Мария Сергеевна Кондратова

Из информации о себе на форуме: "Крестилась 23 ноября 1999 года в Храме Михаила Архангела (МП) г.Пущино. Чем занимаюсь: а)Молекулярной биологией www.protres.ru - сайт нашего института б)Литературой http://www.litera.ru/slova/kondratova/ (подборка моих стихов, если интересно) www.russ.ru (несколько статей) в) Чем прийдется г)"молитвой и строевой подготовкой" По благословению духовника изменила данные в графе вероисповедание, но продолжаю настаивать на своем праве сомневаться в истинности тех или иных мыслей, не являющихся догматами Православной Церкви, и не считать свое видение истины всеобьемлющим и окончательным".

"Родилась в 1978 году в городе Рубежное Луганской (тогда еще Ворошиловградской ) области. Студентка Харьковского университета, поэтесса, прозаик, биохимик. В данный момент совмещает написание дипломной работы по молекулярной биологии с литературной и окололитературной деятельностью. За последние полгода опубликовала подборку стихов в сетевом альманахе "Словестность" и рецензию в Ex-libris. На сегодняшний день живет и работает в г.Пущино на Оке и верит в светлое будущее. В Русском переплете заведует отделом поэзии". (http://www.pereplet.ru/avtori/kondratova.html).

О себе в 2000 г.: "Десять лет тому напряженные и в любой момент готовые сорваться в крик "афганцы" втолковывали под гитару молодняку, что они сопляки, салаги и жизни не знают. Теперь эту же нишу заняли вернувшиеся с Кавказа "чеченцы". Горечь и надрыв в голосе остались те же, изменилась реакция слушателей. Мы, пятнадцатилетние, пели песни "про Афган", пытаясь изобразить не прокуренными еще голосами "бывалую" хрипотцу, прилежно "снимали" и аккорды и душевный надлом. Сомневаюсь, что кто-нибудь из современных тинэйджеров до такой степени пленится чеченской тематикой. Они пьют пиво, обсуждают новый альбом "Мумий-тролля", и считают, что тот, кто пошел в армию, "сам дурак". Я их не сужу, наши мысли в те годы были столь же незамысловаты и несамостоятельны. Мы поклонялись "афганцам" не потому, что их понимали, а потому, что юности свойственно поклоняться". (http://www.russ.ru/politics/articles/20000518_kondratova.html).

Статья от 22.1.2002: http://religion.russ.ru/discussions/20020122-kondratova.html

Политкорректность в зеркале христианской антропологии

В сфере идеологии, как и во всех прочих сферах, мода на "абсолютную новизну" время от времени сменяется модой на "псевдотрадиционность", когда к новомодным теориям белыми нитками пришивается пышное и почтенное родословие. Нередко в нем в том или ином контексте фигурирует христианство. Обычно с эпитетами "подлинное", "настоящее", "истинное". Цель настоящей статьи показать, как реально соотносятся между собой идеи политкорректности и взгляды христианства. Уверена, что, прочитав ее, многие предпочтут именно политкорректность... Но это, во всяком случае, будет сознательный выбор.

Разговор на эту тему стоит начать с разбора такого общеупотребительного термина, как "гуманизм". Именно на этом слове и производных от него понятиях в публикации на данную тему спекулируют чаще всего.

Не следует думать, что "гуманизм" автоматически означает что-то хорошее, светлое и возвышенное (как бы широко Вы не понимали это самое "хорошее"). Из слова это, во всяком случае, напрямую ни коим образом не следует. Если верить БСЭ:

Гуманизм (от лат. humanus - человеческий, человечный), исторически изменяющаяся система воззрений, признающая ценность человека как личности, его право на свободу, счастье, развитие и проявление своих способностей, считающая благо человека критерием оценки социальных институтов, а принципы равенства, справедливости, человечности желаемой нормой отношений между людьми.

Ключевым в этом определении является понятие "человек", которое христианская антропология и современные мировоззренческие системы трактуют очень и очень различно. Ведь по своему "гуманистами" были и германские наци, полагая, правда, что высокого звания "человек" заслуживают лишь белокурые арийцы. И это общее правило: стоит понять "человека" достаточно узко, и разницу между человеколюбием и человеконенавистничеством становится не уловить.

