Вместе с тем в условиях западной (а не византийской) ориентации русские монархи предпочитают называть себя не «царем», а «императором»: так называет себя уже Лжедмитрий I (после своей коронации 7 июля 1605 г.)⁴ и затем Петр I (он принимает этот титул 22 октября 1721 г.)⁵.

Действительно, будучи эквивалентом греческого титула (ЗаспЛей?, титул «царь» соответствует латинскому титулу imperator.

Одновременно титул «царь» — так же, как и титул PacnXeOs^-, — совпадает с наименованием Христа и ветхозаветных царей в Священном Писании. Поскольку в , латыни наименованием Христа и ветхозаветных царей ; является гех, постольку титул «царь» соответствует и латинскому титулу гех.    i

Итак, при переводе на греческий слово «царь» соотносится со словом ("басилеус"; между тем при переводе на латынь это слово может соотноситься как со словом imperator, так и со словом гех. При ассоциации царя с византийским императором слово «царь» соответствует титулу imperator; если же царь уподобляется Христу или царю Давиду, это слово соответствует титулу гех.

Христианский монарх может восприниматься вообще и как новый Константин, и как новый Давид, причем образ Давида приобретает особую актуальность при помазании на царство⁶. Этот двойной образ монарха характерен как для Запада, так и для Востока⁷. При этом в качестве нового Константина ("басилеус" соотносится с титулом imperator, в качестве нового Давида — с титулом гех.

То же относится и к царю. Однако русский царь в процессе помазания на царство уподобляется не только Давиду, но и самому Христу, и это уподобление отличает его как от византийского императора, так и от западного монарха⁸; при таком понимании слово «царь» также соотносится с титулом гех, а не с титулом imperator.

Надо сказать вообще, что хотя русский титул «царь» и коррелирует с греч. (ЗаспХеи?, наименование «царем» на Руси обладало иными коннотациями, нежели соответствующее наименование в Византии. Действительно, в Византии наименование монарха «василевсом» (0шлХеи?) отсылало прежде всего к имперской традиции — византийский василевс выступал здесь как законный преемник римских императоров. В России же наименование монарха «царем» отсылало прежде всего к религиозной традиции, к тем текстам, где царемназван Бог; имперская традиция для России была не столь актуальна. Таким образом, если в Византии наименование монарха (РаснХеи?) воспринималось как обозначение должности верховного правителя (которое метафорически могло прилагаться к Богу), в России соответствующее наименование («царь») воспринималось, в сущности, как имя собственное, как одно из божественных имен — наименование человека «царем» в принципе могло приобретать в этих условиях мистический смысл.

Показательно, что принятие Петром I императорского титула вызывает на Руси протест, поскольку этот титул, в отличие от царского, воспринимается как нехристианский или во всяком случае неправославный. Действительно, он соотносился в культурном сознании прежде всего со светским, а не с религиозным началом; одновременно он мог ассоциироваться с Римом языческим или католическим, т. е. соотноситься с языческой или католической традицией⁹.

Итак, как титул (ЗаснХей?, так и титул «царь» соответствует не только латинскому титулу imperator, но также и титулу гех, однако последнее соотнесение имеет особые религиозные коннотации (оно уместно только в том случае, когда имеется в виду уподобление монарха Христу или ветхозаветным царям). Вне этого контекста подобное соотнесение оказывается невозможным в византийской или русской перспективе: если речь идет о светском или, иначе говоря, социальном (политическом или государственно-административном) аспекте монаршей власти, титул (ЗаслЛеи?, как и соответствующий ему титул «царь», должны переводиться как imperator, однако в том случае, когда имеется в виду религиозный аспект, оба титула должны переводиться как гех.

Между тем в латинском языке слово гех охватывает оба аспекта, т. е. может иметь как социальные, так и религиозные коннотации. В результате соотношения «fkujiXeus^-—imperator» и «раснХей?—гех» оказываются несимметричными. В самом деле, если imperator всегда переводится как (ЗаспХеи?, то распХеи? не во всех случаях переводится как imperator (оно не переводится таким образом, если имеется в виду религиозный контекст). Равным образом распХеи? может переводиться как гех, однако гех не во всех случаях переводится как раслЛеи? (оно не переводится таким образом, если имеется в виду социальный контекст). Поскольку титул «царь» соответствует титулу ("басилеус", он вступает в такие же отношения со словами imperator и гех.

