ИСТОРИЯ КРЕСТОВЫХ ПОХОДОВ

К оглавлению

Глава 10

Ислам и крестовые походы

1096–1699

РОБЕРТ ИРВИН

Его же: рец. на книгу Кэрол Хилленбранд, 2000.

Эсхатологические ожидания

Средневековые мусульмане так хорошо представляли себе все детали конца света, что арабский хронист XIV века Ибн Касир смог закончить свой исторический труд «Начало и конец» описанием грядущих событий. Во времена крестовых походов многие мусульмане верили в то, что конец света наступит тогда, когда на западе встанет черное солнце, а за ним последуют варварские орды Гога и Магога.  Потом эти орды исчезнут (согласно одному описанию, составленному в XII веке в Сирии, перед тем как уйти дальше на восток, они выпьют всю воду из Тивериадского озера). Вслед за Гогом и Магогом придет одноглазый Даджжал  (Антихрист), который проедет по Палестине на осле в сопровождении свиты из семидесяти тысяч евреев. Даджжал совершит множество лжечудес и установит свое царствование. Но через сорок дней (или сорок лет) с небес спустится Иса,  убьет Даджжала и призовет все народы обратиться в ислам. Затем солнце зайдет на востоке, прозвучит первый сигнал трубы – и все живое умрет. При втором звуке трубы все люди, мужчины и женщины, когда-либо жившие на земле, воскреснут и придут на суд в Иерусалим. (В некоторых версиях дается несколько иная хронология событий и роль Исы отводится Махди – человеку, «ведомому» Аллахом, обновителю веры. Он появится за несколько лет до страшного суда, убьет Даджжала, установит на земле справедливость и силой возвратит людей на путь Аллаха; его короткое царствование [от 3 до 9 лет] будет царством изобилия. После этого наступит воскресение мертвых и страшный суд.)

Размышления о конце света и роли Махди часто переплетались с пророчествами о победе ислама над христианством и о судьбе Иерусалима, Константинополя и Рима. Согласно хадису (рассказу о жизни пророка Мухаммада [Магомета], приводящему его высказывания), известному еще до первого крестового похода, Мухаммад сказал:

«Последний час не пробьет, пока Аллах не даст моему народу победу над Константинополем». На хадисах основана сунна – священное предание ислама. Автором некоторых апокалиптических писаний считался (вероятно, неправильно) Каб ибн аль-Ахбар – спутник Мухаммада. Сочинения же в жанре malahim (дословно – «избиения») о жестоких войнах перед концом света приписывались пророку Даниилу или, в XIII веке, мистику из Андалусии, последователю суфизма  Ибн аль-Араби. Наиболее ранние malahim появились в то время, когда мусульмане пытались защитить свои сирийские владения от Византии. Пророчества говорили о том, что перед окончательной победой мусульманам придется пройти через трудности и поражения, более того – они даже могут на время потерять Иерусалим, который перейдет к христианам. Были распространены и рассказы о статуе, якобы хранившейся в центре Константинополя, которая держала земной шар с надписью: «Я буду править миром, пока этот шар находится у меня в руках», но, согласно арабским сказаниям, шар исчез из рук статуи.

Как видим, время перед появлением первых крестоносцев было для мусульман (и для евреев) периодом напряженных эсхатологических ожиданий (в частности – в связи с приближением 500-го мусульманского года, что соответствовало 1106–1107 году н. э.).

XI век на Ближнем Востоке был временем неуверенности в будущем и для мусульман, и для христиан, и для евреев. Одни ожидали усиления ислама в конце пятого мусульманского века, другие со страхом готовились к приходу Махди и к наступлению конца света. На более же прозаическом уровне многие мусульмане надеялись наконец-то дождаться решительной победы в затянувшейся борьбе фатимидских халифов и сельджукских султанов за контроль над Сирией. Но никто на Ближнем Востоке не ждал религиозно мотивированного вторжения армий Западной Европы.

Ближневосточный калейдоскоп

Успех первого крестового похода и образование христианских государств на Ближнем Востоке оказались возможны во многом благодаря распаду сельджукского султаната после смерти в 1092 году султана Мелик-шаха. Родственники султана немедленно начали междоусобную борьбу за его владения в Иране, Трансоксании (исторической области в Средней Азии), Ираке, Сирии и на Кавказе. При этом турецкие военачальники и местные вожди, поддерживая то одного принца, то другого, проводили все более самостоятельную местную политику. В это же время военачальники на службе египетских Фатимидов воспользовались междоусобицами и дезорганизацией сельджуков и захватили земли в Палестине и Сирии. Правда, старший сын Мелик-шаха Баркаярук пытался установить твердую власть в центре империи, но он умер в 1105 году, так и не достигнув успеха.

Начиная с 1038 года сельджукские султаны номинально подчинялись аббасидскому халифу в Багдаде и считались защитниками суннизма (одного из двух главных направлений в исламе). На деле же в XI веке Аббасиды уже не обладали политической властью (даже в самом Багдаде), и халиф аль-Мустажир (1094–1118) мог сколь угодно времени посвящать своей страсти к поэзии и к каллиграфии. И, тем не менее, аббасидский халиф признавался большинством суннитов (по крайней мере, формально) политической и религиозной главой исламского мира.

Сунниты наравне с Кораном чтили также и Сунну – сборник устных преданий о Мухаммаде и его спутниках, способствовавший выработке исламского законодательства – шариата – и норм личной жизни каждого мусульманина. Сунниты признавали высшую политическую власть халифов, даже если со временем эта власть превращалась лишь в легалистическую фикцию. А имамы в суннизме были выборными духовными главами общины. В отличие от суннитов шииты считали, что высшей религиозной и политической властью может обладать только семья Мухаммада, то есть его зять Али и его потомки и духовные преемники – имамы. Шиа Али – означало «партия Али». Большинство шиитов верили, что имамы – наследники Мухаммада, непогрешимые первосвященники, обладающие тайным знанием. Во второй половине VIII века в среде шиитов произошел раскол. Одна группа придерживалась веры в двенадцать имамов, прямых потомков Али. Каждый имам перед смертью назначал себе преемника. Одиннадцать имамов погибли мученической смертью, а двенадцатый в 878 году по воле Аллаха таинственным образом исчез и с тех пор пребывает в убежище и невидимо управляет шиитской общиной. Эта группа, наиболее многочисленная, называется имамитами, или двунадесятниками. Другая же – исмаилиты, или семиричники, – завершает цепь имамов не на двенадцатом, а на седьмом – Исмаиле, который исчез в 760 году. Перед концом света «скрытый имам» вернется в образе Махди и восстановит в мире справедливость, обратив все народы в мусульманство. В XI веке произошли и другие расколы внутри исламского мира – друзы (шиитская секта) и ассасины (организация неоисмаилитов в Иране) откололись от исмаилитского халифата Фатимидов в Каире и стали к нему в оппозицию.

Хотя разобраться во всем этом достаточно нелегко, кажется вполне вероятным, что в XI–XII веках большинство мусульман в Сирии, Ливане и Палестине были суннитами, официально лояльными к аббасидских халифам. Однако различия между суннитскими и шиитскими учениями и ритуалами никогда не были четкими, многие сунниты сочувствовали шиитам, а многие шииты служили Аббасидам и Сельджукидам. В крупных мусульманских городах сунниты и шииты мирно жили бок о бок. В некоторых сирийских городах шииты даже имели численное превосходство. Большинство сирийских шиитов, вероятно, были сторонниками двенадцати имамов. Но в начале XII века в Алеппо и других крупных городах исмаилиты-ассасины сделали несколько попыток захватить власть, после чего основали маленькое княжество вокруг крепости Масиаф в горной части Сирии.

Так обстояли дела на территориях, подвластных Фатимидам. В большинстве же других регионов исламского мира шииты находились в неблагоприятном положении. Современный Иран – шиитское государство, но в средние века он был бастионом суннитов. Однако Хасану ибн Саббаху, уроженцу Ирана арабского происхождения, удалось основать в горах к югу от Каспийского моря анклав исмаилитов-ассасинов. Его сподвижники захватили в 1090 году крепость Аламут («Орлиное гнездо»), после чего и другие замки этой области подчинились их власти.

Очевидно, что так называемая Большая Сирия (т. е. Сирия, Ливан и Палестина) не была единой монолитной мусульманской страной. В ней происходили не только религиозные расколы среди самих мусульман, там еще и сохранялись крепкие общины местных христиан – как в городах, так и в сельских местностях. Мельхиты (православные христиане) искали помощи и защиты у византийского императора, однако другие христианские общины (яковиты, несториане, марониты и др.), кажется, предпочитали мирное сосуществование с мусульманскими властителями, которые не мешали им следовать христианской религии. Многие христиане состояли на службе у мусульман и даже делали успешную карьеру. Например, некоторые из них работали в городских управлениях и занимались медициной. Еще благополучнее складывалась для христиан ситуация в Египте, где копты (египетские монофизиты) занимали почти все важные посты в налоговом аппарате, а армянские христиане служили в армии офицерами.

Политическая ситуация на Ближнем Востоке накануне первого крестового похода была еще более сложной и запутанной, чем религиозная (хотя, надо признать, в исламском мире религиозные и политические вопросы трудно разделить). Наиважнейшим событием исламской истории конца XI – начала XII века был распад империи сельджуков. После смерти Мелик-шаха халиф аль-Мустажир пытался быть посредником между его воюющими друг с другом родственниками и воспользоваться этими междоусобицами для усиления авторитета Багдада. Одновременно с этим губернаторы и военные, поставленные управлять сельджукскими городами и провинциями, тоже извлекали пользу из династических споров и становились независимыми правителями. Некоторые из них сохраняли свой официальный титул «атабак» (дословно – «отец-принц») для того, чтобы скрыть тот факт, что они фактически узурпировали власть. Атабак был чем-то вроде военной няньки, приставленной к отправленному управлять провинцией или городом несовершеннолетнему сельджукскому отпрыску. Но, как и следовало бы ожидать, в одной провинции за другой атабаки задвигали принцев в тень и брали власть в свои руки. Так, например, в Мосуле в 1090-х годах единолично правил атабак Кербога. Практически на всех территориях Ирака, западного Ирана и Сирии независимые тюркские вожди, амбициозные наемники и атабаки-узурпаторы делили земли между собой.