Христианство всегда - в одни века более в другие менее успешно - боролась с подобными упрощенными взглядами на человека, противопоставляя им свое глубокое и сложное мировоззрение.

В сердцевине его антропологии мы обнаруживаем такое понятие, как "личность". Оно же находится и в центре христианской теологии. Мы веруем в Бога, который является Личностью, и исповедуем, в прямом смысле этого слова, личное, личностное отношение Его к человеку. Сам термин "личность" был введен в христианское богословие и христианскую культуру людьми, которых Церковь и поныне чтит как "вселенских учителей и святителей", великими кападокийцами - Василием Великим, Григорием Богословом и Григорием Нисским. И суть "кападокийского синтеза" в Предании как раз и состоит в том, что "понятие ипостаси, то есть Аристотелева конкретного бытия, было связано с понятием личности - категории чуждой и даже просто незнакомой греческой философии, но основной для христианской библейской веры" (прот. Иоанн Мейендорф "Введение в святоотеческое богословие").

Содержание этого понятия можно определить лишь приблизительно. Сердцевина его - тайна. Много ли даст нам констатация того, что "лицо - целостность человека (лат. persona)", если мы все еще не уяснили, что есть человек и оттого слабо представляем, в чем заключается его целостность? "Я" - таинственно, как любовь, но столь же конкретно и осязаемо. Самоосознание относится к той сфере первичного, индивидуального опыта, которую не могут затемнить никакие позднейшие философские выкладки. "Я есть" - и точка. Недаром Григорий Богослов, приступая к размышлениям о непознаваемости сущности Творца, отталкивается от опытно известной непознаваемости человека (твари, творенья):

"«Уразуметь Бога трудно, а изречь невозможно», - так любомудрствовал один из эллинских богословов, и думаю, не без хитрой мысли; чтоб почитали его постигшим, сказал он: трудно, и чтоб избежать обличения, называет это неизреченным. Но как я рассуждаю, изречь невозможно, а уразуметь еще более невозможно". И тут же ниже: "Но даже едва ли возможно нам и точное познание твари. Ибо и здесь у тебя одни тени, в чем уверяет сказавший: узрю небеса, дела перст Твоих, луну и звезды (Пс 8:4) и постоянный в них закон, ибо говорит не как видящий теперь, а как надеющийся некогда увидеть. Но в сравнении с тварями гораздо невместимее и непостижимее для ума то естество, которое выше их, и от которого они произошли".

Именно личность в единстве души и тела предстанет перед Богом на Страшном Суде. И только тогда все тайное, сокрытое в ней до времени, станет подлинно явным. А до тех пор нам заповедано - "не судите". Это не запрет на мысль, но трезвое указание на тайну. Не судите. Вы не знаете Другого, Вы и себя-то не понимаете до конца, до тех глубин, где разверзается бездна бездн, где образ Божий и сокровенная сущность человеческого естества.

Человек не подлежит суду до Суда, но что-то же подлежит суду? Что? Подобно тому, как в Боге мы вслед за святителем Григорием Паламой различаем "Божественную сущность" и "Божественные энергии", в человеке подлежат различению личность и поступок, тайное и явное. Вот, что пишет об этом, тонко различая разные виды суждений, авва Дорофей:

"Иное же дело злословить или порицать, иное осуждать, и иное уничижать. Порицать значит сказать о ком-нибудь: такой-то солгал, или разгневался, или впал в блуд, или (сделал) что-либо подобное. Вот такой злословил (брата), т.е. сказал пристрастно о его согрешении. А осуждать значит сказать: такой-то лгун, гневлив, блудник. Вот сей осудил самое расположение души его, произнес приговор о всей его жизни, говоря, что он таков-то, и осудил его, как такого; а это тяжкий грех".

Только такой подход позволяет нам любить ребенка (личность!), не потакая при этом его лживости, капризам и своеволию. Как это звучало в одном из старых анекдотов "компот отдельно, а мухи отдельно". Многие же современные системы настаивают на том, что одно совершенно немыслимо без другого, утверждая принципиальную неотделимость компота от мух и наоборот...

И, разумеется, вдаваясь в сущность христианской антропологии, нам никак не обойти два таких фундаментальных понятия, как "дары" (в евангельской притче "таланты") и "грехи".

