Владимир Спиридонов

Опасные связи или Тщетная предосторожность

http://new.hse.ru/sites/psychology_magazine/rus/v4_n4.html, 2007

ПCИХОЛОГИЯ. Журнал Высшей школы экономики, 2007. Том 4, № 4

Иудеи ищут знамений,

А еллины – доказательств.

Популярная

 интернетовская шутка

1. Начну с формулировки основного тезиса: психологическая наука, безусловно, не совместна ни с какими формами религии. Речь, понятно, идет не о личных религиозных пристрастиях исследователей (они могут быть любыми, а могут и отсутствовать в принципе), а о тех формах мышления или видах рациональности, которые предполагаются двумя обсуждаемыми сторонами. Чтобы не жонглировать абстракциями, позволю себе проиллюстрировать это суждение наиболее известным и все еще очень «горячим» примером – столкновением между сторонниками эволюционной теории и креационизма по поводу происхождения человека.

В большинстве ведущихся дискуссий (современные образцы можно найти и в бумажной прессе, и в интернете) явно не учитывается, что в данном случае сталкиваются просто таки несравнимые по своему статусу утверждения. Их содержательное противоречие – разная трактовка одного и того же предмета – обманчивая иллюзия. Эволюционная теория – пример научной теории со всеми признаками и атрибутами: она имеет автора, предлагает содержательное объяснение большому числу событий, подтверждается набором фактов (наблюдательных и экспериментальных), допускает независимые проверки (это значит, что проверяются другие следствия теории, отличные от объясняемого), может быть опровергнута с помощью эмпирических проверок и т.д. Еще некоторое количество характеристик можно найти у философов-постпозитивистов (например, Поппер, 2002; Лакатос, 2003).

Креационизм тоже предлагает свое объяснение происхождению человека. Однако устроено оно совсем не так. Возможность независимой проверки этого построения отсутствует. Опровергнуть его принятыми в науке способами тоже не представляется возможным – мешает само его устройство. Особенно занятен вопрос авторства – идея богосозданности человека древнее практически любой из ныне существующих религий – ее возникновение теряется в глуби веков. Непонятно, кто ее выдвинул и на основании каких аргументов. Таким образом, мы сталкиваемся в этом случае с не-теорией. В зависимости от личного вкуса можно считать креационизм мифологическим сюжетом, символом веры, архетипом человеческого сознания и т.д. В любом случае противопоставлять эту идею эволюционной теории в качестве альтернативной теории – грубая ошибка.

Это поразительным образом признают даже противники идей Дарвина. В ходе судебных процессов (последний несколько месяцев назад имел место в Санкт-Петербурге) обычно требуют запретить теорию эволюции или преподавать наряду с ней креационизм, но я не слышал о требованиях признать ее опровергнутой.

На материале проведенного сравнения легко видеть, что любая теория – объяснение, но не всякое объяснение – теория. Однако это еще не все.

Систематическое разгадывание головоломок, свойственных нормальной науке (Кун, 2003), которым занимаются исследователи в самых разных сферах, подчиняется некоторым рациональным правилам. Только в этом случае получаемые результаты обладают какой-то научной ценностью. В противном случае каждый будет играть в «своей песочнице». Научная истина – процедурна по своей природе: четко известно, что сделано или должно быть сделано, чтобы получить (повторить, проверить) данный результат или обобщение. Это касается не только физики и естественных наук. Также дело обстоит в истории, языкознании, культурной антропологии и т.д. Собственно, и психология ничем не выделяется из общего ряда – но только когда ее адепты занимаются реальными исследованиями, а не разговорным «жанром», который становится все популярнее. Поэтому, представляется, что коллеги, участвующие в дискуссии, не правы, когда противопоставляют традиционную психологию христианской на основе принятой в первой естественнонаучной парадигмы, позитивистской методологии или склонности к сциентизму. С равным успехом вместо психологии можно подставить ботанику, экономику или криптографию. Всякий раз мы будем сравнивать науку с не-наукой.

Любое научное исследование (даже в ситуации смены парадигм или одновременного сосуществования многих общих теорий, что характерно для психологии) – это игра по правилам. А они у исследовательского психологического и религиозного мышления очень разные. Понятно, что истиной можно признать, что угодно. Но если религиозное откровение тоже несет в себе истину, то это омоним по отношению к процедурному ее пониманию. Собственно, здесь и проходит водораздел: любая иллюзия претендует на статус истины, если у нас нет способов ее проверки и критики. Ориентация на контролируемую критичность – основа научного мышления. В противовес этому многочисленные конструкции религиозного мышления (например, культивируемое отношение к знамениям и чудесам (как «историческим», так и современным)) содержат богатый материал для анализа пралогического мышления, нечувствительного к опыту и игнорирующего противоречия (Леви-Брюль, 1999).

2. Думаю, однако, что «нерв» разворачивающейся дискуссии о взаимоотношениях психологии и религии лежит в иной плоскости. Адепты христианской психологии не претендуют на то, чтобы перекроить по своей мерке традиционные психологические исследования, но лишь указать на их неполноту и малую ценность. Обогащение предмета психологии категориями души, духа, одухотворенной телесности, правильно понятой личности и др., а ее методов – объективацией личностного опыта как достоверного материала (Лоргус, 2007) или апелляцией к точке зрения внутреннего наблюдателя (и, наверное, чем-то еще) должно превратить «психологию психики» в «психологию человека» (Слободчиков, 2007).