К концу XI века Большая Сирия превратилась в огромное поле боя, на котором сражались военачальники и бывшие подданные сельджуков с армиями египетских Фатимидов. Начиная с 1064 года на территорию Сирии начали проникать туркмены – тюркское племя кочевников. Они не подчинялись сельджукскому султану, но вслед за ними регулярная сельджукская армия заняла большую часть континентальной Сирии, однако им не удалось захватить прибрежные города, которые остались под властью Фатимидов. Ко времени первого крестового похода городом Алеппо и большей частью северной Сирии управлял племянник Мелик-шаха Ридван. Он подпал под влияние секты ассасинов и вообще был очень непопулярен в Алеппо. К тому же интересам Ридвана в Сирии противостоял его младший брат Дукак, номинальный правитель Дамаска. Антиохия, расположенная к западу от Алеппо и находившаяся под властью эмира Яги Сийана, вступила в союз с Дамаском против Алеппо. Мусульманское население в Антиохии, по всей вероятности, было небольшим, поскольку до 1084 года это был византийский город. А с востока Ридвану угрожал мосульский атабак Кербога. Похоже, что почти каждый сирийский город имел собственного правителя; многие из этих правителей были военными тюркского происхождения. Так, Хомсом правил атабак-тюрк Джанах ад-Давла. Несмотря на то, что большую часть населения Сирии составляли арабы, военная элита была представлена главным образом тюрками или курдами. Однако, начиная с 1086 года город и крепость Шейзар в северной Сирии находились под властью арабского шиитского клана Бану Мункыза. Портовый город Триполи, в котором жили в основном шииты, в 1070 году восстал против Фатимидов и до захвата его крестоносцами (1109 год) управлялся династией судей (qadis). Бейрутом, Тиром, Сидоном и Акрой владели Фатимиды (правда, последними тремя только с 1089 года, и власть их там была очень неустойчивой – время от времени в этих городах вспыхивали восстания против египетского владычества).

Что же касается Иерусалима, то в 1071 году он был отвоеван у Фатимидов одним из тюркских военачальников, но в 1098 году Фатимиды, воспользовавшись тем, что тюрки отвлеклись на военные действия против появившихся в северной Сирии первых крестоносцев, вернули себе город. По словам одного персидского путешественника, посетившего Иерусалим в 1050-х годах, в городе проживало около двадцати тысяч человек и в него приходило много мусульманских пилигримов, по тем или иным причинам не имевших возможности совершить паломничество (хадж) в Мекку и Медину. Иерусалим был для мусульман «третьим самым святым Божьим местом» и местом проживания многих мусульманских мистиков. В мусульманском видении конца света Иерусалиму отводилось особое место: в день Страшного Суда, когда труба воскресения протрубит второй раз и все мертвецы воскреснут, человечество соберется в долине Геенны, за западной стеной Иерусалима. Поэтому многие мусульмане хотели быть похороненными недалеко от этого места. В 692 году было закончено строительство мечети Омара, более известной как Купол Скалы, в долине Храма Соломона в Иерусалиме. Причины ее возведения окутаны тайной, но к XI веку среди мусульман прочно утвердилась вера в то, что именно со скалы в центре мечети Мухаммад отправился в путешествие на небеса. Хотя Фатимиды не поленились в 1098 году вернуть себе Иерусалим, особого значения этот город для них не имел. Их столицей в Палестине была Рамла, а флот базировался в Аскалоне. За пределами палестинских городов Фатимиды не имели никакой власти, и на палестинских дорогах бедуинские и туркменские грабители терроризировали поселян, купцов и паломников всех религий. В письме, написанном в 1100 году из Египта еврейским пилигримом, рассказывается, как его автор тщетно пытался в течение пяти лет добраться до Иерусалима – бедуины и бандиты сделали дороги практически непроходимыми.

Однако опасности, которым подвергались паломники в Палестине, не были главным толчком к первому крестовому походу. Все началось с обращения византийского императора Алексея I к Западу за помощью в борьбе с правителем Румского султаната  Килидж-Арсланом I. Султан Килидж-Арслан принадлежал к сельджукскому клану, враждовавшему с Сельджукидами Ирана и Ирака. (Кстати, именно попытка Килидж-Арслана воспользоваться разладом Сельджукидов в Ираке привела к его смерти в 1107 году.) В самой же Малой Азии власти румских сельджуков угрожала тюркская военная династия Данишмендидов, базировавшихся в северной Анатолии. И сельджуки, и Данишмендиды контролировали территории, население которых состояло главным образом из православных греков.

Христианский джихад и ответ мусульман

Исламский мир был далек от единства, и это способствовало успехам армий первого крестового похода в Анатолии, северной Сирии и Палестине. На помощь осажденной крестоносцами Антиохии двинулись войска из Алеппо, Дамаска и Мосула, но их действия были несогласованными и успехом не увенчались. Маленькие прибрежные города были слишком слабы, чтобы сопротивляться христианам, а когда Фатимиды потеряли Иерусалим, среди суннитов наверняка нашлись такие, которые наблюдали поражения шиитов с чувством удовлетворения.

В уже упоминавшемся письме еврейского пилигрима из Египта рассказывается о событиях, произошедших сразу после взятия Иерусалима крестоносцами: эпидемия чумы ослабила Египет, но, тем не менее, все были уверены, что египетскому визирю и военачальнику аль-Афдалу удастся очень скоро отвоевать Иерусалим. Многие мусульмане не смогли сразу оценить все значение крестоносного движения и взятия христианами Иерусалима. Франков часто принимали за византийские войска, и никто не ожидал, что они сумеют удержаться в Палестине.

Поначалу мусульмане, захваченные крестоносцами врасплох, растерялись. Но некоторые их лидеры скоро осознали все значение христианского вторжения и взялись за организацию ответного удара. Али ибн Тахир аль-Сулами (1039–1106) был суннитским ученым при мечети в Дамаске. Его «Kitab al-jihad» (1105) стал первым трактатом о священной войне, написанным после появления на Ближнем Востоке франков. В отличие от некоторых своих современников, аль-Сулами не путал франков с византийцами. Он видел в экспедиции крестоносцев христианский джихад, начавшуюся с Запада, целью которой была помощь ближневосточным христианам и захват Иерусалима. Аль-Сулами представил триумф крестоносцев в Сирии как симптом морального и политического разложения ислама и дряхлости халифата, но он же заверял читателей в неизбежности конечной победы ислама, поскольку пророк Мухаммад предсказал, что мусульмане на время потеряют Иерусалим, но потом не только вернутся в него, но и захватят Константинополь.

Аль-Сулами был прекрасно осведомлен о борьбе христиан и мусульман в Испании, Сицилии и Северной Африке. Он сумел поместить крестовый поход в широкий контекст противоборства двух религий, разыгрывавшегося во всем Средиземноморье; позже ему вторил мосульский историк XIII века Ибн аль-Асир:

«Первое появление империи франков, рост их силы, вторжение в страны ислама и завоевание некоторых из них произошли в 478 году [1085–1086], в котором они захватили город Толедо и другие города в аль-Андалусе, как уже упоминалось. Потом в 484 году [1091–1092] они напали на остров Сицилию и покорили его, о чем я тоже раньше писал. Потом они даже пробились к берегам Африки, где завоевали несколько мест, которые, впрочем, потом у них были отбиты. Они тогда захватили другие местности, как вы теперь увидите. Когда наступил 490 год [1096–1097], они вторглись в Сирию».

Хамдан ибн Абд аль-Рахим (историк, живший в Алеппо в начале XII века) даже написал книгу под названием «История франков, вторгшихся в исламские земли». До нас эта книга целиком не дошла, мы знаем о ней только по отдельным цитатам, включенным в более поздние хроники. А жаль – аль-Рахим в силу обстоятельств его жизни был прекрасно знаком с этой темой. Сначала он получил в лен от франкского феодала деревню, а потом служил у первого крупного предводителя джихада Зенги.

Джихад

Трактат аль-Сулами был первым, написанным о священной войне против крестоносцев. Сам же джихад не был чем-то новым для мусульман. К священной войне против неверных призывал Коран:

«Предписано вам сражение, а оно ненавистно для вас» (11: 216). «Сражайтесь с теми, кто не верует в Аллаха и в последний день, не запрещает того, что запретили Аллах и Его посланник, и не подчиняется религии истины – из тех, которым ниспослано писание, пока они не дадут откупа своей рукой, будучи униженными» (IX: 29).

«И сражайтесь все с многобожниками, как они все сражаются с вами. И знайте, что Аллах – с богобоязненными!» (1Х: 36). (Перевод И. Ю. Крачковского.)

Джихад (священная война) дословно переводится как «стремление», то есть стремление распространить ислам. Согласно учению суннитов, предводительство в священной войне должно принадлежать халифу. И действительно, в VIII и IX веках одной из обязанностей халифа Аббасидской династии было стоять во главе джихада. Гарун ар-Рашид (766–809), например, каждый второй год вел свои войска на Византию, а в другие годы руководил паломничеством (хадж) в Мекку. Священные войны за распространение ислама велись также против язычников-тюрков в Трансоксании и в Средней Азии и против идолопоклонников-индусов в северной Индии. Добровольцы, отправлявшиеся в такие войны, назывались «газии», в случае смерти на поле боя они приобретали статус мучеников.

Энциклопедический и проповеднический трактат «Bahr al-Fava'id» («Море драгоценных добродетелей»), написанный в 1150-х или 1160-х годах не оставившим нам своего имени персом (вероятно, проживавшим в Алеппо в правление там Hyp ад-Дина), подробно разъясняет учение и правила джихада, как его понимали в середине XII века. Священная война бывает двух видов: внутренняя – против личных пороков и внешняя – против неверных. Внешняя война тоже бывает двух видов: наступательная и оборонительная. Наступательная – это наложенная на всех мусульман обязанность расширять мусульманские территории. В борьбе против неверных участвуют добровольцы, но все мусульмане обязаны поддерживать ее морально и давать средства на ее ведение. Оборонительная же война ведется в случае вторжения агрессоров на мусульманские территории, и в борьбе с ними обязаны принимать участие все взрослые мусульмане.

Далее трактат подробно рассматривает права и обязанности участников священной войны. Если воин не достиг совершеннолетия, он должен получить разрешение родителей; если воин женат, он должен обеспечить жену средствами к существованию на время его отсутствия; воин не должен рассчитывать на то, что ему будут платить; мусульманин может бежать с поля боя только в том случае, если ему приходится противоборствовать сразу более чем двум «неверным»; женщин и детей убивать нельзя.

Правила, касающиеся добычи, очень сложны. Некоторые даже кажутся несколько абсурдными. В трактате сказано, что даже животные, участвующие в джихаде, заслуживают подарков: «подарок слону должен быть большим, чем подарок верблюду или ослу». Далее автор, сам, видимо, являвшийся 'alim, то есть религиозным ученым, настаивает на том, что и религиозные ученые имеют право на часть трофеев, взятых в борьбе с «неверными»:

«Берегитесь думать, что газий только тот, кто держит в руке меч и рубится с неверными, потому что тот ученый, который находится в мечети, молится, держит в руке перо и знает предписания ислама, тоже воин, и его перо острее меча». Автор трактата ненавидит и презирает христиан, однако еще большую угрозу он видит в еретиках внутри самого ислама: «Пролитие крови еретика стоит семидесяти священных войн».