Дары - это вся совокупность обстоятельств, склонностей, талантов, предрасположенностей, которая предлагается нам помимо, а зачастую, и вопреки нашей воле. Понятие "дар" в христианстве много шире, чем то, к которому мы привыкли. В некотором смысле - оно пугающе широко. Здоровье, благосостояние, творческие способности - суть дары Божии. Но нищета, скорби, болезни - тоже дары. Не надо думать, что такое толкование - порождение сознания "извращенного" христианством. Это чувствовал уже ветхозаветный человек. Жена упрекала Иова: "Ты все еще тверд в непорочности твоей! похули Бога и умри" - и праведник отвечал ей: "Ты говоришь как одна из безумных: неужели доброе мы будем принимать от Бога, а злого не будем принимать?" (Иов 2:9-10).

Всякий дар от Бога - именно поэтому не подлежит обсуждению. Область "талантов" - область горизонтальных оппозиций. Тот, у кого врожденные музыкальные способности, не лучше и не хуже человека, начисто лишенного и голоса и слуха. Родиться женщиной - один дар, родиться мужчиной - иной. Но по слову Апостола Павла: "Дары различны, но дух один и тот же; и служения различны, а Господь один и тот же; и действия различны, а Бог один и тот же, производящий все во всех. Но каждому дается проявление духа на пользу" (1 Кор 12:4-7). Это область, в которой "инаковость" - священна, как знак особого Божьего благоволения, точка, в которой христианство и политкорректность соприкасаются, но лишь для того, чтобы немедленно разойтись в разные стороны.

Если дар - это действие в нашей жизни промысла Божия, Воли Божией, то всякий грех (антоним - добродетель) - плод свободного волеизъявления человека. (Здесь следует сразу провести различие между индивидуальным человеческим грехом и общей человеческой греховностью - следствием грехопадения.) Это область, если продолжить пользоваться философской терминологией, "вертикальных оппозиций". Добродетель лучше, выше греха, так как она приближает человека к Богу. В то время как грех - разлучает - человека и Бога, человека и человека.

Рассмотрев вкратце основные понятия христианской антропологии, попробуем посмотреть, как преломляются они в призме идеологии политкорректности.

Первое, что бросается в глаза, это предельное выхолащивание, обезличивание в ней отношения человека к человеку. О нет, разумеется, не "они первые начали", но с успехом продолжить - это тоже немало. Во всяком случае, вчитываясь в требование "При приеме на работу ни пол, ни цвет, ни сексуальная ориентация не должны приниматься в расчет - только соответствие деловых качеств кандидата необходимым требованиям", - трудно не заметить, что политкорректность шествует здесь рука об руку с философией, объявившей людей таким же товаром на вечно свободном рынке товаров и услуг, как электрические чайники или керамическая плитка. Такой подход требует вырвать (с кровью и мясом) из цельной человеческой личности пресловутые "деловые качества" и оценивать только их, как оцениваем мы в бытовых приборах "технические характеристики".

Это "не работает" даже в сфере чисто деловой. От последнего банковского клерка требуется больше, чем знания по специальности "финансы и кредит", от него ожидают лояльности и сознательной преданности интересам корпорации. Что уж говорить о сферах деятельности, где что ни день - то поход в разведку, не в прямом, так в переносном смысле этого слова? Человек, в котором высокие деловые качества уживаются с низкими моральными принципами, - потенциальный предатель, та самая крыса, которая первой побежит с тонущего корабля. Пол тут, разумеется, ни при чем, и даже ориентация, как врожденная предрасположенность - ни при чем, но вот сексуальное поведение (область поступков), очень даже "при чем". Человек, идущий на поводу у собственной похоти, неразборчивый в связях, - потенциальное "слабое звено" для любой цепи.

Второй момент - предельное равнодушие к человеку как таковому. В политически корректном словаре "терпимость" сплошь и рядом подменяется "толерантностью". На первый взгляд это выглядит обычным предпочтением красивого иноязычного слова, в конце концов, разве не происходит толерантность от лат. tolerantia - терпение? Но если мы приглядимся к "окружению" этого слова, которое используется не только социологами и философами, но и медиками, иммунологами и биологами, то увидим в нем оттенок, который отсутствует в русском эквиваленте. Иммунологическая (фармацевтическая) толерантность - это ослабление или отсутствие ответа на раздражитель (антиген, фармпрепарат). В эмоциональной сфере наиболее близким аналогом будет как раз равнодушие. "Разве я сторож брату моему?" Другой - не просто Другой, он бесконечно далек от меня, недостижим, как соседняя галактика. Что мне до него?