Отсюда как в греческом, так и в русском языке возникает необходимость создания слова, соответствующего титулу гех в светском значении этого слова (иначе говоря, вне библейского контекста). Титул гех как наименование западных монархов (королей) передается на греческом языке словом piif¹⁰; в XIV в. титул pi'lS применялся в Византии и по отношению к русским великим князьям, которые приравнивались таким образом к западным правителям¹¹. Между тем на русском языке титул гех передается титулом «король» (польский король именуется «кроль»; ср. также церковносл. «краль»)¹²; при этом если слово «царь» восходит к имени Цезаря, то слово «король» восходит к имени Карла Великого¹³. Равным образом в русских текстах встречается и титул «рикс» (заимствованный из греческого) как обозначение короля¹⁴. Как в греческом, так и в русском при этом теряется связь с наименованием Христа или ветхозаветных царей, которая присутствует в титуле гех.

§ 2. Различная интерпретация слова «царь» в межкультурных контактах

При всем том сооотнесенность как титула (ЗсклХеи?, так и титула «царь» как с латинским imperator, так и с латинским гех создает принципиальную возможность при переводе с латыни (на греческий или на русский) соотносить гех с титулом раснХеи? или же, соответственно, с титулом «царь». Эта возможность, как правило, не реализуется в отношении титула раснХеи? как обозначения византийского императора¹'', поскольку титул imperator изначально ассоциировался с главой Римской империи; соответственно, этот титул традиционно применялся к преемникам римских императоров¹⁶. Таким образом, по отношению к византийскому императору устанавливалась четкая корреляция между греческим раснХей» и латинским imperator: титул imperator всегда переводился как раснХей? (при том, что слово раснХбй? не всегда переводилось как imperator).

Напротив, в отношении титула «царь» такая возможность (возможность соотнесения этого титула не с титулом imperator, а с титулом гех) может реализоваться: соответственно, в западной перспективе русский царь может ассоциироваться как с императором, так и с королем.

Действительно, обряд поставления на царство появляется на Руси тогда, когда Византии давно уже не существует¹⁷. Правда, русский царь заявляет о себе как о преемнике византийских и, следовательно, римских императоров (поскольку Москва понимается как Новый Константинополь и, следовательно, Третий Рим), однако и императоры Священной Римской империи считают себя преемниками римских императоров (что и отражается в их наименовании). При этом предполагалось, что в мире может быть только один император, подобно тому как это было во времена Римской империи. Если «царь» ассоциируется с византийским императором, этот титул должен переводиться как imperator. Если же царь противопоставляется императору Священной Римской империи, этот титул должен переводиться как гех, т. е. он оказывается эквивалентным королевскому титулу. Существенно при этом, что соотнесение царя с византийским императором может иметь место лишь в диахронической перспективе, тогда как соотнесение с императором Священной Римской империи оказывается релевантным для актуального сознания эпохи, т. е. для синхронной политической ситуации.

Таким образом, в русской перспективе царь соотносится с императором (прежде всего с императором византийским); в западной же перспективе этот титул может соотноситься с королевским. Следует иметь в виду, что в дипломатических сношениях с европейскими государствами грамоты писались в Москве на латинском языке¹⁸ и при этом титул «царь» в дипломатической переписке употреблялся до официального принятия царского титула¹⁹; соответственно, русские переводчики должны были переводить «царь» как imperator. В этих условиях понимание царского титула определяется именно выбором перспективы.

Сигизмунд фон Герберштейн (Sigismund von Herber-stein, 1486—1566), императорский посол в России в 1516—1517 и 1525—1526 гг., обсуждая значение слова «царь» в титуле московского великого князя Василия III, признает, что «все именуют его императором»²⁰, однако считает, что в действительности этот титул соответствует королевскому:

«На русском языке слово czar обозначает короля [Regem]. Но на общем славянском языке, у поляков, чехов и всех других, на основании известного созвучия... под словом czar понимается император или цесарь; поэтому все, не сведущие в русском языке и письменности, равно как чехи, поляки, а также славяне, подвластные королевству Венгерскому, называют королей другим именем, а именно crall, иные kyrail, некоторые koroll; czar же, по их мнению, называется один только цесарь или император. Следствием этого явилось, что русские переводчики, слыша как государь их именуется таким образом у иноземных народов, начали затем и сами называть его императором, считая, что титул "царь" более почетен, чем "король", хотя они и означают одно и то же. Но если раскрыть все их истории и Священное Писание, то окажется, что слово czar соответствует везде названию "король", а названию "император" соответствует "цесарь" (Kessar)»²¹.