Некоторые средневековые авторы считали, что джихад – это только оборонительная война, но эта точка зрения разделялась очень немногими. Большинство авторитетных теоретиков утверждали, что джихад будет вестись до тех пор, пока весь мир не будет обращен в ислам. Автор «Моря драгоценных добродетелей» настаивает на том, что главной обязанностью мусульманского правителя является ведение священной войны, а если правитель этого не делает, то ему лучше быть мертвым, чем живым, так как он развращает мир.

В богословии шиитов наступательную священную войну может объявить только имам, а поскольку имам сокрыт от людей, то и джихад до приближения конца света объявлен быть не может. Поэтому Фатимиды-исмаилиты и правители-шииты Шейзара (северная Сирия), часто воюя с крестоносцами, не использовали понятие священной войны. К тому же многие мусульмане, особенно шииты и последователи суфизма, считали, что внешняя война занимает второе место после войны со злом в собственной душе.

Сторонники джихада подчеркивали особый статус Иерусалима в исламе, и в XII–XIII веках было написано несколько трактатов о достоинствах (fada'il) Иерусалима, Палестины и Сирии. Подобные трактаты писались и во время арабских войн с Византией. Появлялись также и описания паломничества к гробницам пророков, мучеников и святых мужей ислама, находившимся на территории, оккупированной в то время франками.

Джихад на практике

Главными политическими событиями, влиявшими на историю Ближнего Востока в 1090-1290-х годах, были падение Сельджукидов, возвышение и падение Хорезма и появление монголов. В эти же годы была достигнута довольно широкая политическая победа суннитов над шиитами. Власть ассасинов была уничтожена сначала в Иране, а затем и в Сирии. Ни в коем случае нельзя назвать этот период ближневосточной истории «веком крестовых походов», но нельзя и забывать, что история Сирии и Египта XII–XIII веков – это, в первую очередь, время объединения этих исламских территорий перед лицом вызова со стороны латинских поселенцев.

В 1099 году крестоносцы захватили Иерусалим, перебив или взяв в плен практически все мусульманское население; для того чтобы заново населить город, были приглашены арабы-христиане из Трансиордании. В некоторых же местах, например в Рамле, население бежало еще до прибытия крестоносцев, однако было немало и таких городов и селений, где прежние жители решили остаться. Франки ввели более разумное управление страной, и их присутствие предоставило местным сельским жителям хоть какую-то защиту от мародеров – бедуинов и тюрков. Мусульмане, оставшиеся на франкских территориях, должны были платить подушный налог (в мусульманских землях такой налог платили христиане и евреи), однако, в отличие от христиан, они были освобождены от уплаты десятины. Испанский мусульманин Ибн Джубайр, в 1184 году совершавший паломничество в Мекку и на обратном пути проехавший через Иерусалимское королевство, отмечал, что франкские феодалы хорошо обращались с мусульманскими крестьянами и что последние платили меньше налогов, чем крестьяне в соседних мусульманских странах. Он даже всерьез опасался массового перехода крестьян-мусульман в христианство.

И все же на оккупированных франками территориях отношения с местным населением были неоднозначными. Даже в тех районах, где мусульмане сами решили остаться, время от времени вспыхивали бунты и совершались массовые исходы. Мусульмане восставали в 1113 году в районе Наблуса, в 1130-х и 1180-х в районе Джабал-Бахры, в 1144 году в южной Трансиордании; в конце века происходили крестьянские волнения в Палестине, которые совпали с приходом Саладина. В 1150-х годах, после неоднократных протестов против несправедливостей и вымогательств, чинимых правителем Мирабеля, жители восьми деревень в районе Наблуса покинули свои дома и бежали через Иордан в Дамаск. Эти переселенцы из Иерусалимского королевства и беженцы из других латинских государств осели в городах в глубине страны, а в Алеппо и Дамаске они даже занимали особые кварталы. Эти-то беженцы и были главными пропагандистами священной войны против франков, в случае победы над которыми они смогли бы вернуться к себе домой. Они искали вождя.

Первым кандидатом на эту роль стал Илгази, член клана Артуков, одной из многих тюркских племенных групп, воспользовавшихся распадом сельджукской империи и образовавших на ее территории маленькие княжества. Когда жители Алеппо обратились к Илгази с предложением принять власть в их городе и защищать его против Роджера Антиохийского, он был правителем Мардина. Илгази согласился возглавить священную войну и, взяв со своих подданных клятву участвовать в джихаде, разбил крестоносцев. Однако во многих отношениях Илгази не соответствовал идеальному образу предводителя священной войны. Он был пьяницей, и его главные интересы сводились к укреплению своей власти в Мардине и расширению подвластных Мардину территорий, а вовсе не к разрушению Антиохийского княжества. Илгази умер в 1122 году, так и не оправдав ожиданий доверившихся ему жителей Алеппо.

Следующим и более удачным кандидатом на роль предводителя джихада оказался мосульский атабак Имад ад-Дин Зенги (правил в 1127–1146). Мосульский историк XIII века Ибн аль-Асир впоследствии писал о нем, что если бы «Бог по Своей великой милости не пожелал, чтобы атабак [Зенги] завоевал Сирию, то франки полностью бы ее захватили». В 1128 году Зенги занял Алеппо, жители которого, боясь угроз членов секты ассасинов внутри города и наступления франков, не сопротивлялись. Как и многие другие назначенные Сельджукидами атабаки, Зенги использовал свое положение для того, чтобы создать для себя независимое княжество в северном Ираке, организованное по образцу иранского султаната Сельджукидов. Как и они, Зенги организовывал и поддерживал мадрасы (madrasas) и ханаках (khangas). (Мадраса – учебное заведение, в котором преподавались Коран и религиозный закон – представляла собой чисто суннитское заведение, и одной из главных его задач являлось противодействие проповеди шиитов; ханаках [также называемые завийа – zawiyah] называли помещения, в которых жили и совершали свои обряды суфии.) Проповедники и добровольцы из последователей суфизма играли важную роль в войнах против крестоносцев. Распространение Мадрас и ханаках в Сирии при Зенги и его наследниках было частью движения за нравственное возрождение ислама, сторонники которого выступали за искоренение испорченности и еретических взглядов в мусульманском обществе, что являлось составной частью великого джихада, имевшего более дальние цели, чем просто изгнание франков из Палестины.

Благочестивые мусульмане, особенно жители Алеппо, видели в Зенги человека, самой судьбой предназначенного предводительствовать священной войной, однако во многом он не оправдал их веру в него. Большую часть времени Зенги тратил на борьбу со своими мусульманскими соперниками и на расширение подвластных ему территорий. Он очень хотел присоединить к своим сирийским владениям Дамаск, но правитель Дамаска Муин ад-Дин Унур опередил его, заключив союз с Иерусалимским королевством. Однако в 1144 году, благодаря неожиданному счастливому стечению обстоятельств, Зенги сумел отвоевать у латинян Эдессу. Историк Михаил Сирийский оплакивал падение города: «Эдесса превратилась в пустыню; тяжелое зрелище, место, покрытое черным одеянием, напоенное кровью, усыпанное трупами своих сыновей и дочерей! Вампиры и дикие животные ворвались ночью в город, чтобы попировать плотью убиенных, и он стал жилищем шакалов; и никто из людей не входил туда, кроме тех, кто искал сокровищ».

Но, по словам Ибн аль-Асира, «Зенги осмотрел город, и тот ему понравился, и он понял, что неправильно было бы превратить такое место в руины. И он отдал приказ, чтобы его люди возвратили каждого мужчину, женщину и ребенка в их дома вместе с украденным у них добром… Город был восстановлен в прежнем виде, и Зенги оставил в нем гарнизон, чтобы защищать его».

В 1146 году Зенги был убит своим рабом, и ему наследовал в Алеппо его сын Hyp ад-Дин (Нуреддин). В 1154 году с помощью сторонников священной войны с франками, живущих в Дамаске, Hyp ад-Дин торжественно вступил в этот город. Затем он заказал minbar (кафедру) и велел поставить ее в мечети Эль-Акса в Иерусалиме, поскольку был уверен в том, что вход его победоносной армии в этот город уже не за горами. Однако сначала нужно было завоевать Египет. Между тем в 1153 году франки захватили Аскалон, и их флот теперь стоял в порту недалеко от дельты Нила. В самом Египте ситуация была нестабильной, фатимидские халифы превратились в пешки в руках враждующих визирей и военачальников.

Саладин

Мусульманское войско, посланное Hyp ад-Дином, захватило власть в Египте. Но сам Hyp ад-Дин немного выиграл от успеха своей экспедиционной армии. Один из его офицеров, Саладин (Салах-ад-Дин Юсуф ибн Эйюб) из курдского клана Эйюбов, стал в 1169 году главным визирем Египта. А в 1171 году после смерти фатимидского халифа Адида он захватил верховную власть и объявил себя султаном, положив конец династии Фатимидов и основав династию Эйюбидов. Саладин приказал поминать в пятничных молитвах аббасидского халифа Багдада и султана Дамаска Hyp ад-Дина и объявил суннизм государственной религией. До этого наиболее влиятельные лица в Египте были шиитами, хотя в стране жило много суннитов, христиан и евреев. Превращение суннизма в официальную религию не вызвало особого противодействия. Саладин и его преемники систематически распространяли и укрепляли суннизм, создавая сеть Мадрас и покровительствуя суфиям.

Саладин неоднократно заявлял о своей верности Hyp ад-Дину, но на деле практически не помогал ему ни деньгами, ни войском, о которых тот постоянно просил. После смерти Hyp ад-Дина в 1174 году Саладин вошел в Сирию и занял Дамаск, сместив законного наследника – сына султана. Став правителем Египта и Дамаска, Саладин посвятил себя созданию империи, которой должны были бы править члены его клана. Он должен был, по возможности, удовлетворить всех своих родичей, выделив каждому собственный удел. Эта империя создавалась за счет мусульманских соседей Саладина – северной Сирии, Ирака и Йемена. (Однако ему не удалось, несмотря на неоднократные попытки, завладеть Мосулом, которым правил наследник Зенги.) На протяжении всего правления Саладина львиная доля его доходов уходила на удовлетворение нужд родственников и приближенных. Щедрость была одним из необходимых атрибутов средневекового мусульманского правителя.

В то же время на Саладина оказывали постоянное давление благоверные мусульмане-идеалисты и беженцы из Палестины; они требовали, чтобы он возглавил джихад против латинских поселенцев. Такие светские интеллектуалы, как аль-Кади аль-Фадил и Имад ад-Дин аль-Исфахани, работавшие в канцелярии Саладина, неустанно досаждали своему господину, призывая его прекратить борьбу с соседями-мусульманами и послать свои армии воевать с неверными. Аль-Кади аль-Фадил и его подчиненные превратили канцелярию султана в главное орудие пропаганды в пользу Саладина. В письмах, которые они рассылали по всему мусульманскому миру, действия Саладина преподносились как направленные к единственной цели – уничтожению латинских княжеств. Когда сторонники рода Зенги и другие враги султана называли его узурпатором, заботящимся лишь о благе собственного клана, сторонники Саладина указывали на его верность идее священной войны как на подтверждение легитимности его власти. Однако Саладин не много делал для борьбы с христианами до тех пор, пока в 1183 году Алеппо не признал его своим владыкой.