Человека можно полюбить за его инаковость (в случае, если она лежит в сфере "даров" и "добродетелей", но не "грехов"). Мужчины любят женщин, потому что они другие, взрослых умиляют дети, такие непохожие на них (но трезвенник едва ли полюбит пьяницу за пьянство, разве что вопреки). Мы ценим хороших талантливых людей, хотя сами не таковы. И даже гомосексуальное тяготение внутри одного пола ищет различий, а не сходства. Но политическая корректность так же яростно, как некогда социалистическая, утверждает: "Различия не важны. Различий нет", проповедуя, в конечном счете, равнодушие ко всему, что отличает людей друг от друга. Причем такие качества, как вероисповедание, и система ценностей, идеалы, перечисляются апологетами толерантности через запятую с полом, возрастом и цветом глаз, как величины одного порядка.

Терпимость "терпит" грех любимого человека, как терпят сильную боль. Толерантность принимает его "не глядя", как терпят грязь в чужой квартире, "какая мне в сущности разница?" (сравните у Даля: "Терпимый, что или кого терпят только по милосердию, снисхождению. -мость, свойство, качество это").

Причиной "перегибов", наподобие тех, что описаны выше, является беззаконное (с точки зрения христианства) расширение сферы "горизонтальных оппозиций" за счет включения в нее оппозиций прежде бывших "вертикальными". При этом даже самым оголтелым сторонникам идеологии политкорректности понятно, что расширение это не может быть безграничным. Наикорректнейшее государство не просуществует и дня, если объявит преступление "вариантом нормы", и даже самые либеральные деятели отказываются (по крайней мере на словах) считать педофилию "нетрадиционной сексуальной ориентацией". Последний пример, кстати, прекрасно иллюстрирует внутреннюю противоречивость обсуждаемой нами идеологии. Строжайше табуируя сексуальные отношения между детьми и взрослыми, она очень терпимо, чтобы не сказать поощряюще, относится к "свободной любви" среди несовершеннолетних. Получается парадоксальная ситуация, когда сожительство (без каких бы то ни было обязательств) двоих подростков рассматривается как реальность, не заслуживающая даже общественного порицания, в то время как (даже совершенно добровольное!) плотское соитие их с совершеннолетними является уголовным преступлением.

Еще сложнее обстоит дело с наркоманией. Кто такой наркоман? Другой, избравший "альтернативный образ жизни", несчастный, которого нужно спасать, или (и) человек, для которого вероятность асоциального и просто преступного поведения много выше среднестатистической?

Христианская концепция "греха" (даже если Вы не верите в ее истинность) представляется на порядок более последовательной, чем плывущие "нормы" политической корректности (недаром самое распространенное обвинение в адрес этой идеологии - "насаждение двойных стандартов"). Политкорректность - законное дитя юридического права, запрещающего одному человеку убить другого. Но христианство доводит этот принцип до логического конца. Оно запрещает человеку убивать самого себя. Оно восстает против всего того, что губит человеческую душу, утверждая, что предпочесть чужую жену своей - это совсем не то же самое, что предпочесть шахматы шашкам, а манную кашу гречневой. Библия предлагает всеобщему вниманию перечень действий, умерщвляющих душу, что называется, "наверняка". Подобно тому, как общество по защите прав потребителей регулярно публикует информацию о товарах, пользование которыми не способствует здоровью и долголетию. Но при этом к мнению экспертов-защитников обычно прислушиваются гораздо более внимательно, чем к словам евангельской заповеди. И редкий человек продолжит есть йогурт, в котором обнаружили канцерогены, аргументируя это тем, что "я ем его уже 5 лет и прекрасно себя чувствую". Всем понятно, что, когда речь идет о раке, чувствовать себя прекрасно можно почти до самого конца, когда уже невозможно будет ничего изменить. Христианство утверждает, что в духовной жизни действуют ровно те же законы (и приводит бесчисленное число примеров тому, не мистических, а самых, что ни на есть житейских), но остается не услышанным в мире, где нет никакой возможности оправдать плохой цвет лица или скверный запах изо рта, но имеется безграничное число способов представить свое душевное уродство "альтернативной" формой красоты.