Ясно, что Герберштейн имеет в виду соответствие слов «царь» и гех в Св. Писании.

То же говорит и Даниил из Бухау (Daniel Printz а Buchau), императорский посол в России в 1576 и 1578 гг.:

«Писатели русские, каждый раз как вспоминают о Давиде, Соломоне и других царях израильского народа, называют их "царями" (Czaros). От этого слова всякое царство называется существительным именем "царство" (Czarstuvo). В истории страданий Христовых иудеи восклицают: "Не имамы царя, токмо кесаря" ("Regem non habemus, nisi Caesarem") [Ин. XIX, 15]. В этом месте в русском переводе поставлено вместо имени Regis слово Czar, а вместо Caesaris—"Кесарь" (Kesar).

Отсюда я вывожу ту достоверную догадку, что русский царь означает Rex; но невежественные толмачи и льстецы, по причине сходства, которое находится в том и другом слове, хотят, чтобы слово это было Цезарь, и воздают Великому князю те же титулы, какие Римскому императору. Даже от соседей, особенно тех, которые страшатся его могущества, он украшается титулом Русского Цесарского Величества. В этом деле он так заинтересован, что не принимает никаких грамот, которые не имеют слова "царь", и много спорит об этом с иностранными послами. А чтобы показать свое величие наружным видом, он в известные времена надевает на себя императорскую багряницу, возлагает на свою голову диадему, украшенную многими и драгоценнейшими камнями, и держит в руке скипетр...»²².

Как видим, аргументация здесь та же, что у Гер-берштейна: русский титул «царь» означает то же, что гех, поскольку «царями» в славянской Библии называются Давид и Соломон (как мы знаем, та же аргументация в принципе могла бы быть применена и к греческому титулу распХеи?). При этом оба автора приписывают перевод слова «царь» как imperator русским толмачам, т. е. переводчикам дипломатических документов.

Совершенно такой же вывод делает затем Юст Юль (Just Juel, 1664—1715), датский посланник в России в 1709—1710 гг., который также ссылается при этом прежде всего на наименование библейских «царей»:

«Что касается слова "царь" (Czar), то оно по мнению некоторых является сокращением от Цесарь (Caesar) и должно означать императора (Keyser), что однако совершенно неверно [т. е. неверным является предположение, что "царь" есть сокращенное от "цесарь"]. Ибо само это слово [Caesar] не означает ничего иного как "император" (Keyser) и является званием, которое после падения Римской империи осталось исключительно за государем Германии. Что слово "царь" (Tsar) означает "король" (Konge), а не «император» (Keyser), — можно подтвердить следующими доводами: 1) У русских в славянской Библии, переведенной с греческого, все короли (Kongerne), как то Саул, Давид, Соломон и прочие, обозначаются словом "царь" (Tsar); само собой разумеется, что они не могли быть императорами (Keyser) — титул, о котором в ветхозаветные времена не имели понятия»²³.

Сходные замечания мы находим и у Филиппа Иоганна фон Страленберга (Philipp Johann von Strah-lenberg, 1676—1747), шведского офицера, побывавшего в русском плену, однако Страленберг на основании той же аргументации делает другой вывод, а именно он считает, что различие между императором и королем вообще не находит выражения в славянском языке:

«Титул "царь" (Czar) в славянском языке означает то же, что "король" (Konig), но иногда может также означать и императора. Ибо во всех славянских книгах, как в духовных, так и в светских [имеются в виду, видимо, книги церковной и гражданской печати], все короли именуются "царями"; и в славянской Библии, которая была переведена с греческого около 700 лет тому назад, задолго до того, как русский великий князь принял титул царя, короли... Саул, Давид, Соломон... называются "царями" (Czars); в этом языке нет различия между титулами императора и короля»²⁴.