Армии Саладина

Армии, которые Саладин повел на латинские поселения, шли под лозунгами священной войны, но в их рядах не было газиев; войска Саладина, в основном, состояли из тюркских и курдских солдат-профессионалов. Для большинства офицеров (или эмиров) платой за службу были налоги с пожалованных им деревень, поместий или фактории и доля военной добычи. Немалую часть отборного войска Саладина составляли мамлюки, то есть солдаты из рабов (так было во всех средневековых мусульманских армиях). Численность армий Саладина в кампании против латинян увеличивалась и за счет наемников – бедуинов и туркменов, составлявших отряды легкой кавалерии и воевавших за долю добычи.

Отборные тюркские части были вооружены сложносоставными, выгнутыми назад луками длиною около 1 м. Как и английские большие луки (в человеческий рост), такой лук требовал от лучника специальных навыков и большой физической силы. Но в отличие от английского большого лука это было наступательное оружие кавалерии, обладающее большей поражаемостью и дальнобойностью. Однако вспомогательные отряды бедуинов и туркменов пользовались более простыми луками, стрелы которых не были так опасны: отсюда и рассказы об английских крестоносцах, наступавших в 1191 году на Арсуф и так плотно утыканных стрелами, что они напоминали собой ежей, хотя эти стрелы не наносили им почти никакого вреда. В близком бою мусульманские воины пользовались пикой, дротиком (коротким метательным копьем) или мечом. Большинство воинов было защищено только доспехами из толстой кожи, однако эмиры и мамлюки в пластинчатых или чешуйчатых кольчугах не уступали в снаряжении франкским рыцарям. В XII–XIII веках в военной технологии мусульман не появилось каких-либо серьезных новшеств, если не считать усовершенствования снарядов для метания камней при осаде.

Взаимоотношения франков и мусульман при Саладине

«Kitab al-It'ibar» («Книга назидания») дает нам возможность составить представление о взаимоотношениях христиан и мусульман как на поле боя, так и вне его. Автор книги, Усама ибн Мункыз, родился в 1095 году в Шейзаре (северная Сирия), а умер в 1188 году. Он происходил из знатной семьи и был очень образованным человеком. Описывая захват в плен франками его родственников и их последующее спасение, он пишет: «Спасение моих детей, моего брата и наших жен облегчило мне пропажу погибшего имущества. Только гибель книг – а ведь их было четыре тысячи переплетенных великолепных сочинений – останется раной в моем сердце на всю жизнь». В возрасте почти девяноста лет он написал трактат о том, как направляющаяся рукой Всевышнего судьба определяет все на земле, включая и длительность человеческой жизни. Поскольку большинство примеров, приводимые Усамом, взяты из его собственной жизни, книга похожа на автобиографию, но для автобиографии она слишком фрагментарна и уклончива, особенно в описании многочисленных встреч с франками. В начале 1140-х годов Усама и его покровитель дамасский эмир Муин ад-Дин Унур поддерживали постоянные сношения с королем Фульком и посещали Иерусалим с дипломатическими миссиями. Дела нередко оставляли время и для развлечений, и, несмотря на все ритуальные проклятия Усамы в адрес франков, он ездил вместе с ними на охоту и имел возможность познакомиться с ними довольно близко. По словам Усамы, «у франков (да покинет их Аллах!) нет ни одного из достоинств, присущих людям, кроме храбрости». Но это была как раз та добродетель, которую сам Усама ценил превыше всех других, и в своем на удивление уравновешенном описании обычаев франков он старался показать как отрицательные, так и положительные их черты. С одной стороны, некоторые франкские медицинские методики – глупы и опасны; с другой – кое-какие их лекарства действуют замечательно. С одной стороны, франкский обычай решать споры путем поединка – абсурден и смешон, с другой – Усама сам признает, что франкский суд поступил с ним в одном случае справедливо. С одной стороны, некоторые франки, только что приехавшие в Святую Землю, ведут себя как варвары, с другой – среди франков у Усамы появилось много друзей, которые по-настоящему понимают ислам. (Здесь уместно привести следующие цитаты: «Однажды, когда я посетил Иерусалим, я вошел в мечеть Эль-Акса; рядом с мечетью была еще маленькая мечеть, в которой франки устроили церковь. Когда я заходил в мечеть, а там жили храмовники – мои друзья, – они предоставляли мне маленькую мечеть, чтобы я в ней молился». «Многие франки обосновались в наших землях и подружились с мусульманами. Эти франки гораздо лучше тех, кто недавно приехал из франкских стран, но они исключение, по которому нельзя судить вообще». Любопытно и следующее наблюдение Усамы: «Все франки, лишь недавно переселившиеся из франкских областей на восток, отличаются более грубыми нравами, чем те, которые обосновались здесь и долго общались с мусульманами».)

Кстати, Усама, сам участвовавший в боях с франками, в своей книге ни разу не упоминает джихад – видимо, из-за того, что он был шиитом и не верил в легитимность и религиозную ценность священной войны, ведущейся таким вождем-узурпатором, как Саладин. Немало современников Усамы, очевидцев крестовых походов, тоже писали такие своеобразные автобиографии, но, к сожалению, мы знаем о них только по цитатам, вошедшим в произведения более поздних авторов. Одну из таких автобиографий написал иракский врач Абд аль-Латиф аль-Багдади (1161/2-1231/2). Если бы эта книга сохранилась, она могла бы оказаться еще более ценной для нас, чем трактат Усамы, потому что Абд аль-Латиф посетил Саладина во время осады Акры, а затем и в Иерусалиме, после заключения мира с Ричардом Львиное Сердце. Перу Абд аль-Латифа принадлежит также трактат, опровергающий алхимию; в нем он описывает веру алхимиков в то, что эликсир жизни находится в глазных яблоках молодых людей. Абд аль-Латиф сам видел, как после одного из сражений между крестоносцами и мусульманами алхимики ходили от одного окровавленного трупа к другому и вырывали у «неверных» глаза.

Военная поэзия

При жизни Усама был более известен как поэт, а не как автор «Книги назидания». Мы знаем, что он прилежно изучал Коран и активно поддерживал идею распространения ислама по всему миру, однако его нравственные ценности лишь отчасти основываются на священной книге мусульман. Его принципы поведения и язык, которым он описывал сражения с франками и другими противниками ислама, во многом восходят к традициям доисламской поэзии арабов-кочевников Хиджаза (область в Саудовской Аравии). И в этом Усама мало чем отличался от других видных деятелей мусульманского сопротивления франкам. Среди них достаточно упомянуть советников Саладина в 1170-1180-х годах – выдающихся писателей XII века Имада ад-Дина аль-Исфахани, работавшего в канцелярии султана, и аль-Кадн аль-Фадила, возглавлявшего эту канцелярию. Аль-Исфахани был историком и одним из знаменитейших поэтов своего времени. Аль-Фадил тоже был поэтом, а также новатором в области стиля арабской прозы – его метафоричная, орнаментальная и напыщенная манера стала образцом для подражания для арабских писателей на много веков.

По некоторым сведениям, Усама знал наизусть более двадцати тысяч стихотворений доисламской поэзии, что свидетельствует о его необычайной памяти. И даже курдский авантюрист Саладин был ценителем арабской литературы. Он не только всегда возил с собой сборник стихов Усамы, но даже выучил наизусть весь текст антологии Абу Таммама «Hamasa» («Храбрость») и очень любил декламировать отрывки. В этой антологии Абу Таммам (806?-845/6) собрал стихи бедуинов, сочиненные до появления ислама, и представил их читателям как руководство к правильному поведению. В период правления Эйюбидов «люди выучивали эти стихи наизусть, а не держали их на полке». По словам Абу Таммама, «меч правдивее написанного в книгах: его острие – граница между правдой и ложью». Отобранные им стихотворения превозносят традиционные арабские ценности, особенно храбрость, мужественность и щедрость.

Иными словами, жанры, образы, метафоры и эмоциональная настроенность доисламских поэтов способствовали формированию поэзии, отражавшей поражения и победы в войне с крестоносцами. Тропы VII века, в которых восхвалялись рукопашные бои и победы в езде на верблюдах, теперь ожили и пригодились для описания священной войны, ведущейся этнически смешанной, полупрофессиональной армией в Сирии и Египте. Родичи и преемники Саладина разделяли его литературные пристрастия, и многие из них сами писали стихи. При Салих Эйюбе, последнем султане Египта этой династии (1240–1249), в качестве советников состояли два самых знаменитых поэта позднего Средневековья – Баха ад-Дин Зухайра и Ибн Матру.

Культурные связи

Представители мусульманской и франкской военной аристократии не только воевали друг с другом, но и поддерживали дипломатические и светские отношения. Им иногда случалось приятно проводить время в обществе друг друга и даже вместе охотиться. Мусульмане и христиане торговали друг с другом, купцы постоянно курсировали между Дамаском и христианской Акрой. Путешественник Ибн Джубайр отмечал, что «солдаты занимались своей войной, а люди жили мирно». Однако, несмотря на подчас тесные связи мусульман с христианами, культурообмен был невелик. Близость совсем не обязательно подразумевает понимание. Согласно трактату «Море драгоценных добродетелей» (см. выше), книги чужеземцев не заслуживали того, чтобы их читали; к тому же «любой, кто верит в рождение Бога из чрева женщины, совершенно безумен; с ним не следует разговаривать, у него нет ни разума, ни веры».

Сам Усама не говорил по-французски, однако, из его книги видно, что некоторые франки знали арабский. Видимо, они учили этот язык с практическими целями. Райнальд де Шатийон, правитель Керака, знал арабский и находился в тесных сношениях с бедуинами Трансиордании. Райнальд Сидонский не только говорил по-арабски, но и взял к себе на службу арабского ученого для составления комментариев к книгам на этом языке. Однако на Латинском Востоке ни одна арабская книга не была переведена ни на латинский, ни на французский, да и арабы со своей стороны не проявляли никакого интереса к западной литературе. В 1160-х годах иерусалимский король Амальрих привез из Египта арабского врача Абу Сулеймана Давуда для лечения своего сына Балдуина, больного проказой. Но чаще случалось, что мусульмане обращались к врачам-христианам. Мусульманские и христианские аристократы на Ближнем Востоке восхищались религиозным фанатизмом и военным искусством друг друга, но не интересовались чужой культурой. Культурный обмен происходил в другом месте и в другое время – арабская ученость проникла в христианский мир через Испанию, Сицилию и Византию.