Политкорректность многих и по многим причинам не устраивает (см. дискуссию на эту тему в РЖ), но тем не менее влияние ее исподволь неуклонно растет. Почему? Помимо великого множества политико-экономических причин, у нее есть верный союзник в самом павшем человеческом естестве - потребность в самооправдании. Помните, как в Эдеме Адам и Ева кинулись обвинять Змия и друг друга? За тысячи лет, прошедших с тех пор, не изменилось ровным счетом ничего. Гомосексуальность как "вариант нормы" защищают отнюдь не только гомосексуалисты, "альтернативную нравственность" и "альтернативную истину" охотно насаждают все те, кому "на поле" просто нравственности и просто истины ничего не светит.

Любить ребенка с синдромом Дауна можно, не забывая об его болезни, но если ты хочешь оболванить всех вокруг, то выгоднее всего утверждать даунизм как норму существования. Включите телевизор - там сегодня выступает Алена Апина. Знакомьтесь - это "альтернативный талант"... Вы еще не поняли, какой во всем этом смысл? Ответ на этот вопрос Вы найдете на другом канале, где политики (наши ли, заокеанские ли) демонстрируют "альтернативную совесть".

Статья от 20.11.2001 - с http://religion.russ.ru/discussions/20011120-kondratova.html:

Пожалуй, ни одна публикация, посвященная кризису (очередному?) западной цивилизации не обошла стороной жестокого, вопиющего противостояния "сытого" (чтобы не сказать "зажравшегося") севера голодному югу. Призыв "накормите голодных, а потом качайте права" явно или скрыто повторялся практически во всех статьях, посвященных прискорбным "перегибам" в политике стран "первого мира" по отношению ко всем остальным. Это звучало очень искренне, очень благородно, но меня все время не покидало ощущение, что, хотя полемисты обрушивали на цивилизованный мир гору упреков и лавину вопросов, это были не те упреки и не те вопросы... (первые из приходящих в голову, но отнюдь не последние). Постепенно это смутное подозрение выкристаллизовалось во что-то наподобие уверенности. Возможно, она покажется вам бесчеловечной (мы ведь все нынче гуманисты...), но вы все-таки найдите в себе силы дочитать до конца.

Западная цивилизация традиционно самоопределялась как христианская, и нельзя назвать эту ее претензию совсем уж безосновательной. Она действительно исповедовала и продолжает исповедовать Христа. Но, пожалуй, лишь немногие богословы задумываются над вопросом: какого именно Христа. А ведь достаточно очевидно, что Христос для католика, и, скажем, для Свидетеля Иеговы - это разные личности, не говоря уж о Христе какого-нибудь новообращенного евро-буддиста, который полагает сына Марии славным парнем, чуть-чуть не дошедшим до полного просветления, ну да ничего, бог даст в следующем перерождении... В истории мы имеем безумное (иначе просто не скажешь) количество этик, именующих себя христианскими, а ведь этика - это еще, пожалуй, самая "прозрачная" часть Нового Завета. Как справедливо заметил в начале прошлого века Честертон - мир полон одичавших христианских добродетелей, которые в таком разобщенном состоянии бывают способны переплюнуть иные грехи... И в этом смысле все мы, безусловно, христиане, но христиане дикие.

Если говорить о западном видении Христа, то это, прежде всего, Христос, кормящий голодных и излечивающий больных и увечных. Социально-служащий Христос, если позволительно применить к Нему подобную конструкцию, порожденную католическим и протестантским богословствованием. Именно призыв к осознанию важности "добрых дел" и "социального служения" питает практически все экуменические движения. Вопрос о том, можем ли мы молиться вместе, предлагают отложить "на потом", но ведь мы в любом случае уже сейчас можем вместе помогать обездоленным - так давайте с этого и начнем - вот идея, которая красной нитью проходит через все примиренческие послания.