Между тем Жак Маржерет (Jacques Margeret), французский офицер, капитан иноземных телохранителей Бориса Годунова и Лжедмитрия I, в своих записках о Московском государстве (1607 г.), написанных по поручению короля Генриха IV (Henri IV), называет русских царей «императорами» (Empereurs), замечая при этом: «В рассуждении титула русские думают, что слово царь, употребляемое русскими государями, важнее всех титулов на свете. Императора Римского [т. е. Священной Римской империи] они именуют цесарем, производя это имя от Цезаря; прочих же государей королями, подражая полякам; владетеля персидского называют кизель баша, а турецкого великий господарь Турский, т. е. великий господин Турецкий. Слово царь, по их мнению, находится в Св. Писании, где Давид, Соломон и другие государи названы: царь Давид, царь Соломон. Посему они говорят, что имя царя, которым Богу угодно было некогда почтить Давида, Соломона и других властителей иудейских и израильских, гораздо более прилично государю, нежели слово цесарь и король, изобретенное человеком и присвоенное, по их мнению, каким-нибудь завоевателем»²⁵.

Равным образом и Самуил Коллинс (Samuel Collins, 1619—1670), придворный врач царя Алексея Михайловича в 1659—1666 гг., именует царя «императором» или даже «великим императором» (Great Emperour), отмечая при этом, что Давида русские также называют «царем», а не «королем» (что было бы более последовательно с его точки зрения)²⁶.

Отмеченная двусмысленность титула «царь» наглядно проявляется в дипломатических сношениях.

С одной стороны, московский великий князь — еще до того, как в России появляется формальный обряд венчания на царство! — может именоваться императором: с конца XV в. так называется великий князь Иван III в договорах с шведским правителем (регентом) (в документах, написанных по-шведски, он именуется keyser, в документах, написанных на латыни, — imperator)²⁷, с датским королем (в документах, написанных по-немецки, фигурирует титул kejser, в документах, написанных на латыни, — imperator)²⁸, с ливонским магистром²⁹, с магистром Тевтонского (Немецкого) ордена³⁰, с ганзейскими городами³¹. Это отвечает тому, что великий князь в сношениях с балтийскими и некоторыми другими государствами называется «царем»³²: иначе говоря, титул «император» (лат. imperator, нем. kejser и т. п.) представляет собой перевод русского титула «царь»³³.

Обращаясь таким образом к московскому великому князю, т. е. называя его «императором», главы государств — будь то король Дании или же регент Швеции, великий магистр Ливонии, и т.п. — фактически признают свое с ним неравенство (поскольку сами они императорами не являются). Вместе с тем так же называет великого князя Василия III и император Священной Римской империи Максимилиан I в своих посланиях 1514 г. (написанных в связи с задуманным Максимилианом проектом антипольской коалиции). Известны два послания Максимилиана I к Василию III, причем второе из них представлено как в немецком, так и в латинском варианте (первое послание написано по-немецки); в немецком тексте Василий называется «Кау-ser vnnd Herscher aller Rewssen und Groszfiirste zu Wo-lodimer...», в латинском — «Imperator et Dominator uni-versorum Rhutenorum et Magnus Princeps Valadome-rorum...» ; ясно, что это наименование представляет собой дословный перевод титула «царь и государь всея

Русии и великий князь...»³⁵. Таким же образом («Imperator et Dominator universorum Rhutenorum et Magnus Princeps Volodomeriae...»), по свидетельству Иоанна Фабри (Joannes Fabri), обращался — или предполагал обращаться — к Василию III и император Карл V, сменивший Максимилиана I в 1519 г.³⁶ В этих случаях наименование «императором» означает признание со стороны равного по титулу монарха, и впоследствии обращение императора Максимилиана к московскому великому князю является основанием для принятия Петром! императорского титула (1721 г.)³⁷. Равным образом это обращение играет важную роль после официального принятия Иваном IV царского титула в 1547 г.: оно позволяет настаивать на том, чтобы этот титул был признан иностранными государями (в частности, королем польским)³⁸.