Гаттин

В 1183 году Саладин занял Алеппо, в 1185 – Майафарикин, а в 1186 Мосул признал его своим владыкой. И только тогда Саладин решился выступить против Иерусалимского королевства. В июне 1187 года его армия численностью примерно в тридцать тысяч человек (в том числе двенадцатитысячная кавалерия) перешла реку Иордан. Армию сопровождали mutawwiun – гражданские добровольцы, желавшие участвовать в священной войне с «неверными». Скорее всего, Саладин намеревался захватить крепость в Тиверии (в Галилее) и совершенно не ожидал, что ему придется встретиться в открытом бою с войском короля иерусалимского. Он явно не рассчитывал на столь громкую победу при Гаттине и не имел заранее разработанных планов дальнейших действий. При Гаттине попади в плен многие известные франки, но большинство из них в конце концов было отпущено за выкуп. Однако захваченные тамплиеры и госпитальеры были обезглавлены.

Сразу после гаттинской победы Саладин поспешил занять несколько слабозащищенных укреплений, а затем повернул на Иерусалим, который и сдался ему 2 октября. Саладину, однако, не удалось захватить Тир, который впоследствии стал базой для третьего крестового похода. Спустя несколько лет после сражения при Гаттине Саладин рассказал своему биографу Бахе ад-Дину ибн Шаддаду о своих мечтах на будущее: «Когда с помощью Аллаха здесь не останется ни одного франка, я разделю свои земли и отдам своим преемникам последние приказы, а потом покину их и поплыву по этому морю на острова, преследуя франков, пока на земле не останется ни одного неверующего в Аллаха. Я исполню это или умру». Но ни Саладин, ни его советники не предусмотрели того, что падение Иерусалима вызовет на Западе проповедь еще одного крестового похода. Пока же сотрудники канцелярии султана писали письма халифу и другим мусульманским правителям, в которых похвалялись освобождением от «неверных» третьей по значению исламской святыни – Иерусалима – и намекали на то, что воины Саладина с его мусульманскими соседями на самом деле служили объединению мусульман для ведения священной войны против франков.

Но вот с Запада прибыли ополчения третьего крестового похода, и началась серия атак и контратак, наступлений и отступлений… Это была война на истощение, и мусульмане тратили на нее все ресурсы. По словам аль-Кади аль-Фадила, Саладин «потратил доходы с Египта на завоевание Сирии, доходы с Сирии на захват Месопотамии, а доходы с Месопотамии – на покорение Палестины». В итоге Саладину становилось все труднее содержать на марше большие армии. Держатели же икта  хотели на месте наблюдать за сбором урожая в деревнях, с которых они собирали налоги, а родственники Саладина зачастую больше интересовались собственными владениями на окраинах Эйюбидской империи, чем борьбой с франками. В 1193 году, вскоре после возвращения в Европу армий третьего крестового похода, Саладин умер от лихорадки.

Наследники Саладина

Успехи Саладина обошлись мусульманам очень дорого, и его наследники не спешили продолжать ту же наступательную политику, которая могла бы принести им новые территории в Сирии и Палестине, но в то же время была чревата опасностью появления новых полчищ крестоносцев. После смерти Саладина империя была фактически поделена между его враждующими между собой родичами. Многие из них декларировали приверженность священной войне, как ее вели Зенги, Hyp ад-Дин и Саладин, однако больше всего они были заняты борьбой за первые места в Эйюбидской империи. К тому же некоторые из этих принцев были лишь ставленниками различных группировок, состоявших из тюркских офицеров или мамлюков. Время от времени то один, то другой из эйюбидских принцев вступал в союз с франками из латинских поселений против своих родственников-мусульман.

Обычно (хотя и не всегда и не всеми) правитель Египта признавался членами клана старшим и назывался султаном, в то время как все другие (правители Дамаска, Алеппо, Хамы, Хомса и пр.) были просто принцами (maliks). Брат Саладина Сайф ад-Дин аль-Адил был султаном Египта с 1200 по 1218 год, и в его правление в мае 1218 года армии пятого крестового похода высадились в дельте Нила к западу от Дамиетты. Однако действиями против крестоносцев руководил с самого начала его сын аль-Камиль, который наследовал отцу после его смерти в августе того же года. В ноябре 1219 года крестоносцы захватили Дамиетту, но не двинулись сразу на Каир, чем обрекли свое предприятие на провал. Пока они медлили, родичи аль-Камиля в Сирии и Месопотамии послали войска на помощь Египту, и, в конце концов, крестоносцы сдали Дамиетту аль-Камилю в 1221 году.

Однако же, несмотря на героическое прошлое и на триумф при Дамиетте, отношения Эйюбидов с крестоносцами в начале XIII века определялись, прежде всего, стремлением к сосуществованию, а не к продолжению священной войны. И хотя закон ислама не мог санкционировать официальное заключение долговременного мира с «неверными», нужды торговли и сельского хозяйства заставляли мусульман заключать десятилетние перемирия и организовывать в некоторых местностях сельские советы, в которых христиане сотрудничали с мусульманами в управлении и в сборе урожая.

Несмотря на войну с франками, начало XIII века было временем расцвета арабской литературы, воспевающей простые радости жизни: праздники, пикники, любовь, вино… Знаменитый поэт Баха ад-Дин Зухайр (ум. 1258) выпустил антологию (diwan) стихотворений, описывающих тогдашнюю dolce vita; одно из них посвящено тому, как он посещал со своей возлюбленной египетские таверны и монастыри, напивался и любовался «монахами с луноподобными лицами и тонкими талиями».

В 1229 году аль-Камиль, власти которого угрожала коалиция враждебных родичей, сдал Иерусалим Фридриху II, что вызвало осуждение всего мусульманского мира, однако при этом его наиболее ярые критики – другие эйюбидские принцы – сами при необходимости и к собственной выгоде заключали тактические союзы с христианами. Право первородства в империи Эйюбидов не уважалось, и после смерти аль-Камиля в 1240 году султаном Египта стал его второй сын – Салих Эйюб. Он уже временно занимал Иерусалим в 1239 году, а в 1245 году присоединил к своим территориям Дамаск. В борьбе с другими эйюбидскими принцами и христианами, удерживавшими побережье Палестины, Салих, в основном, полагался на полк мамлюков. Как уже упоминалось, почти все мусульманские правители формировали военные отряды из рабов, но Салиб Эйюб выделялся тем, что покупал беспрецедентное число тюрков-кипчаков, захваченных в южнорусских степях, тщательно обучал их военному искусству и развивал у них культ верности султану.

В 1249 году армия Людовика IX высадилась в Египте. Салих Эйюб умер в разгар организации обороны, и ведение войны против христиан взяли на себя мамлюкские офицеры. В 1250 году мамлюки разбили французов при Аль-Мансуре и были названы хронистом Ибн Василем «тамплиерами ислама». Однако несколько месяцев спустя эти же мамлюки убили Тураншаха – сына и наследника Салих Эйюба, что послужило началом десятилетней политической борьбы в Египте и в Сирии между принцами-эйюбидами, тюркскими и курдскими военачальниками и соперничавшими друг с другом группами мамлюков, делившими провинции Эйюбидской империи.

Эта междоусобная война, давшая латинянам время для передышки, закончилась с вторжением в Сирию монголов. Монгольские армии появлялись на Ближнем Востоке еще в 1220-х годах, а в 1240-х годах они заняли большую часть Анатолии. Однако систематическим захватом арабских земель монголы занялись только в 1250-х годах под руководством Хулагу-хана (ок. 1217–1265), внука Чингиз-хана. В 1256 году монголы заняли крепость шиитов-ассасинов Аламут, а в 1258 году разграбили Багдад. В январе 1260 года монголы перешли Евфрат и вошли в Сирию. Эйюбидский правитель Алеппо и Дамаска Насир Юсуф бежал в пустыню, оставив оба города на милость победителей. Какое-то время спустя монголы его поймали и казнили.

В Египте султаном в это время был узурпировавший власть мамлюкский офицер Кутуз. Ему ничего не оставалось делать, как собрать армию из сохранивших боеспособность отрядов египтян и сирийцев и выступить из Египта навстречу монголам. В знаменитом Айн-Джалутском сражении победили мамлюки. Однако плоды этой победы достались не Кутузу, а Бейбарсу – другому мамлюку, который убил Кутуза и объявил себя султаном Египта и Сирии. Бейбарс I аз-Захир Сейф-ад-дин ас-Салихи (1223–1277) оказался талантливым военачальником, и мусульманские пропагандисты, не заостряя внимание на том, как он пришел к власти, провозгласили его лидером джихада. На протяжении всего своего правления Бейбарс яростно защищал Сирию от монголов на границе, проходившей по Евфрату. Помимо этого он отвоевал у христиан Кесарию, Арсуф, Антиохию и Крак-де-Шевалье. Бейбарс и его сподвижники представляли эти военные кампании как часть более широкой программы нравственных реформ и религиозного возрождения. При Бейбарсе был восстановлен халифат Аббасидов, который теперь находился под защитой египетских мамлюков. Сам султан Бейбарс объявил себя «покровителем Мекки, Медины и Иерусалима» – священных городов ислама. Им также были приняты меры по борьбе с употреблением алкогольных напитков и наркотиков, ужесточилась борьба с еретиками внутри ислама. В 1260-х и 1270-х годах мамлюки захватили замки шиитов-ассасинов в Сирии.

К концу правления Бейбарса карта Ближнего Востока по сравнению с 1090-ми годами сильно изменилась. Неспособность Эйюбидов сопротивляться монголам дискредитировала эту династию, и Бейбарс был теперь единоличным правителем всех их территорий, кроме Хамы, чей эйюбидский принц платил Египту дань. Египет и Сирия стали теперь частями единой империи. Территория Египетского султаната мамлюков граничила с Нубиец и простиралась до Киликийской Армении. А к востоку от Евфрата разрозненные тюркские княжества теперь заменило монгольское государство Хулагуидов.

Рабы-наездники

Еще турки-сельджуки использовали в армии рабов – мамлюков. Так, согласно одному источнику, в Манцикертском сражении сельджуков с византийцами в 1071 году в армии Алп-Арслана  было четыре тысячи мамлюков.

И хотя большинство эмиров Саладина были свободные тюрки и курды, ударные части его армии состояли из мамлюков. В Египетском султанате мамлюков (1260–1517) все главные военные и административные должности занимали исключительно мамлюки.

У мамлюкских султанов были более крупные и лучше обученные армии, чем у их предшественников – Эйюбидов. Сначала большинство мамлюков составляли тюрки-кипчаки из южнорусских степей, но, начиная с 1360-х годов появляется все больше черкесов с Кавказа. При этом в рядах мамлюков можно было иногда увидеть и европейцев – венгров, немцев, итальянцев и др., которые попадали в плен юношами в войнах на Святой Земле и на Балканском полуострове или были захвачены пиратами, после чего их насильно обращали в ислам.