Нельзя сказать, что она воспринимается "на ура" всем западным миром. Многие богословы, в частности католический кардинал Рацингер, с тревогой пишут о том, что "во взглядах на новозаветное провозвестие любви в наши дни все больше обнаруживается тенденция к полному растворению христианского культа в братской любви, в «со-человечности», так что уже не остается никакой любви непосредственно к Богу или же почитания Бога; признаются лишь горизонтальные связи, а вертикаль непосредственной связи с Богом отрицается... Братская любовь, стремящаяся быть самодовлеющей, непременно (выделено мной. – М.К.) становится крайним эгоизмом самоутверждения". Но многие ли, на западе ли, на востоке ли, читают труды серьезных богословов? Особенно, если учесть, что у деятельного гуманизма есть на западе не менее авторитетные предтечи. От Ансельма Кентерберийского с его учением о принесении удовлетворения за грехи до "теологии освобождения". Протестантизм, правда, провозгласил было, что добрые дела представляют ценность лишь как плод веры, но на бытовом уровне это обернулось ровно тем же, только с обратным знаком. "Если я истинно верую - то творю добро" легко и непринужденно подменилось на "раз я творю добро – значит, вера моя истинна".

Мысль, что голодного надлежит накормить, а раздетого - одеть, соблазнительна своей простотой и очевидной бесспорностью. Это то немногое, что готовы приветствовать в христианстве даже люди сознательно далекие от него. Как пишет в одной из глав своей книги искренне уважаемый мною Илья Смирнов: "Для начала нужно признать, что так называемая западная культура подошла - или, точнее, подходила в историческом промежутке от Вьетнамской войны до Югославской - ближе всего к осуществлению христианского идеала человеческого общежития. Такой вывод мы должны сделать на основании прямого указания, содержащегося в Евангелии: «истинно говорю вам: так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне» (Мф. 25:40). Можно сколько угодно объяснять "сытостью" европейского или американского "обывателя" (даже "сытостью за чужой счет") его готовность помогать то тюленям с Алеутских островов, то больным детям, голодающим в российских детдомах среди высочайшей "духовности", в которой мы, конечно же, Америку неизмеримо превосходим. Выше уже говорилось (гл. 2) о "человеческом лице" капитализма. Цивилизация, победившая в Холодной войне, оказалась добрее на уровне повседневных человеческих отношений: добрее к пенсионерам, детям, больным и к тем же заключенным. Именно бытовым человеколюбием она отличалась в лучшую сторону как от "реального социализма", так и от европейского средневековья. (Человеку церковному трудно признать этот факт, поскольку тогда придется соглашаться с идеей прогресса, в том числе и нравственного, который не соотносится прямо с хождением или не-хождением в храм.)".

Сторонники подобного подхода упрекали и продолжают упрекать Восточные церкви в противовес деятельному западному христианству в оскудении любви и холодном мистицизме с уклоном в монофизитское и гностическое презрение к реальному миру. Исторически эти упреки, скорее всего, справедливы. Но речь не об истории. Речь о метафизике. В христианском гуманизме западного толка кроется логическая ловушка, неизбежно оборачивающаяся тупиком. Если для того, чтобы чувствовать себя добрым христианином (светский вариант - хорошим человеком), нужно непременно помогать обездоленным, значит, обездоленные должны быть! Без них эта практическая (слишком практическая!) этика просто-напросто повисает в пустоте! Лучше всех этот парадокс со свойственной ему иронией сумел выразить в одной из своих повестей Джером К. Джером:

"- До чего полезны бедняки! - несколько неожиданно заявил Мак-Шонесси, задрав ноги на каминную полку и откинувшись на стуле под таким опасным углом, что мы все уставились на него с живым интересом. - Мне кажется, что мы, жалкие писаки, даже не представляем себе до конца, сколь многим мы обязаны людям, не имеющим средств к существованию. Что было бы с нашими ангелоподобными героинями и благородными героями, если бы не бедняки? Мы желаем показать, что любезная нам девушка так же добра, как красива. Что же мы делаем? Мы вешаем ей на руку корзину с цыплятами и бутылками вина, надеваем ей на голову прелестную маленькую шляпку и посылаем ее обходить неимущих. А каким способом доказать, что наш герой, который кажется всем отъявленным бездельником, на самом деле является благородным молодым человеком? Это возможно, если объяснить, что он хорошо относится к беднякам.

В реальной жизни они так же полезны, как и в литературе. Что утешает торговца, когда актер, зарабатывающий восемьдесят фунтов стерлингов в неделю, не в состоянии уплатить ему свой долг? Разумеется, восторженные заметки в театральной хронике о том, что этот актер щедро раздает милостыню беднякам. Чем мы успокаиваем негромкий, но раздражающий нас голос совести, который иногда говорит в нас после успешно завершенного крупного мошенничества? Разумеется, благородным решением пожертвовать "на бедных" десять процентов чистой прибыли.