Наряду с этим как император Священной Римской империи, так и папа римский может предлагать московскому государю поставить его в короли, по-ви-димому, исходя из другого понимания титула «царь». Так, в 1476 г. папа Григорий XIII намеревался отправить в Москву посла Рудольфа Кленхена (Rodulpho Clenchen), с тем чтобы предложить великому князю Ивану III церковный и политический союз с Римом; при этом посол должен был обещать Ивану III королевский титул³⁹; как кажется, Кленхен в Москву отправлен не был, и проект этот оставался нереализованным⁴⁰. В 1489 г. Иван III получил аналогичное предложение от императора Фридриха V; Иван III это предложение отверг, указав, что он поставление имеет от Бога и ни в каком другом поставлении не нуждается⁴¹. В 1518 г. папа Лев X поручает Николаю Шон-бергу (Nikolaus Schonberg), папскому легату в Польше и Венгрии, обещать московскому государю — Василию III — королевский титул, если тот заключит союз с римской церковью и объединится с другими христианскими государями в борьбе против турок⁴². Николай Шонберг в Москву не попал, и переговоры в 1518— 1519 гг. вел его брат Дитрих Шонберг (Dietrich Schon-berg), посол Тевтонского ордена. В русской записи этих переговоров сообщается, что папа «наяснейшаго и непобедимейшаго царя всеа Руси хочет короновать в кристьянскаго царя»⁴³. Между тем в соответствующем латинском тексте читаем: «Serenissimum et invictissi-mum omnium Ruthenorum Imperatorem in christianum regem coronare»⁴⁴. Как видим, слово «царь» соответствует здесь как слову imperator, так и слову гех⁴⁵. Вопрос о том, чтобы предложить Василию III королевский титул, обсуждается в Риме и позднее: так, в 1524 г. папский нунций в Венгрии барон дель Бурджо (del Burgio) извещает апостольский престол об озабоченности венгерского короля по этому поводу: «...A le cose Muscovitice Sua Maesta iudica che fora gran preiuditio di suoi regni dar titulo al duca di Muscovia di re»⁴⁶. Венчание на царство Ивана IV в 1547 г., кажется, ичего не меняет в этом отношении (по крайней мере на первых порах): действительно, такого рода планы строятся и после того, как Иван IV формально принимает царский титул. Так, в 1550 г. папа Юлий III решил назначить посольство к царю с предложением королевского титула при условии повиновения апостольскому престолу⁴⁷; посольство отправлено не было, но сама возможность предложения королевского титула уже коронованному царю кажется показательной.

Проблема обращения к русскому государю в дипломатической переписке обсуждалась в Риме в понтификат Климента X (1670—1676)⁴⁸. Было высказано соображение, что титул «царь» (czar) не должен употребляться, поскольку этот титул соответствует наименованию императора и таким образом за русским монархом признается императорское достоинство; к тому же это слово является варварским, и потому папа не может им пользоваться⁴⁹. Против этого мнения выступил со специальной запиской (1670 г.) аббат Скар-лати (Scarlati)⁵⁰, который утверждал, что титул «царь» (czar) не равнозначен императорскому⁵¹ и вообще не

имеет точного соответствия в латинском языке; в этих условиях единственным выходом оказывается использование туземного титула (czar), что, по мнению Скар-лати, не противоречит ни духу латинского языка, ни достоинству папы римского⁵².

Этот вопрос остался открытым, и в 1672 г. русскому посланнику майору Павлу Менезиусу объясняли в Риме: «Невозможно назвать государя вашего царем, потому что царь и цесарь [т. е. император] одно и то же слово, и если назвать царем, то цесарь и другие потентаты станут на папу сердиться». Менезиус показал грамоты императорскую и других иностранных монархов, где государь был назван царем. Папа Климент X прислал спросить, что такое царь. Менезиус отвечал: «Как называется папа, цесарь римский, султан турецкий, шах персидский, хан крымский... так точно на славянском языке называется: царь российский». «Как перевести царь по-латыни?» — спрашивали Ме-незиуса. «Перевести нельзя, — отвечал он, — но ведь вы без перевода пишете же латинскими буквами все вычисленные мною названия государей»⁵³. Любопытно, что мнение русского посланника совпадает с мнением аббата Скарлати — при том, что они исходят из разных посылок и преследуют разные цели.