Молодые мамлюки в каирской цитадели проходили жестокий куре военной науки и физического совершенствования. Их заставляли по тысяче раз в день разрубать мечом комья глины, чтобы разработать мускулы рук. Их учили ездить верхом без седла и стрелять из лука на скаку как вперед, так и – что было особенно трудно – в обратном направлении. Одним из важных упражнений была стрельба по бутылочной тыкве, надетой на высокий шест. Чтобы стрелять, лучник-наездник должен был отпустить поводья и управлять лошадью только коленями, и нередко новички погибали, врезавшись на скаку в шест. Немало жертв было и при игре в поло, которое также служило неплохим упражнением для будущих конных воинов.

Мамлюков обучали арабскому языку и исламской вере, и многие из них умели читать и писать. Именно существование образованной военной элиты в XIII–XIV веках объясняет широкое распространение трактатов о furusiyya. Furusiyya буквально означает «искусство верховой езды»; в работах, написанных в этом жанре, говорилось не только об обращении с лошадьми, но и вообще обо всех военных искусствах и науках, включая владение мечом, луком, копьем и, позже, использование артиллерии, правила расположения осадных орудий и руководства армиями. Авторы обычно предваряли свои трактаты вступлениями, в которых подчеркивали важность такого рода знаний и навыков для ведения джихада во имя Аллаха. Так, к примеру, аль-Тарсуси уверял, что он сочинил руководство по стрельбе из лука для Саладина, чтобы помочь тому воевать с «неверными». А автор трактата «Книга знаний об искусстве верховой езды» Бадр ад-Дин Бактут аль-Раммах призывал к чему-то вроде самопосвящения в рыцари джихада. Он писал, что желающий быть «святым воином» (mujahid) должен пойти на берег моря, выстирать свою одежду, совершить омовение, призвать Аллаха и окунуться в море три раза перед тем, как произнести молитву.

Несмотря на профессионализм и стойкость мамлюкской армии, военная кампания против латинских поселенцев оставалась затяжной войной на истощение, в которой нападения и осады сменялись перемириями и наоборот. Сохранились документы о перемириях, из которых мы можем многое узнать о жизни в Сирии XIII века. Пункты этих документов оговаривают создание таможенных постов, возвращение беглых рабов, совместное взимание налогов с приграничных областей, реституцию товаров, найденных после кораблекрушения, обеспечение безопасного передвижения купцов и т. д.

Наступление Бейбарса на латинские укрепления, начатое им в 1263 году, было продолжено султаном Мансуром Сейф-ад-Дином Калауном (ум. 1290). В 1285 году он взял крепости Маргат и Мараклею, а в 1289 захватил Триполи. К этому времени мамлюки обладали такими мощными армиями, что христиане не решались встречаться с ними в открытом бою. В эти же годы мамлюки усовершенствовали осадные орудия. Когда сын и наследник Калауна султан аль-Ашраф Халиль (ум. 1293) в 1291 году пошел на Акру, он привез с собой семьдесят два осадных орудия. Падение Акры под натиском мамлюков повело к массовой эвакуации христиан с палестинского побережья. Халиль помнил, что случилось после побед Саладина, и решил предупредить появление новых крестоносцев. Он приказал разрушить все латинские города и порты на побережье Палестины и Сирии, тем самым лишив франков возможности высадки еще одного крестоносного войска.

Латинские церкви, дворцы, дома были разграблены, а готические колонны и другие трофеи из Сирии впоследствии использовались для украшения каирских мечетей. Аль-Ашраф Халиль увековечил свою победу над христианами фреской в каирской цитадели, изображавшей все взятые им латинские крепости. После падения Акры мамлюкские армии обратились против еретиков и христиан в горных местностях Сирии и Ливана, которые упрямо отказывались подчиняться новым властителям. Особенно пострадали марониты,  против которых мамлюки направляли военные экспедиции в 1292, 1300 и 1305 годах. Вообще во времена крестовых походов христианам на мусульманских территориях жилось очень нелегко. Их подозревали в симпатиях к франкам (а потом и к монголам) и даже в шпионаже в их пользу. В антихристианском трактате, написанном в конце XIII века Ибн аль-Васити, утверждалось, что жители Акры поручали христианам поджигать кварталы Каира. После падения Фатимидов христианам было запрещено занимать высокие посты в армии. Правда, они продолжали работать в налоговых конторах Сирии, но по этому поводу все чаще раздавались протесты и звучали обвинения в том, что христиане злоупотребляют своим положением для ущемления прав мусульман. При мамлюках бывали даже случаи насильственного обращения чиновников-христиан в ислам (хотя закон ислама запрещает насильственное обращение христиан и иудеев). Таким образом, крестоносное движение, одной из целей которого была помощь восточным христианам, привело к ухудшению положения христиан на территориях, подвластных мусульманам.

Аль-Андалус

В то время как в XII и XIII веках в Сирии, Палестине и Малой Азии мусульманские армии понемногу теснили христиан, на другом конце Средиземноморья, в Испании, с конца XI века, мусульмане теряли свои территории. Падение испанского халифата Омейядов и разграбление Кордовы берберами в 1031 году привело к распаду арабской Испании на несколько небольших феодальных государств, число которых во второй половине XI века достигало двадцати трех. Правители этих государств не имели достаточной военной силы и ресурсов для борьбы с наступавшими с севера христианами и потому военным столкновениям нередко предпочитали выплату дани. В 1085 году король Леона Альфонс VI захватил Толедо, бывший тогда самым крупным городом Испании. Отвоевание Толедо явилось переломным моментом в ходе Реконкисты; этот город стал опорным пунктом дальнейшего продвижения христиан на юг, а с начала XII века он сделался столицей Кастилии. Арабские эмиры в панике попросили помощи у берберов-альморавидов из Северной Африки, которых они, впрочем, боялись не меньше, чем христиан. Правитель Севильи аль-Мутамид заметил в то время: «Я лучше буду пасти верблюдов [в Северной Африке], чем свиней [при христианах]».

Основатель династии альморавидов Юсуф ион Ташфин пришел к власти, будучи лидером воинственного движения за возрождение суннизма. Альморавиды (точнее – аль-мурабитун, буквально – «борцы с неверными в пограничных пунктах»), не были членами одного рода, так называлась группа людей, которые, посвятив себя джихаду, удалялись жить в ribats – нечто вроде укрепленных монастырей для благочестивых добровольцев священной войны. Альморавиды проповедовали строгое следование религиозным законам, чрезвычайно нетерпимо относились к христианам и евреям, а также преследовали последователей суфизма. Большинство первых альморавидов происходили из Санхаджи – конфедерации берберских племен. Испанские арабы отчаянно нуждались в помощи альморавидов, но между этими двумя группами существовала культурная пропасть, и далеко не все приветствовали прибытие в Испанию диких берберов. Альморавиды покорили арабскую Испанию и включили ее в состав своего государства с центром в г. Марракеш (Марокко), но они не смогли взять Толедо и остановить Реконкисту.

К 1110 году альморавиды заняли всю арабскую Испанию, но с 1125 года их владычеству в Северной Африке начало угрожать новое движение религиозного возрождения, возникшее среди берберских кочевых племен Магриба.  Проповедники этого движения тоже призывали возвратиться к «чистоте первоначального ислама» и усилить «борьбу с неверными». Основателем этого движения был бербер-богослов Ибн Тумарт, требовавший очищения мусульманской веры от всяких новшеств. Он считал, что наблюдается отступление от основного мусульманского догмата о единобожии, и называл только своих последователей «единобожниками» – по-арабски «аль-муаххидун (в испанском произношении – „альмохады“). Альмохады придавали большое значение единству Бога и, в отличие от альморавидов, преследовали приверженцев буквального следования религиозным законам и симпатизировали идеям суфизма. Ибн Тумарт объявил себя махдием (т. е. посланным Богом мессией). Его последователи верили в то, что он творил чудеса, в том числе – беседовал с умершими. В 1121 году большое берберское племя масмуда признало Ибн Тумарта своим главой, и так было положено начало теократическому Альмохадскому государству. „Мусульманами“ и „единобожниками“ отныне признавались только последователи Ибн Тумарта, а все прочие именовались „неверными“ и „многобожниками“, и война против них была объявлена религиозным долгом. Испанский паломник-мусульманин Ибн Джубайр молился, чтобы альмохады заняли Мекку и Медину и очистили их: „Да позволит Аллах это очищение, которое изгонит разрушительные ереси от мусульман мечом альмохадов – последователей веры, партии Аллаха, народа истины, защитников святилища Всевышнего…“

Во время правления первого имама-халифа Абд аль-Мумина (1130–1163) альмохады захватили все альморавидские земли в Северной Африке и вступили в Испанию. Христианские короли между тем воспользовались крушением власти альморавидов для продвижения Реконкисты. Альмохады заняли территории, оставшиеся от арабской Испании, но они были еще менее популярны, чем их предшественники. В 1195 году альмохады одержали победу при Аларкосе над королем Кастилии Альфонсом VIII, и какое-то время казалось, что их джихад на Западе можно сопоставить с действиями Саладина на Востоке. Но сражение при Аларкосе оказалось последней крупной победой мусульман в Испании. В 1212 году объединенные силы Кастилии, Леона, Арагона и Наварры под руководством кастильского короля Альфонса VIII одержали победу над альмохадами при Лас-Навас-де-Толоса. За этой победой последовали и другие успехи христиан: в 1236 году они заняли Кордову, в 1238 – Валенсию, в 1248 – Севилью. К середине XIII века христиане заняли всю Испанию, за исключением небольшого Гранадского эмирата на самом юге полуострова. Там правили принцы Насридской династии, и им приходилось балансировать между христианами, наступавшими с севера, и марокканскими султанами династии Маринидов. Иногда они платили дань христианам, иногда предлагали маринидским султанам начать в аль-Андалусе новый джихад. (С начала XIII века Мариниды – клан, вставший во главе зенатских берберов, – начали вытеснять альмохадов из Марокко. К 1275 году они управляли уже всем Марокко и время от времени принимали участие в священной войне в защиту Гранадского эмирата.)