Что делает человек, когда приходит старость и настает время серьезно подумать о том, как обеспечить себе теплое местечко в потустороннем мире? Он внезапно начинает заниматься благотворительностью. Что стал бы он делать без бедняков, которым можно благодетельствовать? Он никак не мог бы измениться к лучшему. Большое утешение знать, что есть люди, нуждающиеся в грошовой милостыне. Они - та лестница, по которой мы взбираемся на небо".

Думаете, за сто с лишним лет что-нибудь изменилось? Возможно, но в интернет-споры о Билле Гейтсе и по сию пору вступают дамы, восторженно повествующие о том, как много доброго глава Майкрософта сделал для негритянских детишек. Да что далеко ходить, я сама не рискну назвать Джорджа Сороса "жуликом" или "ворюгой" даже в частной беседе, а (помня о его подачках российской науке) непременно поищу более "благородный" эпитет. Что бы там нам ни говорили... цензура - хорошо, а самоцензура - лучше...

Искоренив вопиющую нищету у себя дома, страны первого мира (за исключением, пожалуй, Японии) теперь объективно нуждаются в существовании мира третьего, для того чтобы чувствовать себя "хорошими парнями". (Есть в любом человеке такое простодушное детское стремление найти повод сказать о себе "а я хороший"... Этот порыв сам по себе вовсе не плох, вопрос, как всегда, о средствах, обеспечивающих приятное самоуспокоение.)

Кроме того, помощь сирым и убогим где-нибудь на краю света - отличный клапан для недовольных молодых бунтарей "с идеалами", из тех, с кем не проходит описанный все тем же И. Смирновым подход:

"Повторяя своих предшественников, либералы извлекают уроки из их ошибок. Установлено, что в обществе рано или поздно формируется прослойка, которая даже при регулярном прикорме с барского стола склонна к "нерыночному" идеализму и свободомыслию (наука и искусство как раз способствуют ее появлению). Коммунистические вожди недооценили опасность этой прослойки. Недооценили природную (биологическую) склонность молодежи к противоречию. Репрессиями они только умножали число врагов. Либералы решают проблемы иначе. Среди прочих суррогатов они выносят на прилавок "свободного рынка" суррогаты диссидентства.

Ты не любишь наш строй, мальчик? Отлично! Флаг - то есть шприц с героином - тебе в руки!

Ты будешь самым крутым революционером в истории. Христос, Маркс и Че Гевара отвергали только то, что считали неправильным. А ты скажешь, что весь мир - дерьмо!

Главное - не растерять революционности в мелочах. Если тебе не понравилось какое-то заявление папы, не стоит тратить времени на сопоставление хорошего и дурного в христианском учении. Возьми лучше топор - и поруби иконы. И кричи про Божью Матерь... Кричи громче! Чтобы все верующие тебя услышали. Чтоб запомнили до второго пришествия, как выглядит настоящий революционер. И чтоб ответили в том же духе. А мы вашу дискуссию покажем в ток-шоу".

Плюс ко всему этот "клапан" позволяет сколотить на тех же бунтарях неплохой политический капитал. Они вам сюжет про бомбардировки мирного населения, а вы им сюжет про самоотверженных врачей (учителей, миссионеров) в дебрях Африки. Карта бита, счет один-один.

Как давно известно психологии, настрой на борьбу и настрой на победу - это два совершенно разных процесса. Бороться можно долго - всю жизнь. А победить за один день. Я позволю себе сделать маленький бесчеловечный прогноз. Запад (на государственном уровне) будет продолжать борьбу с нищетой в странах "третьего мира", с переменным успехом, но изо всех сил будет стремиться оттянуть окончательную победу... И отнюдь не потому, что она ему не по силам. Просто победа эта (случись она) неизбежно окажется Пирровой. (Хотя, к слову сказать, подавать милостыню так, чтобы она была "во благо", - вовсе не так просто, как это кажется на первый взгляд, и первые христиане, в отличие от нас - христиан диких, прекрасно это понимали. Не даром в Дидахи (один из древнейших памятников христианской письменности) сказано "пусть милостыня твоя запотеет в руках твоих, пока ты не узнаешь, кому дать". Как далек подобный подход от помощи "на скорую руку", последствия которой приходится расхлебывать годами, читатель может оценить сам.)