Такая же двусмысленность славянского титула «царь» (которая определяется двойной соотнесенностью этого слова с латинскими imperator и гех) проявилась, по-видимому, и в сношениях болгарского царя Калояна с папой Иннокентием III ъ 1202—1204 гг. Калоян, который называл себя «царем болгар и влахов» («imperator Bulgarorum et Blachorum»), требовал от папы утверждения в сане царя («coronare in impe-ratorem»), однако папа признал его королем (гех), и

15 октября 1204 г. в Тырнове папский легат возложил на Калояна королевскую корону и помазал его на королевство; тем не менее в ответном письме Калоян благодарит папу за императорский (т. е. царский) венец и продолжает в переписке с Римом именовать себя императором (т. е. царем)⁵⁴. По-видимому, за всем этим стоит лингвистическое недоразумение: слово «царь» переводилось на латинский язык как imperator, однако слово гех могло в свою очередь переводиться как «царь», и поэтому «король» (гех) и «царь» (imperator) оказались соотнесенными терминами⁵⁵.

§ 3. Принятие Петром I императорского титула и переосмысление слова «царь»

Возможность двоякого понимания слова «царь», т. е. соотнесения его как с императором, так и с королем, усугубляется после того, как Петр I принимает в 1721 г. императорский титул. Необходимо подчеркнуть, что принятие императорского титула Петром I в 1721 г. существенным образом отличалось от принятия царского титула Иваном IV в 1547 г.: если Иван IV был поставлен (коронован) как царь, то Петр I не был поставлен как император. Таким образом, принятие императорского титула было культурным, а не религиозным актом⁵⁶, и поэтому оно не было ознаменовано специальной религиозной церемонией; оно означало не расширение власти, а культурную переориентацию, и Петр не нуждался в новой коронации. Это был, собственно говоря, акт переименования, который органически вписывался в общую тенденцию петровских реформ, так или иначе — буквально или метафорически— сводившихся к переодеванию России в европейское платье⁵⁷. В этом смысле принятие императорского титула скорее подтверждало эквивалентность титулов «царь» и «император».

При этом Петр может фактически называться императором задолго до официального принятия им императорского титула (по крайней мере с 1696 г.)⁵⁸ — в точности так же, как русские государи могли именоваться «царями» задолго до того, как они начали ставиться на царство. Достойно внимания, вместе с тем, что слово «кесарь», означающее в церковнославянском языке римского (языческого) императора, Петр использует для наименования потешного царя — «князя-кесаря»; знаменательным образом в шутовских церемониях (которые при Петре I имеют важное государственное значение) «князь-кесарь» предстает в традиционном облачении русского царя⁵⁹. Пародийный образ «князя-кесаря» призван противопоставить царя и императора, но «кесарь» и «император», вообще говоря, равны по своему значению — речь идет, таким образом, о противопоставлении церковнославянского и латинского наименования императора⁶⁰.

Итак, принятие императорского титула Петром I имело семиотический характер и по существу не означало расширения власти. Вместе с тем этот акт, несомненно, способствовал сужению значения царского титула; тем самым он объективно способствовал возможности соотнесения царского и королевского титулов.

Действительно, приняв титул императора, Петр I сохранил за собой также и титул «царь», однако этот титул оказался ограниченным в своем употреблении. Согласно указу 11 ноября 1721 г. русский монарх именовался «Императором и Самодержцем Всероссийским, Московским, Киевским, Владимирским, Новгородским, Царем Казанским, Царем Астраханским, Царем Сибирским»⁶¹. Как видим, титул «царь» сохраняется в отношении тех владений, которые ранее возглавлялись татарскими «царями», т. е. ханами, и которые вошли в титул русского государя после их завоевания. Так, царь Иван IV, как и последующие русские монархи, называется «царем Казанским» после завоевания Казани в 1552 г., «царем Астраханским» после завоевания Астрахани в 1557 г.; наконец, начиная с Бориса Годунова русский царь именуется также «царем Сибирским» после победы над Кучумом в 1598 г.⁶² Это последнее наименование возникает, по-видимому, по аналогии: сибирские правители, в отличие от казанского или астраханского хана, не именовались «царями» (они обычно назывались на Руси «князьями»).

Тем самым принятие императорского титула актуализировало ассоциацию титула «царь» со словом «хан». Как мы помним, в свое время на Руси «царем» называли как византийского императора, так и татарского хана (см. выше, § 1); с появлением императорского титула делается акцент именно на этой последней ассоциации. В сущности, противопоставление «императора» и «царя» оказывается аналогичным противопоставлению «императора» и «кесаря»: в обоих случаях речь идет о противопоставлении западной и восточной (в одном случае татарской, в другом — церковнославянской) традиции.