Один из крупнейших и наиболее оригинальных мусульманских историков и философов средневековья Ибн Халдун (1332–1406) разработал циклическую философию истории, согласно которой пребывающие на одном месте, малоподвижные цивилизации разлагаются и неизбежно становятся жертвами маргинальных кочевников, которые обладают 'asabiyya (естественной солидарностью) и часто вдохновляются религиозными идеями. Победив, кочевники основывают собственные династии, но через несколько поколений их жизненная энергия и 'asabiyya исчезают под влиянием принятия ими оседлого образа жизни. Такое понимание истории сформировалось у Ибн Халдуна в результате наблюдений над сменяющими друг друга альморавидами, альмохадами и Маринидами в Испании и в Северной Африке. Первые успехи крестоносцев Ибн Халдун воспринял как начало роста христианского морского могущества в Средиземноморье. Согласно его теориям, центры могущества могли переместиться на север – возможно, в страны франков и к туркам-османам. Сотрудничество Маринидов и Насридов в борьбе с христианами было неплодотворным, поскольку Насриды подозревали Маринидов в том, что те хотели сами закрепиться в Испании, Мариниды же рассматривали Гранаду всего лишь как передний рубеж защиты своих африканских владений. Однако ослабление власти Маринидов, начавшееся в 1340-х годах, лишило Гранаду незаменимого союзника. В 1369 году насридскому принцу Мухаммеду V удалось отвоевать Альхесирас – плацдарм между Испанией и Африкой, захваченный христианами в 1344 году, и эта победа была увековечена в высокопарных надписях дворца Альгамбры. Но это никак не изменило ситуацию в Испании. Объединение Кастилии и Арагона в 1469 году решило судьбу Гранады. В ходе десятилетней военной кампании (1482–1492) с применением артиллерии все мусульманские крепости были уничтожены. Последний гранадский правитель Мухаммед XI напрасно взывал о помощи к мамлюкам и османам, и, в конце концов, в 1492 году город Гранада сдался христианам. К 1490 годам мамлюкские султаны были настолько озабочены османской угрозой на своих северных границах и португальской угрозой в Индийском океане, что им было не до далекой Гранады.

Империя мамлюков

В XIV–XV веках Египетский султанат был самой могущественной державой восточного Средиземноморья. Попытки монголов захватить мамлюкскую Сирию успехом не увенчались. В 1322 году представители мамлюкского султана аль-Насира Мухаммеда и правителя (ильхана) монгольского государства Хулагуидов (см. выше) Абу Сайда заключили мир. В 1335 году ильханат распался, раздираемый династическими спорами, последовавшими за смертью Абу Сайда.

В Египетском султанате главным проповедником идеи джихада был религиозный мыслитель Ибн Таймийя (1263–1328). Он призывал вернуться к простоте понятий и практике раннего ислама и отбросить все неприемлемые новшества. Ибн Таймийя также учил, что борьба с христианами и откровенными еретиками – не единственная цель джихада, поскольку истинно благочестивые мусульмане обязаны оказывать сопротивление и власти тех правителей, которые на словах именуют себя мусульманами, но не придерживаются религиозных законов во всей их строгости. Самый большой грех, который может совершить мусульманин, – это отказаться от джихада: „Если некоторые из тех, кому было оказано доверие, – беспечны и расточительны, то они наносят огромный ущерб мусульманам, поскольку, таким образом, они причиняют великий вред как религиозным, так и мирским интересам мусульман, забывая о своем долге воевать за них“. Однако в первой половине XIV века мамлюкские султаны интересовались главным образом возведением роскошных зданий и не менее роскошным придворным церемониалом, а вместо того чтобы расширять „территорию ислама“, они совершали приносящие материальную выгоду набеги на Киликийскую Армению и христианскую Нубию. Что же касается Европы, то султаны и не думали переносить туда джихад; более того, они вели широкую торговлю с Венецией и Генуей.

В 1347 году из южнорусских степей в Египет и в Сирию пришла чума, и с тех пор эпидемии „черной смерти“ прокатывались по землям мамлюков каждые пять-восемь лет. В результате этих эпидемий огромное количество людей умерло не только на территориях султаната, но и в тех русских степях, откуда импортировали молодых рабов-кипчаков. К концу XIV века цены на будущих мамлюков сильно выросли. Многие из них, однако, умирали от чумы еще до окончания военного обучения, и султаны, опасаясь сокращения численности войск, сокращали сроки обучения, что не могло не сказаться на качестве. Чума уносила все большее число людей, что, в свою очередь, уменьшало и доходы султана и его эмиров с сельского хозяйства. Нередко мамлюки бунтовали из-за невыплаты жалованья. Крестовый поход кипрского короля Петра I и разграбление им Александрии в 1365 году (см. главы 11 и 12) нанесли сильный удар по престижу мамлюков. После этого нападения мамлюки на своих территориях стали арестовывать европейских купцов и облагать дополнительными налогами местных христиан; по приказу эмира Ялбуги аль-Хассаки был даже построен флот специально для ответного удара.

Но Ялбуга, управлявший делами Египта и Сирии именем несовершеннолетнего султана аль-Ашрафа Шабана, через год был убит, а среди новых политических деятелей не было уже желающих вести джихад, и в 1370 году был заключен мир с Кипром.

Начиная с 1360-х годов мамлюкские султаны стали покупать меньше кипчаков и больше» черкесов, поскольку большое число кипчаков умерли в своих степях от чумы, а многие из оставшихся в живых сами стали мусульманами, и потому, согласно правилам ислама, их уже нельзя было продавать в рабство. В 1382 году мамлюк черкесского происхождения Баркук узурпировал власть, и его правление (1382–1399) прошло под знаком беспорядков и борьбы черкесских и кипчакских мамлюков, которая продолжалась и при его сыне аль-Насире Фарадже (1399–1412). В 1400–1401 году, как раз в правление аль-Насира Фараджа, в Сирию вторгся турецко-монгольский вождь Тамерлан (Тимур), чуть было не покоривший весь мир, и разгромил Дамаск. Военное возрождение мамлюков началось при султане аль-Муайяде Шайхе (1412–1421) и достигло заметных успехов в правление аль-Ашрафа Барсбая (1422–1437).

При султане Барсбае и его преемниках был создан большой военный флот – самый сильный мусульманский флот в Средиземноморье со времен Фатимидов. И теперь мамлюки, владевшие гаванями на сирийском побережье, были в состоянии нанести ответный удар Кипру, с 1191 года служившего базой для христиан-крестоносцев и пиратов. В 1425 году египетский флот совершил нападение на Кипр, а в следующем году армия мамлюков разграбила остров и захватила в плен короля Януса. Кипр стал данником султаната, и его правители поклялись не давать приюта пиратам.

В 1440-х годах мамлюки совершили несколько нападений на Родос. Султан аль-Захир Ягмак (1438–1453) решил положить конец пиратству в восточном Средиземноморье, а заодно и косвенно помочь туркам-османам. Первое нападение на Родос в 1440 году было просто пробным камнем. Вторая экспедиция в 1443 году отвлеклась на набеги на христианские владения в Малой Азии. Третья и последняя – в 1444 году – пыталась овладеть цитаделью Родоса, но атака была отбита. По словам мусульманского хрониста, «цели армии достигнуты не были, и они вернулись без всяких результатов; по этой причине прежнее рвение к священной войне в этом районе угасло на долгое время». В 1446 году через французского купца Жака Кера был заключен мир между мамлюками и рыцарями-госпитальерами Родоса.

И мамлюкские, и османские султаны были заинтересованы в совместной борьбе с пиратами-христианами в восточном Средиземноморье, но во всех других регионах они постоянно вступали в конфликты – например, в южной и восточной Турции, где они помогали соперничавшим друг с другом туркменским княжествам. И хотя обычно они не вступали в прямую борьбу за первенство в этом регионе, а за их интересы воевали их союзники, в 1486–1491 годах мамлюки все же оказались вовлеченными в прямые столкновения с османами. В этой войне победили мамлюки (во многом благодаря удачному использованию артиллерии), однако эта кампания подорвала их ресурсы. Экономические проблемы мамлюков усугублялись и появлением в Индийском океане португальцев, стремившихся заблокировать Красное море и лишить Египет доходов от торговли пряностями. В 1516 году османский султан Селим I Грозный (1512–1520), опасаясь того, что мамлюки заключат союз с новой шиитской династией Сефевидов в Иране, напал на Египетский султанат.

Законоведы Селима объявили его действия джихадом, поскольку мамлюки якобы мешали борьбе османского султана с христианами и раскольниками-шиитами. Победы османов в северной Сирии в 1516 году и в Египте в 1517 году объясняются, прежде всего, значительным численным превосходством и хорошим материально-техническим обеспечением, однако предательство и дезертирство в рядах мамлюков тоже сыграли немаловажную роль. Последний мамлюкский султан Туманбай был повешен на воротах Каира, а Селим, присоединив к своей империи Египет и Сирию, объявил себя «покровителем Мекки и Медины».

Турки-османы

В начале XIV века турки-османы владели территорией в районе Бруссы. Османский бейлик (княжество)  был одним из многих, возникших в Малой Азии после распада Румского султаната Сельджукидов и ухода из регионов монголов. Однако в ранней истории османов немало легендарного, и не ясно, были ли первые османские бей вождями племен или вождями газиев, примкнувших к османам на границах византийских территорий для участия в джихаде. Тем не менее несомненно, что идеология газиев играла важную роль в некоторых других княжествах, особенно в прибрежных бейликах Айдына и Ментеше, из гаваней которых газии-мореходы отправлялись перехватывать христианских купцов. В Анатолии, как и в других местах, джихад проповедовали в первую очередь последователи суфизма, и один из поздних османских документов описывает, как айдынского эмира посвящал в газия шейх из маулавийа (суфийского братства – дервишей): шейх вручил эмиру боевую дубинку, которую тот возложил себе на голову и заявил: «Этой дубинкой я сначала обуздаю свои страсти, а потом убью всех врагов веры».

В 1326 году османский бей Орхан захватил Бруссу, но еще долго после этого столицей османов по-прежнему было любое место, где раскидывался шатер бея. При Орхане османы быстро завоевали северо-западную Анатолию, и Орхан стал первым османским султаном. Он расширял свои владения как за счет византийских территорий, так и за счет соседних мусульманских княжеств. Поначалу на Западе считали, что приморский бейлик Айдына представляет большую угрозу, чем османы, и в 1344 году крестоносный морской союз напал на Смирну – портовый город Айдына. В это же время тюрки, только некоторые из которых служили османам, переправились через Дарданеллы. Землетрясение в Галлиполи в 1354 или 1355 году дало возможность османам занять этот порт и сделать его своей первой базой к западу от Дарданелл. И хотя впоследствии крестоносцы Амедея Савойского отбили у них Галлиполи, османы вернули себе позиции в Европе, захватив в 1369 году Адрианополь, а в правление Мурада I (1362–1389) – Фракию и Македонию.

С именем Орхана связана и организация знаменитого, военного корпуса янычар (от турецкого yeni ceri – «новое войско»). «Всех пленных юношей – неверных – надо зачислять в наше войско», – такой совет дал Орхану визирь Аллаэддин. Эта идея была осуществлена при султане Мураде I. Хотя сами они любили называть себя «избранными небесами солдатами ислама», не следует преувеличивать значение средневековых янычар.