Проблема нищеты, при всей ее сложности, не более неразрешима, чем проект "геном человека" или создание системы ПРО. Если бы кто-нибудь в мире первом был действительно заинтересован в ее исчезновении, она бы уже давно была решена. Но что останется тогда цивилизации, то гордо, то стыдливо именующей себя христианской и поставившей общественную сытость мерилом духовности?

Признаюсь, концепция "прав человека" в том виде, в каком она закрепилась в массовом сознании, с некоторых пор вызывает у меня живейшее отвращение своею прискорбною односторонностью. Взглядом на человека, как на бездушную скотинку, которую нужно кормить, поить и обеспечивать работой. Да, в человеке есть и это. Но современная западная цивилизация, похоже, вообще не готова задаться вопросом "А что дальше?". Как "быть хорошим" в мире, где все худо-бедно сыты, одеты и обеспечены возможностью получить, по крайней мере, начальное образование?! (То, каким должно быть это образование - отдельный вопрос.) За что бороться?! За видео приставку в каждое бунгало? За равный доступ к порносайтам и библиотеке конгресса?

Пока еще у западной цивилизации есть время потешиться собственным гуманизмом или (кому что больше нравится) своей верностью "истинно евангельскому духу", тратя на косметику и спиртное суммы, которых хватило бы, чтобы обеспечить питьевой водой всех жаждущих и учителями всех неграмотных. Но в один прекрасный (ужасный) момент чаянья западного христианства все-таки осуществятся... Наверняка осуществятся! Все, кого нужно накормить - будут сыты, все, кого можно исцелить - вылечены, и все без исключения одеты и обучены катехизису. У нас есть неплохой шанс дожить до этого момента, ведь не всё же, в конце концов, в первом и лучшем из миров - гнилой прагматичный меркантилизм, там есть и идеалисты, и христиане... большинство из которых - христиане "одной заповеди". (Это не упрек - у нас и того нет...) Боюсь, именно победа этих идеалистов может оказаться самым страшным идеологическим поражением "первого мира" (все с теми же неизбежными оговорками относительно стран дальнего Востока) за последние сотни лет.

Одно время было модным говорить о "христианстве после" (после Освенцима, после сексуальной революции, после окончания второго тысячелетия). Анализировать прошлое - дело хорошее, но я предлагаю, для разнообразия, задуматься о вещах более насущных: о будущем, о будущем нашего общего "христианского мира" после наступления всеобщей, всемирной сытости. О том, почему насыщавший голодных Христос возражал сатане, что "не хлебом единым" и проповедовал не "развитой капитализм с человеческим лицом", но Царство Божие и правду его.

PS: (Специально для любителей нравственного богословия и умеренного самобичевания)

Мы смотрим не туда... Охотно и даже не без удовольствия мы признаем себя виноватыми перед малыми народами и большими китами. Мы множим свою вину, дробим поводы для покаяния. Как преступник, который боится, что его уличат в убийстве, мы торопливо признаемся в краже спичек - только бы поскорее откаяться. Мы христиане. Христиане, привыкшие обходиться без Христа. Тяжеленный брус, который Он сквозь века несет на Голгофу. Мы жалеем и любим бедных, отчего же не пожалеть, но любим ли мы Его? Хотя бы как Петр, через собственное тройное предательство? Я написала "христианство после сытости" потому, что мне не сразу дались эти слова... но это вполне может оказаться "христианство после Христа". "Знаешь ли ты, что пройдут века, и человечество провозгласит устами своей премудрости и науки, что преступления нет, а, стало быть, нет и греха, а есть лишь только голодные. «Накорми, тогда и спрашивай с них добродетели!» - вот что напишут на знамени, которое воздвигнут против тебя и которым разрушится храм твой."

Можно не верить Достоевскому, но полезно задуматься, отчего в своем гуманизме (якобы христианском!) мы обнаруживаем такое поразительное единомыслие с его Великим Инквизитором. Мы знаем человека - голодного немощного, злого, но верим ли мы в человека, который настолько велик, что только Бог вполне может утолить снедающий его голод? Голодному можно протянуть кусок хлеба, этот урок мы усвоили, но не пришла ли пора задуматься о том, что мы - христиане - можем протянуть сытым?...