Слово «царь» еще в одном месте фигурирует в императорском титуле Петра I: Петр именуется здесь «Повелителем и Государем Иверския земли, Кар-талинских и Грузинских Царей, и Кабардинския земли Черкасских и Горских Князей»⁶³; Петр не называется в данном случае «царем» Картвелии и Грузии, но определяется как «повелитель и государь» земли Карталин-ских и Грузинских царей, т. е. тех владений, которые некогда были самостоятельным царством; существенно, что и в этом случае слово «царь» появляется в титуле русского императора в специфически восточном контексте⁶⁴. Характерно, вместе с тем, что в дальнейшем слово «царь» в этом месте устраняется из титула. Так, согласно новой редакции монаршего титула, утвержденной 6 июня 1815 г., русский император именуется «Повелителем и Государем Иверския, Карта-линския, Грузинския и Кабардинския земли»⁶⁵.

Последующая эволюция императорского титула обнаруживает стремление избавиться от ассоциации царя и татарского хана и, напротив, подчеркнуть византийские или православные коннотации слова «царь».

Так, если в XVI в. после присоединения Казанского и Астраханского ханств русский государь называется «царем Казанским, царем Астраханским» — и это объясняется тем, что слово «царь» соответствовало в свое время как титулу «император», так и титулу «хан», — то в XVIII в. после завоевания Крымского ханства (1783 г.) русский монарх называется не «царем Крымским», но «царем Херсониса Таврического»^бб; слово «царь» подчеркнуто вводится при этом в византийский, а не в татарский культурный контекст⁶⁷.

Наконец, в середине XIX в. слово «царь» вновь появляется в императорском титуле по отношению к Грузии, но на этот раз уже в качестве прямого определения русского монарха: определение «Повелитель Грузинския земли» заменяется определением «Царь Грузинский», которое следует теперь после слов «Царь Херсониса Таврического» (см. описание Государственного герба Российской империи, утвержденное 11 апреля 1857 г.⁶⁸, и затем редакцию императорского титула вместе с описанием герба, утвержденные 3 ноября 1882 г.⁶⁹). Грузия осмысляется теперь в контексте византийской традиции — как древнее христианское царство. Так слово «царь» постепенно освобождается от ассоциации со словом «хан».

Итак, принятие Петром I императорского титула определяет сужение значения титула «царь». Отсюда является возможность соотнесения царского и королевского титулов.

Поэтому после вхождения Польского королевства в состав Российской империи (1815 г.) оно начинает именоваться «царством Польским», и, соответственно, русский император называется теперь «Царем Польским»⁷⁰; как видим, слово «король» (польск. krol), т. е. славянский эквивалент латинского гех, переводится в данном случае как «царь» — и это связано, видимо, как с тем, что русские цари именуются теперь «императорами», так и с тем, что во главе Польши находится теперь православный монарх. Не исключено вообще, что слово «король», в отличие от слова «царь», рассматривалось как стилистически неадекватное официальному языку титулатуры⁷¹.

Отметим, что определение «Царь Польский» вставляется в императорский титул перед определением «Царь Сибирский», нарушая таким образом уже установившуюся последовательность при перечислении татарских «царств»: с 1815 г. русский император именуется «Царь Казанский, Царь Астраханский, Царь Польский, Царь Сибирский, Царь Херсониса Таврического», а позднее к этому перечню в конце добавляется еще и наименование «Царь Грузинский». Существенно при этом, что определение «Царь Польский» входило в краткий титул русского монарха с 1815 по 1917 г.: «Император и Самодержец Всероссийский, Царь Польский, Великий Князь Финляндский, и прочая, и прочая и прочая»⁷². Как видим, на первый план выдвигаются теперь западные (европейские) владения главы Российской империи.

Таким образом, в процессе эволюции императорского титула слово «царь», постепенно освобождаясь от ассоциации со словом «хан», начинает ассоциироваться со словом «король». В конечном итоге слово «царь» попадает в западноевропейский культурный контекст: оно коррелирует со словом «король» (гех) и не соотносится со словом «хан».