Первоначально полк янычар набирался из христианских юношей, попавших в плен во время Балканских войн, но, поскольку их было недостаточно, с конца XIV века османы перешли к системе devshirme: в христианских поселениях на османских территориях мальчики в возрасте 8-15 лет принудительно забирались из семей, и их обучали как воинов-рабов. Среди них отбирались лучшие для службы при дворце, где их готовили к занятию высоких и ответственных должностей. В полк же попадали те, кто был похуже, в каком-то смысле – отбросы системы devshirme. В XV веке это был пехотный полк лучников, и только в конце XVI века янычар вооружили мушкетами. Наравне с полком янычар существовала и многочисленная, хотя и менее дисциплинированная, пехота, состоявшая из свободных солдат. Ядром же османской армии были сипахи – кавалерия, получавшая за свою службу timar, т. е. поместья, нечто вроде феодов. Армию дополняли части легкой кавалерии – akinjis, воевавшие за долю добычи.

Приближение армий Мурада I к Дунаю напугало европейцев и привело к созданию коалиции христианских княжеств на Балканах. Однако объединенная христианская армия потерпела поражение в битве на Косовом поле (1389). В этом сражении Мурад I был убит,  и командование принял его сын Баязид I (правил в 1389–1402), прозванный Молниеносным. Победа при Косово закончила турецкое завоевание Болгарии и предопределила судьбу Сербии. Сразу же после этой победы Баязид, предложив Сербии щадящие мирные условия, занялся подавлением восстания туркменов в Анатолии. Османы утверждали, что туркмены, начав войну, тем самым мешают им вести джихад и таким образом помогают неверным. В последующие годы Баязид использовал своих европейских вассалов для военных действий в Азии, а азиатских – для военных действий в Европе.

Однако связь между восточным и западным фронтами султаната была ненадежной вследствие того, что в Константинополе по-прежнему удерживались христиане. В 1394 году Баязид отдал приказ о блокаде города. В 1396 году на помощь Константинополю был отправлен франко-венгерский крестовый поход, но его армии потерпели поражение под Никополем. II только благодаря событиям, произошедшим в Малой Азии, существование Константинополя было продлено еще на пятьдесят лет. Захватническая политика Баязида в Анатолии привела к столкновению его войск с вассалами Тамерлана, и турецко-монгольский вождь решил лично вмешаться. Султан Баязид I поспешил из Европы в Малую Азию навстречу Тамерлану, и они встретились в 1402 году около Анкары.

Войско Баязида, состоявшее, в основном, из представителей порабощенных им областей, которые при малейшей возможности перебегали к Тамерлану, потерпело сокрушительное поражение. В. о время боя Баязид был схвачен и вскоре умер в плену. Тамерлан восстановил туркменские княжества, а Османская империя после смерти Баязида еще более обессилела, раздираемая междоусобной войной между его сыновьями Сулейманом, Исой, Мехмедом и Мусой. Победителем вышел Мехмед, который и стал султаном (годы правления 1413–1421).

При Мехмеде I и его сыне Мураде II (годы правления 1421–1451) мощь Османской империи постепенно восстанавливалась.

И хотя новая попытка взять Константинополь (1422 год) успехом не увенчалась, турки возвратили себе все (и даже больше), что потеряли в 1402 году. Еще в 1432 году бургундский шпион Бертрандон де ла Брокьер отметил, что если бы османский султан «захотел употребить ту силу и те богатства, которые он имел, при том слабом сопротивлении, которое бы он встретил со стороны христианского мира, он мог бы завоевать большую его часть». В 1441 и в 1442 годах венгерский полководец Янош Хуньяди одержал ряд блестящих побед над турками, но крестовый поход 1444 года (под предводительством польско-венгерского короля Владислава и Яноша Хуньяди) был неудачным: Мурад II разбил войска крестоносцев у города Варны, король Владислав был убит, а Янош Хуньяди с остатками войска отступил в Венгрию.

В 1451 году Мехмед II (наследовавший Мураду II) начал готовиться к осаде Константинополя. В этой осаде решающая роль отводилась артиллерии (с 1420-х пушки стали главными осадными орудиями османов). Константинополь был взят в 1453 году и превратился в столицу Османской империи Стамбул.  «Султан Мехмед завоевал Константинополь с помощью Всевышнего. Это было жилище идолов… Он превратил великолепно изукрашенные церкви в мечети и исламские школы». Победа Мехмеда исполнила традиционные исламские пророчества о падении Константинополя под ударами мусульман. Причем захват древней столицы Восточной Римской империи позволил Мехмеду выставить себя наследником не только героев исламского прошлого, но и Александра Великого и Цезаря. Итальянский автор того времени записал, что Мехмед «заявляет о том, что он пойдет с Востока на Запад, как в прошлые времена Запад шел на Восток. Мехмед говорит, что в мире должна быть только одна империя, одна вера, одна власть».

Завоевание Константинополя предоставило в распоряжение султана кораблестроительные верфи и военные ресурсы города. Флот Мехмеда II во время осады Константинополя сильно уступал византийскому, однако после 1453 года османский флот был усовершенствован и стал одерживать морские победы. Черное море превратилось в турецкое озеро, и османские корабли беспрепятственно бороздили Эгейское море. Через пять лет Мехмед завоевал Афины, и теперь ему подчинялась вся Греция. Еще через три года пал Трапезунд, перешли в руки турок и остатки Эпирского деспотата. К 1460 году османское завоевание Византийской империи было завершено. Турки теперь контролировали торговые пути через проливы в Черное море и связи с Ближним и Дальним Востоком.

В 1480 году османский флот направился к Родосу. По словам Лионеля Батлера, Мехмед II «хотел присоединить Родос к своей коллекции знаменитых греческих городов древнего мира, которые он уже покорил: Константинополь, Афины, Фивы, Коринф, Трапезунд». Завоевание Родоса предоставило бы Мехмеду также и важный стратегический пункт в восточном Средиземноморье. Однако турецкое нападение было отражено. Мехмед планировал повторить его в 1482 году; он также намеревался послать подкрепления к экспедиционным турецким частям, высадившимся в южной Италии в 1480 году. Но в 1481 году Мехмед умер. Турецкое войско в Италии, не дождавшись помощи, сдалось в сентябре того же года.

Баязид II (правил 1481–1512) не проводил по отношению к Западу столь же агрессивную политику, как его предшественник, поскольку он оказался перед необходимостью защищать трон от притязаний собственного брата – Джема. В 1482 году Джем бежал на Родос, а оттуда – во Францию. Живя под постоянным наблюдением в Европе, Джем был козырем в руках христианского мира до самой своей смерти в 1495 году. Баязиду удалось несколько расширить свои владения на Балканском полуострове, но он столкнулся с трудностями на восточном фронте – сначала в связи с Египетским султанатом, а затем в связи с приходом к власти в Иране в 1501 году шаха Исмаила, первого из шиитской династии Сефевидов.

Для своих последователей шах Исмаил был мессией (махди), они свято верили в его непогрешимость и непобедимость. Однако легенда о неуязвимости Исмаила рухнула в 1514 году, когда в битве при Чалдыране турецкая армия под командованием османского султана Селима I Грозного на голову разбила недисциплинированное войско Исмаила. Но даже и после этой победы суннитский режим Османской империи видел угрозу в иранском шиизме. И все же Селим не предпринимал дальнейших военных действий против Исмаила до тех пор, пока мамлюки угрожали его южному флангу. Османское завоевание земель мамлюков в 1516–1517 годах объединило восточное Средиземноморье под властью одного мусульманского владыки.

Еще до входа Селима в Каир в 1517 году, он получил Алжир из рук Оруджа Барбароссы, захватившего город за год до этого. Приключения братьев Оруджа и Хайреддина по прозванию Барбаросса открыли эпоху берберских корсаров. В 1533 году Хайреддин был назначен организатором османского флота, в 1534 году он завоевал Тунис (правда, войска, посланные императором Карлом V, отвоевали его в следующем же году), в 1538 году одержал у Превезы в 1538 году крупную морскую победу над христианским морским союзом, созданным по инициативе императора и папы римского. В 1551 году Триполи, которым с 1510 года владели испанцы, пал под ударами мусульман, и вся Северная Африка, за исключением Марокко, была присоединена к Османской империи.

Османскую империю при Сулеймане Великолепном (1520–1566) можно сравнить с христианской империей Карла V. Войны Сулеймана в Средиземноморье и на Балканах, по сути, были имперской войной против Габсбургов, а не джихадом. Поначалу удача была на стороне Сулеймана: его армии захватили Белград (1521), Родос (1522), разгромили венгров в Мохачской битве (1526) и уничтожили Венгерское королевство. И хотя Сулейману не удалось взять Вену в 1529 году, в то время эта неудача не казалась особенно значимой, поскольку взятие Вены не входило в первоначальные военные планы этой конкретной военной кампании. И все же уверенность османов в возможности завоевать весь мир несколько пошатнулась. Турецкое поражение на Мальте (1565 год) еще больше подорвало моральное состояние османов, а в следующем году Сулейман умер.

Тем не менее, османы по-прежнему стремились расширять свои территории, и в 1570 году они захватили венецианский Крит, что привело к организации еще одного христианского морского союза. В 1571 году христиане одержали победу над турками в битве при Лепанто (в Коринфском заливе) и провозгласили ее триумфом над неверными. Действительно, турки потеряли в этом сражении тысячи умелых моряков и лучников, однако ресурсы Османской империи были огромны, и поражение при Лепанто не очень обеспокоило султана. Говорят, что на вопрос Селима II (правил в 1566–1574) о том, сколько денег потребуется на постройку нового флота, визирь ответил: «Мощь империи такова, что, если бы понадобилось снабдить весь флот серебряными якорями, шелковыми снастями и атласными парусами, это было бы нетрудно». А поскольку Кипр остался в руках османов, визирь заявил послу венецианцев: «При Лепанто вы нам только подстригли бороду – захватом Кипра мы отрубили вам руку». Османы очень быстро построили новый флот и беспрепятственно совершали набеги по всему западному Средиземноморью, иногда даже пользуясь гостеприимством французских гаваней.

Тем временем на Балканах вновь начались военные действия, и на этот раз османы оказались не на высоте. Османские армии успешно перенимали европейскую военную технологию, но не европейскую тактику. Турки могли восхищаться дисциплиной западных войск, их умением наилучшим образом использовать пушки и мушкеты, но турецкие армии не могли превзойти в этом европейцев, и турецкие генералы до сих пор верили в силу своей вооруженной мечами кавалерии. К тому же империя османов начала испытывать финансовые трудности, а в Анатолии одно за другим вспыхивали восстания.

К 40-м годам XVII века наступательная мощь Османской империи на западноевропейском направлении угасла. Еще в 1606 году султан заключил мирный договор с императором Рудольфом II Габсбургом и отказался от получения ежегодной дани. Очередная попытка османов взять Вену в 1683 году провалилась. Период османской экспансии в Европе закончился. Разгром турецкой армии под Веной стал началом изгнания османов как из Венгрии, так и с других территорий. Эпоха джихада завершилась, и началось дробление Османской империи.