Что же произойдет, если это действительно случится и персонализация онтологии человека (Слободчиков, 2007) станет явью? В плане теоретико-методологическом – ничего особенного – оформится еще одна понятийная система, претендующая на концептуализацию целостного человека (личности, которая есть целостный, всеохватный способ бытия сразу всего человека (Слободчиков, 2007)). Таких было и есть множество и в психологии, и в сопредельных областях знания.

Однако произойдет существенный сдвиг в совершенной другой сфере, лежащей далеко за пределами научных дискуссий. Мне кажется, что подоплекой настоящего обсуждения являются неартикулированные обеими сторонами претензии на обладание или доминирование в рамках чрезвычайно важной социальной позиции или социальной практики – «учителя жизни» или «советчика» - человека, к которому можно обратиться, попав в сложную жизненную ситуацию. В своей консультационной, реабилитационной, психотерапевтической деятельности психологи в широком смысле (к ним относятся и представители близких профессиональных сообществ) активно обустраивают эту нишу, которая, как кажется, принадлежит им. В отличие от узких предметных специалистов, консультирующих по юридическим, финансовым, налоговым и т.п. вопросам, психологи претендуют на то, чтобы наряду со всем прочим обсуждать с клиентами «вечные» темы – смысла, бессмыслицы, любви, смерти, должного и запретного. Если по отношению к своей пастве эту обязанность издревле отправляют священнослужители, то светская публика может обратиться к стремительно складывающемуся в нашей стране институту личных или семейных консультантов. Часто их называют «психоаналитиками», хотя к психоанализу большинство из них ни по образованию, ни по используемым методам не имеют ни малейшего отношения.

Понятно, что светские специалисты значительно меньше связаны какой-либо догмой, их труднее (если вообще возможно) контролировать, но при этом они (по крайней мере, их более профессиональная часть) понимают, что не обладают истиной в последней инстанции и лишены возможности ссылаться на непререкаемые авторитеты. Доступную им стратегию действия я бы назвал «ограниченным учительством». Христианские же психологи, вооруженные теперь знанием о целостном человеке лишаются любых ограничителей, вытекающих из относительности человеческого знания, в том числе и психологического – перефразируя классический текст: знают путь, и истину, и жизнь.

Очерченное поле «учительства», таким образом, является остро конкурентным по самому способу понимания и разговора о проблемах, с которыми сталкивается клиент, не говоря уже о видах предлагаемой ему помощи. Конкуренция между разными специалистами обычно весьма благотворна. Однако если сюда добавится еще и авторитет, социальные и иные возможности, стоящей за христианскими психологами организации, то ситуация станет неравной и очень тревожной. Так, ее аналогией в сфере образования выступают настойчивые (и небезуспешные) попытки священнослужителей попасть в качестве учителей, разработчиков или заказчиков учебных программ в государственные школы и вузы.

Благостный взгляд на причины противостояния двух психологий и возможности их мирного сосуществования в одной плоскости (Братусь, 2001) похож на утопию. Ведь отстаиваемые познавательные и практические истины настолько различны, что принятие одних делает очень сомнительным одновременное принятие других (хотя биографии-контрпримеры, конечно, имеются).

3. Польза разворачивающейся дискуссии состоит, как мне кажется, в прояснении самого устройства тяжущихся сторон: заявляя о своей особой точке зрения на предмет, каждая из них лучше простроит и зафиксирует свою инаковость, а заодно и особенности сегодняшнего своего состояния. (Не знаю, правда, есть ли у христианской психологии текущее состояние и, соответственно, развитие, или это всегда пребывание в «вечности»). Так, дискуссия с очевидностью подчеркивает тяжелое положение психологической науки в нашей стране и постепенную замену научного мышления в этой сфере другими формами интеллектуальной деятельности.

4. И последнее. Рад был бы ошибиться в прогнозах, но, учитывая размах «бытовой» религиозности и количество усилий по распространению «не-научных» истин разного толка (а заодно и соответствующих форм мышления), боюсь, что в скором будущем христианская психология останется единственным видом психологии в нашей стране, и проблема – предмет настоящей дискуссии – отомрет сама собой. Тогда не слишком давняя историческая ситуация, когда в номенклатуру ВАКа еще входил «научный коммунизм», а не «теология», но экспериментальные исследования в психологии не были на грани исчезновения, будет вспоминаться с изрядной ностальгией.

Литература

1. Братусь Б.С. Психология: учение о душе или наука о психике // Труды Института пси­хологии им. Л.С. Вы­готского РГГУ, вып. 1,  М., 2001 с. 214-221.
2. Кун Т. Структура научных революций. – М., 2003.
3. Лакатос И. Методология исследовательских программ. – М., 2003.
4. Леви-Брюль Л. Сверхъестественное в первобытном мышлении. – М., 1999.
5. Лоргус А.В. Психология – с религией или без нее? // Психология. Журнал Высшей школы экономики. 2007. Т. 4, №2. С. 58-64.
6. Поппер К. Объективное знание. – М., 2002.
7. Слободчиков В.И. Христианская психология в системе психологического знания // Психология. Журнал Высшей школы экономики. 2007. Т. 4, №2. С. 90-97.